Таким образом, вскоре я попал на совещание к командующему фронтом, которое проходило в присутствии представителей Ставки Маршала Советского Союза А. М. Василевского и маршала авиации Ф. Я. Фалалеева. Поочередно были заслушаны все командармы и командиры подвижных групп. Я получил еще более детальное представление о масштабах предстоящей операции и, как многие [264] присутствующие, испытал волнующее чувство: никогда раньше мне не приходилось участвовать в такой масштабной, продуманной и надежно обеспеченной операции. Запомнилась и такая деталь: в одной из палаток был установлен огромный ящик с макетом рельефа местности, очень наглядный и тщательно исполненный. Такое я видел впервые. На макете была воспроизведена вся система обороны противника, включая переднюю полосу и узлы сопротивления, находящиеся в глубине, в том числе и резервные, еще не занятые рубежи вокруг всех крупных городов до Минска включительно. Невольно приковывали к себе взгляд инженерные сооружения — настолько красиво и точно все это было выполнено. В истребительной авиации это в подготовке командиров не практиковалось.

Генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин выступал на совещании последним. Доклады всех командующих были утверждены, после чего командующий фронтом генерал армии И. Д. Черняховский пожелал нам боевых успехов, и мы разъехались по своим частям.

С целью скрытности подготовки операции практически облет района боевых действий был разрешен только 22 июня, то есть накануне начала наступления. В тот день передовые батальоны соединений провели разведку боем и на ряде участков продвинулись на 3–5 километров. В связи с этим летному составу, производившему облет линии фронта, была поставлена задача уничтожать на участках прорыва огневые точки противника, помогая тем самым стрелковым батальонам преодолевать ожесточенное сопротивление врага.

Наконец пришел день наступления. В войсках распространили обращение Военного совета фронта. «Настало время, — говорилось в нем, — очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы СССР по всей линии от Черного до Баренцева моря. Этого ждет от нас наша Родина».

* * *

Прежде чем продолжить рассказ об участии летчиков 240-й авиадивизии в Белорусской операции, я хочу задержать внимание читателя на одном частном вопросе, который в ходе войны для нас, истребителей, имел немаловажное значение. Речь идет о такой повседневной и повсеместной в боевой работе задаче, как сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. За редким исключением [265] в течение всей войны боевая работа каждой отдельной группы бомбардировщиков и штурмовиков обеспечивалась непосредственным прикрытием истребителей. Такая сложилась практика. На мой взгляд, это не всегда было оправдано, о чем я написал довольно подробно в статье, которая была опубликована в журнале «Вестник Военно-Воздушных Сил» еще в 1943 году. Давайте посмотрим, в чем тут дело.

Как уже было замечено, к началу Белорусской операции на главных направлениях советским командованием было создано (я сейчас говорю об авиации) явное количественное и качественное превосходство сил. Такой острой и напряженной борьбы за господство в воздухе, которую мы вели почти повсеместно в сорок третьем году, в небе Белоруссии не предвиделось: это было понятно при объективном сопоставлении противостоящих сил. Да и морально-боевой фактор необходимо учитывать: к лету сорок четвертого наши летчики в массе своей приобрели закалку и опыт зрелых воздушных бойцов, тогда как наиболее подготовленный кадровый состав вражеской авиации заметно поредел. И количеством выпускаемых самолетов после Сталинграда и воздушного сражения на Кубани фашистская Германия уже не могла восполнять понесенные потери.

Поэтому общая задача — обеспечить господство в воздухе, которую ставил истребителям 1-й воздушной армии Т. Т. Хрюкин, носила, по существу, тактический характер и была выполнена без особого напряжения частью сил. Что же касается 240-й истребительной авиадивизии, привыкшей драться за господство в воздухе на Северо-Западном, Ленинградском и Калининском фронтах, то в ходе Белорусской операции ей выпала задача сопровождать 1-ю гвардейскую штурмовую и 6-ю гвардейскую бомбардировочную авиадивизии.

Оба эти соединения в составе 8-й воздушной армии, которой раньше командовал Т. Т. Хрюкин, прошли долгий боевой путь от Сталинграда до Крыма. Когда после освобождения Крыма Тимофей Тимофеевич был назначен командующим 1-й воздушной армией, он добился того, чтобы в ее состав были включены также и эти две авиадивизии. То, что именно 240-й истребительной дивизии была поставлена задача обеспечить работу этих двух прославленных авиасоединений, говорит о доверии к нам командующего. Мы это, конечно, оценили. Но... Некоторые «но» все же возникли у нас и в те дни. [266]

Дело в том, что среди разнообразных тактических задач, которые приходилось выполнять истребителям, сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков было одной из самых важных по значению и самых ответственных по результатам, но при этом же одной из самых трудных и, скажем прямо, для летчика-истребителя не слишком привлекательной. И дело здесь даже не столько в характере самой задачи, сколько в той практике, которая сложилась.

Группа истребителей непосредственного сопровождения обязана была держаться возле опекаемых штурмовиков и бомбардировщиков. Это значительно ограничивало их маневренность, без которой, как известно, невозможно активно вести воздушный бой. «Крепко привязанный» к боевым порядкам опекаемых, летчик-истребитель напоминал, образно говоря, престарелого льва, который уже не мог бегать и охотиться, но был еще в состоянии только изредка поворачивать свою мощную голову и издавать грозное рычание. Другими словами, истребитель мог лишь «огрызнуться», то есть выполнить доворот на небольшой угол, дать заградительную очередь, но... снова занять свое место в строю. Само собой разумеется, что такое безынициативное, вынужденно-пассивное состояние было противоестественным для воздушного бойца и отнюдь не гарантировало надежной безопасности его подопечным!

Как правило, например, штурмовики ходили частыми мелкими группами по 6–8 самолетов. Их обычно сопровождала пара или четверка истребителей, гораздо реже — шестерка. Немцы же к лету 1944 года даже при недостатке техники редко летали мелкими группами, потому что они в тот период становились излюбленным объектом воздушной охоты наших летчиков. Поэтому чаще всего гитлеровцы появлялись группами в 8–12, иногда — 16 машин. В затяжные бои они не ввязывались, но на небольшие наши группы нападали решительно. А типичная наша группа тогда — это, скажем, шестерка Ил-2 под прикрытием пары или звена истребителей. Складывалась парадоксальная ситуация: имея полное преимущество в воздухе, мы, действуя по старой тактической схеме, давали возможность противнику атаковать нас и несли неоправданные потери. Летчик-истребитель, сопровождавший Ил-2 или Пе-2, часто вынужден был просто-напросто закрывать штурмовик или бомбардировщик своей машиной. Истребителей у нас было достаточно, [267] но, раздробленные, они по-прежнему оказывались в меньшинстве.