Комиссар «Марата», герой Севастополя

Аннотация
Книга перенесет читателя в огненную Одессу и героический Севастополь, расскажет о боях и подвигах советских людей у стен Новороссийска и Керчи. Одним из руководителей обороны Севастополя, сражений за другие черноморские города-герои был Герой Советского Союза вице-адмирал Н. М. Кулаков. О его интересной и кипучей жизни, таланте политработника рассказывает автор — военный журналист В. Ф. Макеев, лично знавший героя своей книги.  

Н. М. Кулаков — волевой, решительный и в то же время веселый, жизнерадостный человек… его знал в лицо каждый матрос. Маршал Советского Союза Н. И. Крылов В музее героя Дорога, бегущая вдоль лугов и перелесков из Тулы в районный центр области Кимовск, неподалеку от города Узловая, разделяется на две. Основной, асфальтовый путь, прямой, довольно широкий, продолжается на юг. Другая магистраль, отходя почти под прямым углом, поворачивает затем на север. Будто кусочек стальной проволоки к магниту, притягивает ее к Шатскому водохранилищу, привольно разлившемуся за плотиной, перегородившей тихую реку Лат. Асфальтовая полоска идет дальше — на Бобри Донской и Кимовск. Неблизкий путь от Москвы позади, я в Кимовском районе, на родине известного в нашей стране человека, Героя Советского Союза вице-адмирала Н. М. Кулакова. В годы Великой Отечественной войны — члена Военного совета Черноморского флота, одного из руководителей обороны Севастополя, боев за три других города-героя. Здесь, в крохотном домике у железнодорожного переезда, стоявшем поблизости от села Ивановское, в 1908 году родился Николай Михайлович. Вместе со знатоком района, сотрудником краеведческого музея, влюбленным в родной край человеком, тезкой адмирала — Николаем Васильевичем Федькиным, мы зашли в здание кимовского Дома пионеров и поднялись на второй этаж. Сразу привлекла внимание витрина, посвященная Н. М. Кулакову. Рассматриваю фотографии давно знакомого и глубоко чтимого мною человека. Здесь же его печатные труды, личные вещи, присланные семьей адмирала из Ленинграда. — В музее принимаем ребят в пионеры, проходят сборы, — рассказывает Федькин. — Места маловато. Да что note 1 поделаешь, с жильем в городе пока неважно. Краеведы установили пятьсот восемьдесят семь фамилий в недавнем прошлом безымянных бойцов, захороненных в нашем районе. Проводится операция «огненная деревня». Мы ставим памятники-стелы на местах, где до войны были деревни и села, дотла затем сожженные фашистами. Узнаю, что это не основная экспозиция, посвященная Н. М. Кулакову. Земляки Николая Михайловича создали музей героя на центральной усадьбе колхоза «Победа» в селе Кропотово. В новеньком коттедже, где он размещен, представлено четыре довольно обширных раздела. Первый — жилище сельского жителя начала века. Большая побеленная русская печь, подле которой чугуны, ухваты. На полках посуда — горшки, деревянные ложки, другая утварь. В стороне от печи деревянный стол, деревянная прялка. Примерно такой и была избушка, где жили родители Кулакова. Второй раздел посвящен коллективизации. Здесь собраны документы двадцатых и тридцатых годов, письма, рукописные воспоминания сельских ветеранов. В это время Николай Кулаков уже жил на Украине, активно участвуя в коллективизации: выступал перед крестьянами, помогал создавать комсомольские ячейки. Люди низко склоняют головы, на глаза многих наворачиваются слезы, когда они проходят в третий раздел музея. Он открывается списками тех, кто не вернулся с войны: отцы, деды, мужья, братья, суженые… И снова встреча с запечатленным на фотографиях Николаем Михайловичем: то он с руководителями флота, то среди краснофлотцев. Вот ведет сокрушительный огонь по врагу лидер «Ташкент», сумевший в последнем рейсе из осажденного Севастополя вывезти, сберечь нашему народу знаменитую панораму Ф. А. Рубо «Оборона Севастополя в 1854–1855 гг.». Здесь же представлены труды, личные вещи Н. М. Кулакова. И, наконец, четвертый раздел, где встречаются прошлое и будущее, — о сегодняшних и завтрашних делах земляков note 2 Николая Михайловича, планах колхоза по выполнению решений XXVII съезда Коммунистической партии — обширных, продуманных. Что же, замечательные свершения — лучший памятник человеку, вся жизнь которого с юных лет прошла в трудах и заботах о счастье и безопасности нашей Отчизны. Так оживали страницы жизни коммуниста Н. М. Кулакова — сына крестьянки и железнодорожника-рабочего, — ставшего крупным политработником наших Вооруженных Сил. Какой же была эта большая жизнь? К штурвалу тревог и странствий Это назначение было для Николая Михайловича Кулакова неожиданным. Всего год после окончания Военно-политической академии он проплавал военкомом на подводной лодке и вдруг — военным комиссаром на линейный корабль! Это в 29 лет: для партийного работника такого масштаба не слишком солидный возраст. Были комиссары поопытнее его и в политорганах флота, и на крейсерах, и на лидерах. А линкор-то какой! «Марат» — образцовый корабль, командир его флагман 2-го ранга В. И. Иванов — известный на флотах человек, награжден Реввоенсоветом СССР почетным именным оружием. За успехами маратовцев следил нарком К. Е. Ворошилов. У Николая Михайловича за плечами не так уж много. В 20 лет — рабочий Киевского паровозоремонтного завода. Служба на Черноморском флоте. Партийная работа в Ленинграде. До тридцать шестого — учеба на военно-морском факультете академии. Но не так и мало. Главное — рабочая закалка. Опыт note 3 флотской службы. Ряд учебных плаваний. Давняя дружба с моряками (Киевская комсомольская организация шефствовала над дивизионом сторожевых и торпедных катеров Черноморского флота), тесная связь с флотскими товарищами во время работы в Октябрьском райкоме партии Ленинграда. Опыт и первые успехи партийной работы во флотских условиях: вышла в передовые лодка, где служил комиссаром. Вероятно, все это учитывали при назначении… Конечно, молодому комиссару помогали и сплоченный коллектив линкора, и политработники боевых частей, и политуправление флота. Несомненная польза от встреч, бесед, добрых советов, инструктажей ощущалась в полной мере. Но ко всему этому — большой, не знающий дней и ночей напряженный труд. В конце 1938 года «Марат» поставили для модернизации на завод. Производственные дела заставляли Кулакова обращаться за содействием в городской комитет партии к секретарю горкома А. А. Кузнецову, который немало сделал, чтобы сократить сроки работ. В апреле 1939 года, когда в стране обсуждались итоги XVIII съезда ВКП(б), его делегат А. А. Кузнецов участвовал в собрании партийного актива частей, кораблей и училищ Ленинградского военно-морского гарнизона. После собрания он беседовал с политработниками. — Выступите у нас, товарищ Кузнецов, — попросил представитель училища. — Вы сами справитесь, — ответил секретарь горкома, — вот побывать на собрании одного из кораблей я бы согласился. — У нас на «Марате»! — предложил Кулаков. Выступление А. А. Кузнецова — горячее, вдохновляющее — призывало коммунистов к постоянному повышению показателей в боевой и политической учебе, к достижению высокой боевой готовности, воспитанию патриотизма и ненависти к фашизму. Он посоветовал маратовцам принципиально оценивать недостатки, не допускать неоправданного note 4 недоверия и подозрительности к людям, но и не ослаблять бдительности. В том же месяце на линкоре побывал заместитель народного комиссара ВМФ, член ЦК ВКП(б) И. В. Рогов. Иван Васильевич недавно стал начальником Политического управления Военно-Морского Флота, впервые ездил на флоты. При знакомстве он произвел на Кулакова впечатление опытного, необычайно требовательного, уверенного в себе руководителя. Живые, строго смотревшие из-под густых бровей глаза свидетельствовали об уме и проницательности. Таким он и остался для Кулакова на всю жизнь: принципиальным, знающим, строгим к себе и людям. Позже Николай Михайлович, характеризуя Рогова, назовет его «истинным бойцом партии, стиль и методы которого оказали большое влияние на наши славные флоты». На корабле И. В. Рогов осмотрел артпогреба, башню главного калибра, долго говорил с командирами и политработниками. Пообедал вместе с краснофлотцами, расспрашивал их о питании, бытовых условиях. — У таких замечательных людей, кто составляет экипаж линкора, — сказал Рогов, беседуя с руководителями корабля, — должны быть хорошие бытовые условия, качественное питание. О них надо постоянно заботиться. С секретарями партийных организаций начальник политуправления говорил о задачах флотских парторганизаций. На прощание Рогов сказал Кулакову: — Добивайтесь дружной, слаженной работы командиров и комиссаров. Всемерно поддерживайте волевых, требовательных командиров. Поактивнее используйте богатый опыт старшин сверхсрочной службы. — Людей таких много. Есть даже сроком службы с 1914-го, немало коммунистов, — согласился Николай Михайлович, — знаний и опыта им не занимать. — Кадры, действительно, решают все. Это главное звено, вот и держитесь особенно за него, чтобы вся цепь тянулась хорошо, — посоветовал Рогов. note 5 Встречи и совместная работа с А. А. Кузнецовым и И. В. Роговым сыграли большую роль в судьбе Кулакова, становлении его как крупного политработника. Кузнецов и Рогов считали Николая Михайловича человеком глубоко партийным, знающим. Ценили его близость к людям, деловитость, умение сразу и глубоко понять существо проблем. Он был и внешне заметен и привлекателен: плечистый, с открытым одухотворенным лицом. Особенно выразительны были темные, внимательные глаза. В декабре 1938 года в Москву пригласили командующих и членов Военных советов флотов и флотилий, командиров и комиссаров ряда соединений и кораблей. 19 декабря моряки встретились с руководителями партии и правительства. Выступали представители наркомата ВМФ, командующие и члены Военных советов флотов и флотилий, участники боевых действий в Испании. Сталин внимательно слушал, иногда останавливал ораторов, уточнял детали, задавал вопросы. Командира бригады подводных лодок Черноморского флота Героя Советского Союза И. А. Бурмистрова он спросил о достоинствах и недостатках советских подводных кораблей. Поинтересовался, что можно сделать для увеличения их наводной и подводной скорости, повышения боеспособности. На следующий день на последнем заседании с заключительной речью выступил А. А. Жданов. Он указал, что моряки получили новые крейсеры, лидеры эсминцев, эсминцы, и в этом смысле вопрос создания флота силами отечественной промышленности находится накануне своего разрешения. note 7 И подчеркнул главное: подготовка кадров для новых кораблей сейчас самое важное. Разговор шел не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне, о будущем флота. Николай Михайлович тщательно записывал самое важное и размышлял об услышанном. Кораблестроительная программа обширная, рождающая современный флот. Растут ряды военных моряков, растут сами люди, приходит новая техника — все это усложняет деятельность политработника, заставляя больше и лучше трудиться. Отстающий даже с более высокого мостика — линкоровского или крейсерского — вряд ли что увидит. Вечером в Кремле состоялся правительственный прием. Кулаков впервые был в Грановитой палате. Торжественная обстановка, добрые слова, сказанные в адрес военных моряков, произвели неизгладимое впечатление. Затем присутствующим показали новый тогда кинофильм «Если завтра война». Да, война была, действительно, не за горами… По дороге домой командующий береговой обороной КБФ С. И. Кабанов сказал Н. М. Кулакову: «Теперь будем работать по-новому». Николай Михайлович согласился с ним. Совещание открывало большие перспективы для флота, для работы. note 9 Встреча в Кремле определила пути развития флота, привела и к новым назначениям. Заместителем наркома, затем наркомом ВМФ был назначен Н. Г. Кузнецов. И. С. Юмашев стал командующим Тихоокеанским флотом, Ф. С. Октябрьский — Черноморским. Н. М. Кулакова и Н. К. Смирнова в 1939 году утвердили членами Военного совета Северного флота. Молодой флот рос на глазах. Теснее становилось в гаванях военным кораблям, строились аэродромы и казармы, береговые батареи и дома. Ходом работ постоянно интересовался Центральный Комитет партии. В апреле 1940 года Н. М. Кулакова направили в Ленинград — готовить новые корабли и их экипажи к переходу с Балтики на Север. Разгорался пожар второй мировой войны: фашистская Германия оккупировала Норвегию, и партия укрепляла флот на незамерзающем Баренцевом море. А вскоре новое назначение — членом Военного совета Черноморского флота. Николай Михайлович прибыл в главную базу флота в праздничный день 1 мая 1940 года. В гостинице «Северная» долго и откровенно беседовал с И. В. Роговым. Армейский комиссар 2-го ранга рассказал, что встретился с руководящим составом флота, сообщил о назначении Кулакова. Подчеркнул, что Центральный Комитет партии требует улучшить партийно-политическую работу на Черноморском флоте, укрепить порядок и дисциплину. Рогов проинформировал об обстановке на флоте, заметив, что более подробно о ней расскажет командующий. Флагман 1-го ранга Филипп Сергеевич Октябрьский (вскоре — контр-адмирал), обычно внешне суровый, встретил Кулакова тепло, приветливо. Проговорили всю ночь: о флоте, кораблях, людях, с кем предстояло работать. Командующий предложил вместе побывать в военно-морских базах и на кораблях. Эта поездка, учения и разборы выявили единство взглядов на многие флотские проблемы, сблизили двух руководителей. Оба понимали, что времени им отпущено немного — война note 10 приближалась к нашим границам. Главным, что определяло усилия командования и Военного совета флота, было повышение боевой готовности кораблей и частей. Чаще стали выходить в море корабли, отрабатывались сплаванность, взаимодействие с авиацией. Высаживались десанты, укреплялись противовоздушная оборона и береговая артиллерия. В соответствии с обострившейся международной обстановкой строилась и партийно-политическая работа. Моряки воспитывались в духе советского патриотизма, постоянной готовности к защите социалистической Родины, политической бдительности. Критике подвергались факты беспечности и благодушия, самоуспокоенности и недисциплинированности отдельных коммунистов и комсомольцев. Политорганы комплектовались самыми авторитетными, квалифицированными, кристально чистыми нравственно коммунистами. Институт заместителей политруков способствовал выдвижению на политработу молодых партийных активистов. С присущей ему энергией Н. М. Кулаков включился в работу. Надо было преодолеть некоторую оторванность политработы от конкретной практики боевой подготовки, изменив соответственно ее стиль, формы и методы. В беседах с командирами и политработниками, в выступлениях перед активом Н. М. Кулаков подчеркивал опасность международной обстановки, требовал усилить пропаганду ленинских заветов о бдительности и боевой готовности, совершенствовании воинского мастерства. На заседании Военного совета флота в мае 1941 года он говорил: «Нам могут навязать войну каждую минуту, и мы к ней должны быть постоянно готовы». Поэтому на кораблях и в частях чаще звучали сигналы тревоги, учения шли одно за другим. В высокой готовности содержалось вооружение, оборудовались бомбоубежища. Большие учения состоялись и в самый канун войны (в прежние годы они проводились осенью). Политработа стала note 11 более оперативной, разнообразной и содержательной, полностью подчиненной повышению боеготовности. Командование Черноморского флота правильно оценило сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года, где говорилось, в частности, что «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз», как в основном внешнеполитическую акцию, попытку предотвратить войну дипломатическими средствами. Продолжало поддерживать высокую бдительность и боеготовность. В этот день Военный совет издал секретную директиву, обязывающую руководящий состав «в пятидневный срок проверить по-настоящему боевое управление, план обороны, развертывание, режим полетов авиации, выход и вход кораблей на предмет — «Готовы ли вы к войне?». Флотская газета «Красный черноморец» 17 июня напечатала передовую статью «За мгновенную боевую готовность зенитных подразделений», а на другой день — «Связь в подразделениях ПВО должна работать отлично». По указанию политуправления эти статьи обсудили на батареях противовоздушной обороны. Флагманам и их заместителям по политчасти говорилось прямо: «Не исключено, что от учений придется перейти к боевым действиям». После учений соединения и корабли, их оружие и техника оставались в повышенной боевой готовности. «Ударом на удар!» Черноморцев война не застала врасплох, и это доказала первая же внезапная встреча с врагом. Раньше всех в стране Севастополь отбивал удар немецко-фашистской авиации. Отсюда в Москву пришло первое сообщение о нападении гитлеровской Германии. — С юга-запада слышен шум авиационных моторов, — поступило донесение с поста наблюдения и связи оперативному дежурному штаба Черноморского флота. note 12 — Выясните в ВВС, есть ли наши самолеты в воздухе! — приказал тот помощнику. — Оперативный дежурный по ВВС доложил, что наших самолетов в воздухе нет. Сразу же — в 3 часа 07 минут — Октябрьский позвонил начальнику Генерального штаба Красной Армии генералу армии Г. К. Жукову: — Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов: флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний. — Ваше решение? — спросил Жуков. — Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота. Как позже писал Г. К. Жуков, переговорив с наркомом обороны С. К. Тимошенко, он ответил: — Действуйте и доложите своему наркому. В 3 часа 13 минут вибрирующий, прерывистый гул самолетов стал слышен и в штабе, но тут же его заглушили звуки стрельбы. Черноту южного неба прорезали яркие лучи прожекторов, трассы снарядов и пуль. Неподалеку от штаба прогремел сильный взрыв. Октябрьский и Кулаков вышли на балкон. По небу сновали лучи прожекторов. Рвались, отсекая город и корабли от моря, от противника, зенитные снаряды. Разноцветные трассы гасли высоко в небе. В световом поле лихорадочно метался бомбардировщик. Послышался новый взрыв. — Как видите, — сказал Кулаков, вернувшись в кабинет, представителю Главного управления политической пропаганды ВМФ И. И. Азарову, — нас уже бомбят. Это не провокация, а самая настоящая война. — И через некоторое время добавил: — Хорошо встретили! Он сказал это вполголоса, чтобы не мешать командующему флотом, говорившему по телефону с Москвой: — Да, да, нас бомбят… note 13 В штаб флота доносили, что в лучах прожекторов видны парашютисты. Как оказалось потом, гитлеровцы сбрасывали морские мины. Некоторые взорвались, попав на мелководье. Вдруг стало тихо. Самолеты ушли. Но недолгой оказалась ночная настороженная тишина. Вновь стал нарастать прерывистый, звенящий гул. Зенитчики стреляли лучше. Один из самолетов упал в прибрежной черте (позже выяснилось, что был сбит и второй). Фашистская авиация пыталась закупорить корабли в главной базе, отрезать входы и выходы в гавани и в тесной акватории уничтожить флот. Эти вражеские расчеты не сбылись. Встреченные дружным огнем зенитчиков, «юнкерсы» маневрировали, сбивались с курса. Вовремя проведенное затемнение города и заградительный огонь помешали врагу выполнить черный замысел. Около четырех часов утра Октябрьскому позвонил Г. К. Жуков. Командующий флотом, сохранивший спокойствие, доложил: — Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. В воспоминаниях Г. К. Жукова написано: «Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение». Ранним утром Николай Михайлович проехал по городу, чтобы встретиться с севастопольцами, подбодрить их. Но и сам получил заряд бодрости, еще раз убедился, какие чудесные кругом люди. Увидев большую группу жителей, он остановил машину. Пожилой мужчина в телогрейке, с берданкой в руках — сторож склада — рассказывал: — Заметил, снижается парашютист, побежал к нему. А ветер, значит, его в воду отнес. В другой раз диверсанта обязательно схвачу. (Через два дня этот патриот — фамилия его не установлена — во время бомбежки побежал к note 14 месту приземления «парашютиста» и был убит взорвавшейся на берегу миной.) Пожилая женщина в белом платке, утирая его концами слезы, спросила: — Это война? Все замолчали. Десятки людей слушали, что скажет один из флотских руководителей. — Да, война. Надо готовиться к трудностям. На вас большая надежда. Моряки не подведут… На перекрестке улиц Щербака и Подгорной Николай Михайлович увидел разрушенный дом. Бойцы местной противовоздушной обороны и жители разгребали камни, битое стекло. — Война? С кем? — спрашивали люди. — С Германией. Придет время, отольются фашистам ваши слезы. Что доверено флоту, защитим с честью. Подошел патруль: моряки в касках, с винтовками и противогазами. — Помогите перекрытие поднять, — показал Кулаков на толстую балку. Машина выехала на улицу Фрунзе. У выбитых волной взрыва витрин ювелирного магазина стояли пожилая и молодая женщины. — Какие же люди у нас, — с гордостью заговорила женщина постарше, увидев бригадного комиссара. — При взрыве ценности разлетелись. Жители соседних домов еще в темноте оцепили участок, дежурили, пока все на земле не собрали. — Честные и организованные, — добавила младшая. — Весь убыток — разбитые стекла. — Они, наши люди, дороже всяких драгоценностей, — в раздумье сказал Кулаков. Вернувшись в штаб флота, Николай Михайлович вместе с начальником Управления политической пропаганды П. Т. Бондаренко прочитал и утвердил обращение к морякам и населению. В нем говорилось о варварском налете на город, о необходимости проявлять бдительность. note 15 После передачи заявления Советского правительства о фашистском нападении на кораблях и в частях прошли митинги. Работники Управления политической пропаганды флота, выехавшие на места еще до войны (для приведения соединений и частей в повышенную боевую готовность), докладывали члену Военного совета о высоком моральном духе личного состава, его клятвах достойно встретить врага, ответить на его удар, отстоять Родину. Кулаков доложил И. В. Рогову по телефону, что нет никакой паники и даже жалоб на трудности и что флот сосредоточивает усилия на отражении врага. Появились десятки неотложных дел. Срочно пришлось принимать решение о пополнении кораблей и частей командными кадрами. Октябрьский и Кулаков решили не проводить экзаменов на флотских курсах командиров, выпустить 200 специалистов досрочно. — Экзаменом будет бой, — сказал командующий. Руководители флота собрали начальников отделов штаба и Управления политической пропаганды. Рассказали им об организации работы в боевых условиях, потребовали высочайшей четкости, бдительности, максимума энергии и инициативы. Кулаков повторил фразу командующего: — Экзаменом будет бой! Перед войной флот получил значительное количество снарядов и мин. Снаряды едва успели разместить в старых складах, мины остались на открытых площадках: строительство новых хранилищ не было завершено. Во время первого налета на Севастополь Октябрьский и Кулаков опасались, что авиация врага ударит по Сухарной балке. Взрыв снарядов и мин грозил лишить флот главных видов оружия и — что не менее страшно — угрожал городу и людям. Военный совет дал указание немедленно рассредоточить запасы, организовать прием мин на кораблях, готовившихся к минным постановкам. Во второй половине дня Николай Михайлович выехал на минно-артиллерийский склад. У Сухарной балки он увидел очередь машин на погрузку. note 16 К Кулакову подбежал усталый, встревоженный старший политрук В. К. Карандин — заместитель начальника арсенала по политической части. Вместе они обошли склад, побеседовали с людьми. Члену Военного совета рассказали, что не хватает шоферов. Многие из них так устали, что засыпают за рулем, мало грузчиков. Бригадный комиссар распорядился выделить дополнительно водителей, краснофлотцев для погрузки, усилить их питание. Когда были организованы подмена и отдых людей, работа пошла веселее. По совету И. В. Рогова вечером Н. М. Кулаков отправлял семью в Москву. Детишек и жену видел всего несколько минут на вокзале. Времени навестить их так и не выдалось. Варвара Осиповна рассказала: — Ночью услышала стрельбу и взрывы, схватила сонных детей и прятала их среди камней в скалах. Радовался, что жене и детям будет лучше с родными, к которым они ехали: со спокойной душой легче воевать. Да далеко самые близкие люди, если что, как им поможешь… Когда Кулаков приехал на флагманский командный пункт флота, оборудованный в длинной штольне под тридцатиметровой скалой в помещении узла связи, на ФКП с руководителями ВВС обсуждался вопрос об ударе по порту Констанца — главной базе врага на Черном море. Получив задание, летчики распрощались. Октябрьский и Кулаков зашли в свою «каюту» площадью 12–14 квадратных метров с двумя походными железными кроватями, двумя столиками и стульями. Октябрьский рассказал Николаю Михайловичу, что надводные корабли несут дозоры в море, ставят минные заграждения. Вышли на позиции подводные лодки. Зенитчики Одессы, Николаева и Херсона отбили воздушные налеты врага… Прошли только сутки войны, а десятки самолетов флота нанесли три удара по Констанце и два по Сулину. Летчики бригады Героя Советского Союза А. Н. Токарева потопили транспорт, разрушили военные объекты на берегу. В последующие note 17 дни черноморские авиаторы успешно бомбардировали вражеские корабли, суда, склады, нефтеперерабатывающие заводы, поддерживали действия сухопутных войск и кораблей Дунайской флотилии. И время, и дела боевые Командование Военно-Морского Флота потребовало поддержать удары с воздуха ударами с моря. На ФКП флота Октябрьский и Кулаков встретились с командирами и их заместителями по политчасти крейсера «Ворошилов», лидеров «Харьков» и «Москва», эсминцев «Сообразительный» и «Смышленый». Кораблям приказали обстрелять порт Констанца, его военные объекты. Прощаясь с приглашенными на инструктаж, Кулаков пожелал им успеха. — Не беспокойтесь, товарищ член Военного совета, в личном составе я уверен, все будет хорошо, — ответил командир «Москвы» А. Б. Тухов. — Завтра встретимся. Вечером 25 июня корабли вышли из Севастополя. Ранним утром 26-го «Москва» и «Харьков» открыли огонь. В районах обстрела забушевали пожары. Уходившие уже корабли были неожиданно обстреляны с берега. Потом выяснилось, что стреляла тяжелая немецкая батарея, об установке которой тогда не было еще известно. «Москва», получив повреждения, уходила на противоартиллерийском зигзаге, прикрываясь дымовой завесой. Вдруг грохнул взрыв. Лидер разломился, словно был не могучим боевым кораблем, а хрупкой ореховой скорлупкой, — подорвался на мине. Набеговая операция в целом удалась. В Констанце горели нефтехранилища, взорвался склад с боеприпасами, получили повреждения железнодорожные пути. Но когда командующий эскадрой контр-адмирал Л. А. Владимирский докладывал о результатах боя, Кулаков думал не о его итогах, а об уроках. Вспомнились слова Тухова: «В личном составе я уверен, все будет хорошо. Завтра встретимся». В людях командир был уверен не зря. На «Москве» сражались, пока корабль оставался на воде. А встреча не состоялась. Почему? В чем ошибки? Ясно, что за обстрел заплачено слишком дорого. Разведка не знала о новой береговой батарее у Констанцы. Штаб просчитался в определении границ минного поля. Если бы удар наносил крейсер, он мог бы стрелять с большей дистанции, не входя в зону минной опасности. На заседании Военного совета подвели итоги операции. Кулаков говорил о просчетах. Сказал, что жаль корабль, еще больше — людей. Урок серьезный. Надо безотлагательно организовать борьбу с минами в районе главной базы. Помнить о людях. Краснофлотцев с «Харькова» П. З. Гребенникова и П. Е. Каирова, работавших в раскаленной топке, чтобы дать ход кораблю, представить к наградам, пропагандировать их мужество и мастерство. Николай Михайлович не случайно упомянул о минной опасности. В первую же ночь войны после налета немецких самолетов по приказу комфлота началось траление бухты note 20 и фарватеров. Контактные тралы, рассчитанные на мины, стоящие на якоре, ничего не обнаружили. Но буксир, тащивший плавучий кран к месту падения сбитого вражеского бомбардировщика, в протраленной зоне подорвался на мине и затонул. Стало ясно, что поставлены донные, неконтактные, магнитные мины. Командующий заговорил о новом минном оружии. Кулаков напомнил: для всякого оружия существует противодействие. Только бы быстрее его найти, подыскать нужных и смелых людей, и еще надо попросить помощи у штаба ВМФ… Смелые и умелые нашлись быстро. Командир охраны водного района главной базы контр-адмирал В. Г. Фадеев доложил Военному совету, что звено катеров-охотников лейтенанта Д. А. Глухова сбрасывало глубинные бомбы по курсу выходившего в море крейсера, чтобы очистить путь от вражеских подводных лодок. Бомб сбросили три, а взрывов раздалось четыре. Значит, тралить можно глубинными бомбами, вызывая их взрывами детонацию мин. Метод борьбы с донными акустическими минами предложил тот же Глухов. «Мина взрывается, когда ее магнитное поле пересекается другим — корабельным, а шум винтов заставляет срабатывать акустику. Расчет у противника на взрыв под днищем корабля, — рассуждал Глухов. — А если держать скорость такой, чтобы мина рвалась позади быстроходного корабля?» На большой скорости он погнал катер по фарватерам, и за кормой прогремели взрывы. Моряки, оглохшие (были и контуженные), вернулись в базу с победой. Командующий побывал на катере, каждого поблагодарил: — Спасибо. Вы одержали важную победу. Представляю вас к награде. Узнав об этом успехе, Николай Михайлович подумал, что метод не слишком хорош: велик риск для героев-катерников. Разумеется, в Военном совете понимали, что такое note 21 траление — кустарная затея, не могут быть оправданы потери. Не решает оно и задачи полного устранения опасности подрыва кораблей на магнитных минах. По просьбе руководства флота в Севастополь прибыли ученые-физики, возглавляемые Игорем Васильевичем Курчатовым и Анатолием Петровичем Александровым. Курчатов давно знал Крым: закончил гимназию в Симферополе, там же учился на математическом отделении физико-математического факультета университета. Ученые сразу же приступили к делу. Они тоже пришли к выводу, что неконтактные мины взрываются под воздействием магнитного поля корабля. Его можно резко уменьшить, размагнитив корабль, сделав минимальным магнитный заряд. Сложная система размагничивания корпусов кораблей была освоена за 2–3 месяца (для сравнения заметим, что в английском флоте ее вводили в строй почти год). Октябрьский и Кулаков дали кадровым органам указание не назначать на корабли новых командиров и других специалистов, пока они не изучат правил размагничивания и противоминной защиты. Вспоминая о борьбе с минами на Черном море, Н. Г. Кузнецов писал: «…Как-то, встретившись со мной в Кремле, Игорь Васильевич Курчатов поинтересовался: «Как справился флот с электромагнитными минами?» И я с удовлетворением подтвердил, что благодаря рекомендациям, сделанным им и его коллегами, флот неплохо выполняет задачи борьбы с вражескими минами». Борьба с затаившимся подводным противником длилась всю войну. На Черном море по решению Военного совета создали специальную службу. Инженер-капитан 3-го ранга М. И. Иванов, капитан-лейтенант И. А. Ефименко, старший лейтенант Г. Н. Охрименко и другие отважные моряки с риском для жизни изучали и разоружали мины. С черноморского ФКП все данные уходили в наркомат ВМФ, а затем на флоты… Коллектив флагманского командного пункта работал note 22 дружно, хотя у руководства флотом стояли разные по характеру, жизненным взглядам, боевому опыту люди. Это был единый, сплоченный организм. Все помыслы в нем сводились к главной цели: сделать лучше, больше, надежнее, продуманнее. Октябрьский — человек с самобытным характером, решительный, твердый. Он был против мелочной опеки подчиненных, ценил в них главное, на отдельные недостатки не обращал внимания. Хорошим, понимающим товарищем для Николая Михайловича оказался начальник штаба флота И. Д. Елисеев — участник войны в Испании. Спокойный, немногословный, вдумчивый, он быстро ориентировался в обстановке, любую идею схватывал на лету и претворял в жизнь. Начальником Управления политической пропаганды был П. Т. Бондаренко, прошагавший по служебной лестнице от матроса до комиссара линкора. Его очень любили за принципиальность, кристальную честность. Кулаков не пропускал ни одного случая встретиться с экипажами кораблей, авиаподразделений перед боевыми заданиями или после возвращения с них моряков. 13 июля эскадрилья под командованием капитана А. П. Цурцумия совершила дерзкий дневной налет на Плоешти. Самолеты подошли к городу со стороны гор, вражеского тыла. Удар оказался столь сильным и точным, что разрушенные нефтепромыслы горели три дня. Два истребителя противника были сбиты воздушными стрелками-радистами с «Петляковых». Цурцумия, говоривший с легким кавказским акцентом, в беседе с бригадным комиссаром заметно волновался. Николай Михайлович задал вопрос, который помог успокоиться, заставил думать о боях: — Вы летали в июне и в июле, когда труднее пришлось? В июне летали на старых самолетах, что помогло быстро переучиться на нынешние Пе-2? — В июне мы потопили артиллерийскую баржу и повредили note 23 два монитора. Последний вылет по результатам успешнее. Труднее в июле. На старых самолетах мы бы такого задания, наверно, не выполнили, — сказал Цурцумия. — Ну а что касается темпов освоения нового самолета, отвечу одним словом — война. Александр рассказал о боевых друзьях. И было видно, что на них-то он очень полагался во всех делах. Получая из рук члена Военного совета орден Красного Знамени, Цурцумия сказал, что оправдает доверие Родины. Слова командир эскадрильи подкрепил делами: за пять месяцев совершил 87 боевых вылетов. В декабре сорок первого отважный летчик погиб. В представлении Александра Пехувича к званию Героя командир полка писал: «Имя Цурцумия произносится в 40-м авиаполку как символ гордости и славы, как традиция, зовущая к непримиримой борьбе с захватчиками». Капитану Цурцумия было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. В первые недели войны Николай Михайлович побывал в большинстве расположенных в Крыму соединений. Решал вопросы с командованием и обязательно шел к бойцам. Вокруг него — человека жизнерадостного, душевного — сразу собирались люди. — Чем поделитесь? — обычно спрашивал Кулаков, снимал фуражку и приглаживал густые, черные, слегка вьющиеся волосы. Он начинал с этого вопроса, полагая по природной доброте, что каждому всегда есть чем поделиться: радостью или горем, мыслями или сомнениями. Но, случалось, такой вопрос кто-то понимал буквально, отвечал на него вопросом: «Чем делиться? Людьми с фронтом? Готовы! Половина личного состава рапорта подали… Табаком? Бывает, сами листья с деревьев сушим…» Николай Михайлович умел понимать людей, поддерживать их в трудной обстановке. Если они правы — отстаивать их точку зрения, наверно, так же настойчиво, как и свою. В прошлом начальник отдела кадров командного и начальствующего note 24 состава флота контр-адмирал Г. А. Коновалов рассказывал: — Пришел в комнату на ФКП, где работал командующий флотом. Октябрьский за письменным столом. За продолговатым приставным столом Кулаков. Подаю приказ. Первый экземпляр командующему, второй — члену Военного совета, третий экземпляр у меня. Октябрьский читает проект приказа, поднимает глаза на меня и строго спрашивает о визах. Объясняю, что в боевой обстановке визы добыть не могу, а людей надо назначать. Командующий отбросил лист. Я встал, вытянулся и громко сказал: — Прошу освободить меня от занимаемой должности… Вы не доверяете мне. От нас требуется максимальная оперативность. Собрать десятки виз на каждом документе не так-то просто, это непомерно затягивает решение вопросов. Создается положение, при котором любой командир соединения может помыкать отделом кадров флота. А ведь отдел призван учитывать интересы не только того или иного соединения, но и всего флота. Член Военного совета поддержал: — А ведь дело говорит Коновалов. Мы с тобой, Филипп Сергеевич, призываем всех к инициативе, смелости решений, а сами, получается, связываем руки не только своим подчиненным, но и себе. Подумать только: срочный приказ не отдается лишь потому, что нет визы командира соединения! Командующий согласился, подписал приказ и передал на подпись члену Военного совета. Те, кто встречался с Николаем Михайловичем в этот период и знал его до войны, замечали, что посуровело, обветрилось его крупное лицо, появилось больше морщинок у глаз. Но с людьми он был по-прежнему мягок, обаятелен. Внутренняя теплота сочеталась в нем с несгибаемой волей, решительностью, непоколебимой принципиальностью… Чтобы город стал неприступным с суши, севастопольцы note 25 строили противотанковые рвы и надолбы, доты и дзоты, копали окопы и траншеи. Саперы и моряки, женщины и старики кирками, ломами и лопатами вгрызались в каменистый грунт. В жаркий июльский день Кулаков приехал на будущие позиции. Каждый метр земли, каждый камень, казалось, не поглощал, а излучал солнечные лучи. Пыль набивалась в нос, в уши, слепила глаза. Кулаков подошел к работавшим женщинам и сочувственно проговорил: — Тяжело, вижу… — Не в санатории, — ответила бойкая чернявая молодуха. — В чем нужда? Как кормят? — Кормят хорошо, — разом заговорили женщины. — Нужда в одном: если понадобится, чтобы вы эти окопы надежно защищали. — В этом я клянусь вам, дорогие матери, сестры, наши боевые подруги. Николай Михайлович зашел на участок бригады М. Т. Тимченко — внучки одного из участников первой обороны Севастополя. Ее муж погиб, а четверо сыновей сражались в Красной Армии. Бригада копала противотанковый ров. Часть женщин усиленно работала под палящим солнцем, другие укрылись в тени в палатках. — Поделила бригаду на две. Попеременно напряженно работают по пятнадцать минут, другая часть тем временем отдыхает, — объяснила Мария Тимофеевна. — И как успехи? — спросил член Военного совета. — Теперь дело пошло быстрее. Вернувшись на ФКП, Кулаков распорядился выделить дополнительно палатки для строителей укреплений. Когда начались бои на сухопутье, многие краснофлотцы не умели воевать на берегу, не стремились окапываться, предпочитали ходить в атаки в тельняшках. Николай Михайлович побывал в госпитале. Выяснилось, что основные ранения бойцы получают от минометного огня. Кулаков дал политорганам и парторганизациям указание провести note 26 беседы о том, что хорошо окопавшемуся бойцу мина не страшна, землянка с бревенчатым накатом надежно защищает от мин. Флотские политработники привлекли для выступлений в морских частях общевойсковых командиров. Член Военного совета потребовал от командиров и политработников беречь людей, делал все, чтобы научить их воевать, уменьшать потери. По его указанию политическое управление через листовки, брошюры распространяло опыт боев на суше. В 1941 году флотская газета поместила 40 статей и заметок на темы: «Отделение в обороне», «Бой мелких подразделений», «Как обезвредить автоматчиков», «Какой должна быть пулеметная ячейка». Эти материалы брали «на заметку» командиры и политработники, организовывали их изучение, показательные занятия. Моряки прилежно овладевали новым для них — действиями на суше, следуя испытанному правилу: учиться тому, что необходимо на войне, понимая, что успешно освоенное — залог победы в грядущих боях. На деятельности политорганов положительно сказалось проведенное в июле по постановлению ЦК ВКП(б) преобразование управлений и отделов политической пропаганды в политические управления и политические отделы, введение института военных комиссаров. Как отметил, выступая на совещании политработников главной базы флота, Н. М. Кулаков, партия для победы ввела в бой дополнительные силы. Это поднимет боеспособность Красной Армии, укрепит ее боевую мощь. — Мы теперь делим с командирами ответственность за успех каждого боя, за боеготовность воинов, и все-таки главное для нас — быть носителями духа нашей партии, ее дисциплины, самоотверженности, мужества, воли к победе, — говорил член Военного совета. Под руководством Н. М. Кулакова перестройка работы политорганов, кадровые изменения на флоте были проведены четко, в короткие сроки — в боях быстро познаются люди и крепнут характеры. note 27 Фронт под Одессой Черноморцы — десант моряков с Дунайской флотилии — в первые же дни войны высадились на вражеской территории, но противник продвигался по Украине. Поэтому и десант, и боевые корабли с Дуная пришлось отводить. В середине июля они переходили в Одессу и Николаев. — Николай Михайлович, съезди в Одессу, — предложил Октябрьский Кулакову, — встретишь дунайцев, проверишь, как готовится к боям база. 21 июля в Практической гавани Одессы встречали корабли, пришедшие с Дуная. Настроение у дунайцев было боевым. Но кое-кто из моряков недоумевал: могли еще держаться, нанести урон врагу на прежних позициях. Зачем отходить, отдавать территорию, занятую в боях? Откровенно, не скрывая трудностей, Николай Михайлович рассказывал о сложной обстановке на фронтах, заметив, что бить фашистов можно и в этих краях. Член Военного совета вместе с командованием базы проводил корабли флотилии в Николаев и Очаков для поддержки с моря и рек войск Южного фронта. Армии этого фронта продолжали отходить. Враг форсировал Днестр. Создавалась непосредственная угроза Одессе. Это было известно командованию базы, но какие меры предпринимаются армией для защиты Одессы, как лучше взаимодействовать? Кулаков вместе с командиром Одесской ВМБ Г. В. Жуковым и военкомом С. И. Дитятковским поехали к командующему 9-й армией генерал-лейтенанту Чибисову. Никандр Евлампиевич Чибисов до войны командовал войсками Одесского военного округа, был хорошо знаком Николаю Михайловичу. Он рассказал о пережитом, об отступлении, о том, как помогало армии население, о том, что люди просили скорее возвращаться. — А отдавать больше не будем? — спросил Кулаков. note 28 Чибисов сразу понял, что намек касается перспектив района Одессы, и, подумав, ответил: — Я тоже считаю, что наших войск на одесском направлении недостаточно. Принято решение о создании Приморской армии. Ее название — это и ее предназначение. Чем можете ей помочь? — Располагаем шестью стационарными и пятью подвижными артиллерийскими батареями, — доложил Г. В. Жуков. — Зенитная артиллерия… Корабли… Все они имеют достаточно высокий уровень боевой подготовленности… На другой день, напомнив командиру Одесской базы об этом разговоре, Кулаков предложил вместе бывать в частях. На 411-й батарее бригадный комиссар объявил боевую тревогу. Сопровождавшие его командиры штаба и работники политуправления флота проверили выучку и остались довольны — нормативы были перекрыты. После отбоя тревоги Кулаков побеседовал с людьми. Вопросы моряков были нелегкие: «Почему мы отдаем врагу наши города?», «Почему ушла с Дуная флотилия?», «Долго ли будет отступать Красная Армия?» Бригадный комиссар понимал, что моряки беспокоятся о стране, о своих близких. Они испытывали горечь и недоумение от того, что в родных городах и селах многих бойцов уже свирепствовал враг. Неимоверно трудные первые месяцы войны наложили отпечаток на острый характер вопросов. Но Кулаков подумал и о другом: краснофлотцы еще не представляют, что фронт скоро приблизится к Одессе. Поэтому на просьбы отправить на фронт, как всегда, без обиняков, ответил: — Сухопутный противник может оказаться в пределах досягаемости ваших орудий. Больше тренируйтесь в стрельбе по сухопутным целям. У врага было пока преимущество в силах, особенно механизированных, подвижных соединениях. Местность note 29 же у города равнинная, понижающаяся в сторону моря. Тем, кто наступает с севера, удобнее, легче вести огневую подготовку, подавлять боевые средства. И синие стрелы, обозначавшие вражеские войска, приближались к городу быстрее, чем росли выглядевшие довольно мощно на картах оборонительные рубежи. Прорыв и прием кораблей Дунайской флотилии, включение их в борьбу на новых участках — дело завершенное. Что доложить командующему флотом, наркому о возможности длительной и упорной защиты Одессы? Это теперь беспокоило Кулакова. Со стороны суши город не имел укреплений, они создавались заново. Силы для строительства ограниченны: два десятка строительных батальонов да 10–12 тысяч жителей. В городе много пожилых людей, детей. Поскорее бы их эвакуировать! Реально, по расчетам начальника инженерной службы Приморской армии генерала А. Ф. Хренова, создание рубежей в 12–14 километрах от города. На большее рассчитывать с имеющимися ресурсами не приходится. Сложно с водой. Для питья, приготовления пищи нужна вода пресная. Для хозяйственных нужд, борьбы с пожарами можно использовать морскую, соленую — об этом обещали позаботиться в обкоме партии и облисполкоме. У моряков достаточно мощная береговая артиллерия, сильный отряд кораблей, крепкие зенитные средства. Хотя, наверно, их придется использовать для борьбы на суше. Оборона города отвлечет значительные вражеские силы — это главное. Пока Одесса наша, большой угрозы Крыму нет. Вернувшись в Севастополь, Кулаков доложил свои соображения по защите Одессы. Октябрьский согласился с ними. Была разработана директива Военного совета флота от 27 июля. Командованию Одесской ВМБ вменялось в обязанность вести круглосуточную работу по укреплению города, готовить личный состав к борьбе с сухопутным противником. Следовало организовать надежное управление, note 30 эвакуировать не занятое на работах население из города. 4 августа Октябрьский и Кулаков направили наркому ВМФ телеграмму, в которой предложили удерживать Одессу при любых обстоятельствах, в том числе и в случае отхода войск Южного фронта. Это мнение руководство Черноморского флота просило доложить в Ставку. 5 августа пришел ответ: Одессу не сдавать и оборонять ее до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот. Для помощи командованию флота и организации тесной связи с сухопутными войсками в Севастополь прибыл заместитель народного комиссара ВМФ вице-адмирал Г. И. Левченко. Кулаков знал его еще с Балтики — он в 1938–1939 годах командовал флотом. Нередко они встречались в Кронштадте. Относились друг к другу с пониманием и уважением. На эскадренном миноносце «Шаумян» Левченко и Кулаков отправились в Одессу. Г. В. Жуков доложил, что в начале августа на стыке Приморской и 9-й армий противник прорвал фронт и вышел на дальние подступы к городу. Чтобы прикрыть прорыв, в бой брошены кавалерийская дивизия, сводная группа моряков и пограничников. С 8 августа Одесса объявлена на осадном положении. Сделано немало: в ряды армии призывается население, формируются полки морской пехоты, готовятся укрепления. Но город еще не готов к обороне с суши, не хватает оружия, не всегда четко сотрудничество и взаимодействие с армейцами. Левченко и дивизионный комиссар note 32 Кулаков встретились с командующим Приморской армией генерал-лейтенантом Г. П. Софроновым. Он рассказал, что обстановка весьма опасна. Силы слишком неравны: враг имеет огромное преимущество в людях и технике. На Одессу наступают восемь его дивизий, а обороняют город всего три дивизии Приморской армии и флотские части. Генерал попросил note 31 поддержать его просьбу к командованию об усилении армии. Замнаркома ВМФ и член Военного совета флота поспешили в Николаев, где располагались военно-морская база и штаб Южного фронта. Его командующего генерала армии И. В. Тюленева они застали на КП — в узкой, длинной, как трамвай, комнате. Иван Владимирович сидел у заваленного картами стола. Член Военного совета фронта армейский комиссар 2-го ранга А. И. Запорожец нервно ходил по комнате. Беспокоиться было о чем. Фронт прорван противником, сплошной обороны нет. Вражеские самолеты бомбят город. Тюленев похвалил корабли дунайцев за стойкую оборону на реках, пообещал пополнить Приморскую армию дивизией… Октябрьский прислал телеграмму, настаивая на возвращении Кулакова в Севастополь для обсуждения «одесских дел». Левченко согласился его отпустить. Доклад Николая Михайловича командующему флотом о положении Южного фронта был нерадостным: войска отступают за Днепр. К Одессе отходят ослабленные в тяжелых боях части, которым трудно удержать врага. В одном сомневаться не приходилось: защищать Одессу, если это понадобится, моряки будут геройски. Тщательный анализ и особая серьезность положения побудили Военный совет флота к решительным шагам. Октябрьский и Кулаков направили наркому ВМФ Кузнецову и главнокомандующему Юго-Западным направлением Маршалу Советского Союза С. М. Буденному телеграмму. В ней говорилось: «Мы можем удерживать Одессу, Очаков, имея Черноморский флот, господствующий на море, береговую оборону, которая препятствует прорыву противника к побережью с суши… Мы держим крепко в своих руках все морские коммуникации и можем непрерывно питать снаряжением, свежими войсками гарнизоны Одессы, Очакова и успешно оборонять их до победы». Далее излагалась просьба о пополнении. note 33 Н. М. Кулаков направил телеграмму и И. В. Рогову: «Одесса обороняется и может держаться при условии усиления войсками с подачей морем». Командующий позаботился о том, чтобы активно пополнялись гарнизоны маршевыми батальонами. Кулаков рассказывал автору этих строк: «В Севастополе в одной из частей объявили большой сбор, чтобы отобрать людей для защиты Одессы. — Добровольцы, шаг вперед! — скомандовал командир части. Шагнул весь строй. — Я просил выйти только добровольцев. Остальным остаться на месте! Добровольцы, два шага вперед! И снова шагал весь строй…» Так было на всех кораблях и во флотских частях. Командиры (уже из числа добровольцев) с немалым трудом отбирали тех, кого можно было отпустить. Но не попавшие в это число не успокаивались. Случалось подчас так, что кое-кто вплавь пытался добраться до корабля с добровольцами, выведенного на рейд. В августе было сформировано два полка морской пехоты. По черноморским базам и гарнизонам спешно собиралось стрелковое оружие. Начальник отдела кадров флота Коновалов обратился к Кулакову с просьбой поддержать назначение одного из кандидатов на должность командира полка. Речь шла об интенданте 1-го ранга начальнике тыла Одесской базы Я. И. Осипове. Кулаков давно знал Якова Ивановича — тот успешно командовал отрядом в гражданскую войну, но сейчас он на хозяйственной работе. — Обеими руками за Осипова, — ответил дивизионный комиссар. — Вечером приходите к командующему. Я буду у него. — Осипова? Начальника тыла базы? — удивился Октябрьский. — Что, у нас нет строевых командиров? — Есть. В том числе Осипов. Звание у него интендантское, но это строевой командир еще с гражданской. А note 34 звание — дело поправимое. Обратимся к наркому — и Осипов станет полковником, — ответил Коновалов. — Видел? — Октябрьский повернулся к Кулакову. — Осипова еще не назначили, а Коновалов уже просит присвоить ему новое звание. — Я тоже за то, чтобы назначить Осипова, — поддержал кадровика Кулаков. — Что ж, человек он волевой, решительный, — согласился командующий флотом… 13 августа противник окружил Одессу с суши, но большего наступающим добиться не удалось. Читая сводку, Кулаков на мгновение увидел перед собой не наступающие войска противника, бои в окопах, а Осипова, принимающего полк. Внешне спокойного, деловитого, полного решимости до конца защищать город. Яков Иванович вступил в командование, а через два дня — 17 августа — его полк вместе с пограничниками разгромил и уничтожил прорвавшуюся к городу часть гитлеровцев. Полк Осипова участвовал в успешном сентябрьском наступлении, помогая дерзкими атаками мужественному десанту у Григорьевки. Полковник погиб в бою. Имя Осипова, его подвиг неотделимы от подвига города-героя Одессы. Это не раз подчеркивал Николай Михайлович в выступлениях и в годы войны, и в докладах на конференциях, проходивших в послевоенные годы. Героизм был поистине массовым. Но член Военного совета не воспринимал подвиги как что-то обыденное, рядовое. «Подвиги — пусть их много — это не знаки, которые могут примелькаться в дороге, а вехи на пути к нашей победе» — так считал Николай Михайлович. И все же он был до глубины души потрясен мужеством и стойкостью моряков-зенитчиков под Николаевом. В районе Водопой — Кульбакино прорвались 35 немецких танков, за ними — до полка пехоты. Отважно сражались против них бойцы 70-го дивизиона капитана Л. И. Калинина. note 35 После отражения атаки, когда наступила временная передышка, всем трем батареям дивизиона приказали отойти. Две батареи (701-я и 703-я) переходили на новые позиции. Снялись три орудия 702-й батареи, вдруг из-за насыпи снова показались танки со свастикой. Они хотели отрезать батарею от полка, раздавить на марше орудия и расчеты. Четвертое орудие еще было на старой позиции. Оно открыло огонь по противнику, подбило один, потом и второй танк. Фашисты обрушили огонь на это орудие. На войне бывает так, что боем правит «его величество случай». Вражеский снаряд не повредил орудие, не убил никого из расчета, он разнес и поджег оказавшуюся неподалеку цистерну с горючим, разметал горящий бензин по сторонам. На бойцах воспламенилась одежда, загорелись деревянные ящики с боезапасом. А краснофлотцы в пылающей одежде, словно грозные факелы, встали на пути врага, посылая ему навстречу снаряд за снарядом. Все бойцы расчета орудия, которым командовал Б. В. Дерлин, пали геройской смертью. Но обеспечили отход боевых друзей, спасение батареи и, наверно, дивизиона, находившегося на марше. Об этом в сводке коротко — на полстраницы. Николай Михайлович представил, как вспыхнул огненный шар, навалился на людей. Орудие замолчало, а через несколько минут к нему встали моряки, сгорающие на ветру, потому что им некогда было сбить с себя пламя. Горела земля. Люди падали, поднимались, но вели неравный бой… Человек эмоциональный, Кулаков словно наяву услышал команды: «Наводить в правый танк!.. По танку!.. Ориентир… Огонь!.. Огонь!.. Огонь!..» Член Военного совета позвонил начальнику политуправления Бондаренко. — На Матросском бульваре есть памятник бригу «Меркурий». Помнишь, он успешно выдержал бой с двумя турецкими линейными кораблями. Что на памятнике написано? — Потомству в пример, — ответил Бондаренко. note 36 — Подвиг под Николаевом надо поставить в пример флоту во всей пропаганде и агитации… 19 августа директивой Ставки Верховного Главнокомандования создан Одесский оборонительный район с подчинением его Черноморскому флоту. Командующим районом назначили контр-адмирала Г. В. Жукова. Ему были подчинены все части и учреждения, предписывалось навести строгий порядок. Членами Военного совета района стали: дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин — от армии, бригадный комиссар И. И. Азаров — от флота, секретарь обкома А. Г. Колыбанов. По предложению Николая Михайловича политотдел Одесского оборонительного района не создавался. Решение было найдено простое: Военному совету OOP подчинить политотдел Приморской армии, который стал политорганом Военного совета района и возглавил всю партийно-политическую работу в соединениях. Централизация руководства помогла лучше организовать оборону. Все же 20 августа имевший огромное превосходство враг оказался на ближних подступах к городу. В течение двух дней сжималось кольцо наступающих войск, но 23 августа отряд моряков под командованием майора А. С. Потапова на своем участке отбросил противника. Стойко сражались воины Приморской армии, полки морской пехоты. Наносили удары летчики, вели успешную артиллерийскую стрельбу эсминцы и канонерские лодки. Утром 29 августа к могучему голосу их орудий присоединились грозные пушки крейсера «Червона Украина», на котором в осажденный город снова пришли Левченко и Кулаков, чтобы быть ближе к воинам, оказать необходимую помощь. Город показался Кулакову более строгим, посуровевшим. В ряде мест улицы перегородили завалы, баррикады, оставались лишь узкие проезды для транспорта. Окна нижних этажей прикрывали мешки с песком. На стенах домов, рекламных щитах и заборах висели обращенные к воинам note 37 и горожанам лозунги: «Товарищи! Враг у ворот Одессы. Ни одного шага назад!», «Ноги фашистских варваров не должно быть в Одессе!», «Все на защиту родного города!» — Это не только призывы, это сами дела, — перехватив взгляд члена Военного совета на плакаты, сказал Жуков. — У нас побывал Константин Симонов. Он написал об одесситах: «…Здесь рабочее время определяется не количеством часов, не количеством бессонных ночей, а единственно тем, когда будет готов танк. «Вот как танк кончим, тогда пойду спать…» А танки свои, одесские. 50 тракторов ЧТЗ переоборудуются в танки. Возможно, и громко это сказано «танки»: тракторы обшиваются стальными листами, на них ставят два пулемета или малокалиберную пушку. Название новому оружию нашли колоритное — НИ («на испуг»). Много шума, маловато огня, но свою роль в боях играют… — НИ он НИ и есть, как хочешь трактор назови, — заметил дивизионный комиссар. — Люди — наша опора и надежда. Помнишь: «Гвозди бы делать из этих людей…» — Не было б в мире крепче гвоздей, — закончил фразу Жуков. — Понятно, в чем гвоздь нашей работы?.. Заместитель начальника штаба OOP полковник Н. И. Крылов (впоследствии Маршал Советского Союза) и контр-адмирал Г. В. Жуков доложили обстановку. Не считаясь с потерями, враг рвется вперед. Живой силы у противника во много раз больше, по технике у него также абсолютное превосходство. Бойцы сражаются отважно, но велики потери, необходимо пополнение. Члены Военного совета OOP — секретарь обкома А. Г. Колыбанов, дивизионный комиссар И. И. Азаров говорили, что политорганы и партийные организации активно пропагандируют требование Ставки Верховного Главнокомандования Одессу врагу не отдавать. Каждый воин предан Родине, народу и готов идти на любые жертвы, но выполнить боевой приказ. note 38 Перестроилась местная промышленность: на линолеумном заводе изготавливают взрывчатку, на заводе имени Петровского — гранаты. Стекольный завод довел производство бутылок с горючей смесью до 20 тысяч в сутки. В те дни Николай Михайлович познакомился с командиром 25-й дивизии И. Е. Петровым. Иван Ефимович произвел на Кулакова впечатление человека глубоко эрудированного, обладающего несомненным военным талантом. Позже Кулаков горячо поддержал его назначение на должность командующего Приморской армией. В один из свободных вечеров Кулаков побывал дома у Г. П. Софронова. Старый большевик неоднократно встречался с В. И. Лениным, имел огромный опыт работы с людьми и командирской деятельности. Пили чай под аккомпанемент разрывов артиллерийских снарядов. Кулаков позже рассказал, что при таком сопровождении чувствовал себя не вполне уютно. Софронов же держался молодцом. Но его подкосило вскоре горе. В бою погиб его сын — капитан Д. Г. Софронов. У генерала произошел серьезный сердечный приступ, его эвакуировали для лечения в тыл. Командовать Приморской армией стал Иван Ефимович Петров. В начале сентября на крейсере «Червона Украина» Кулаков вернулся в Севастополь. На заседании Военного совета флота Николай Михайлович доложил о состоянии дел в Одессе. Сказал о том, что район может сделать своими силами, чем ему нужно помочь. По его предложению было принято решение с началом наступления из Одессы в помощь войскам OOP высадить морской десант. Десантный полк формировался в Севастополе. Член Военного совета флота следил за его подготовкой. Командиром полка был назначен капитан К. М. Корень, комиссаром — по рекомендации Кулакова — батальонный комиссар И. А. Слесарев, способный сотрудник политуправления флота. При подготовке к наступлению в Одессе побывал Октябрьский. note 39 Он поддержал предложение Военного совета OOP и Кулакова о контрударе и пополнении гарнизона свежей дивизией. Общее мнение было таково, что избавить город и порт от артиллерийских обстрелов можно, только отбросив врага, а сделать это без пополнения Приморской армии кадровой дивизией нельзя. Чтобы подготовить и доставить пополнение, нужно было время. Ставка направила командованию Одесского оборонительного района телеграмму, необычную по форме и содержанию: «Передайте просьбу Ставки Верховного Главнокомандования бойцам и командирам, защищающим Одессу, продержаться 6–7 дней, в течение которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного пополнения. И. Сталин». Это обращение Верховного Главнокомандующего к защитникам Одессы, вокруг которого развернулась огромная агитационно-пропагандистская работа в войсках и в городе, поднимало боевой дух защитников, звало их к новым подвигам. Предприятия, работавшие под землей, круглосуточно выполняли заказы для фронта… Кулаков встретился с десантниками, проверил их экипировку. Оказалось, что вместо продуктов вещмешки они набили гранатами и патронами. — Без питания и теплой одежды собрались воевать? — спросил он коренастого старшину 2-й статьи, чем-то напоминавшего ему знаменитого во время первой севастопольской обороны матроса Кошку. — Главное — разбить противника, а там добудем и харч и все, что еще требуется, — сверкнул черными глазами моряк. Кулаков не стал уточнять, «что еще требуется», подумав, что Слесарев — политработник толковый, и, если так, пусть не по какому-то параграфу сделали в полку, значит, правильно сделали. Инициативу такого рода часто проявляли и участники других десантов, и, если дело не доходило до крайностей, ее можно было только приветствовать. note 40 Получив обещанные войска — свежую дивизию и маршевые батальоны, в OOP спланировали наступление, приуроченное к высадке десанта в тылу противника. На кораблях и среди десантников прошли митинги. Короткие, как и их резолюции: бить врага до его полного уничтожения. С нетерпением ждал Николай Михайлович информации из Одесского оборонительного района. Наконец сообщили, что во втором часу ночи 22 сентября корабли высадили десант неподалеку от села Григорьевки. Руководство возлагалось на контр-адмирала С. Г. Горшкова. Десант огнем поддержали корабли. Высадку первых групп и прием последующих волн десанта возглавил военком полка Слесарев. Одновременно успешно высадились парашютисты — 23 краснофлотца и командира из авиачастей флота. В тылу врага они нарушили связь, уничтожили десятки солдат и офицеров, вызвали смятение и неразбериху. Утром присоединились к наступающему десанту. Позже стало известно, что перешедшая в наступление из окруженной Одессы дивизия разгромила две вражеские. Морской же десантный полк, выполнив свои задачи, соединился с продвигавшимися навстречу ему сухопутными частями. Фашисты оказались отброшенными на 8–10 километров, лишились возможности обстреливать прицельно город и порт, ведущие к ним фарватеры. Наши войска прочно закрепились на новых рубежах, отбив все попытки противника восстановить положение. Цели, которые определили Ставка, Военный совет флота, были достигнуты. Фронт обрел большую устойчивость. У защитников Одессы окрепла уверенность в том, что надежно оборонять ее можно и дальше. Н. М. Кулаков доложил И. В. Рогову об успешном проведении операции, о том, что обеспечено нормальное снабжение войск в Одессе. Но вскоре обстановка на юге нашей страны очень круто изменилась. note 41 Город становится фронтом Казалось бы положение под Одессой налаживается. В наиболее опасном месте враг отброшен от города, жители избавлены от варварских обстрелов. Но в сентябре фашисты подошли к Перекопу. Из-под Севастополя Кулаков проводил на передовую два лучших батальона из формирующейся 7-й бригады морской пехоты полковника Е. И. Жидилова. Однако этого было недостаточно. В Военном совете флота понимали, что действенную помощь 51-й армии, защищавшей Крым, может оказать лишь переброска из-под Одессы Приморской армии — закаленной в боях, умеющей обороняться. Это мнение Военного совета флота вице-адмирал Левченко доложил наркому ВМФ. Н. Г. Кузнецов сразу ответил телеграммой, запрещающей оставлять Одессу. Тогда, что называется через голову начальства, 29 сентября Октябрьский и Кулаков обратились к Верховному Главнокомандующему. Доложили, что положение 51-й армии на грани катастрофы, часть ее дивизий без оружия. Войска отходят на рубеж селения Ишунь, где нет надежных оборонительных сооружений, и захват Крыма становится реальной угрозой. В телеграмме отмечалось, что, пока борьба за Крым идет на Перекопе, есть возможность организованно вывести войска из Одессы и усилить ими оборону Крыма. Ставка приказала Военному совету флота «эвакуировать Одесский оборонительный район и за счет его войск усилить оборону Крымского полуострова». Военный совет флота утвердил план эвакуации — предусматривалось постепенное сокращение линии фронта и отвод войск завершить к 20 октября. Для контроля за выполнением решения Ставки в Одессу выехал Г. И. Левченко. Руководители OOP, не note 42 полностью представляя обстановку в Крыму и видя прочность положения своих войск, не согласились с решением оставить город. Один из местных работников направил И. В. Рогову телеграмму с просьбой обратиться в Ставку с предложением продолжать защищать Одессу. Н. Г. Кузнецов ответил, что надо не обсуждать приказ Ставки, а мобилизовать людей на его выполнение. Из Одессы в адрес Военного совета флота стали поступать телеграммы с просьбой ускорить эвакуацию. По указанию Г. В. Жукова 10 октября в Севастополь для разъяснения плана OOP прибыл начальник инженерных войск Приморской армии генерал-майор А. Ф. Хренов. Октябрьский и Кулаков внимательно выслушали Хренова: эвакуацию всех войск предлагалось провести одновременно. — Обсудите план эвакуации с начальником штаба флота, — распорядился командующий. Елисеев знал, что новый план потребует дополнительного привлечения к эвакуации судов, изменения графиков движения. Надо согласовать действия со Ставкой и наркоматом ВМФ. Втроем пошли к Октябрьскому. Кулаков заметил, что слишком дорогой может оказаться ошибка, если не удастся вывести войска из Одессы одним эшелоном, не прикрыть корабли и суда авиацией, что решения согласованы со Ставкой и для их отмены нужны весьма веские доводы. — Николай Михайлович, отправляйся в Одессу, ознакомься с положением на месте и доложишь Военному совету, — предложил командующий Кулакову. — Тогда и примем окончательное решение. А штабу, чтобы не упустить время, начать, не откладывая, проработку нового варианта — независимо от того, состоится он или нет. Дивизионный комиссар с группой офицеров штаба 12 октября вышел в Одессу. Как свидетельствовал позже вице-адмирал И. И. Азаров, Кулаков — всегда живой, общительный, note 43 жизнерадостный, на этот раз был хмур, молча посасывал трубку. Да, скажем прямо, Военный совет флота был недоволен столь скорыми, трудными, хотя и необходимыми переменами в решениях. От первого предложения — не отдавать Одессу до последнего — сдать ее в короткие сроки — была дистанция огромного размера. На командном пункте OOP состоялось заседание его Военного совета. Пригласили командиров дивизий и командира военно-морской базы. Начальник штаба OOP полковник Н. И. Крылов доложил, что попытка нового наступления врага отбита. Но в связи с боями и уже частично проведенной эвакуацией людей и техники поредели наши силы в Одессе, сдерживать противника будет труднее. Есть возможность осуществить эвакуацию раньше намеченных сроков, отводя войска не на промежуточные позиции, не по этапам, а минуя их: сразу для посадки на корабли и суда. Часть тяжелой техники и вооружения придется уничтожить. Кулаков внимательно выслушал доклад, выступления Жукова и Петрова, побеседовал с командирами. Мнение было единым: осуществить отход одним эшелоном, и не на промежуточные рубежи, а непосредственно к кораблям и судам — на погрузку. Причем все четыре дивизии отвести в одну ночь — на 15 октября. Николай Михайлович понимал: такой отход сулил несомненные выгоды, но трудно было обеспечить скрытность и беспрепятственность марша. Требовалось ввести противника в заблуждение — важно было продемонстрировать активность действий на передовой. Важным был и вопрос о транспортировке войск — предстояло перевезти около 35 тысяч человек. И еще необходимо было забрать побольше техники и вооружения, которого так не хватало в Крыму. Творческое мышление, умение верно оценивать общую обстановку показал в столь сложной обстановке член Военного совета флота. Он понял, что утвержденный Ставкой план эвакуации Одессы устарел. Новый план обещает note 44 полный успех эвакуации. Вместе с тем целесообразнее, посчитал он, произвести ее в ночь не на 15, а на 16 октября, чтобы подошли дополнительные транспорты и забрали побольше техники, а самолеты успели бы перебазироваться в западную часть Крыма и помогли надежнее прикрыть переход, В телеграмме командующему, согласившись с мнением Военного совета OOP об отходе, минуя промежуточные позиции, Кулаков предложил отвести войска 16 октября. Чтобы погрузить матчасть зенитной артиллерии, попросил прислать дополнительно 2–3 больших транспорта. Октябрьский согласился с предложением члена Военного совета флота. Нелегко было Николаю Михайловичу покидать город, где столько раз бывал, знал многих людей, чью судьбу только что решали. Кулакову показали подготовленное местными товарищами обращение к населению: «Не навсегда и не надолго оставляем мы нашу родную Одессу… Мы скоро вернемся». Перед эвакуацией Одессы в военно-морском госпитале Кулаков встретился с ранеными (он навещал их при каждой возможности). Собрались в самой большой палате, куда моряки пришли и с других этажей. Николай Михайлович не имел права говорить об отходе войск, сказал, что ожидаются крупные налеты вражеской авиации и во избежание напрасных потерь нужно вывезти всех раненых в Крым или на Кавказ. — А мы не поедем! Мы еще пригодимся тут! За Одессу еще повоюем! — послышались возгласы. Дивизионный комиссар настаивал, уговаривал. Да видно, не всех сумел убедить. Когда подали машины для отправки на транспорты, некоторых раненых не оказалось на местах — ночью убежали в свои части. — Ладно, может, еще скорее поправятся, — так утром отреагировал член Военного совета на доклад о происшедшем. note 45 Кулаков уезжал из Одессы 15 октября вместе со специалистами аэродромных служб. Беседовал с людьми, а в мыслях одно: «Все ли учтено?» Сделано было все, это подтвердил ход последних боев и эвакуации. 14 и 15 октября в Одессу пришли транспорты и корабли. Утром 15 октября вздыбилась, загудела земля на вражеском переднем крае. В воздух взлетали командные пункты, рушились окопы и блиндажи. Несколько часов пушки кораблей и сухопутных частей не давали врагам поднять головы. Во второй половине дня основные силы армии, техника начали отводиться в порт. Ночью от передовой по дорогам, предусмотрительно посыпанным известью и мелом, чтобы воины шли по кратчайшему пути, не плутали, отходил арьергард. К трем часам ночи 16 октября главные силы OOP закончили посадку на транспорты. Около 6 часов утра из гавани вышло наше последнее судно. Прошло несколько часов, прежде чем враг обнаружил, что Приморская армия ушла. Лишь через сутки войска противника решились вступить в Одессу. Сложный переход морем прошел практически без потерь. В Севастополь было доставлено 35 тысяч закаленных в боях воинов. По прибытии в главную базу флота руководители Приморской армии собрались в штабе флота. Кулаков назвал этот сбор «ранним обедом» — время завтрака прошло, а обеденное не наступило. Атмосфера была теплой, дружеской. Прощаясь, Октябрьский сказал приморцам: — Если случится такое несчастье, что придется отходить от Ишуни и не будет ясно, в каком направлении следовать, прошу тех, у кого будет возможность, пробиваться к нам, в Севастополь. Будем драться вместе, как в Одессе. Мы Севастополь не бросим. Драться будем очень упорно. У нас есть чем защищаться и есть кому защищать его… Героическая оборона Одессы продолжалась свыше note 46 двух месяцев. С честью выполнили свой долг моряки — защитники города. В конце сентября отличившимся в боях под Одессой и Севастополем вручались ордена и медали. Н. М. Кулаков тепло поздравил старшего лейтенанта Д. А. Глухова с орденом Красного Знамени, поблагодарил за мужество. В дальнейшем на груди боевого командира еще заблещут Золотая Звезда Героя Советского Союза, два ордена Ленина, орден Ушакова (Д. А. Глухов погибнет в 1943 году в бою). Кулаков выступил перед собравшимися. Он говорил, что сегодня награды вручили первой группе моряков, отличившихся в боях. За этими наградами последуют другие, еще многих героев даст Черноморский флот… Последующие бои показали, что так и стало. Героизм был массовым. Четыре черноморских города, которые вместе с армией стойко и мужественно защищал Черноморский флот, стали городами-героями: Одесса, Севастополь, Керчь, Новороссийск. «Севастопольская страда» Фашисты вышли к Крыму. Войска нашей 51-й армии оказались разбросанными (для отражения воздушных и морских десантов) по всему полуострову и были слабо оснащены техникой. Ошибка армейского командования note 48 состояла в том, что наиболее опасное направление — Перекопский перешеек — занимала одна лишь 156-я стрелковая дивизия. Другие по-прежнему ориентировались на противодесантную оборону. Гитлеровцы, пользуясь превосходством в силах, прорвали перекопские укрепления и 20 октября захватили Ишунь. Через два дня, стремясь остановить наступление врага, с ходу, без отставшей артиллерии вступили в бой первые части Приморской армии. Но противник уже вырвался на степные просторы, где остановить его было некому. Нашим войскам пришлось отходить в глубь Крыма. 22 октября Ставка Верховного Главнокомандования назначила командующим войсками Крыма вице-адмирала Г. И. Левченко. Он вступил в должность в тяжелое время. Враг быстро продвигался, наши войска отступали. Находившийся в Симферополе Г. И. Левченко вызвал в свой штаб Ф. С. Октябрьского, Н. М. Кулакова и вновь назначенного члена Военного совета флота И. И. Азарова. На совещании присутствовал замнаркома И. В. Рогов. Обсуждался вопрос о положении в Крыму. Левченко настаивал на переброске на север полуострова 7-й бригады морской пехоты. Октябрьский и Кулаков считали необходимым в связи с угрозой выхода противника на оперативный простор и тем, что других крупных частей в главной базе флота нет, оставить бригаду под Севастополем. Когда Левченко, поддержанный Роговым, приказал отправить бригаду, Кулаков попросил не брать хотя бы артиллерийский дивизион. Предложение не было принято. Севастополь оказался без прикрытия войск с суши. Командующий флотом направился на Кавказ — определить резервные места базирования кораблей, так как угроза Севастополю и кораблям с воздуха возрастала. Когда пришло сообщение о прорыве немецких войск в Крым, Елисеев и Кулаков вызвали на ФКП начальника отдела кадров флота Коновалова. — Враг с часу на час может обрушиться на Севастополь. note 49 А у нас сил очень мало. Где Приморская армия, где 7-я бригада, мы не знаем. Связи с ними нет. Наш оборонительный рубеж оголен. Военный совет ставит перед нами задачу: срочно формировать новые части и подразделения, вооружать и отправлять их на передний край. Откуда брать людей, как расставлять их — решайте сами, — говорил начальнику отдела кадров начальник штаба флота И. Д. Елисеев. Дивизионный комиссар Кулаков встал и твердо, без сомнения распорядился: — Военный совет разрешает брать краснофлотцев, старшин, комсостав отовсюду, где они не связаны непосредственно с боевыми действиями. Разрешаем брать людей с надводных кораблей, подводных лодок, из штабов. Главное — преградить путь врагу. Сколачивайте как можно больше батальонов, рот и отправляйте их на фронт. 29 октября Севастополь был объявлен на осадном положении. Противник быстро продвигался, обходя Приморскую армию с запада. Обе наши армии отступали: 51-я — к Керчи, Приморская — к Севастополю. В те строгие, решающие дни частыми были встречи Николая Михайловича с комендантом береговой обороны главной базы Петром Алексеевичем Моргуновым. Опытный артиллерист, спокойный, немногословный человек, он командовал сухопутными войсками до прибытия И. Е. Петрова, внес неоценимый вклад в оборону города. 30 октября Моргунов находился в кабинете Кулакова, докладывал о ходе подготовки Севастополя к боям. Вдруг послышались глухие отдаленные залпы, почти сразу зазвонил телефон. Командир 1-го отдельного артдивизиона подполковник К. В. Радовский доложил, что 54-я батарея лейтенанта Заики открыла огонь по колонне противника. Моргунов посмотрел на часы. Было 16 часов 35 минут. Так начиналась героическая оборона Севастополя. Позже Николай Михайлович поинтересовался, кто первым скомандовал: «Залп!» и принял на себя вражеский удар. note 50 Лейтенант И. И. Заика — отличный артиллерист, любитель истории, часто рассказывал матросам об обороне Севастополя 1854–1855 годов. На вопрос батарейцев: «Не родственник ли вы Федору Заике — герою первой обороны?» — ответил: «Не знаю, но горжусь им и светлого имени его не посрамлю». Слова командира не разошлись с делом. Когда было замечено движение колонны танков и машин, последовала его команда: «Залп!» Это был поистине мастерский огневой налет. Остановились танки. Взрывались следовавшие в колонне бензовозы, горели автомашины. Разгромив врага, батарея прекратила огонь и даже не была обнаружена. Заика собрал личный состав, предупредил, что у них нет пехотного прикрытия. Краснофлотцы, не занятые непосредственно у орудий, вышли в окопы впереди батареи. На следующее утро враг снова двинулся к Севастополю. Трое суток шла неравная борьба. Лишь когда все орудия оказались разбитыми, многие воины погибли, Заика дал последнюю радиограмму и уничтожил рацию. Оставшаяся группа бойцов отважно билась в окружении, а затем сумела прорваться к своим. 1200 выпущенных снарядов, мужество и боевое мастерство моряков батареи были первым заслоном на прямом пути к главной базе. За трое суток батарея уничтожила 16 танков и 7 автомашин с пехотой. За стойкость и мужество в тех боях командир батареи И. И. Заика и ее военком С. П. Муляр были награждены орденом Красного Знамени. 31 октября Елисеев, Кулаков, Азаров собрали руководителей соединений, сообщили о тяжелой обстановке, потребовали обеспечить стойкость всех бойцов в обороне. Было принято решение вывести все крупные корабли на Кавказ. Утром 1 ноября на главную базу флота приехал И. В. Рогов. После беседы они вместе с Кулаковым вышли с ФКП на берег Южной бухты. Начался налет вражеской авиации. note 51 Многие самолеты пикировали и бросали бомбы на маскировочную сетку — в то место, где еще вчера стоял линкор «Парижская коммуна». Николай Михайлович засмеялся. Сказались, должно быть, нервное перенапряжение, бессонные ночи. Рогов, не видя вокруг ничего смешного, с недоумением смотрел на члена Военного совета. — Вот если бы мы на месте оставили линкор, — пояснил Кулаков, — было бы не до смеха. На подступах к городу шли ожесточенные бои. 2 ноября с Кавказа возвратился Октябрьский. Совместно с Кулаковым он одобрил подготовленное работниками политуправления обращение Военного совета флота к защитникам Севастополя. На другой день оно было опубликовано в газете «Красный черноморец». Напомнив о славных революционных и боевых традициях флота, обращение призывало: «Ни шагу назад. Каждый боец, командир и политработник должен драться с врагом до последней капли крови, до последнего дыхания…» На митингах и собраниях моряки поклялись до конца отстаивать город русской морской славы Севастополь. Первого ноября впервые по скоплению войск противника ударила дальнобойная крупнокалиберная батарея № 30. Мастерство артиллеристов, корректировщиков помогло попасть в цель уже первым снарядом. Запылали бензоцистерны, подрывались машины с боезапасом, гибли вражеские солдаты. В тот день батарея вела огонь по врагу еще четыре раза, а на другой день — уже двенадцать! Во время одного из боев у орудий присутствовали И. В. Рогов и Н. М. Кулаков. Они высоко оценили его результаты. Рогов, находясь в самый критический момент среди севастопольцев, всеми силами помогал Военному совету, политработникам. Отбыв затем вместе с другим членом Военного совета И. И. Азаровым в Новороссийск, он значительно ускорил отправку в главную базу столь необходимой для ее защиты 8-й отдельной бригады морской пехоты. Эта бригада под командованием полковника В. Л. Вильшанского note 52 стала одним из основных соединений при обороне Севастополя до подхода Приморской армии. Нанеся врагу ощутимый контрудар, она помогла сорвать попытку противника взять город с ходу. В своих мемуарах немецкий командующий Манштейн, объясняя, почему не удалось овладеть Севастополем в ноябре, написал: «…Противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы… начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54-го корпуса. Потребовалось перебросить сюда для поддержки 22-ю пехотную дивизию из состава 30-го армейского корпуса. В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с востока и юго-востока…» Враг был остановлен. Следовало совершенствовать оборону, готовиться к зиме, а хозяйственникам 8-й бригады никак не удавалось получить шанцевый инструмент, сапоги, теплое белье, походные кухни. Комиссар бригады Л. Н. Ефименко обратился к члену Военного совета флота. На ФКП Николай Михайлович обнял бывшего однокашника по академии: — Наслышан о твоих молодцах. Дали фашистам по мозгам. Спасибо от Военного совета морякам бригады. — Передам. Знаем, отступать в Севастополе некуда. На нашем участке враг не пройдет. — Понимаю, прибыли налегке. Какие нужды? Первоочередные! Сам понимаешь, не в Питере в Гостином дворе. — Ломы, лопаты — оборудовать укрепления. Походные кухни — питаться. Сапоги и теплое белье — одеться. Уходили сюда в спешке, — отвечал Ефименко. Кулаков позвонил командующему береговой обороной: инструмент будет. Начальник вещевого снабжения пока смог удовлетворить потребности лишь частично. Через горком ВКП(б) на территории судоремонтного завода удалось найти для бригады старые полевые кухни. Их быстро отремонтировали. note 53 …К Севастополю отходила измученная боями, усталая, тяжело переживавшая отступление по Крыму, поредевшая Приморская армия. Ее руководители — командующий генерал-майор И. Е. Петров и член Военного совета бригадный комиссар М. Г. Кузнецов 3 ноября прибыли в город. На ФКП флота они прежде всего зашли к хорошо знакомому им по Одессе Кулакову. Петров взял лист бумаги и стал записывать номера полков и количество оставшихся в них людей. Картина получалась невеселая. Но, как было известно, ожидался подход отставших, пробивающихся через заслоны врага, пробирающихся по горным тропам частей и подразделений. Кулаков, напомнив об этом, сказал, что флот поможет пополнением. Он тут же позвонил начальнику одного из отделов штаба флота, чтобы срочно изучили возможность пополнения. Высказал предположение, что к приморцам перейдут флотские части, уже находящиеся на оборонительных рубежах. Настроение у Петрова и Кузнецова поднялось. Они вместе с членом Военного совета направились к Октябрьскому. Командующий флотом подтвердил высказанные Кулаковым соображения о пополнении армии. Подойдя к карте, рассказал об оборонительных рубежах под Севастополем, посоветовал Петрову побыстрее выдвигать войска на позиции у города. 6 ноября в кабинете командующего флотом Октябрьский и Кулаков слушали выступление И. В. Сталина на торжественном заседании, посвященном 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Трудно передать, как много значило уже то, что оно, как обычно, состоялось накануне праздника. Засиделись допоздна, обсуждая доклад, обстановку в стране и на фронте. Редактор флотской газеты «Красный черноморец», выходившей во время всей осады, П. И. Мусьяков сообщил по телефону, что текст доклада принят и газета с ним вовремя будет доставлена на боевые позиции, корабли. Решили отпечатать note 54 дополнительно несколько тысяч экземпляров для заброски в оккупированные врагом районы Крыма. На рассвете 7 ноября Октябрьский разбудил Кулакова. Поступила, как можно было понять по времени, поставленному на ней, телеграмма, подписанная после торжественного заседания. В директиве Ставки руководство обороной Севастополя возлагалось на командование Черноморского флота. Командующий флотом стал и командующим Севастопольским оборонительным районом, а его заместителем по сухопутной обороне — командующий Приморской армией И. Е. Петров. (С 19 ноября должность командующего войсками Крыма была упразднена.) Штаб флота во главе с И. Д. Елисеевым, политуправление вместе с членом Военного совета И. И. Азаровым перебазировались в Туапсе, откуда и руководили деятельностью флота на Кавказе и Азовской флотилией. В главной базе оставались оперативная группа штаба и часть работников политуправления. Военный совет СОР не создавался, поскольку действиями этого объединения руководило командование и Военный совет флота. Но практически двоих из четверых членов Военного совета — секретаря Крымского обкома В. С. Булатова и И. И. Азарова — не было в Севастополе. Документы подписывали (а главное — решали, брали на себя всю полноту ответственности) Октябрьский и Кулаков. На заседания Военного совета приглашались те, кто готовил вопрос или должен был выступать «задающим генератором» при проведении какого-то решения в жизнь. Говорили коротко, четко, сразу о главном. Поздно вечером обычно проводились совещания, заслушивался руководящий состав, решались кадровые вопросы. Тон такому деловому стилю в работе задавал командующий флотом Ф. С. Октябрьский. Его высокую требовательность, любовь и стремление к порядку всемерно поддерживал Н. М. Кулаков. По натуре своей — комиссар, note 55 душевный человек, не склонный к бюрократизму, он считал, что иначе нельзя… Защитники Севастополя отмечали праздник славными боевыми делами. Именно 7 ноября совершили бессмертный подвиг черноморцы — политрук Н. Д. Фильченков, краснофлотцы В. Г. Цибулько, И. М. Красносельский, Ю. К. Паршин, Д. С. Одинцов. В этот день батальон морской пехоты сдерживал натиск врага на одном из направлений в 30 километрах от города. Захватив гранаты и бутылки с горючей смесью, пятерка моряков во главе с Фильченковым выдвинулась вперед и укрылась за насыпью дороги. К нашим позициям двинулись 7 фашистских танков. Стреляя из пулемета по смотровым щелям, Цибулько остановил первый танк. Красносельский гранатами — второй. Другие бойцы подбили еще две машины. Фашисты повернули обратно. В следующую атаку пошло до полутора десятков танков, за ними — автоматчики. Цибулько бил из пулемета, пока не кончились патроны. Затем раненный в руку моряк с гранатами пополз навстречу врагу. Здоровой рукой он сумел бросить гранату и остановил танк. Две грозных машины подбил Красносельский. Герой погиб. Боеприпасы у моряков кончились, а танки могли пройти к главной базе, и смельчаки решили действовать наверняка. Привязав к поясам оставшиеся гранаты, Фильченков, Паршин и Одинцов поползли к танкам. Первым Фильченков, за ним два других моряка бросились под гусеницы. Остановились еще три машины. Остальные повернули назад. Поспешили за танками и автоматчики, преследуемые огнем группы моряков батальона, спускавшейся с высоты на помощь товарищам. Они нашли тяжело раненного, истекавшего кровью Цибулько. Он успел рассказать о героизме погибших боевых друзей. Кулаков узнал о подвиге отважных моряков не сразу, Сначала газета «Красный черноморец» сообщила о пяти неизвестных героях. Николаю Михайловичу позвонил note 56 военком госпиталя и доложил, что раненые морские пехотинцы говорят о таком же выдающемся подвиге. Член Военного совета поручил работникам политуправления установить детали боя, фамилии героев. Те разыскали всех, кому было что-то известно о подвиге. Их Кулаков собрал в своем кабинете. Здесь и выяснились обстоятельства боя. Пятеро морских пехотинцев были представлены к присвоению звания Героя Советского Союза. И многих других только одно могло заставить покинуть позиции — смерть. Одна из батарей вела огонь по наступающему противнику. Быстро, сноровисто работали расчеты, отбивая атаки. Противник бросил на батарею самолеты. Бомбы засыпали, казалось, все вокруг. Замковый комендор комсомолец И. А. Щербак был контужен, потерял зрение. Однако отлично натренированный воин продолжал четко действовать на боевом посту. Лишь когда отбили атаку, он встал с места. По его движениям товарищи поняли, что краснофлотец не видит. Но он попросил оставить его на батарее, разрешить сражаться с врагом. Лишь с трудом удалось отправить его на лечение… Не только с берега, но и с моря наносились сокрушительные удары по врагу. 11 ноября крейсера «Червона Украина» и «Красный Крым» вели огонь по наступающим гитлеровцам своим главным калибром. Стреляли эсминцы и другие корабли. На стороне фашистской авиации было значительное превосходство в воздухе. Все налеты отражать не удавалось. Вражеская авиация прямо у причала потопила крейсер «Червона Украина». К Кулакову пришел военком корабля батальонный комиссар В. А. Мартынов и передал просьбу личного состава остаться на защите Севастополя. По решению Военного совета из экипажа крейсера создали четыре батареи, причем орудия подняли с затонувшего корабля. Так и встали в строй испытанные бойцы со своим оружием и героически сражались до конца обороны. Враг продолжал наседать, расширил фронт наступления, note 57 проявлял высокую активность то в одном, то в другом месте. Стойко держались черноморцы и подходившие приморцы. Наткнувшись на сильную оборону, которую никак не удавалось преодолеть, фашистское командование пришло к выводу, что нужно значительно усилить войска и лишь потом продолжать наступление. Но время уже работало на защитников Севастополя. Приморская армия, пополненная личным составом флота и призывниками, мужественно отражала атаки врага на подступах к городу. 13 ноября враг предпринял новую попытку наступления. Десятки танков двинулись вдоль Ялтинского шоссе. Усилился артиллерийский обстрел наших позиций. Противнику удалось продвинуться вперед, но уже 14 ноября неожиданной контратакой удалось в основном вернуть занимаемые накануне рубежи. Ожесточенные бои шли здесь и в последующие дни. В дивизиях П. Г. Новикова и И. А. Ласкина, находившихся на острие атак, часто бывали Н. М. Кулаков и И. Е. Петров. 21 ноября враг снова попытался прорвать нашу оборону. Бои переходили в яростные рукопашные схватки. Противник занял один из оборонительных рубежей в полосе дивизии И. А. Ласкина. Кулаков и Жуков приехали в дивизию. Жуков не сдержался: — Бежали, мертвых и раненых, наверно, фашистам бросили, фланги соседям открываете. Не стыдно людям в глаза смотреть? — Раненых уносили, — стараясь быть спокойным, ответил Ласкин, — фашисты занимали окопы, в которых живых не было. — Полностью восстановить положение. Все вернуть до метра! — Есть! С комиссаром Кулаков говорил отдельно: — Политработники где были? Не отсиживались ли в блиндажах? В роты идите, в отделения! Не вернете позиции — рядовым в атаки ходить будете. note 58 Комиссар дивизии не оправдывался, хотя был он не на КП, а в отходившем батальоне. Не хватило там сил остановить прорвавшихся фашистов. — Все вернем, что отдали. К утру, — сказал члену Военного совета Солонцов. — Я снова в батальоны пойду. — Вернете, не сомневаюсь. Верю, комиссар, в тебя и твоих бойцов. Ночью утраченные позиции были возвращены. Контратаку возглавлял военком О. А. Караев… Находясь на передовой, Кулаков наблюдал бой двух наших истребителей с шестью «мессершмиттами». Хотя враг имел тройное превосходство, наши самолеты умело, стремительно маневрировали, мастерски уклонялись от атак, сами при первой возможности наносили удары. Пара сбила один «мессер», другие вышли из боя. Вечером на заседании Военного совета флота дивизионный комиссар спросил у командующего авиацией генерал-майора Н. А. Острякова, как он оценивает столь рискованный бой летчиков. Выяснилось, что сам командующий и вел этот победный бой, что он часто летает на боевые задания. По предложению Николая Михайловича было решено каждый вылет Острякову производить только с согласия Военного совета флота. Но генерал продолжал летать, когда считал нужным, ссылаясь на сложность обстановки. Зная об этом, Кулаков встретился с ним после полета: — Вы все же должны дать слово, Николай Алексеевич, что впредь будете себя беречь, — просил дивизионный комиссар. — Этого слова, Николай Михайлович, дать не могу. Погиб талантливый командующий и отважный летчик не в воздушном бою, а на земле, во время бомбежки. Аэродромы в Севастополе были так близко от переднего края, что враги могли наблюдать за ними, неожиданно бомбить и обстреливать из орудий… 22 ноября настало затишье. Наступление врага провалилось. Его 11-я армия увязла под Севастополем. У города note 59 рвались снаряды, вели бои мелкие подразделения, не молчало стрелковое оружие. Но появилась возможность совершенствовать укрепления, организовать планомерную боевую учебу и даже прогуляться по городу. Еще 26 октября по решению ЦК ВКП(б) в Севастополе был образован городской комитет обороны. Его председателем назначили секретаря горкома партии Б. А. Борисова. В комитет вошли председатель горсовета В. П. Ефремов, начальник горотдела НКВД К. П. Нефедов и другие. Руководство городского комитета обороны было тесно связано с командованием и Военным советом ЧФ, что давало ему возможность оперативно поднимать население на решение неотложных задач для отпора врагу. Работа партийных, советских, комсомольских организаций, предприятий и учреждений подчинялась главному — обороне города. В городе регулярно проводились собрания партийного актива. Б. А. Борисов вспоминал, что каждое мероприятие, связанное с помощью фронту, приводило в движение всю городскую партийную организацию. Кулаков и Борисов часто вместе думали о том, как наладить производство, выполнять планы выпуска военной продукции, лучше вести воспитательную работу. В морском кителе без нашивок, высокий, худощавый человек, не отличавшийся особым здоровьем еще со времени ранения в бою с бандитами Антонова, Борис Алексеевич обладал завидной работоспособностью, умением повести за собой людей, найти с ними общий язык. И все же были вопросы острые и сложные, которые Николай Михайлович ставил перед Булатовым или Борисовым лишь после серьезных раздумий. Работники штаба и политуправления докладывали, что городские предприятия допускают сбои в снабжении минами, гранатами. Слишком много простоев из-за частых воздушных тревог. Кулаков сказал секретарю Крымского обкома ВКП(б) Владимиру Семеновичу Булатову: note 60 — Еще не все резервы использованы. Формально все делается правильно, а по существу можно лучше. — Сами рабочие говорят, что не надо везде останавливать станки, если над городом самолет-разведчик. Думали об этом в обкоме и горкоме. Получается так, что пропагандисты, газеты всех хвалят, а производство снижается. Слова не подтверждаются делами. — Рад, Владимир Семенович, что мыслим одинаково с обкомом и горкомом. Надо всем нам активнее взяться за узкое место. Было решено, что отныне воздушные тревоги будут объявлять при массированных налетах, люди уходят в укрытие лишь при непосредственной угрозе. Надо заметить, что эти меры способствовали значительной активизации работы предприятий. Одновременно произвели дублирование электросетей и водопроводов, ускорили размещение предприятий в подземных укрытиях. Позже городскую промышленность решили объединить в два спецкомбината. В штольнях Троицкой балки разместили станки и оборудование Морского завода и прибывшего из Симферополя завода «Химчистка». На комбинате производили минометы, мины и противотанковые гранаты. Спецкомбинат № 2, созданный на базе швейной фабрики и артелей промкооперации, переехал в хранилище шампанских вин, укрытое в горах в Инкермане. Предприятие шило обмундирование, обувь. Большинство работающих — женщины. Оборудовали общежитие, детский садик. В конце ноября в Севастополе было относительно тихо. У Кулакова появилась возможность больше бывать в частях. Надолго запомнилось посещение батареи № 10, располагавшейся южнее речки Качи. Николай Михайлович приехал вручить награды отличившимся в боях батарейцам. — Это наша последняя позиция, — говорили краснофлотцы. — Пока мы живы, враг не пройдет! Просим считать нас всех коммунистами. — Всех? — улыбнулся дивизионный комиссар. note 61 — Всех! — хором ответили моряки. Велико было желание людей биться с врагом, находясь в рядах ленинской партии. Но принимали в ВКП(б) индивидуально даже отличившихся в боях воинов. Несмотря на тяжелые потери, уже во второй половине ноября во входившей в Севастопольский оборонительный район Приморской армии стало почти столько же коммунистов — членов и кандидатов партии, сколько было при эвакуации из Одессы, а число парторганизаций даже выросло… Политрук И. М. Фрейдлин получил от Кулакова задание «принести, и побыстрее» книгу, написанную Л. Н. Толстым о Севастополе. Она оказалась старой, довольно потрепанной — чувствовалось, что побывала в сотнях, а может быть, в тысячах рук. В Севастополе Льва Николаевича любили и читали, считая своим знаменитым земляком. Кулаков с удовольствием узнавал знакомый текст из рассказа «Севастополь в декабре месяце»: «Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникли в душу ваши чувства какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…» — У тебя обращается? — спросил Кулаков Фрейдлина. — Так точно! — Ну тогда посмотрим на Севастополь, чтобы обращалась еще быстрее. Они вышли с ФКП, поднялись по крутому склону, свернули к Ленинской улице и направились в сторону Графской пристани. На площади гордо высился памятник В. И. Ленину — ни взрывы бомб, ни осколки не причинили ему вреда. На Приморском бульваре кучками вперемешку с темными листьями белел снег: зима в сорок первом пришла необычайно рано. Николай Михайлович обратил внимание на то, что, несмотря на холод, заметно больше людей стало на улицах. Во дворах рыли щели — укрытия. Открылись многие магазины, правда, у их окон лежали мешки с песком. Заработала местная макаронная фабрика. Рыбаки note 62 под прикрытием истребителей выходят ловить рыбу. Начались прерванные занятия в восьми школах. По улице Карла Маркса снова пошел трамвай. И это при том, что вражеские залпы часто не давали людям спокойно спать. В начале декабря Генеральный штаб запросил мнение Октябрьского о плане высадки морского десанта. Не привлекая никого из специалистов, Октябрьский и Кулаков разработали план операции, предложили осуществить высадку с Азовского моря на Керченский полуостров, с Таманского полуострова в Керчь и Феодосию. План был принят Ставкой Верховного Главнокомандования. 9 декабря командующий флотом вместе с Кулаковым собрали руководящий состав СОР. — Завтра я ухожу в Новороссийск, — объявил Филипп Сергеевич. — За меня остается контр-адмирал Жуков. Не буду скрывать от вас цели, с которой отправляюсь туда. Но учтите, что это дело абсолютно секретное, большой оперативной важности, поэтому вести разговоры на данную тему запрещено. Собравшиеся с интересом слушали командующего. — Ставка решила готовить высадку крупного десанта на Керченский полуостров, — сообщил он. — Будут десантироваться две армии Закавказского фронта: пятьдесят первая и сорок четвертая. Азовская флотилия обеспечит высадку на северный берег полуострова, Черноморский флот — на восточный и южный. Керченская группировка немцев будет отрезана от севастопольской и разгромлена, удар будет развиваться в сторону Севастополя, а мы с плацдарма ударим навстречу. С блокадой главной базы будет покончено! — На какое число назначена операция? — спросил кто-то из присутствовавших. — Ориентировочно на двадцать первое декабря, — ответил Октябрьский. — Что касается деталей операции, то обсуждать note 63 их здесь я неправомочен. Еще раз повторяю: все, что вы сейчас узнали, — строжайшая военная тайна… По приказанию Ставки командующий флотом в тот же день на крейсере «Красный Кавказ» направился в Новороссийск для участия в непосредственной подготовке к операции. 12 декабря радио принесло радостную весть о нашей первой крупной победе — разгроме немцев под Москвой и успешном контрнаступлении войск на главном стратегическом направлении. До начала предполагаемой высадки, включения войск юга в общее наступление на советско-германском фронте оставалось девять дней. «Родина помнит, Родина ценит» В Севастополе стояла холодная пуржистая погода. Леденящий ветер гремел железом разрушенных домов, гнал по улицам рваные куски толя и бумаги, красную кирпичную пыль и горящий голубыми искрами снег. Холодно было на улице, холодно было и в убежищах, где работали и обитали люди. Не хватало топлива, чтобы обогревать даже школьные помещения. В городе продолжали рваться снаряды и бомбы, разрушая то, что еще сохранилось после жестоких огневых ударов летом и осенью. Все труднее становилось с продуктами. Решив, что севастопольцы достаточно измотаны, на рассвете 17 декабря, после сильной артиллерийской подготовки враг начал второй штурм города. При поддержке танков и авиации немецкая пехота повела наступление по всей линии фронта. Наша артиллерия открыла ответный огонь. Имея большое преимущество в силах, противник наседал. Наиболее ожесточенные бои шли на подступах к Северной бухте. Сражавшиеся здесь бойцы 8-й бригады морской пехоты note 64 отошли. В помощь морякам была направлена небольшая по составу, но слаженная спешенная кавалерийская дивизия. Вечером 17 декабря на совещании, проходившем на ФКП, подвели итоги боевого дня. Докладывали И. Е. Петров и П. А. Моргунов. По их мнению, определилось направление главного и вспомогательного ударов. Основной удар наносился в направлении Северной бухты. Цель — выйти к порту и лишить Севастополь подвоза. Вспомогательный — на Инкерман, в наши тылы. Судя по показаниям пленных, взятие Севастополя намечалось на 21 декабря — к полугодовой годовщине начала войны. Теперь, как никогда, требовалось нашим войскам повысить стойкость в обороне. Надо было подумать и о докладе в Ставку. Жуков и Кулаков решили поставить вопрос о быстрой помощи Севастополю резервами и оружием, хотя это могло задержать сроки десантной операции в Крыму. Ведь если не просить усиления СОР — реальна угроза потерять Северную сторону, осложнить всю оборону. В ночь на 18 декабря они доложили А. М. Василевскому, Н. Г. Кузнецову и Ф. С. Октябрьскому о вражеском наступлении, отходе войск на отдельных участках. Просили прислать 4 тысячи человек и боеприпасы для сухопутных войск. Более чем скромный запрос свидетельствует, что Жуков и Кулаков решили отбиваться, не затрудняя подготовку десанта. Бои рождают героев и трусов, но среди защитников города трусов не было. Героев же было много. Одни малоизвестные, другие — прославившиеся на века. Гарнизоны долговременных укреплений 1-й пулеметной роты в дзоте № 25 еще 15 ноября провели делегатское комсомольское собрание с повесткой дня: «О предстоящих боях». Комсомольцы Сергей Раенко, Алексей Калюжный, Александр Беленко и другие от имени боевых друзей поклялись не отходить ни на шаг. Собрание постановило драться по-черноморски, до последнего патрона, до последней капли note 65 крови. Резолюцию размножили, и каждый боец поставил под ней подпись. Дзоты № 11 (командир старшина 2-й статьи Сергей Раенко), № 12 (командир старший краснофлотец Александр Беленко), № 13 (командир старшина 2-й статьи Петр Романчук) и другие вступили в бой в первые же дни нового штурма. Почти все их защитники погибли, но не отступили, не пропустили врага. Когда фашисты приблизились к дзоту № 11, в нем находились его командир старшина 2-й статьи С. С. Раенко, краснофлотцы А. В. Калюжный, Д. И. Погорелов, В. Радченко, В. И. Мудрик, И. А. Еремко, И. М. Четвертаков и Г. Г. Доля. Моряки отбили несколько атак. Ранило в голову Раенко, его перевязали, и старшина снова взялся за пулемет. Враги стреляли довольно точно — мины рвались близко от амбразуры, Раенко ранило вторично, теперь уже смертельно. Умирая, он сказал: — Будьте верными своей клятве! Фашисты решили во что бы то ни стало уничтожить дзот, стоящий на их пути, и открыли артиллерийский огонь. Ранены Погорелов и Еремко. Но продолжают стрелять из винтовок по наступающим. К ночи атаки прекратились, однако фашистские автоматчики продолжали поливать дзот трассирующими очередями. На другой день, разбив дзот справа от дзота № 11, враг стал обходить его. Из пулемета стрелял Доля. Когда гитлеровцы подошли совсем близко, Калюжный и Четвертаков вылезли из дзота и стали отбиваться гранатами. В следующую ночь на помощь крохотному гарнизону пробрались с ручным пулеметом и боеприпасами Михаил Потапенко, Константин Король и Петр Корж. А с утра — новые атаки гитлеровцев, и снова безуспешные. Тогда враг бросил на непобежденный дзот самолеты. Их было много, и бомбы вздыбили, перевернули все вокруг… Из защитников дзота в живых остались тяжело раненные Г. Г. Доля и И. А. Еремко. note 66 Успешной контратакой наши войска отогнали фашистов с боевого участка. В противогазе Калюжного обнаружили записку: «Родина моя! Земля русская! Я, сын комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце. Истреблял врагов, пока в груди моей билось сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим. Моряки-черноморцы! Держитесь крепче… Клятву воина я сдержал. Калюжный»… С утра 18 декабря противник снова перешел в наступление по всему фронту. Командующий Приморской армией приказал 8-й бригаде морской пехоты и 40-й кавалерийской дивизии контратаковать противника. На некоторое время им удалось продвинуться, но новые атаки врага привели к тому, что морякам и кавалеристам пришлось отойти еще на 500–700 метров. В бой втянулись все резервы. Крупных кораблей для огневой поддержки пехоты в базе не было, они готовились к десантной операции. Положение оказалось сложным. Вечером при оценке обстановки было решено: контратаковать только в случае прорыва противника, просить прислать корабли для артиллерийской поддержки. Больших резервов, привлечение которых могло бы задержать десантную операцию, Жуков и Кулаков снова не просили. Как и ожидалось, 19 декабря противник продолжал наступление, особенно сильное в районе Северной стороны. Фашистам удалось прорваться через позиции 8-й бригады и 40-й кавдивизии. В бой бросались последние резервы. Учитывая ситуацию, Кулаков приказал подготовить и сам редактировал обращение ко всем бойцам, командирам и политработникам — отважным защитникам Севастополя. Утром 20 декабря оно было опубликовано в газете «Красный черноморец». «Ни шагу назад в борьбе за Севастополь! Родина ждет от нас победы над врагом» — таков был главный смысл обращения. Оно помогло повысить стойкость воинов. Комиссар батальона 8-й бригады морской пехоты старший политрук В. Г. Омельченко возглавил контратаку против фашистов. Моряки подожгли два танка. Во время рукопашной note 67 схватки комиссар и десять краснофлотцев были окружены немецкими пехотинцами. Омельченко приказал бойцам отходить, а сам прикрывал их. Смельчаки сумели вырваться из кольца. Через три дня в жарком бою старший политрук был убит. Тогда же смертью храбрых пали четверо военкомов батальонов. Поздним вечером 19 декабря на совещании руководства СОР было решено просить резервы. Стало очевидным, что без помощи не удержать противника в районе Северной стороны. На совещании И. Е. Петров — человек эмоциональный — добивался, чтобы в текст телеграммы о положении города вставили слова, что Севастополь продержится не более одного дня. Кулакову в эту ночь пришлось доверительно побеседовать с Петровым, убедить его, что он недооценивает силы гарнизона, да и не может быть оказана помощь за одни сутки. Ставка быстро отреагировала на просьбу СОР. 20 декабря днем пришла телеграмма от Октябрьского, что он на следующий день прибывает с войсками в Севастополь. Значительные силы выделил Закавказский фронт. Теперь приказом Ставки ему был подчинен Севастопольский оборонительный район. К началу второго штурма Севастополя почти весь Черноморский флот находился в портах Кавказа, готовясь к десантированию. Октябрьский тщательно проверял состояние и боевую готовность кораблей, внимательно следил за развитием событий. В нужный момент крейсер «Красный Кавказ» вместе с другими кораблями вышел в главную базу. На флагманском корабле следовала 79-я морская стрелковая бригада. Корабли прорвались через артиллерийские и авиационные заслоны и вступили в бой. Быстро высадились войска. Морская бригада атаковала врага вдоль Симферопольского шоссе. Кулаков стремился как можно подробнее, объективнее проинформировать командующего о действиях войск в период note 68 с 17 по 20 декабря и принятых в его отсутствие решениях. Он предложил Октябрьскому послать подробную телеграмму руководству с разъяснением обстановки и действий оставшихся в Севастополе руководителей. Командующий согласился. Военный совет Черноморского флота направил Военному совету Закавказского фронта, Кузнецову и Рогову телеграммы, подтверждающие правильность его оценок и действий. 22 декабря 7-я морская стрелковая бригада восстановила позиции. Но положение оставалось трудным. Противник находился в восьми километрах от Северной бухты. В Севастополь дополнительно направлялись войска, но были отодвинуты сроки высадки десанта в Крыму… В те дни Кулакову пришлось пережить необоснованную попытку заменить И. Е. Петрова. Вместо него был назначен в Приморскую армию генерал-лейтенант С. И. Черняк. Николай Михайлович все это время чувствовал себя очень скованно, неловко, хотя сам Иван Ефимович держался бодро, старался не показывать душевные переживания. Посоветовались с Октябрьским, решили прямо обратиться к Верховному Главнокомандующему. Вместе составили телеграмму: «… По неизвестным для нас причинам и без нашего мнения командующий Закавказским фронтом, лично совершенно не зная командующего Приморской армией генерал-майора Петрова И. Е., снял его с должности. Генерал Петров толковый, преданный командир, ни в чем не повинен, чтобы его снимать… Военный совет флота, работая с генералом Петровым под Одессой и сейчас под Севастополем, убедился в его высоких боевых качествах и просит Вас, тов. Сталин, присвоить Петрову И. Е. звание генерал-лейтенанта, чего он, безусловно, заслуживает, и оставить его в должности командующего Приморской армией. Ждем Ваших решений. Октябрьский, Кулаков». На другой день поступила телеграмма, восстановившая Петрова в должности, а генерал Черняк вскоре был отозван note 69 в распоряжение Закавказского фронта. Этот направленный в Ставку документ не только яркое свидетельство того, как ценило И. Е. Петрова флотское командование, но и образец принципиальности, партийности, смелости и Октябрьского, и Кулакова. В ночь на 26 декабря началась так тщательно скрываемая, но для тех, кто знал о ней, долгожданная высадка морского десанта в районе Керчи. 29-го войска высадились в Феодосии. Задержка в сроках произошла в связи с тем, что часть подготовленных резервов была направлена в Севастополь. Октябрьского и Кулакова удивляло, что, зная о высадке десанта, противник упорно штурмовал главную базу флота. Видимо, или с немецкой педантичностью выполнялся отданный ранее приказ, или враг решил, нанеся решающий удар, выйти к берегу на Северной стороне, а затем перебросить войска против десанта. 28, 29, 30 декабря противник продолжал упорно атаковать. Стало окончательно ясно, что гитлеровцы решили скорее покончить с Севастополем. Они обложили одну из батарей с трех сторон. Коммунисты батареи собрались, чтобы обсудить положение. Вот документ, каждая строка которого — свидетельство неиссякаемого мужества героических защитников города. «Протокол № 12 открытого партийного собрания зенитной батареи 31 декабря 1941 г. Началось в 21.00 Кончилось в 21.30 Повестка дня: Отстоять занимаемую высоту, не дать возможности фашистским бандитам прорваться к Севастополю (докладывает комиссар батареи А. И. Донюшкин). Выступили: 1. Тов. Баракин: «Враг подошел вплотную к позиции батареи. Впереди наших пехотных частей нет… Будем биться до последнего снаряда, патрона, до последнего вздоха». note 70 2. Тов. Стрельцов: «Будем бить врага метко, израсходуем снаряды — винтовкой, но Севастополя не сдадим». 3. Тов. Шкода: «Враг окружил нас с трех сторон, положение тяжелое, но не безвыходное… Будем драться до последнего вздоха». Постановили: Высоту не сдадим, преградим путь фашистам к Севастополю! Коммунисты в трудный момент обязаны вселять бойцам уверенность в победе над врагом. Для коммуниста нет неразрешимых задач. Победа или смерть — закон каждого коммуниста на фронте». За это решение единодушно проголосовали и коммунисты, и беспартийные. Герои сделали все, чтобы выполнить его с честью. Бой начался на следующее утро и продолжался до позднего вечера. Противник не прошел к городу, а вскоре был отброшен подоспевшими пехотинцами… 31-го уже проводились наши демонстрационные наступательные действия для сковывания войск противника. В тех боевых делах, как отмечал в воспоминаниях Н. М. Кулаков, особенно отличились бойцы 95-й дивизии Приморской армии и 7-я бригада морской пехоты. Взаимодействие войск армии и кораблей и частей флота сыграло важнейшую роль в отражении штурма. Оставались считанные часы до наступления Нового года. Несмотря на беспрерывные бои, взрослые позаботились о том, чтобы устроить новогодний праздник детворе. Нарубили сосенок для школ, детских садов. В кают-компании на ФКП тоже стояла крымская сосенка. Октябрьский сказал, что получены хорошие вести от Крылова. Мекензиевы Горы и высоты за ними в наших руках. Местами бойцы преследуют отходящего противника. Сейчас уже можно твердо сказать: второй штурм Севастополя провалился. Освобождена Керчь. Успешно развивается наступление под Москвой. Из таких больших и малых побед складывается общий успех… Большинство из занятых противником во время второго штурма населенных пунктов удалось вернуть. В плен попал note 71 немецкий майор, назначенный командующим 11-й армией Манштейном комендантом Севастополя, очень удивленный случившимся. Враг не смог осуществить своих планов. Бои временно поутихли. 31 декабря 1941 года «Правда» отмечала в передовой статье: «Несокрушимой скалой стоит Севастополь, этот страж Советской Родины на Черном море… Родина знает ваши подвиги, Родина ценит их, Родина никогда их не забудет!» В начале января был освобожден Керченский полуостров. Немецкое командование вынуждено было снимать части из-под Севастополя. В городе готовились наносить удары по врагу, разбирались завалы. Севастополь сам наносил удары артиллерией, авиацией, высаживал тактические десанты. На 6 января намечалось наступление Кавказского (затем — Крымского) фронта. В помощь ему был высажен десант в Евпатории. Моряки освободили половину города, но наступление войск фронта перенесли. Враг бросил против десантников большие силы. Как стало известно позже, десант был отрезан от моря и окружен, но героически сражался двое суток. И тогда, чтобы узнать о судьбе десанта, с подводной лодки высадили группу во главе с воспитанником Кулакова батальонным комиссаром У. А. Латышевым. Вскоре он доложил по радио, что десант погиб. Группе пришлось вступить в неравный бой с врагом. Последние слова, которые отважный комиссар передал по рации открытым текстом, были: «Мы подрываемся на своих гранатах. Прощайте!» После освобождения Керчи и Феодосии командование вновь созданного Крымского фронта не повело (как этого ожидали в Севастополе) стремительных наступательных боевых действий, чтобы деблокировать базу флота. Оно потребовало наступления от севастопольцев, ошибочно решив, что враг отвел от города большие силы. Октябрьскому и Кулакову пришлось не раз доказать, что измотанная боями note 72 Приморская армия не может наступать. Тем временем войска Кавказского фронта в январе оставили Феодосию. В феврале — марте на фронте шли бои местного значения, его линия стабилизировалась. Наступление не начиналось. Руководству СОР становилось все яснее, что оборонять Севастополь предстоит еще долго. Приближение весны несколько облегчило положение горожан. Люди стали переселяться из общежитий-убежищ в городские квартиры. Начались посевные работы на прилегающих к городу совхозных землях. Но весна несла и свои заботы. В Севастополе кончались запасы зерна. Из-за блокады сократился подвоз продуктов с Кавказского побережья. Ф. С. Октябрьский, Н. М. Кулаков, секретарь горкома Б. А. Борисов, председатель горисполкома В. П. Ефремов обсудили тяжелое продовольственное положение. — Запасы зерна иссякают. Трудности с подвозом большие, — говорил Борисов. — Стремимся изыскивать местные источники продовольствия, но этого мало, — добавил Ефремов. — Как бы противник ни усердствовал, подвоз морем не прекратится, — сказал Октябрьский. — Но вы правы, корабли и транспорты и без того несут огромную нагрузку по снабжению фронта оружием, боеприпасами, медикаментами и тем же продовольствием. Я вполне разделяю ваше мнение: выход надо прежде всего искать на месте. — Думаю, что в Севастополе все еще слишком много народу, — добавил дивизионный комиссар Кулаков. Руководители флота и города пришли к нелегким выводам: придется сократить нормы выдачи хлеба и других продуктов, ускорить эвакуацию. Подумать и о том, чтобы посадить огороды. Это движение получило название: «Каждому двору — огородную гряду». В городе вновь открылась для всеобщего обозрения панорама «Оборона Севастополя в 1854–1855 гг.». И события прошлого словно сближались с современными по смыслу и духу: люди снова защищали родную землю. Политуправление note 73 флота и горком партии создали музей второй обороны Севастополя. В помещении картинной галереи были оборудованы стенды, витрины с материалами о славных боевых делах воинов, об отличившихся героях. Здесь же — сообщения о героизме тружеников тыла, образцы выпускаемой предприятиями города продукции. Материалы ряда стендов разоблачали варварство, звериный облик врага. Были приведены документы и свидетельства: злодейские фашистские приказы, письма (их захватили в Керчи и Феодосии), награбленные предметы домашнего обихода, упакованные в посылки. И чего не было, наверно, ни в одном музее: проводились консультации по использованию трофейного оружия. Экспозицию осматривало по 800–900 человек в день. Приходили целые подразделения во главе с командирами и политработниками. Активно во время относительного затишья велась культпросветработа. Сосредоточивалась она прежде всего в агитземлянках, вмещавших по 30–40 человек. Бойцы смотрели кинофильмы, слушали музыку или просто отдыхали. Давались даже концерты столичных артистов — из фронтовой бригады Ю. М. Юровецкого, дважды приезжавшей в Севастополь. Постоянно бывали в частях и на батареях две агитмашины Дома флота. В самые горячие точки посылался «агитчемодан» с патефоном и пластинками, свежими газетами. А то, бывало, получал задание пробраться лихой гармонист. Работники домоуправлений покрасили скамейки в скверах, а на клумбах, словно в мирное время, высадили цветы. Нужно ли это было делать? Кулаков поддерживал все эти меры. Такие, на первый взгляд, мелочи вселяли уверенность в завтрашнем дне. Ведь белили деревья и сажали розы под грохот артиллерийских выстрелов! Осматривая укрепления в морских бригадах (а, чего греха таить, моряки не любили окапываться, не сразу удалось приучить их к этому важному делу), Кулаков говорил, что сделанное сегодня поможет выиграть бой завтра. И бойцы note 74 глубже вгрызались в тяжелый каменистый грунт, совершенствовали траншеи и убежища, активнее готовились к отпору. Оборона укреплялась. В Приморской армии прибавилось артиллерии и тяжелых минометов, получили противотанковые ружья. Восстанавливалась ударная сила береговых батарей: на 30-й батарее были заменены стволы орудий — по 52 тонны каждый. В конце апреля Октябрьский, встретившись с командующим Крымским фронтом Д. Т. Козловым, предупредил его, что, по разведданным, готовится наступление противника в Крыму, но тот отнесся к информации с недоверием. А 8 мая фашистские войска, сосредоточив мощный ударный кулак, прорвали Крымский фронт и вышли в его тылы. Не удалось остановить врага и на промежуточных позициях. 12 мая в блокированном Севастополе состоялось последнее собрание партактива с участием флотских представителей. В докладе секретаря горкома Б. А. Борисова, выступлениях секретаря Корабельного райкома партии М. И. Воронина, секретаря обкома партии Ф. Д. Меньшикова, врача С. Я. Троценко и других говорилось о готовности пройти через все испытания, использовать до конца резервы обороны. Октябрьский был краток: — Надо объявить аврал по созданию новых оборонительных сооружений вокруг города, залезть глубоко в землю. Если противник выбросит воздушный десант, нужно, чтобы все население Севастополя приняло участие в его уничтожении. Работать надо еще самоотверженнее и упорнее, готовиться к решающим боям с фашистскими захватчиками. Никакие неожиданности не должны застать нас врасплох… И все-таки трагедия в районе Керчи была неожиданной… Черноморский флот поспешил на помощь в Керченский пролив для эвакуации войск Крымфронта на Таманский полуостров. 17 мая на заседании Военного совета флота Октябрьский сообщил, что Керченский полуостров оставлен и освободившиеся немецкие войска перебрасываются note 75 к Севастополю, потребовал принять меры для укрепления позиций, по подготовке всех видов огня… Кулаков предложил провести в соединениях собрания делегатов — представителей всех подразделений. — Краснофлотцы и красноармейцы должны знать создавшееся положение, ничего скрывать от них мы не будем и призовем к стойкости и самоотверженности, — сказал он. На делегатском собрании Кулаков присутствовал в 7-й бригаде. В его докладе была суровая правда о поражении Крымфронта, об угрозе, нависшей теперь над Севастополем. От имени Военного совета он призвал до последней капли крови отстаивать героический город, родную землю. В авиачастях прошли беседы: «Чего требует партия от коммуниста», «Примерность коммуниста в освоении техники». Комсомольские организации провели технические конференции на тему: «От чего зависит меткость стрельбы летчика». Комсомольцы других частей рассказывали прибывшим о традициях, организовывали встречи с бывалыми воинами. На кораблях развернули движение за овладение двумя-тремя специальностями, чтобы уметь заменить в бою товарища. В бригаде полковника П. Ф. Горпищенко состоялись комсомольские собрания «О примерности в боях за Севастополь», note 77 «Боевые традиции Ленинского комсомола». Комбриг говорил, что комсомольцы в части — это сгусток живой, бьющей ключом энергии, боевого задора… Сколько в них силы, воли, горячего желания подвигов во имя Родины! Незадолго до третьего вражеского штурма Севастополя Николай Михайлович побывал во 2-м Перекопском полку морской пехоты, поинтересовался, как бойцы знают историю части. Спросил: — Почему ваш полк называется Перекопским? Высокий, коренастый боец ответил с украинским акцентом: — А вы, товарищ дивизионный комиссар, хиба не знаете? Так мы увесь Крым перекопали, тому нас и назвали Перекопским. Кулаков поддержал шутку: — Чтобы таких здоровенных, как ты, от авиации спрятать, сколько же надо земли выкинуть?.. Дружный смех придал беседе непринужденность. Бойцы, конечно, знали историю полка, но постоянное окапывание им сильно надоело, хотя все понимали его значение. Моряки заверили, что готовы громить врага, несмотря на его преимущество в численности и технике… Солдатский или матросский телеграф вести разносит быстро. О таких товарищеских беседах, «о нашем комиссаре флота» вскоре узнавали все в полках, бригадах, дивизиях, гарнизоне. Говорили и о том, как дивизионный комиссар спас бойца и «его девчонку». Рассказывали такой эпизод. Как-то один из зенитчиков вечером пустил в небо несколько ракет. Время было крутое. Завели дело и на молодого воина. Кулаков не поверил в предательство, приказал досконально разобраться во всем. Выяснилось, что боец… освещал дорогу девушке, уходившей от него со свидания. Его, конечно, наказали, но от суровой кары зенитчика спас комиссар. Чем сложнее, опаснее обстановка, тем активнее, доходчивее note 78 должна быть партийно-политическая работа. Эту истину Н. М. Кулаков глубоко усвоил со времен учебы в академии. Она прошла проверку в горниле многих боев. В самые тяжелые дни обороны — в период третьего штурма — пропагандистская работа уступила место непосредственной агитации. Руководители обороны вели групповые и индивидуальные беседы с людьми. Вместо собраний теперь проводились короткие, мобилизующие людей на немедленные боевые дела митинги. Вместо политинформаций — короткие беседы перед боем. Но при всех разнообразных формах главным оставался пример политрука, коммуниста в бою. Все работники политуправления, находившиеся в главной базе, и политотдела Приморской армии были направлены в войска на решающие участки. Еще в апреле Военный совет Черноморского флота, рассмотрев вопрос об обеспечении безопасности морских коммуникаций, решил усилить охрану транспортов, противовоздушную оборону морских баз, нанести удары по аэродромам противника. Получив решение Военного совета, нарком ВМФ Кузнецов приказал перевозку грузов и людей в Севастополь планировать и проводить каждый раз как самостоятельную операцию. Это помогло на какое-то время снизить потери. Но врагу благоприятствовала и погода — солнечная, безветренная, без облаков и туманов. К тому же в июне самые длинные дни в году — в море надводному кораблю не скрыться, не проскочить за темное время незамеченным хотя бы часть пути. А это означало для наших транспортов и боевых кораблей и новые полеты немецких разведчиков, и новые атаки фашистских самолетов и кораблей, и новые жертвы. Самый быстроходный транспорт флота «Грузия» был потоплен при подходе к причалам. Бойцы прибывшего на нем маршевого батальона добирались до севастопольского берега вплавь. note 79 Последний рейс совершил «Белосток», доставивший снаряды и консервы. Транспорт принял раненых и ночью вышел из главной базы. В море его настигли и потопили итальянские торпедные катера, базировавшиеся в районе Ялты. Перевозить людей и грузы становилось все сложнее. Военный совет флота решил для этого использовать подводные лодки, лидеры и эсминцы. В мае — июне лодки перевезли с Кавказа в Севастополь 2116 тонн боеприпасов, пищевые концентраты, консервы и даже бензин (что было очень опасно для кораблей), но без него не могли взлетать последние остававшиеся на аэродроме Херсонес истребители. Подводники уходили с ранеными. 81 рейс, прорываясь через бомбежки и вражеские охранения, совершили подводные корабли. Лодка Л-23 И. Ф. Фартушного побывала в осажденном городе шесть раз. Но не всегда удавалось пройти даже подводным лодкам. В начале июня наши наблюдатели заметили, что немецкие саперы проделывают проходы в своих минных полях и заграждениях. Усилились бомбардировка и артналеты по позициям советских войск. 2 июня вражеская артиллерия открыла огонь по всему фронту. Как отмечал в мемуарах Манштейн, «в июне 1942 года под Севастополем было достигнуто такое массирование артиллерии, какое не достигалось немцами нигде за всю вторую мировую войну». Впервые были применены противником орудия калибром 615 миллиметров… Москва потребовала повторить цифры донесения об этом: подумали, что допущена ошибка. Но снаряды на севастопольскую землю ложились действительно 24-дюймовые. То же продолжалось в следующие три дня. По позициям войск и городу одновременно наносили удары до 200 самолетов. Налеты продолжались в течение четырех дней. Город горел. Нечем было тушить пожары, так как в нескольких местах оказался разрушенным водопровод. Жизнь большого города словно остановилась. Прекратилось движение транспорта. Встал хлебозавод. Замолчал городской телефон. note 80 В подземном кинотеатре лежали раненые. Но крепким, боевым оставался моральный настрой бойцов. Удерживались позиции, производилось оружие. Рыбаки не пользовались сетями, подбирали с лодок у берега оглушенную взрывами рыбу. Комсомольцы прислали на передовую срезанные с клумб розы. В ночь на 6 июня Октябрьский и Кулаков доложили командующему Северо-Кавказским фронтом и наркому: «В течение четырех суток противник продолжал непрерывно наносить удары авиацией, артиллерией по боевым порядкам войск, городу. За это время, по неполным данным, противник произвел 2377 налетов, сбросив до 16 тысяч бомб, и выпустил не менее 38 тысяч снарядов, главным образом 150–, 210-мм калибров и выше… Боевая техника, матчасть, войска СОР понесли незначительные потери. Незначительные потери объясняются хорошим укрытием…» По уточненным данным, бомб и снарядов было выпущено значительно больше. Но потери были небольшими — крепкими оказались подготовленные рубежи. В сбрасываемых листовках фашисты писали, что Севастополь мертв, защищать больше некого. Но город жил и сражался. Это враг почувствовал сразу же, начав 7 июня наступление. Главный удар фашистское командование наносило в направлении Северной бухты. Отважно бились с врагом бойцы 25-й Чапаевской дивизии генерала Т. К. Коломийца, дивизии полковников А. Г. Капитохина и И. А. Ласкина, бригады морской пехоты Е. И. Жидилова, П. Ф. Горпищенко и других частей. Только большой перевес в силах давал противнику возможность продвигаться. Враг имел двукратное превосходство в людях и артиллерии, по самолетам — в 10 раз, по танкам — в 12. Но и это не сломило дух героических защитников города. Непрерывно вела огонь вражеская артиллерия. «Юнкерсы» полностью господствовали в воздухе, рыскали над передним краем и городскими развалинами, охотясь за всем живым. С воздуха велись и психические атаки: самолеты note 81 бросали гудящие пустые бочки, рельсы, множество зажигательных бомб. Город горел, и ночью пламя отражалось в бухтах, словно горело и само море. Росли потери войск и гражданского населения. Флагманский командный пункт во время третьего штурма Севастополя располагался в одной из штолен. Все подходы к ней обстреливались артогнем. Тем, кто посещал ФКП, приходилось добираться пешком, а в конце обороны и ползком. Пользуясь решающим преимуществом в силах, враг продолжал продвигаться. 17 июня гитлеровцы прорвались к морю, отрезали 30-ю батарею и были в 1,5–2 километрах от Северной бухты. В дни ожесточенных боев за Северную сторону дивизионному комиссару позвонила телефонистка с коммутатора электромеханической школы и сообщила, что на территорию ворвались фашисты: она видит их из окна. Не вывезен лазарет. Николай Михайлович спросил, есть ли поблизости краснофлотцы? Девушка ответила, что есть. — Передайте мой приказ отбиться, держаться, пока не будут эвакуированы раненые и другой персонал, — попросил Кулаков. Он приказал контр-адмиралу В. Г. Фадееву послать катер за ранеными. Вскоре та же телефонистка радостно сообщила ему, что удалось отбиться… Прошло около двух десятилетий, и вот в октябре 1961 года, когда в Севастополе отмечалось 20-летие начала его обороны, перед торжественным собранием к Николаю Михайловичу подошла женщина средних лет. Представилась — Максименко (Михайлкж) Мария Ивановна. Вице-адмирал узнал голос с характерным выговором буквы «р» — голос отважной телефонистки. Она позже воевала на 2-м Украинском фронте, награждена орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Кулаков, хотя и с опозданием, горячо поблагодарил патриотку за смелость и образцовое отношение к своим обязанностям. Немало героических дел совершили последние защитники note 82 Севастополя. Продолжали сражаться пушки, снятые с крейсера «Червона Украина». Их установили в районе станции Мекензиевы Горы. Батарея получила номер 705. Во время фашистского штурма она оказалась на переднем крае. Корабельные комендоры во главе с командиром В. Г. Павловым и комиссаром В. Е. Прасловым били по врагу прямой наводкой. Когда командир и комиссар погибли, их заменили И. К. Ханин и секретарь парторганизации Н. П. Алейников. За два дня боев наши артиллеристы уничтожили 11 танков и до батальона пехоты. После тяжелых боев у разбитых орудий остались всего семь человек. Н. М. Кулаков написал в мемуарах: «На всю жизнь запомнилось, как взволнованный оперативный дежурный доложил: с КП береговой обороны сообщают, что батарея № 705 требует открыть огонь по ее позиции…» Герои погибали, но не отступали. Младший политрук П. М. Силаев гранатами подорвал себя и окруживших его гитлеровцев. Краснофлотец А. К. Чикаленко взорвал вместе с собой штольню и всех находившихся в ней фашистов. Когда кончались патроны, люди отбивались даже камнями… Противник беспрерывно бомбил и жег Севастополь. Стояла нестерпимая жара, а к палящему солнцу прибавился жгучий огонь пожаров. Повсюду стелился удушливый дым. Но днем и ночью шли ожесточенные бои, трудились руководители обороны. Вечером 12 июня на флагманском командном пункте Октябрьский заслушал заместителей и поставил задачи на ближайшие дни. В это время вошел связист. Николай Михайлович понял: раз связист вошел во время выступления командующего — сообщение необычное. И действительно: поступило обращение И. В. Сталина к защитникам Севастополя. Октябрьский прочитал телеграмму вслух: «Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя — красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам… note 83 Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. И. Сталин». Кулаков распорядился опубликовать материал во флотской газете, в газете Приморской армии «За Родину» и в городской газете «Маяк коммунизма». Телеграмму немедленно передали во все дивизии и части. Всюду прошли беседы. Николай Михайлович обращал внимание бойцов и командиров на высокую оценку Верховным Главнокомандующим защитников города и подчеркивал, что отступать некуда — позади море. Только сражаться, отстаивать город и этим помогать всему фронту на юге страны. Бойцы клялись по-севастопольски бить врага, до конца отстаивать каждую позицию. В самое трудное время воины связывали жизнь и судьбу с партией. За 4 месяца 1942 года в СОР в члены и кандидаты партии вступили 1450 человек. Одно из заседаний партийной комиссии, рассматривавшей вопрос о приеме в партию, восемь раз прерывалось сигналами тревоги — наступал враг. Участники заседания вместе шли отбивать атаку, потом возвращались, продолжали работу. В воспоминаниях Н. М. Кулакова находим цифры возросшего притока заявлений о приеме в партию. В 8-й бригаде морской пехоты 6–7 июня поступило 30 заявлений, 8 июня — 45, а 10 июня — 124. И это в самые напряженные дни. Как и прежде, активную работу проводил городской комитет обороны, принявший 26 мая постановление «О подготовке населения к вооруженной борьбе в городе». Половину городских дружин обороны перевели на казарменное положение. В резерв зачислили всех способных носить оружие. Принимали в добровольном порядке и женщин. На предприятиях создавались запасы воды, продовольствия, позаботились об аварийной подаче электроэнергии и дублирующей связи. Так город-воин, напрягая силы, отражал третий штурм note 84 врага. В ночь на 19 июня Октябрьский и Кулаков донесли в Ставку, наркому ВМФ и командующему Северо-Кавказским фронтом: «Героический Севастопольский гарнизон продолжает истреблять врага, рвущегося в город… Враг понес потери самое малое в три-четыре раза больше нашего. Несмотря на эти огромные потери, враг, имея абсолютный перевес и господство в воздухе и танках, продолжает огромное давление. Враг уничтожает подразделения в окопах бомбоударами, а затем, прорываясь танками, захватывает территорию… Из всей обстановки видно, что на кромке северной части Северной бухты остатки прижатых наших войск долго не продержатся… Наш следующий рубеж борьбы — южное побережье Северной бухты, гора Суздальская, Сапун-гора, высота Карагач… Переход на указанную линию обороны будем вынуждены сделать, если немедленно не получим помощи». Не хватало боеприпасов для артиллерии (их поднимали даже под обстрелом с потопленной врагом «Грузии»), продовольствия, в ряде мест невозможно было готовить горячую пищу. Проблемой стала питьевая вода. Городской водопровод был разрушен, колодцы за ночь вычерпывались до дна, а за каждой перевозимой на лошади бочкой охотились «мессершмитты». Вскоре фронт стал проходить по линии Северной бухты, в нее уже не могли заходить корабли. Но город жил. В то же время проходили экзамены в расположенной в штольне школе. Оканчивавшим десятилетку вручали аттестаты. По указанию Н. М. Кулакова всемирно известная панорама Ф. А. Рубо была погружена на один из последних уходивших кораблей — лидер «Ташкент». Разгрузив снаряды и подразделения стрелковой бригады, лидер забрал более двух тысяч пассажиров — раненых, женщин, детей — ив два часа ночи 27 июня вышел в море. Через три часа пришло сообщение, что он обнаружен воздушной разведкой противника. Около 5 часов утра командир «Ташкента» В. Н. Ерошенко донес: «Подвергаюсь непрерывным note 85 атакам бомбардировщиков». Затем такие донесения поступали через каждые 20–30 минут в течение четырех часов. Немецкие аэродромы близко — на Крымском берегу. «Юнкерсам» ничего не стоило сбросить бомбы, лететь за новыми. Образовалась своеобразная гигантская зловещая карусель. Наши истребители с берегов Кавказа не имели возможности прикрыть лидер: не позволял их радиус действия. Ерошенко искусно уклонялся от прямых попаданий, но от близких разрывов бомб уйти было невозможно. Осколки пробили борта, заклинило руль (корабль стал управляться машинами), вышло из строя одно из котельных отделений. Скорость снизилась до 12 узлов. Героически действовал экипаж. Трое котельных машинистов погибли от ожогов пара, но не допустили взрыва котла, а значит, и гибели корабля. В этом, казалось, безнадежном положении выход нашел заместитель командующего ВВС флота генерал-майор авиации П. П. Квадэ. Против бомбардировщиков он послал наши бомбардировщики. Пе-2 командира эскадрильи И. Е. Корзунова успели вовремя. Они понеслись прямо на «юнкерсы», а те шарахнулись в разные стороны, куда попало бросая бомбы. Эсминцы и катера встретили «Ташкент». На его борт поднялся с катера контр-адмирал Л. А. Владимирский, принявший руководство спасением лидера, который едва держался note 87 на воде. Пересадили раненых и пассажиров — эвакуированных людей. Откачали воду. В кают-компании корабля, иллюминаторы которой покрывала вода, врачи делали операции раненым. На пирсе с полузатопленного корабля вынесли промокшие рулоны — панораму. Холсты просушили и отправили в тыл. По достоинству оценив подвиг моряков «Ташкента», из Краснодара для встречи с ними приехал командующий фронтом Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Он поднялся на орудийную башню и, обратившись к морякам, высоко отозвался о мужестве и боевом мастерстве экипажа, тепло поблагодарил за службу… На пути из Севастополя погиб один из авторов «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» Евгений Петров. Он уцелел во время плавания на многострадальном «Ташкенте», но, когда продолжил путь, самолет, на котором он летел, врезался в курган где-то между Ростовом и Миллерово. В полевой сумке писателя нашли статью, которая была напечатана в «Красной звезде». Вот строки из этой предсмертной статьи. «Немцы пустились на хитрость. Они объявили во всеуслышание, что Севастополь — неприступная крепость. Пора внести ясность в этот вопрос. Морская база Севастополь никогда, к сожалению, не была сухопутной крепостью. В этом смысле Севастополь ничем не отличается, скажем, от Сингапура. Пошел двадцать первый день штурма. Держаться становится все труднее. Возможно, что город все-таки удержится. Я уже привык верить в чудеса, потому что семь с лишним месяцев обороны Севастополя — военное чудо…» Тому, чтобы свершилось это военное чудо, Военный совет флота и Н. М. Кулаков отдали немало сил. В нашем народе всегда ценились мужество и самоотверженное служение правому делу, глубокие знания и деловитость, душевная щедрость и простота, человечность и правдивость. Качества эти были органически присущи Николаю Михайловичу Кулакову. Он часто находился на передовой, note 88 встречался с бойцами. Так было под Балаклавой, где враг неожиданно занял наш форт, или в районе Перекопа. Он выезжал в отошедшие части и добивался восстановления положения, возвращения утраченных позиций. Так было в дивизиях И. А. Ласкина и П. Г. Новикова. Суворов говорил, что в бою побеждает тот, кто меньше себя жалеет. Николай Михайлович и был таким человеком. К тому же талантливым воспитателем, умевшим убедить силой примера, силой слова. Он обладал особой способностью к общению и особой нравственной силой. У него и за шутками скрывалась огромная глубина мысли. С ним было просто, хотелось говорить откровенно, излить душу. Николай Михайлович выезжал на места погрузки и выгрузки судов и кораблей, где часто было и так, что корабль с одного борта вел огонь по фашистским позициям, с другого принимал раненых. Случалось, под бомбежкой и артобстрелами он следил, чтобы не ушел транспорт недогруженным. Нередко ходил он в осажденную Одессу, когда прилегающие к городу районы контролировались авиацией противника и минировались им… И все же звание Героя Советского Союза присвоено Н. М. Кулакову не только за личное мужество. По достоинству было оценено его партийное руководство обороной Севастополя — смелое, инициативное. Последние дни обороны Севастополя… Возможности помочь войскам были исчерпаны. 29 июня Кулаков зашел к Октябрьскому. Тот уже не мог ничем подкрепить войска, чтобы остановить продвижение врага. Кулаков заговорил о переходе на 35-ю батарею. — Ты считаешь, что дело идет к развязке? — спросил Октябрьский. — Получается так, Филипп Сергеевич, и мы ничего уже не можем изменить. Октябрьский задумался, сидел, обхватив голову руками. Николай Михайлович подошел, положил ему на плечо руку. Стал говорить, что все возможное для обороны было сделано. note 89 Держались долго, но Севастополь придется покинуть. Не наша в этом вина — противник пока намного сильнее. Октябрьский молчал, потом согласился с предложением члена Военного совета. Кулаков позвонил Моргунову, сказал о предстоящем переносе ФКП, попросил позвонить в городской комитет обороны и Петрову. 29-го враг стал непосредственно угрожать флагманскому командному пункту, и Военный совет перешел на 35-ю башенную батарею. В тот же день перешло туда и командование Приморской армии. Даже в последние часы обороны Севастополя Николай Михайлович находил в себе силы, чтобы вселять в людей бодрость. Как вспоминал генерал П. А. Моргунов, уже когда Военный совет перешел на 35-ю батарею, было ясно, что оборона главной базы завершается. Октябрьский не мог скрыть мрачного настроения. В то же время «Н. М. Кулаков ходил по батарее в синем рабочем кителе, разговаривал с краснофлотцами, иногда улыбался, — пишет П. А. Моргунов. — Глядя на него, нельзя было подумать, что мы находимся в таком тяжелом положении. Конечно, на душе у него было так же тяжело, но он умел сохранять спокойствие, и это внушало бодрость всем». Кулаков заботился об эвакуации, взял на себя тяжелейшую ношу. Ведь решалось, кто едет и кто вынужден будет остаться… Генерал Е. И. Жидилов вспоминал, как он с несколькими десятками бойцов пробился из окружения и получил приказ прибыть к члену Военного совета флота. В коридорах 35-й батареи нашел дивизионного комиссара, стоял перед ним грязный, с забинтованной головой, с автоматом на груди. — Ну, автоматчик, отстрелялся. Иди теперь на подводную лодку. — Не могу. Моя бригада еще воюет. Кулаков ударил ладонью об стол: — Мы с тобой люди военные. Приказ для нас — закон. Приказано тебе на подводную лодку — иди. note 90 Николай Михайлович достал из ящика стола пачку печенья и сунул в руку не евшему двое суток Жидилову: — Возьми. Больше нечем угостить. Мы теперь ничего не имеем: ни продовольствия, ни воды, ни патронов. В диске твоего автомата еще есть патроны? Отдай какому-нибудь бойцу. На лодке тебе оружие не понадобится. Кулаков подтолкнул комбрига в спину: — А теперь ступай. Катер вот-вот отвалит… К этому времени в руках защитников Севастополя остался крохотный пятачок земли. Не города, а именно земли, города практически не было — кругом одни развалины. Боеприпасы кончались. Военный совет доложил обстановку наркому ВМФ и командующему Северо-Кавказским фронтом, попросил в ночь на 1 июля вывезти самолетами 200–300 ответственных работников и командиров. В тот же день Ставка разрешила эвакуацию. Все исправные самолеты флота перелетели на Кавказ. Военный совет приказал подводным лодкам, шедшим к Севастополю, выбросить грузы за борт, забирать людей. Вечером 30 июня состоялось последнее совместное заседание Военных советов флота и Приморской армии. Октябрьский ознакомил собравшихся с телеграммой, разрешающей эвакуацию. Старшим в Севастополе оставался генерал-майор П. Г. Новиков. Н. М. Кулаков сказал, что, хотя потери врага значительно превосходят наши, у нас почти ничего не осталось для ведения боя. Держать оборону практически нечем. Политико-моральное состояние защитников Севастополя крепкое, но… нет уже ни частей, ни боеприпасов. Оставшихся эвакуируют. Суровыми были эти слова. Такими, как и положение в городе. В ночь на 1 июля с аэродрома Херсонесский маяк вылетели самолеты, присланные Москвой. Последним рейсом покидали осажденный город Октябрьский и Кулаков. Петров и другие руководители Приморской армии вышли в Новороссийск note 91 на подводной лодке. После этого бои происходили в основном в районе 35-й батареи, на Херсонесском полуострове. Разрозненные группы воинов бились и в некоторых других местах. Защитников 35-й батареи 3 июля приняли на борт сторожевые катера. Боевые корабли и суда забирали других севастопольцев. Генерал Новиков погиб на переходе. Немногие оставшиеся в живых сражались с врагом до 6 июля, пока было в руках оружие и боеприпасы. Часть из них погибла в боях, другие, разбившись на мелкие группы, ушли к партизанам. Целый месяц в период третьего штурма защитники Севастополя держали у стен города 230-тысячную армию Манштейна. А что тогда значило даже один день! Во время подготовки и проведения врагом наступления на Сталинград и Кавказ время было очень дорого. И какими эти дни были для Севастополя! По донесению городского штаба противовоздушной обороны, 21–22 июня 1942 года (менее чем за двое суток) на Севастополь было сброшено более 1900 авиационных бомб. По данным генерального штаба сухопутных войск Германии, за период наступления на Севастополь «с немецкой стороны артиллерией разных калибров было сделано 1360 тысяч выстрелов, а авиацией сброшено около 20 600 тонн бомб». 250 дней и ночей длилась героическая оборона города. Это был выдающийся ратный подвиг, приумноживший славу первой севастопольской обороны. Город стал героем. «…Оборона Севастополя войдет в историю Отечественной войны Советского Союза как одна из самых ярких ее страниц, — говорилось в сообщении Совинформбюро от 3 июля 1942 года. — Севастопольцы обогатили славные боевые традиции народов СССР». Сообщение Совинформбюро о том, что наши части после упорных боев оставили Севастополь, Кулаков прочитал на Кавказе. И хоть знал он, что это неотвратимо, вместе с Октябрьским вносил предложение об этом, note 92 все-таки еще тяжелее стало на душе. Член Военного совета переживал за город, за оставшихся в нем людей, за всю Отчизну. Ведь люди сражались до последнего… Высокую оценку работы политорганов дал член Военного совета Черноморского флота дивизионный комиссар Н. М. Кулаков в своем докладе «О работе военкомов и политорганов при обороне Севастополя», который он сделал в Москве в Главном политуправлении ВМФ на совещании в июне 1942 года. «В период третьего штурма политическая работа велась непрерывно, — подчеркивалось в докладе. — Ее вели не только политработники… Ночью проходили короткие собрания коммунистов и комсомольцев. Их решения — это клятвы, боевые приказы партийных организаций: каждому коммунисту — умереть, но позиции не сдавать. А вслед за коммунистами шла и вся масса бойцов и командиров. Они дрались во имя своей Родины, своего народа». Конечно, докладчик умолчал о собственной роли. А ведь его главные задачи состояли в том, чтобы политработа направлялась на самое необходимое — оборону или наступление, организацию перехода морем или строительство оборонительных сооружений. И в каждый конкретный момент Н. М. Кулаков помогал и инструктированием, и материалами. Учил командиров и политработников, что для них нет мелочей, все важно — от оперативно-тактических вопросов до заботы о том, чтобы боец имел бумагу и конверты. По его заданиям отдел пропаганды и агитации политуправления готовил листовки, памятки по специальностям, выпустил сборник «Боевые подвиги черноморцев», памятки «Как бороться с танками противника», «Как пользоваться гранатами», «Становись истребителем танков». В выступлениях Кулаков не раз говорил о положительном опыте комиссаров батарей Черноусова и Сахарова. После каждого боя они собирали актив батарей и note 93 рассказывали об оценке боя командованием, отмечали отличившихся, ставили задачи на ближайшее время. К таким совещаниям они тщательно готовились, подбирали газеты, журналы, книги, рассказывали о наиболее важных событиях в соединении, на фронте, в городе. Эти политработники были действительно примером и в боях. Когда на 229-ю батарею двинулись танки и выбыл из строя один из расчетов, Сахаров приказал стать к орудию писарю и коку, сам он действовал за наводчика. Батарея уничтожила три танка, две бронемашины, рассеяла две роты противника. Старший инструктор политотдела 7-й бригады морской пехоты Родин находился в третьем батальоне. В бою командир и комиссар были ранены. Родин возглавил батальон и несколько раз водил его в контратаки. Результаты партполитработы как раз и измеряются такими делами. Руководить, принимать решения, вести политическую работу можно только в тесном контакте с людьми, знать их настроения. Кулаков считал это непременным правилом. Главное в успехе — убеждение. Он был чуток к людям, постоянно заботился о раненых, о семьях погибших воинов. Генерал П. А. Моргунов вспоминал, что как-то в период жестоких боев за Севастополь встретил Кулакова в траншее буквально в сотне метров от противника. Николай Михайлович переходил от одной группы бойцов к другой, разговаривал с людьми. На вопрос Моргунова, зачем же члену Военного совета так рисковать, ответил коротко: — Ты же ходишь! В послевоенных воспоминаниях Николай Михайлович писал: «Помимо сознаваемой необходимости как можно больше видеть собственными глазами, не полагаясь только на донесения, подталкивала меня и внутренняя потребность…» note 94 Потомству в пример После оставления Крыма усложнились условия базирования наших кораблей на Черном море. Фашисты бахвалились, что советский Черноморский флот скоро лишится всех баз и умрет «сухопутной смертью». На юге враг изо всех сил рвался к Сталинграду и Северному Кавказу. Противник стремился овладеть бакинской нефтью. Приказ № 227 народного комиссара обороны СССР потребовал от войск стоять насмерть. Кулаков выступал на совещаниях, на партийных собраниях, на кораблях и в частях, говорил о героях Одессы и Севастополя, пропагандировал их боевой опыт. В октябре 1942 года Президиум Верховного Совета СССР ввел в армии полное единоначалие. Военные комиссары становились заместителями командиров по политической части, многие из них после переподготовки переходили на строевую работу. На флоте институт военных комиссаров имел свои особенности. Командир корабля в бою, в походе практически оставался единоначальником. Теперь речь шла о более четком, оперативном руководстве командиров, которые в ходе войны неизмеримо выросли, в том числе в идейно-политическом отношении. На совещаниях Кулаков разъяснил все это политработникам: — Перестройку провести организованно, — требовал он, — жить днем не вчерашним, а сегодняшним. Начальник политотдела, заместитель по политической части был и остается первым коммунистом своего соединения, части, всемерно влияет на положение дел, на людей. Это были не только слова. Партийность, принципиальность, знание людей позволяли члену Военного совета умело влиять на них, в том числе на более старшего по годам и по должности — командующего флотом. Октябрьский был человеком вспыльчивым, но отходчивым. note 95 И как важно, что в сложные моменты рядом с ним был мудрый советчик и друг — Н. М. Кулаков… После разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом создались благоприятные условия для нанесения ударов на юге. Флот повел активную подготовку к освобождению Новороссийска. В конце января 1943 года в Геленджике, где размещалась военно-морская база, называемая Новороссийской, развернулся командный пункт управления десантом, готовились к высадке моряки и сухопутные части. Сюда для подготовки операции прибыли вице-адмирал Ф. С. Октябрьский и контр-адмирал Н. М. Кулаков, из Москвы — генерал-лейтенант береговой службы И. В. Рогов с группой работников Главного политуправления ВМФ. Николай Михайлович работал так же напряженно, как и в период боев за Севастополь. Рогов и Кулаков обговаривали детали десантирования, возвращались к урокам десантов в Керчи и Феодосии. По указанию члена Военного совета в Геленджике развернулась выездная редакция газеты «Красный черноморец». В политотделе Новороссийской базы, который располагался в маленькой школе, состоялось совещание политработников. Капитан 1-го ранга В. И. Семин, новый начальник политуправления флота, сказал, что предстоит наступать на Новороссийск силами сухопутных войск и флота. Задача — освободить Таманский полуостров, закрыть противнику выход через Керченский пролив в Крым. 1 февраля началось наступление сухопутных войск севернее Новороссийска. Но особых успехов оно не принесло. Десанты должны были помочь сломить упорно сопротивлявшегося врага. Высаживались они в двух местах: основной — в поселке Южная Озерейка и вспомогательный — в Станичке. Контр-адмирал Кулаков провожал отряд морской пехоты Куникова. note 96 — А нет ли тут таких, кто холодной воды боится? Или вообще плавать не умеет? — подмигнул он бойцам, сдвигая широкие брови. Краснофлотцы засмеялись. Таких в отряде не было. — Напомните мне, товарищ Котанов, — в том же веселом духе обратился Кулаков к начальнику штаба отряда, — сколько у нас неумеющих плавать. Котанов не успел ответить, но Кулаков продолжил: — Да что это мы! Позабыли, какие морские волки здесь собрались! Они, хитрецы, спрятали свои тельняшки под ватники, так их не сразу узнаешь. Вместе со всеми громко смеялся и Николай Михайлович. Он снова обратился к начальнику штаба: — Постойте, постойте, капитан! Так это вы и есть тот Котанов, который по случаю контузии был отправлен из Севастополя на Большую землю учить командиров из запаса и бомбил Военный совет письмами, требуя, чтобы вернули с курсом на фронт? Николай Михайлович заочно знал Котанова давненько. Он преподавал на курсах командного состава флота на Кавказе, а письма слал в осажденный Севастополь. Встретив однажды начальника отдела кадров флота Г. А. Коновалова, Николай Михайлович приказал: — Котанова отправьте воевать. Он меня завалил письмами… — Меня тоже атакует без передышки. — Это хорошо, такие командиры будут здорово драться. К тому же у него много мыслей накопилось об использовании морской пехоты. Член Военного совета не ошибся. В десанте в Новороссийск Котанов возглавил отряд первого броска. Позже этот офицер будет блестяще командовать отдельным батальоном морской пехоты. Среди участников героического десанта в Николаевский порт — 67 из его батальона. И все, как и их командир К. Ф. Ольшанский, станут Героями Советского Союза. note 97 Этого звания в годы войны будет удостоен и Ф. Е. Котанов… От шутки член Военного совета перешел к серьезному анализу обстановки. Сказал о значении предстоящих боев за Новороссийск, подчеркнул, что нужна база флоту, чтобы активнее использовать крупные корабли, пожелал успеха в боевых делах. — Даешь Новороссийск! Будет база! — дружно закричали моряки. Член Военного совета медленно пошел вдоль строя. Всматриваясь в лица бойцов, обращался то к одному, то к другому. Главного старшину Николая Кириллова — старшину команды бронебойщиков — спросил о настроении и оружии. — Все будет в порядке, товарищ адмирал, танки не пропустим! — сказал он. — У нас кроме ПТР есть противотанковые гранаты. Ну а если что — сами пойдем на танки, по-севастопольски… Кулаков тепло взглянул на старшину: — Верю, что готовы и на это, но больше всего не хотел бы, чтобы до этого дошло. Вы все очень нужны флоту, вы — это экипажи наших новых кораблей. Так что старайтесь не подставлять грудь ни пуле, ни танку!.. Моряки погрузились на катера дивизиона Н. И. Сипягина быстро: учебная посадка проводилась и раньше, каждый знал свое место, понимал «свой маневр». Во время высадки в Станичке куниковцы отбросили от берега численно превосходящего врага. Отряд занял оборону. Получив подкрепления, противник атаковал моряков с трех направлений: в центре плацдарма и с флангов, стремясь отрезать десант от бухты. Куниковцев поддерживала наша артиллерия, но вскоре их положение стало тяжелым. В ночь на 5 февраля Куников передал по окопам письменный приказ: никто не имеет права отходить, даже когда грозит неминуемая смерть, вести огонь из автоматов только одиночными выстрелами. Оставшиеся гранаты note 98 использовать в исключительных случаях и по большим группам противника, вооружаться оружием, брошенным врагом, собрать патроны и гранаты у убитых, экономить продовольствие и особенно воду. Весь день 5-го бойцы отряда удерживали позиции. Из донесения замполита отряда Н. В. Старшинова Н. М. Кулаков узнал о подвиге младшего сержанта Михаила Корницкого. Фашисты окружили здание школы, где засели десантники. Корницкий обвязался гранатами и прыгнул в гущу гитлеровцев, блокировавших выход со двора. Раздался двойной взрыв — гранаты в руке Михаила и противотанковых гранат, висевших у него на поясе. Моряки вырвались из окружения… Основному десанту лишь кое-где удалось закрепиться на берегу, внезапного удара не получилось. Первых же вернувшихся в Геленджик из Южной Озерейки Кулаков встретил на причале: — Как там дела? — Плохо. — А в Станичке зацепились… Причин неудачи основного десанта было несколько. Затянулась погрузка на суда. Из-за резко ухудшившейся погоды десант вышел из Геленджика с опозданием на час двадцать минут. Поскольку отряд состоял из судов с разными скоростями хода, приходилось держать ее, ориентируясь на тихоходные суда. Крупные корабли с сильным артвооружением маневрировали неподалеку от побережья, ожидая подхода десанта. Авиация, не получившая приказа о переносе времени удара, бомбардировала вражеские позиции. Высадился воздушный десант. Стрельба боевых кораблей при сильной качке оказалась малоэффективной. Враг встретил десант мощным огнем, потопил несколько кораблей. На рассвете командир десанта принял решение о возвращении. Те, кто успел высадиться в Южной Озерейке, погибли или ушли в горы. Часть десанта через трое суток сняли наши корабли. note 99 Направление Станичка — Мысхако стало основным. Здесь и развивался успех. В ночь на 6 февраля десантникам пришла подмога — 4 тысячи бойцов. Вскоре высадилась 18-я армия. Нашим частям удалось расширить плацдарм почти до 30 километров, включая совхоз Мысхако на юге и окраинные кварталы Новороссийска на севере. В боях погиб Ц. Л. Куников. В апреле 1943 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. После войны Станичку переименовали в Куниковку… Октябрьский и Кулаков тяжело переживали неудачу. Было ясно, что флот оказался недостаточно подготовленным к высадке десанта. Командующий, командиры соединений повинны в задержке с посадкой, в разнобое действий сил. Погибли люди. Ставка была недовольна действиями флота и лично Октябрьского. Он был назначен с понижением командующим Амурской Краснознаменной флотилией. В марте 1944-го его возвратили на прежнюю должность на Черноморский флот… 24 мая 1943 года ЦК ВКП(б) принял постановление о реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и усилении роли фронтовых, армейских и дивизионных газет. Первичные парторганизации создавались в батальонах, дивизионах, на малых кораблях, в боевых частях крупных кораблей, то есть ближе к бойцам, в низовом звене армейского организма. Член Военного совета выступал перед работниками политуправления. Он прокомментировал основные идеи, навеянные постановлением, поставил задачи по его реализации на флоте. — Активнее работайте, — призывал он, — чтобы было не только дельно сказано, но и быстро сделано. Особенно перед боем. Могут возразить, что трудно. Да, трудно, и нельзя иногда рассказывать обо всем — военная тайна. Но верно и другое. До начала боевых действий следует note 100 разъяснять обстановку, говорить об особенностях выполнения аналогичных задач. После получения приказа важно со знанием дела вести речь о конкретной задаче, роли и месте каждого бойца, дать практические советы. Некоторые товарищи, наверно, производят обследование положения дел по довоенной привычке: побывают, встретятся, запишут, доложат. А от этого положение в части, на корабле не меняется. Лично помогайте, лично участвуйте, если надо, лично стреляйте и ведите в атаку! Николай Михайлович спросил, все ли так понимают постановление Центрального Комитета партии? Политработники заверили, что все. Так и велась политработа при подготовке нового наступления, решившего исход битвы на юге нашей страны. 18 августа 1943 года на Кавказ прибыл нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. На совещании присутствовали командующие Северо-Кавказским фронтом И. Е. Петров и Черноморским флотом Л. А. Владимирский, члены Военных советов, начальники штабов. Нарком рассказал о положении на фронтах, действиях Северного и Балтийского флотов. Он одобрил план командования сухопутных войск и флота: одновременно ударить по врагу с суши и моря, причем десант высадить непосредственно в Новороссийск. Кузнецов сообщил о решении Ставки из-за минной опасности не использовать крупные корабли. Кулаков обратил внимание на важность партполитработы в экипажах малых кораблей, улучшения ее среди десантников. Он потребовал от командиров и политработников быть ближе к людям, знать их не по анкетам, а по политическим и деловым качествам. Как написал Николай Михайлович в одной из статей, «нужно знать подчиненного, как брата, как сына». Об умении самого Николая Михайловича с первых минут знакомства расположить людей к себе рассказывал note 101 контр-адмирал В. Т. Проценко. Было это в дни боев у Кавказского побережья. Проценко перевели на Черноморский флот с Тихого океана командиром бригады торпедных катеров. Перед вступлением в должность его принимали командующий и член Военного совета. Когда офицер рассказал о себе, Кулаков спросил: — В академии учились? — Нет. Не учился. — Смотрите на него. Академию не кончал и уже хочет командовать бригадой. Без академии. — И внимательно посмотрел на смущенного Проценко: — Чудак! Ничего страшного. Опыт службы на катерах у вас большой. А академию еще успеете закончить. Вы знаете, у нас лучше всего воюют офицеры, выросшие из боцманов. В общем, не горюйте. Там у нас один «академик» есть — начальник штаба бригады Бобынин — и пока хватит. Вы знаете его? — Однокашники. Вместе курсы командного состава кончали. — Вот и хорошо. Начальник политотдела Комаров тоже работник что надо. Службу знает — из краснофлотцев, в свое время катерным радистом плавал. Поработаете вместе, разберетесь, а когда приеду — поговорим. Ну, ни пуха ни пера! Что нужно, не стесняйтесь, звоните, пишите… Правда, чем меньше будете обращаться за помощью, тем лучше. Для вас лучше. Надо ли говорить, каким окрыленным ушел Проценко от Кулакова, как запомнилась ему эта встреча. 7 сентября генерал-лейтенант береговой службы И. В. Рогов провел совещание политработников флота и 18-й армии, рассказал о задачах в наступлении: атака сухопутными войсками с флангов, высадка моряков на побережье с трех направлений. И Рогов и Кулаков подчеркивали, что главное в партполитработе — конкретность. Политработники низового note 102 звена как никто должны быть близки бойцам и вести их в бой. Важно, чтобы коммунисты были всюду — на верхней палубе и в задраенном машинном отделении. «Комиссары» на малых кораблях — это старшины и матросы, отличившиеся в прошлых высадках. На корабли и суда, где не было штатных политработников, шли политотдельцы или политработники из резерва. Во время операции наблюдательные пункты командующего Северо-Кавказским фронтом и Черноморским флотом находились на горе неподалеку друг от друга. Связь была хорошей. Вечером 9 сентября Владимирский доложил Петрову, что посадка десанта на корабли и суда закончилась. Но усилился ветер. Становилось ясно, что к назначенному времени корабли к местам высадки не подойдут — они опаздывали на 45 минут, Петров перенес начало высадки на 3.00 (10 сентября). И вот ударили артиллерия и самолеты — ночные бомбардировщики, рванули заряды торпед. Экипажи торпедных катеров капитана 2-го ранга В. Т. Проценко впервые в практике боев применили торпеды против огневых точек на берегу, на молах, причалах. Сторожевые катера Д. А. Глухова и П. И. Державина с десантниками на борту под огнем прорвались к берегу. Морские пехотинцы батальона В. А. Ботылева захватили порт. Войска 18-й армии, наступавшие с Малой земли и со стороны Туапсинского шоссе, сокрушали оборону противника. Враг отчаянно сопротивлялся. За трое суток пехотинцы Ботылева отбили 28 контратак. В последней из них участвовало до 30 танков. Вокруг вокзала, где сражался Ботылев с группой бойцов, скопилось особенно много фашистов. Ботылев вызвал огонь на себя. Снаряды артиллеристов легли точно, уничтожив уже лезших в окна врагов… Перед ударом торпедных катеров по новороссийским береговым укреплениям у Проценко побывали член Военного note 103 совета контр-адмирал Н. М. Кулаков и представитель наркома ВМФ контр-адмирал В. Л. Богденко. Они пожелали ему удачи, спросили, почему комбриг не развернул командный пункт на берегу. — С катера все виднее будет, чем с берега, — ответил Проценко. — Правильно, — поддержал подчиненного Кулаков и сообщил ему, что Военный совет за предыдущие бои решил наградить его орденом. — Вернешься — оформим. Для командира бригады, который должен был вести 25 катеров в сложную и опасную операцию, это была радостная, вдохновляющая новость. В Новороссийской операции катерники действовали геройски. Они выпустили 44 торпеды, разрушив 9 дзотов, 13 дотов, более десятка огневых точек и прожектор, обеспечили прорыв (и это главное) десантных отрядов в порт. Нарком Военно-Морского Флота приказал всем кораблям встречать катера, выстраивая личный состав на палубах, отдавать другие почести. Так впервые в истории нашего флота отмечался подвиг малых кораблей. В. Т. Проценко был награжден орденом Суворова II степени. 16 сентября Новороссийск был освобожден. Через несколько часов после этого, несмотря на минную опасность на море, туда на катере направились вице-адмирал Л. А. Владимирский и Н. М. Кулаков. Кулаков помнил дымящие трубы заводов, громаду элеватора, красивые дома города. Но увидел груды развалин. Пришвартовались у полуразрушенной Угольной пристани. На пути к расположению батальона Ботылева остановились у памятника В. И. Ленину. К руке Ильича была приставлена винтовка, на штыке которой развевался военно-морской флаг. Вождь сражался вместе с бойцами. Искусно заминированный памятник был спасен. Командующий и член Военного совета подписали приказ о награждении особо отличившихся в боях воинов. Героям боев тут же вручались ордена и медали. note 104 Продолжавшееся в течение месяца наступление завершилось изгнанием врага с Кавказа и с Таманского полуострова. Советские войска вышли к Керченскому проливу. На очереди было освобождение Крыма. 10 апреля 1944 года корабли Черноморского флота участвовали в салюте: двадцать четыре залпа из трехсот двадцати четырех орудий возвестили об освобождении города Одессы. 10 мая двадцать четыре залпа из трехсот двадцати четырех орудий — салют за освобожденный Севастополь. В приказах Верховного Главнокомандующего отмечались командиры — пехотинцы, подводники, катерники. В победных приказах не назывались фамилии политработников, но все понимали, какой ими вложен труд в каждый успех. Моряки-черноморцы участвовали в освобождении Румынии и Болгарии. Но Н. М. Кулакова среди них не было: в 1944 году он был назначен начальником Высших военно-политических курсов ВМФ… В послевоенные годы Н. М. Кулаков — член Военного совета — заместитель Главнокомандующего ВМФ по политчасти. Затем — вновь служба на Черноморском флоте, в той же должности, что и в войну. Нет возможности подробно написать об этом периоде жизни и деятельности Н. М. Кулакова (книга в основном о войне и делах предвоенных), но об одной встрече, свидетельствующей о его заботе о людях, следует рассказать. В свое время Николай Михайлович рекомендовал заместителем по политчасти в славный батальон морских пехотинцев Ц. Л. Куникова Н. В. Старшинова. Он знал, что в 1944 году корабль, на котором шел Николай Васильевич, наскочил на мину и раненого политработника подобрали из воды, тот лишился ноги, два года пролежал в госпиталях. В 1946 году на прием к начальнику Политуправления — заместителю Главнокомандующего ВМФ по политчасти note 105 Н. М. Кулакову попросился выписавшийся из госпиталя Старшинов. Когда адъютант доложил о его прибытии, Кулаков вышел в приемную встретить боевого офицера. Увидев невысокого роста, крепкого человека — Старшинова, — обнял его и сказал: — Главный комиссар морской пехоты, дорогой Николай Васильевич, здравствуй! Кулаков пожал Старшинову руку и хлопнул его по плечу. Николай Васильевич твердо стоял на ногах, правда опираясь на толстую палку. Николай Михайлович еще раз ударил Старшинова по плечу, на этот раз посильнее. Тот не шелохнулся. — Ну что же, молодец, я тебя проверил, на ногах ты стоишь, как положено морскому пехотинцу, крепко. А то, что одна из твоих ног деревянная, мы проверять не будем, да и не очень это заметно. Главное, что ты стоишь на обеих ногах, и стоишь крепко. Николай Михайлович обратился к ожидавшим его приема морякам: — Вы извините нас. Мы с Николаем Васильевичем старые друзья, и у нас есть о чем поговорить. Кому очень уж надо, подождите. В кабинете Кулаков усадил Старшинова в кресло, сам сел напротив него. — Чем поделишься? — своей любимой фразой начал Николай Михайлович разговор. — Какие мысли? Как самочувствие? Старшинов молчал, вспоминал, как встречался с этим человеком в окопах и на пристанях, на собраниях и в его кабинете. — Ну, рассказывай, не робей! — Трудно рассказывать. Почти два года по госпиталям. Вышел, вместо ноги — протез. Теперь учусь ходить, пока не привык. Очень и очень хочу еще послужить и прошу вас в этом мне помочь. Кулаков увидел блеснувшие в глазах Старшинова слезы. note 106 — Ну, чего же, герой, раскис. Было куда хуже, а теперь чего? О чем думаешь? Что бросим, уволим? Нет, братец, плохо думаешь. Мы с членом Военного совета флота уже подобрали тебе должность, интересную, подходящую для характера и состояния. Пойдешь служить старшим инструктором политотдела Черноморского высшего военно-морского училища. Потом, думаю, переведем тебя секретарем партийной комиссии училища. Старшинов от души поблагодарил. Николай Михайлович продолжил: — Ходить там надо не так много, да и по ровному месту, по коридорам и классам учебного корпуса, который в училище пока один, да еще строят невдалеке жилой корпус, вот и все. Мы понимаем, сколько доброго и нужного ты внесешь в сердца курсантов, будущих офицеров. Что им рассказывать, как рассказывать, тебя учить не надо. Ты это лучше нас знаешь, у тебя за плечами война, боевой опыт — есть что рассказать. Так что поезжай в Севастополь, в политуправление флота, а потом в училище, там тебя ждут. Кстати, начальником училища знакомый тебе вице-адмирал Жуков — возглавлял оборону Одессы. Знаешь и начальника политотдела Емельяна Сергеевича Семыкина, работал в политуправлении, он еще у Чапаева воевал. Квартиру дадут, и поближе к училищу. Не унывай. Едешь в строй, к боевым друзьям!.. Помнить войну В конце 50-х годов Николай Михайлович вернулся в места, где начинал деятельность политработника, — в Кронштадт и Ленинград. Он был начальником политотдела Кронштадтской крепости, продолжительное время работал note 107 в Ленинграде начальником политотдела военно-морской базы и военно-морских учебных заведений. Слова, которые он часто видел на памятнике С. О. Макарову на Якорной площади Кронштадта — «Помни войну», — стали девизом, во многом определявшим его работу по подготовке молодых моряков на опыте минувшей войны. — Пусть наши базы, в отличие от довоенного времени, тыловые — дела должны быть боевыми, — говорил Кулаков. Он постоянно добивался повышения уровня учебно-преподавательской работы, требований к качеству подготовки специалистов, внедрения в учебный процесс технических средств обучения. Командиры, политработники, преподаватели разъясняли курсантам и матросам, что победа куется задолго до боя, в процессе учебы. Будешь высокосознательным, идейным, принципиальным борцом всегда, во всем и везде — победишь в бою. Научишься действовать на занятиях, учениях, в походах с предельной нагрузкой — победишь в бою. Умеешь на схемах, в классах, на стрельбище, в плавании быстро открыть огонь, поражать цель с первого залпа — победишь в бою. Будешь бдительным на посту часового и в городском отпуске, дисциплинированным в любой обстановке — победишь в бою. Николай Михайлович, осмотрев машины и тренажеры в учебном отряде подводного плавания имени С. М. Кирова, побеседовал с преподавателями и матросами, посоветовал шире внедрять новшества. Провели конференцию по внедрению новых средств обучения. Не меньше внимания уделял вице-адмирал note 109 другой стороне процесса подготовки воина — воспитательной, формированию характера защитника Родины. Здесь важно все: и организация партполитработы, и совместная деятельность note 108 политотделов и штабов. Это и то новое, что привносится в партполитработу в дальних походах, и связь кафедр общественных наук со специальными. Училища, учебные подразделения отличаются особой спецификой. Не умаляя значения работы по приему в партию преподавателей, инструкторов, лаборантов — опытных, высокограмотных, — Кулаков посоветовал начальникам политотделов иметь в парторганизациях побольше «синих воротничков», как он однажды выразился, «морских рабочих»… Разные, конечно, по масштабам проблемы вставали перед Н. М. Кулаковым — от международных (в Ленинград приходило немало иностранных кораблей) до, казалось бы, столь ясных, как разумное использование курсантами досуга во время увольнения. Политработники должны позаботиться, чтобы молодой человек за годы учебы побывал в местах революционной и боевой славы, на заводах и в музеях, на выставках и в театрах. Это способствует приобретению им классовой закалки, политической зрелости, повышению культурного кругозора. И в этом — залог высокой боевой выучки, настоящих и будущих служебных успехов. При всех обстоятельствах Николай Михайлович не забывал о внимании к человеку, о том, что индивидуальная работа более действенна, чем групповая. Что короткая беседа один на один порой может сильнее повлиять на судьбу человека, чем лекция, прослушанная им в огромной аудитории. И сам вице-адмирал умел найти слова для каждого — крупного ученого и вчерашнего школьника, адмирала и рядового… В связи с этим автор позволит привести такой эпизод. В 60-е годы я написал очерк «Батальон четверых» и «рота троих», в котором проследил судьбу героев рассказа Леонида Соболева «Батальон четверых». В основу повествования писатель положил подлинные события из note 110 истории битвы за Одессу. В тылу врага у села Григорьевки моряки-парашютисты, четверка черноморцев — Михаил Негреба, Алексей Котиков, Александр Литовченко, Роман Перепелица бились за целый батальон, устроив «порядочный аврал» в фашистском тылу. Взорвали штаб полка, вывели из строя линии связи, уничтожили десятки фашистов. А затем четыре человека в полосатых тельняшках, в черных бескозырках, перевязанные обрывками форменок, встали во весь рост — сильные и готовые пробиться сквозь сотни врагов… Перепелица сказал: «Один моряк — моряк, два моряка — взвод, три моряка — рота. Сколько нас? Четверо? Батальон, слушай мою команду: шагом… арш!» В рассказе были приведены подлинные фамилии и факты. В своем очерке, опубликованном в ленинградской печати, я проследил судьбу этих героев и их сыновей. Один из них — Алексей Федорович Котиков побывал во многих жарких схватках, получил за время войны 26 ранений, из них четыре тяжелых. Во время сражения за Севастополь товарищи видели его с гранатами в руках рядом с фашистским танком, который он подбил. Санитары подобрали раненого Котикова и отправили на Кавказ. А через несколько дней боевые друзья Алексея узнали, что судно с ранеными потоплено фашистскими бомбардировщиками, и никто не спасся. Но случай и искусство врачей спасли Котикова. После этого он воевал под Ленинградом и в Заполярье. Героической оказалась судьба и других десантников. В 1967 году, когда писался очерк, курсантами Ленинградского Нахимовского училища были Саша и Сережа Котиковы и Юрий Негреба — сыновья героев. Николай Михайлович хорошо помнил рассказ Соболева и, прочитав очерк, позвонил мне, подробно расспросил о «батальоне» и «роте», побывал в Нахимовском училище. Он не мог остаться равнодушным к судьбе моряков. Здесь же ребята встречались с героями памятного десанта у Григорьевки. note 111 Николай Михайлович был весьма одаренным, разносторонним человеком. И все же можно безошибочно говорить, что его главная привязанность — история Военно-Морского Флота и проблемы партийно-политической работы. Он много читал, общался с учеными и практиками, следил за научной жизнью, выступал на защитах диссертаций. Как-то в Ленинградском государственном университете после защиты диссертации о политработе на флоте подсчитали результаты голосования. Оказалось, что шаров «за» на один больше, чем ученых, принимавших участие в голосовании. Кулаков пошутил, что это он один шарик незаметно подбросил. Любовью к отечественной истории определялся и выбор друзей. До последних дней жизни он встречался и переписывался с академиком Е. М. Жуковым, начальником кафедры военно-морского искусства училища доктором исторических наук Г. М. Гельфондом. Любовь к истории подогревал в нем и его брат, доктор исторических наук профессор Всеволод Михайлович Кулаков. Неизменной была его тяга к книгам любимых писателей — М. Горького, Л. Толстого, А. Толстого, В. Вишневского. Много читал он книг по истории флота, а также военных мемуаров. Любил Ленинградский Большой драматический театр имени М. Горького: в нем часто ставили произведения великого пролетарского писателя, были внимательны к флотской теме. Физический труд был в радость для Кулакова. На даче он всегда колол дрова, копался в земле. Уже в солидном возрасте до глубокой осени ходил или ездил купаться на залив. Случалось, брал с собой подчиненных, увлекая их личным примером. Мне довелось видеть, как Н. М. Кулаков встречал корабль, вернувшийся из дальнего похода. Командир доложил о его результатах, отличившихся моряках, партийно-политической работе, встретившихся трудностях. Кулаков внимательно выслушал, что-то уточнил, дал советы. note 112 За обедом в кают-компании офицеры рассказывали о далеких странах, обычаях и нравах в них, многом другом. Вице-адмирал слушал жадно и даже известное ему воспринимал с интересом, давал каждому выговориться, шутил, смеялся вместе со всеми. Затем обошел корабль. Нетрудно было заметить, что его знал здесь каждый матрос… В дни, когда страна отмечала 20-летие Победы, Н. М. Кулакову было присвоено звание Героя Советского Союза. Родина высоко оценила его подвиг и труд, его большие военные заслуги — личную отвагу и мужество военачальника, комиссара. Возможно, как бывает в такие торжественные, необычные дни, перед Николаем Михайловичем пробежала, точнее, промелькнула его жизнь. Безрадостное детство, учеба в железнодорожном училище, работа на киевском заводе, полюбившаяся Балтика и суровый Север, боевые Одесса и Севастополь, наступающий Новороссийск… Воспоминания прессуют в мгновения дни, месяцы и даже годы, но никогда это не повторится снова наяву, как не вернутся детство, юность, короткие радостные встречи с самыми близкими людьми. Семья Николая Михайловича из Москвы в 1941 году была эвакуирована в г. Киров. В 1942-м жена вместе с детьми приехала на Кавказ. Работала в эвакогоспитале в Хосте (ныне это одно из зданий санатория «Аврора»). Но такими редкими оказались встречи, когда Варвара Осиповна могла приготовить любимые мужем флотский борщ или острые блюда, щедро сдобренные кавказскими приправами. В тот период Кулаков мог иногда побыть с семьей, но усилилась тревога за нее: фашисты бомбили не только мирные курортные города, но и постоянно целили в госпитали. Спокойнее стало, когда в 1944-м всей семьей переехали в Москву, где он трудился до 1950 года… Во всей полноте Николай Михайлович познал радость note 113 побед и горечь неудач, быстрые служебные взлеты и иные — даже чрезмерно строгие — оценки своей деятельности. Были и они, из песни слова не выкинешь… Он еще долго бы оставался в строю, если бы не тяжелая болезнь. Но и после нее часто задерживался на службе. Врачи разрешили ему трудиться лишь несколько часов в день. Жена — Варвара Осиповна беспокоилась, а он отшучивался: — Чем больше работаю, тем лучше себя чувствую… Жизнь Н. М. Кулакова была подобна быстрой, кипучей реке с неожиданными крутыми поворотами. Его служебный путь — от краснофлотца до адмирала, путь руководителя — от слушателя Военно-политической академии до заместителя Главнокомандующего Военно-Морским Флотом по политической части. Путь боевой, пройденный вместе с флотом, участие в сражениях у четырех черноморских городов, ставших городами-героями. — Мне докладывали один документ, — как-то поделился с политработниками И. В. Рогов. — Там приводится высказывание крупного фашиста о моряках: «Моряки — это трижды большевики». Чтобы люди стали «трижды коммунистами», и вела работу наша партия, ее представители в Вооруженных Силах, командиры и политработники. Немало сделал для этого на флоте и Н. М. Кулаков. Человек неистощимой энергии, огромной работоспособности, разносторонних знаний, Николай Михайлович жил тем делом, которое ему поручали партия, Родина, флот. С флотом Родины он был связан всю жизнь прочными, неразрывными узами. Не случайно главная из написанных им книг — воспоминания о войне — так и названа «Доверено флоту». Содержание этой интересной книги связано с Северным и Черноморским флотами, и символично, что именно на Севере плавает боевой корабль «Вице-адмирал Кулаков». Таких результатов, какие показал его экипаж при note 114 решении ряда задач, другие добивались далеко не всегда. И это потому, что люди перестраиваются, работают в охотку, с душой. Моряки корабля переписываются с ребятами из профессионально-технического училища № 4 г. Смела Черкасской области, которые своей учебой и делами подтверждают право присвоения учебному заведению имени Н. М. Кулакова. В 1924 году это училище окончил шестнадцатилетний Николай, до этого уже четыре года проработавший на железной дороге. Сочетая учебу с практикой, ребята выпустили на тысячи рублей различной продукции, сами оборудовали ряд классов и цехов. В ПТУ есть уголок, где собраны материалы о Николае Михайловиче — фотографии, письма, документы, здесь же его краткая биография. О своей жизни ребята рассказывают в письмах, посылаемых морякам. Многие мальчишки мечтают служить на корабле, носящем имя Н. М. Кулакова… По большим праздникам встречаются ветераны — черноморцы, балтийцы, североморцы. Крепко, по-родственному обнимаются, дружески жмут друг другу руки. Многие годы с ними на таких встречах бывал вице-адмирал Н. М. Кулаков. Но неумолимо время. С 1976 года торжества стали проходить без него. И все же, когда собираются старые бойцы, вспоминают о минувшем, о пережитом, среди первых уважаемых имен называют имя Николая Михайловича Кулакова. Его дела по-прежнему в нашем боевом строю, потому что немеркнущая слава, традиции прошлого постоянно вплетаются в ткань всей нашей жизни, смыкая в единое прошлое и настоящее. Как в могучей, неразрывной корабельной якорной цепи. Звено к звену. Примечания note 115 Здесь и в ряде других мест используются факты из воспоминаний Н. М. Кулакова «Доверено флоту». note 116 В дальнейшем она претерпела изменения. В 1939 году было резко сокращено число строящихся линкоров и тяжелых крейсеров, а с начала июля 1941 года их строительство прекратили. Основные усилия были перенесены на строительство легких сил флота. В течение 1938–1940 годов промышленность передала ВМФ 265 боевых кораблей различных классов, увеличив свою мощность в 3 раза. note 117 Недавно члены Николаевского клуба аквалангистов нашли затонувший корабль. С него сняли компас. Видели на палубе гильзы от снарядов. Последние снаряды ржавели в каналах орудийных стволов — свидетельство того, что комендоры вели огонь по врагу, уходя под воду вместе с родным кораблем. note 118 Звание присвоено 8 августа 1941 г. note 119 Совершенно секретно! Только для командования. Документы и материалы. М., 1967, с. 104. note 120 О ней говорится в рассказе Л. Соболева «Подарок военкома». note 121 По мнению Адмирала флота Советского Союза И. С. Исакова, примеров подобного напряжения не знает история второй мировой войны. note 122 Это звание было присвоено Н. М. Кулакову в 1945 году. Иллюстрации: Николай Михайлович Кулаков Военком линкора «Марат» Н. М. Кулаков беседует с краснофлотцами Боевая учеба. Ф. С. Октябрьский и Н. М. Кулаков на тральщике «Взрыв» Начальник Главного политического управления ВМФ И. В. Рогов В штабе обороны Севастополя. Слева направо: Н. М. Кулаков, И. Е. Петров, П. А. Моргунов, Ф. С. Октябрьский, Н. А. Остряков И. Е. Жидилов Н. Е. Ехлаков Н. Д. Фильченков Н. М. Кулаков и Г. В. Жуков на передовых рубежах обороны Севастополя На партийном собрании у морских пехотинцев notes Note1 4 Note2 5 Note3 6 Note4 7 Note5 8 Note6 1 Note7 9 Note8 2 Note9 10 Note10 11 Note11 12 Note12 13 Note13 14 Note14 15 Note15 16 Note16 17 Note17 18 Note18 19 Note19 3 Note20 20 Note21 21 Note22 22 Note23 23 Note24 24 Note25 25 Note26 26 Note27 27 Note28 28 Note29 29 Note30 30 Note31 31 Note32 4 Note33 32 Note34 33 Note35 34 Note36 35 Note37 36 Note38 37 Note39 38 Note40 39 Note41 40 Note42 41 Note43 42 Note44 43 Note45 44 Note46 45 Note47 5 Note48 46 Note49 47 Note50 48 Note51 49 Note52 50 Note53 51 Note54 52 Note55 53 Note56 54 Note57 55 Note58 56 Note59 57 Note60 58 Note61 59 Note62 60 Note63 61 Note64 62 Note65 63 Note66 64 Note67 65 Note68 66 Note69 67 Note70 68 Note71 69 Note72 70 Note73 71 Note74 72 Note75 73 Note76 6 Note77 74 Note78 75 Note79 76 Note80 77 Note81 78 Note82 79 Note83 80 Note84 81 Note85 82 Note86 7 Note87 83 Note88 84 Note89 85 Note90 86 Note91 87 Note92 88 Note93 89 Note94 90 Note95 91 Note96 92 Note97 93 Note98 94 Note99 95 Note100 96 Note101 97 Note102 98 Note103 99 Note104 100 Note105 101 Note106 102 Note107 103 Note108 104 Note109 8 Note110 105 Note111 106 Note112 107 Note113 108 Note114 109 Note115 1 Note116 2 Note117 3 Note118 4 Note119 5 Note120 6 Note121 7 Note122 8