– Просто не верится, – пробормотал тренер. – Никогда еще не видел, чтобы лекарство срабатывало так быстро, как это!

А я словно плавал в розовых облаках, радостно стряхивая с себя недавнее напряжение и растерянность. Как хорошо, что нелегкий труд ветеринара дарит такие минуты: внезапный переход от отчаяния к торжеству, от стыда к гордости.

К машине я шел буквально по воздуху, а когда сел за руль, Бимиш наклонился к открытому окошку.

– Мистер Хэрриот… – Он был не из тех, кто привык говорить любезности, и его щеки, обветренные и выдубленные бесконечной скачкой по открытым холмам, подергивались, пока он подыскивал слова. – Мистер Хэрриот… я вот подумал… Ведь не обязательно разбираться в лошадиных статях, чтобы лечить лошадей, верно?

В его глазах было почти умоляющее выражение. Я вдруг расхохотался, и он улыбнулся. Мне было невыразимо приятно услышать из чужих уст то, в чем я всегда был убежден.

– Я рад, что кто-то наконец это признал! – сказал я и тронул машину.

После того как мы с Хелен сходили в кино, уже само собой получалось, что мы виделись чуть ли не каждый день. Не успел я оглянуться, как это превратилось в твердо сложившийся обычай: около восьми часов ноги сами несли меня на их ферму.

Вполне возможно, что так продолжалось бы очень долго, если бы не Зигфрид. Однажды вечером, как у нас было заведено, мы сидели в гостиной Скелдейл-Хауса и обсуждали события дня, прежде чем отправиться на боковую. Вдруг он засмеялся и хлопнул себя по колену.

– Сегодня заходил заплатить по счету Гарри Форстер. Старик что-то расшутился – сидел здесь, поглядывал по сторонам, и твердил: "Хорошее у вас тут гнездышко, мистер Фарнон, хорошее гнездышко!" А потом хитро посмотрел на меня и заявляет: "Пора бы в это гнездышко да птичку. Какое же гнездышко без птички?"

– Ну вам давно следовало бы к этому привыкнуть! – сказал я и тоже засмеялся. – Вы ведь лучший жених в Дарроуби. И конечно, они тут не успокоятся, пока вас не женят.

– Э-эй, не торопитесь! – Зигфрид задумчиво оглядел меня с головы до ног. – Гарри имел в виду вовсе не меня, а вас.

– Как так?

– А вы вспомните. Сами же рассказывали, что встретили старика, когда прогуливались вечером с Хелен по его лугу. Ну а у него на такие вещи глаз острый. Вот он и решил, что пора вам остепениться, только и всего.

Я откинулся на спинку кресла и захохотал.

– Мне? Жениться? Вот потеха! Вы только представьте себе! Бедняга Гарри!

– Почему вы смеетесь, Джеймс? – Зигфрид наклонился ко мне. – Он ведь совершенно прав. Вам действительно пора жениться.

– Не понимаю! – Я ошеломленно уставился на него. – Что вы такое говорите?

– Как что? – ответил он. – Я говорю, что вам надо жениться, и поскорее.

– Зигфрид, вы шутите!

– С какой стати?

– Да черт подери! Я только-только начал работать. У меня нет денег, у меня ничего нет! Мне даже и в голову не приходило…

– Ах, вам даже в голову не приходило? Ну так ответьте мне: вы ухаживаете за Хелен Олдерсон или не ухаживаете?

– Ну, я… Мне просто… Если хотите, то, конечно, можно сказать и так.

Зигфрид устроился в кресле поудобнее, сложил кончики пальцев и назидательно продолжал:

– Так-так. Значит, вы признаете, что ухаживали за ней. Пойдем дальше. Она, насколько я могу судить, весьма и весьма привлекательна: всякий раз, когда она проходит по площади в рыночный день, машины только чудом не налетают друг на друга. Все признают, что она умна, обладает прекрасным характером и отлично готовит. Быть может, вы против этого спорить не станете?

– Разумеется, нет, – ответил я, обозлившись на его тон снисходительного превосходства. – Но к чему все это? Зачем вы произносите речь, словно судья перед присяжными?

– Я просто аргументирую мою точку зрения, Джеймс. А именно: вы встретили девушку, которая может стать для вас идеальной женой, и ничего не предпринимаете! Говоря без обиняков, я предпочту, чтобы вы перестали валять дурака и взглянули на дело серьезно.

– Все далеко не так просто! – сказал я раздраженно.– Я же только что объяснил, что сначала мне нужно тверже встать на ноги… да к вообще я знаком с ней всего несколько месяцев – этого же недостаточно, чтобы так сразу и жениться. И еще одно: по-моему, я не нравлюсь ее отцу.

Зигфрид наклонил голову набок, и я даже зубами скрипнул – такая святость разлилась по его лицу.

– Послушайте, старина, не сердитесь, но я должен вам кое-что сказать откровенно для вашей же пользы. Осторожность, бесспорно, прекрасное качество, но порой вы перегибаете палку. Этот маленький изъян в вашем характере проявляется постоянно и во всем. Вот, скажем, в той робости, с какой вы решаете затруднения, возникающие в вашей работе. Вы всегда действуете с оглядкой, маленькими шажками, тогда как следует смело бросаться вперед. Вам чудятся опасности там, где их и быть не может. Учитесь рисковать, дерзать. А то ваши собственные сомнения подрезают вам поджилки.