Фото из архива В. Пескова. 11 октября 1996 г.

(Окно в природу)

Старожилы древнего леса.

«Лес, точно терем расписной…» — прочтем у Бунина. «Очей очарованье…» — написал Пушкин. В осеннем лесу даже и не поэт им становится — так много красок, запахов, божественной тишины. Даже и малый лесок дарит нам в октябре щемящую сердце «прощальную краску». Что ж говорить о Пуще, об этом «главном лесе» Европы! Никакой храм не сравнится величием с этим храмом Природы. И когда тебе говорят: вот на этом месте литовцы-язычники разжигали костры, ты понимаешь, почему в Литве язычество держалось дольше, чем где-то еще в Европе.

Великий лес! Зеленая парча елей чередуется с золотом кленов и дубняков. Даже в пасмурный день лес светел от листопада, а при солнце, при синем небе кажется, вот-вот ударит золотой колокол и все тут вздрогнет, даже без ветра отдаст земле прощальную желтизну.

«Этому дубу шесть сотен лет…» — говорит женщина-экскурсовод стайке туристов. Всем хочется погладить шершавый ствол великана.

Шесть сотен… Что же было в те времена, когда дуб проклюнулся из упавшего в такой же вот день желудя? «Этот — не самый древний. Пойдемте-ка в гущу…» — говорит мой приятель, и мы идем без тропинок по мягкой земле под сережками бересклета, по зарослям папоротника, мимо темных пирамидок можжевельника. «Вот!..» Дубу под семьсот лет. Три человека, взявшись за руки, не могут его обнять. Дуб строен, здоров и может прожить еще многие годы. Даже варвар посчитает грехом покуситься с пилою на это чудо.

Сойка понесла с дуба желудь. Белка высоко в кроне желудь роняет, и он звучно, пробивая этажи леса, падает возле моих ботинок. Литое, гладкое совершенство, из которого может вырасти дуб, но я кладу этот желудь в карман на память. Ежик прошуршал по опавшей листве.

Зверек соня ковырялся в рыхлой ветоши возле дуба и оставил бугорок как будто бы просеянной кем-то земли. Сколько поколений всего живого, включая и людей с их страстями, пережил этот царь Времени, окруженный молодыми соснами и дубами, каждому из которых за сотню лет…

Беловежская пуща… В летописях первое упоминание о ней обозначено 983 годом. В те времена Европу покрывали леса первичные, вековые, с волками, медведями, зубрами, турами, леса бездорожные, внушавшие человеку благоговейный страх. Это в них прятался Робин Гуд, в них путешествовал славный рыцарь Айвенго, в них Красная Шапочка действительно могла встретиться с волком. Поэзия Средневековья связана с этим царством лесов. Они были колыбелью европейской цивилизации. Леса тянулись с Британских островов до Италии, от Испании за Днепр до Урала. Леса около Белой вежи (вежа — башня, она цела, ей семьсот лет) были частью великого океана лесов.

Топор извел это царство довольно быстро.

Нынешние равнинные леса Европы — это не остаток первобытных лесов, это древостой посаженные, окультуренные — зеленые островки средь житейского моря, похожие больше на рощи. Беловежскую Пущу можно считать наследницей древних европейских лесов. Только тут сохранилось древесное разнообразие, стойкое против болезней, пожаров, стихийных бедствий. Тут сохранились деревья-памятники (главным образом дубы и сосны), возле которых чувствуешь себя муравьишкой.

Весь этот лес — памятник прошлому. Нечто подобное держалось долго в других местах: Муромский лес, Брянский, Теллермановский, Усманский бор, Бузулукский. Увы, слава некоторых сохранилась только в названии. А Пуща цела. И четыре года назад включена в список важнейших природных ценностей на земном шаре.

Конечно, лес этот не вполне первобытен. Его во многих направленьях пересекают дороги, его покрывает квартальная сетка (первое лесоустройство в России было проведено здесь — 1842–1847 годы). При всей «дикости» Пущи в ней не осталось места для жизни медведей (последние исчезли в 1887 году).

Пуща была «под Литвой» и «под Польшей», принадлежала семье русского царя. Ее то берегли, то терзали. Немцы в Первую мировую войну, заняв здешние земли, немедленно проложили в Пуще 300 (!) километров узкоколейных железных дорог, построили четыре лесопильных завода. За два года лихорадочного грабежа отсюда вывезли четыре миллиона кубов древесины высочайшего качества («дуб на мировом рынке шел по цене шоколада»).

Вслед за немцами по концессии, взятой у Польши, вековые дубы и сосны валила английская фирма «Центура». Раны, нанесенные Пуще, не затянулись поныне. Проезжая по местам бывших узкоколеек, видишь плешины — тут были склады и лесопилки.

Сегодня Пуща находится в двух государствах — в Польше и Белоруссии. Поляки заповедали только десятую часть леса-памятника, в остальном ведут рубки. В Белоруссии заповедана вся территория Пущи, но мелиорация, которой увлекались в этих краях, превращая болота в пашни и сенокосы, понизила уровень грунтовых вод, что быстро сказалось на пущинских древостоях — ель стала сохнуть.

И все же многим терзаниям вопреки европейская древность жива. Пуща объявлена Национальным парком Белоруссии. На территории бывшего Советского Союза это единственный национальный парк, отвечающий принятым мировым нормам. Тут высокого класса гостиницы, хорошие дороги, лесные приюты, хороший музей, ресторан. Пуща открыта для экскурсантов и ценителей отдыха среди леса.