Старый фермер виновато ходил за мной.

– Вы уж простите, мистер Хэрриот. Такой у нее подлый нрав. Дайте-ка лучше мне…

Я предостерегающе поднял ладонь:

– Нет, мистер Стоукилл! Я уже надел на нее веревку. Просто затянул недостаточно туго.

Я подковылял к корове, распустил узел, а потом налег на веревку с такой силой, что у меня потемнело в глазах. Когда я кончил, живот у нее приподнялся и она обзавелась талией, словно затянутая в рюмочку модница былых времен.

– Тут уж ты не попляшешь! – буркнул я и снова нагнулся к вымени. Раза два брызнуло молоко, затем помеха снова закупорила выход, и в отверстии показалось что-то беловато-розовое. Еще чуть-чуть нажать, и я выковыряю его иглой от шприца, которую держал наготове. Я вздохнул всей грудью и нажал.

На этот раз копыто впечаталось в лодыжку. Ей уже не удалось поднять его повыше, но боль была такой же отчаянной. Я сел на табуретку для доения, засучил штанину и поглядел на лоскуток кожи, который свисал, точно флажок, у конца длинной ссадины, оставленной копытом.

– Да хватит с вас, молодой человек! – Мистер Стоукилл снял с коровы веревку и сочувственно поглядел на меня. – Обычным манером с ней не совладать. Я же ее дважды в день дою, так уж знаю.

Он принес засаленный плужный ремень, несомненно бывший в частом употреблении, и затянул его на заплюсневом суставе неугомонной коровы. На другом конце ремня был крюк, и старик зацепил его за кольцо, ввинченное в стену. Ремень туго натянулся, сдвинув ногу чуть-чуть назад.

Старик кивнул:

– Вот теперь попробуйте.

Отдавшись на волю судьбы, я снова ухватил сосок. Но корова словно бы поняла, что проиграла, и ни разу даже не пошевельнулась, пока я выдавливал и выковыривал "горошину", которая оказалась молочным камнем. Стояла как миленькая и ничего не могла поделать!

– Спасибо, молодой человек, спасибо вам! – сказал старик. – Какой увесистый! Он мне сильно мешал. А главное, не разобрать было, что это такое. – Он поднял палец: – И последняя для вас работенка. Телушка. Что-то у нее с животом неладно, мне кажется. Видел ее вчера вечером, ее маленько раздуло. Она у меня в сарае.

Я надел шубу, и мы вышли наружу, ветер набросился на нас с ликующей свирепостью. Лицо мне полоснуло как ножом, нос сразу замерз, глаза заслезились, и я укрылся за углом конюшни.

– Где телка? – с трудом выговорил я.

Мистер Стоукилл ответил не сразу. Он закуривал сигарету, словно не замечая ярости стихий. Защелкнув крышку старой медной зажигалки, он указал большим пальцем:

– А за дорогой. Вон там.

Я посмотрел в направлении его пальца через занесенные стенки на узкую расчищенную полоску шоссе между белыми валами и на крутой склон, ровная белизна которого уходила к свинцовым тучам. То есть ровная, если не считать крохотного строения, серого каменного пятнышка в поднебесье, где в сотнях футов над нами склон переходил в широкую плоскую вершину.

– Извините, – пробормотал я, все так же прижимаясь к стене. – Я не вижу.

Старик, спокойно стоя лицом к ветру, удивленно взглянул на меня:

– Не видите? Да вон же сарай! Так и торчит!

– Сарай? – я ткнул дрожащим пальцем. – Вон то строение? И телка там? Да не может быть!

– Там, там. Молодняк я держу повыше.

– Но… но… – язык отказывался меня слушаться. – Нам же туда не подняться. Снега намело выше пояса.

Он неторопливо выпустил дым из ноздрей.

– Еще как поднимемся, будьте спокойны. Вот погодите чуток.

Он скрылся в конюшне, и, подождав минуту-другую, я заглянул внутрь. Старик седлал толстого каурого жеребчика. Я с удивлением смотрел, как он вывел конька наружу, не без труда влез на ящик и взгромоздился в седло.

Поглядев на меня с этой высоты, он бодро взмахнул рукой:

– Поехали! Вы все с собой нужное взяли?

В полном недоумении я рассовал по карманам бутылку с микстурой от газов, пробойник с гильзой, пакет с препаратом горечавки желтой и стрихнина. А мозг тупо сверлила мысль, что на холм мне никогда не взобраться.

По ту сторону шоссе в снежном валу был прокопан проход, и мистер Стоукилл направил в него конька, а я кое-как плелся следом, уныло поглядывая на бесконечную белую крутизну впереди. Мистер Стоукилл обернулся.

– Хватайтесь за хвост, – сказал он.

– Простите?

– За хвост хватайтесь.

Как во сне я сжал жесткие волосы.

– Да не так. Обеими руками, – терпеливо объяснил фермер.

– Вот так?

– Молодец! А теперь держитесь крепче.

Он прищелкнул языком, конек решительно затрусил вперед, а за ним и я.

И все оказалось так просто! Мир проваливался вниз у нас из-под ног, а мы возносились все выше. И, откидываясь, я с наслаждением смотрел, как развертываются извивы узкой долины, и вот уже открылась вторая, поперечная, а за ней белые холмы огромными белыми волнами вздымались к черным тучам.

У сарая фермер спешился.

– Все в порядке, молодой человек?

– Все в порядке, мистер Стоукилл.

Входя следом за ним в сарай, я улыбнулся. Старик как-то сказал мне, что оставил школу в двенадцать лет. Ну а я почти все двадцать четыре года моей жизни провел в учебных заведениях. Но вспоминая последние часы, я должен был признать, что, конечно, могу похвастать книжной премудростью, однако знаний у него больше.