— Это была хорошая проповедь, господин пастор!

— Все мы, господин Корн, повинуемся воле бога. Они попрощались. Каждый пошел своей дорогой.

Двадцать вторая палата районной больницы была светлой и уютной. Фриц лежал на кровати и с болью думал о девушке, которую потерял. Он сам разрушил свое счастье…

У Фрица последние дни было много посетителей. Мать приходила уже два раза. Были Берген, Рэке и другие товарищи. Теперь он знал, что преступники пойманы, а Барбару застрелили. Фриц не знал только одного — что застрелил шпионку он сам.

Были у него и товарищи из органов государственной безопасности.

Фриц посмотрел на часы. Десять часов. После обеда, наверное, придет мать. Придут, видимо, и товарищи из Франкенроде. В глубине души Фриц надеялся, что придет Ганни.

Вошла сестра.

— К вам пришли. Вы сможете принять?

— Разумеется, сестра. Всегда пускайте ко мне!

Только когда она вышла, Фриц вспомнил, что сейчас неприемные часы. Вероятно, это кто-нибудь из товарищей или мать.

В дверях стояла Ганни в нарядном платье.

— Ганни! Ты?

— Да, Фриц. — Она медленно подошла к нему.

— И… ты все знаешь?

Она кивнула.

— И все-таки пришла?

— Да, потому что я все знаю.

Фриц привлек к себе девушку и поцеловал. Только сейчас он заметил цветы в ее руках.

— Какие чудесные цветы, Ганни! Спасибо. Они алые. Ты знаешь, что ты мне подарила?

Девушка покраснела.

— Фриц, как ты себя чувствуешь? Тебе очень больно?

— Вот уже три минуты, как я здоров, Ганни. Скажи, ты сама решила прийти ко мне?

— В пятницу у меня были Рэке и Керн. Они-то и рассказали мне все. Я сначала отчаялась, но потом…

— А ты пришла бы, если бы тебе никто ничего не сказал?

— Не знаю. Возможно… Ну, хватит об этом.

— Я не стою того, чтобы ты ко мне приходила. Мне стыдно, я…

— Все было специально подстроено, Фриц. Но теперь никто не стоит между нами. Ты не должен отчаиваться. Ты же не мог иначе! Ведь она же первая выстрелила!

До Фрица не сразу дошел смысл слов Ганни. Он резко поднялся.

— Ганни, о чем ты говоришь? Она выстрелила первая… Значит ли это… Скажи же!

Только сейчас Ганни поняла, что совершила ошибку, но отступать было поздно.

— Ты не ослышался, Фриц. Мне и в голову не пришло, что ты ничего не знаешь. Ты ведь сам… застрелил ее.

— Я убил Барбару?! Я?.. Почему мне до сих пор не сказали?!

Тяжело дыша, Фриц откинулся на подушки. Он увидел искаженное ненавистью лицо шпионки, ее пистолет… Падая, он, кажется, успел выстрелить…

— Спасибо тебе, Ганни. Это хорошо, что именно ты сказала мне правду.

Когда через час появилась сестра, им показалось, что прошло всего несколько минут.

— Можно мне прийти сегодня в приемные часы?

— Конечно. А сейчас я попрошу вас уйти. Больному нужен отдых.

— Сегодня придет моя мама, Ганни. Вот она обрадуется!

— А я приду часика через три.

Он поймал ее руку и поцеловал.

— Я так счастлив, Ганни…

Фриц долго смотрел на дверь, за которой исчезла Ганни. Его мысли вернулись к Барбаре Френцель. Сначала он увлекся ею, потом стал ненавидеть. Постепенно прошлое стало вытесняться настоящим.

В комнату вошел капитан Штейн.

— Добрый день, товарищ Кан! Ну как, дело идет на поправку? Что у вас новенького?

— У меня была Ганни.

— Ну, тогда вас можно поздравить. — Штейн подвинул стул к кровати. — Товарищ Кан, мне нужны некоторые сведения. Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с этой Френцель. Вы знаете, что она убита?

Фриц кивнул:

— Да. Это я убил ее.

— Кто вам сказал?

— Ганни. И это даже лучше. Когда-нибудь я все равно узнал бы…

— Вы также ранили агента Фишера, он же Штаутер. Своими быстрыми действиями вы спасли жизнь вашего командира.

Фриц насторожился. Штаутер? Неужели так много Штаутеров? Он вспомнил человека с багровым шрамом на правом виске, с которым познакомился в поезде, когда ехал в отпуск. Штейн заметил его недоумение.

— Если вы еще недостаточно окрепли, мы можем поговорить завтра, товарищ Кан.

— Нет, нет, товарищ капитан. Я просто вспомнил об одном человеке. Его тоже авали Штаутером. Он был в концентрационном лагере при нацистах.