Губы у Борьки дрожат, глаза смотрят исподлобья Пусть у него башня упадет совсем, пусть лучше денег мать не даст ему на барабан, но чтобы смеялись девчонки -- это хуже всего. Какой же тогда большевик, который около бережка ползает? Шмыгая носом, поддерживая штаны одной рукой, он говорит Луначарскому дрогнувшим голосам:

– - Женька, разве я не умею?

– - И ты умеешь, а я все-таки лучше тебя!
– - отвечает Луначарский.

А я по сих пор залезу -- не боюсь!

– - А я по сих пор залезу!

– - А я вот по сих!..

Борька садится на землю посреди неоконченного митинга, держит ладонь на голове, показывая этим глубину, куда он залезет.

– - И лягушек не боишься в воде?
– - спрашивает Маруська.

– - Боишься! Я их ногой раздавлю.

– - А змеев?
– - тихо говорит Женька, оттопыривая губы

– - Змеев и.ты боишься...

– - А я комаров не боюсь!
– - вмешивается Нинка.
– - Они меня щиплют, которые кусаются, а мне и не больно..

Молодые большевики разом выходят со двора, торопливо шагают к речке, чтобы показать друг другу, чего они не боятся.

– - Я нынче в рубашке буду купаться!
– - хвалится Маруська.

– - А я тоже в рубашке!
– - харахорится Борька.

– - А я в рубашке и штанах!
– - говорит товарищ Луначарский.

– - А я в воде буду глядеть!
– - радуется Ленка.

Ох. ты, речка, речка, желтенький береговой лесочек! Хорошо посидеть около тебя после митинга, хорошо и ямок накопать, и лепешек наделать, и носить в эти ямки пригоршнями воду из речки.

Нинка, облизывая языком сухие обветренные губы, часто семенит босыми ногами, раздувает горячую пыль.

Пыль лезет Борьке в рот и он все время дергает молодую делегатку за серенький вихорок, перевязанный ленточкой. Нинке больно, из глаз лезут слезы, но она не плачет, потому что она большевитская делегатка, идет с большевиками, которые ничего не боятся и плакать при них не полагается.

Молодой Луначарский вдруг останавливается и серьезно строгим голосом говорит:

– - А зачем мы молчим? Давайте устроим первый май!

– - А музыка где?

В траве около забора светит консервная баночка- Женька бежит за ней сам, вытирает подолом рубахи, сует Маруське в руку.

– - Держи, бить будешь в нее!

– - Чем?

– - Сейчас найдем...

Борька разыскивает большой поржавленный гвоздь. Консервная баночка, перевязанная Борькиным поясом, висит на шее у Маруськи. Сама Маруська с гвоздем в руке ждет приказанья. И Сенька велит петь разными голосами, чтобы громче выходило, поправляет штаны, машет руками и пять молодых большевиков нестройным хором бросают в тишину окраинной улицы звонкую красноармейскую песню: Мы смело в бой пойдем За власть Советов!..

Сверху, прямо в вершинку, горячо печет июльское солнце. Сухой струящийся воздух обжигает шеи. Молодой Луначарский снимает рубашку с себя, машет ею над головой вместо красного флага, громко поет:

И все за э-та!..

Нинка, высоко поднимая ноги, крепко бьет голыми подошвами в землю и. не слушая других, тянет свою песню тонким обрывающимся голосом:

И все умрем в борьбе,

Мы все в борьбе за власть,

За власть в борьбе,

За э-та...

Маруська с широко раскрытыми глазами колотит гвоздем в консервную баночку:

– - Тра! тра! тра!

Борька кричит, хватая Нинку с Ленкой за руки.

– - Левой ногой! Левой ногой!

Идет "первомайская" демонстрация в жаркий июльский полдень по вымершей окраинной улице с закрытыми окнами, шумит, тревожит воробьев, весело двигается на желтенький песочек к реке, где можно месить пироги и лепешки, где откроют они настоящий буфет, как в районном клубе, только без чаю и сахару, но много вкуснее...