†

Лимузин - впервые я ездила на таком после выпускного вечера около пяти лет назад - везет нас с Лукасом в отель Четыре Сезона Атланты. Даже при том, что я была свидетелем реакции фанов Лукаса на его появление в Лос-Анджелесе и в баре The Beacon в Нэшвилле, это все ничто, по сравнению с реакцией на него в его родном городе. Отелю пришлось усилить меры безопасности, потому что какая-то светская хроника прознала, что Лукас в городе и остановился именно здесь.

Прежде чем я успеваю выйти из авто, Лукас останавливает меня, притягивая к себе, так что я падаю ему на колени. Он натягивает мне на голову одну из своих безразмерных шапок. Нанося на мое лицо нелепые розовые румяна, он мягко говорит:

– Не хочу, чтобы о тебе снова начали сплетничать, размещая наши совместные фото в сети, - он поднимает мои волосы и прячет их под шапкой, убеждаясь, что каждая прядка скрыта от посторонних глаз. Этот жест настолько интимный, что мое дыхание становится прерывистым.
– Не говори со СМИ, - приказывает он.

– Да, мистер Вульф.

– Скажи мое имя еще раз.

– Мистер Вульф.

А затем он целует меня так страстно, что от этого поцелуя возникает желание сорвать с него всю одежду прямо здесь и сейчас.

– Боже, я мог бы написать песню о том, как ты произносишь мое имя.

– Так же как ты планируешь написать песню о моей попке?
– дразнюсь я.

– О каждой части тебя, - говорит он голосом, от которого мое сердце буквально тает. С силой сжимая мои груди в последний раз, Лукас стучит в перегородку между салоном и водителем, давая тому знак, что готов к встрече с фанатами.

†

Как только мы оказываемся в своем гостиничном номере, Лукас сообщает мне, что должен уехать, чтобы уладить еще несколько мелких вопросов. Я не против его отсутствия, по крайнем мере в течение недолгого промежутка времени, так как смогу использовать это время на то, чтобы полюбоваться видом на Антланту из окон нашего номера. Он - ошеломляющий. Мы остановились в президентском люксе, на последнем этаже гостиницы, весь номер отделан мрамором, шикарной мебелью и имеет кровать по истине королевского размера. Я бы полежала на ней, если бы не тревожная мысль о том, что мы с Лукасом испытаем ее вместе.

Принимая ванну я неспешно брею ноги и мою волосы, а затем использую свободное время на то, чтобы сделать несколько звонков и ответить на электронную почту, свою и Лукаса.

Когда я дозваниваюсь до бабушки, в ее голосе слышится облегчение от моего звонка.

– С тобой все хорошо?
– спрашивает она.

– Ага, я в порядке. Я... – начинаю я, но останавливаюсь, когда слышу ее всхлипы.
– Бабуля, что происходит?

– Это из-за Ребекки, - говорит она. Я слушаю, замирая на месте от ее рассказа о том, как моя мать ввязалась в драку с несколькими другими заключенными из-за того, что украла у тех пару обуви. Внутри моего живота начинает собирается горечь и стыд, когда ба продолжает свой рассказ, сообщая мне, что маме теперь придется отправиться в больницу округа для проведения операции.
– Я не понимаю, зачем она вообще брала чужую обувь, Сиенна. Я передаю ей деньги в книгах. Там было столько, сколько ей...

Я опускаюсь на пол, опираясь спиной о край дивана. Похоже, что мне не придется выпытывать у бабули насчет моей матери. Она признала, что ездит ее навещать, но мне бы хотелось, чтобы все перенесенные бабушкой страдания взвалились на мою долю, а не на ее.

Ба прекращает говорить. И мне слышны ее тихие всхлипы и какие-то шумы на том конце провода. Должно быть она в постели. Я сжимаю руки в кулаки и ударяю ими о диван.

– Бабуля, я не могу тебя отругать за то, что ты с ней видишься. Я не собираюсь с тобой спорить, потому что у меня нет возможности поговорить об этом сейчас, но пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестань позволять ей использовать себя.

Несколько лет тому назад, когда маму наконец-то нашли - после ее побега из города, охотники за головами догнали ее через два дня после этого - суд присудил бабуле штраф в размере 300 тысяч долларов наличными. Если бы только мою мать поймали на 48 часов раньше, то ба никогда бы не столкнулась с подобной ситуацией.

Но даже после того, как мама ее настолько подставила, бабушка все равно заняла ее сторону, когда та попыталась поговорить с Сетом о том, чтобы он принял на себя ее вину и понес меньшее наказание, так как был еще подростком.

Моя бабушка настолько добрая и смеренная, что заслуживает гораздо лучшей жизни, чем моя мать. Я и Сет заслуживаем лучшего, чем наша мать, и хоть мне и ненавистно это признавать, но наш отец тоже лучше матери.

Наша связь с отцом сводилась к телефонным звонкам раз в две недели и редким смехотворным встречам по праздникам, эквивалентным приветствию бездомного, над которым издеваются в кафе в Лос-Анджелесе, где я обычно покупаю Томасу чашку кофе по утрам.

– Я знаю, - говорит бабуля между всхлипами.
– Просто все так непросто... с домом и Ребеккой. Я не знаю, что мне еще сделать или куда пойти.