– С добрым утром!

Он даже глазом не моргнул и продолжал смотреть на меня без всякого выражения.

Я прошел вдоль борта и помахал его товарищу.

– Привет! – И помахал еще раз.

Но ответом мне был еще один суровый без тени улыбки взгляд.

Тут хлынул дождь, и оба натянули на головы капюшоны.

Начало не из лучших… Я посмотрел по сторонам, но ничего утешительного не узрел. Сплетения железнодорожных рельсов, товарные вагоны, лес гигантских кранов, а по его периметру – сторожевые вышки с часовыми, глядящими на нас сверху. За территорией порта виднелись разнообразные старые здания.

Клайпеда, разумеется, литовский порт, когда-то называвшийся Мемель, но поскольку находится она в Советском Союзе, то, простоты ради, всех, с кем мне там довелось познакомиться, я буду называть русскими.

Вскоре на борт поднялась порядочная группа служащих порта, и я с облегчением увидел, что держатся они приветливо и весело улыбаются. Начались рукопожатия, послышался смех, а меня все называли «доктор-р-р», раскатывая звук «р», который в нашем произношении этого слова вообще отсутствует. Многие оказались таможенниками. Среди них было несколько молодых женщин и одна отлично владела английским. Впрочем, объясняться по-английски они в той или иной степени умели все, а с капитаном говорили еще и по-немецки.

Единственное исключение среди этой улыбающейся компании составлял высокий угрюмый санитарный инспектор в ковбойской шляпе. Мне пришлось спуститься с ним в трюм, который он обвел скорбным взглядом, но ничего не сказал.

Затем низенькая толстушка жестом пригласила меня пройти с ней туда, где хранился овечий корм. Его оставалось еще несколько тонн, подлежавших передаче русским – бесплатно. Возможно, последнее обстоятельство вызвало у них какие-то подозрения, так как толстушка, к моему изумлению, принялась вспарывать мешки с овечьими орехами высшего сорта и тючки сена. Она засовывала руку поглубже, извлекала горсть содержимого и укладывала в полиэтиленовый пакет, видимо, для лабораторной проверки.

Я поднялся в капитанскую каюту, где портовые служащие все еще расписывались на документах, курили и пили. Тем временем к ним присоединился заведующий приемкой грузов, тоже очень вежливый, доброжелательный и готовый рассмеяться по малейшему поводу.

Я с интересом рассматривал, как были одеты эти люди, явно занимавшие достаточно ответственные должности. На всех были отлично сшитые темные костюмы, а на некоторых зеленоватые габардиновые макинтоши, но материал производил впечатление довольно дешевого. Однако вид у них был бы вполне элегантным, если бы не сероватые фуражки из плотной материи, которые все они нахлобучивали на самые уши. Вероятно, этого требовала местная мода, но мне она показалась безобразной.

Держались они очень приятно, слушал я их с жадным интересом, а их огромная работоспособность и любознательность меня просто поразили. Ведь многие из них, как они мне сказали, начали жизнь простыми рабочими, но учились по вечерам, а также в любую свободную минуту и таким образом достигли нынешнего своего положения.

Однако я, естественно, все это время с тревожным сердцем ждал ветеринарного осмотра. Ветеринаром оказалась невысокая полная женщина, очень похожая на ту, которая проверяла корм. В отличие от остальных она, правда, не знала ни единого английского слова, а просто подошла ко мне, ткнула себя в грудь и произнесла.

– Доктор-р!

Мы пожали друг другу руки, и она весело рассмеялась.

С ней был помощник – высокий детина в синем комбинезоне, и мы втроем спустились в трюм. Меня заинтриговал метод ее осмотра. Помощник отогнал в угол пять овец, а она тем временем открыла чемоданчик и вытащила целый букет термометров непривычно плоских, со шкалой Цельсия. К каждому была привязана веревочка со скрепкой на конце. Толстушка аккуратно погружала кончик термометра в баночку с вазелином, вводила его в задний проход и защемляла скрепку на завитке шерсти. Закончив эту операцию, она уставилась на свои часы, выждала, как мне почудилось, целую вечность, и принялась извлекать термометры.

Затем наступил черед следующей пятерки, все повторилось сначала, и в следующий загончик мы перешли после нового бесконечного ожидания. Тут я с некоторым ужасом сообразил, что эти термометры были двухминутными, а не полминутными, как наши! Она же явно намеревалась обследовать по десятку овец в каждом загончике. Сколько же времени на это уйдет?

Галантно держа перед ней баночку с вазелином, я попытался завязать разговор, чтобы хоть немного развеять скуку. Задача оказалась не из легких, поскольку в русском я был столь же силен, как она в английском. Тем не менее мне кое-как удалось объяснить ей, что большинство прибывших овец принадлежат к породе ромни-марш. Видимо, это название ей понравилось, так как, ставя очередной термометр, она теперь неизменно восклицала «ррромни маррш!» и весело смеялась. Следующая овца, следующий термометр, следующее «ррромни-маррш!».

Процедуру это несколько скрасило, но за полтора часа мы прошли только одну сторону, то есть осмотрели примерно четверть всех овец, и я содрогнулся при мысли, что раньше чем через четыре с половиной часа толстушка никак не управится.

Тем не менее она показалась мне очень милой женщиной. На ней был простенький темно-синий плащ и велюровая шляпка, какие в Англии можно видеть на дешевых распродажах, но полное лицо под этой шляпкой не переставало приветливо улыбаться.

Улыбка эта исчезла только один раз, когда кашлянул кто-то из линкольнов. Вот она – роковая минута!