В эти годы возникают вокальные циклы В. Нечаева («О доблестях, о подвигах, о славе»), Ю. Левитина («Моя Украина»), М. Коваля («Урал-богатырь»), Ан. Александрова («Три кубка»), В. Трамбицкого («Северные сказы») и ряд других. Это тяготение к цикличности свидетельствует (так же, как это было и в романтических циклах) об усилении интереса к камерно-вокальному жанру, о стремлении выразить в нем большие темы. Цикл представляет для этого несравненно более широкие возможности, чем отдельное самостоятельное произведение, даже и в развернутой форме.

Наряду с тяготением романса к монументальности, с проникновением в него черт оперного или ораториального монолога или ариозо продолжается и сближение его с песней - массовой и сольной лирической. Некоторые эпизоды названных выше вокальных циклов Не-

[1] «История русской советской музыки», т. III. M, 1959, стр. 180-190.

«стр. 25»

чаева («Партизан Неуловимый») и особенно Коваля («Уральский паренек» и др.) очень близки к массовой песне. Близки к песне и романсы И. Дзержинского на слова К. Симонова. Все это явно свидетельствует о желании как можно более демократизировать жанр романса.

Песенность особенно сильно проявляется в романсах на лирические темы, получившие в годы войны особый резонанс и неотделимые от темы родины, от темы жизни и смерти… Так, небывалую остроту и значимость приобрела в эти годы традиционнейшая тема «письма к любимой». Не сравнивая и не оценивая художественные достоинства стихотворения К. Симонова «Жди меня» и картины А. Лактионова «Письмо с фронта», мы должны сказать, что беспримерная популярность этих двух произведений, конечно, не случайна, а обусловлена общезначимостью темы.

И в музыке эта тема или ее разновидности необыкновенно популярны. Возникает мощная волна, которую можно назвать волной «новой бытовой демократической лирики», в чем-то сходной с аналогичными явлениями середины XIX столетия. Возрождение варламовско-гурилевской традиции в лирике военных лет - процесс вполне очевидный, вызванный к жизни потребностью не только в героическом, но и в самом простом, задушевном, бесхитростном искусстве, говорящем о родном доме, о семье, о любимой.

Творцами этой бытовой лирики являлись вовсе не только композиторы-«романсисты», но и авторы массовых песен. Весьма симптоматично, например, и обращение к романсу И. Дзержинского - композитора, наиболее ярко проявившего себя именно в сфере массовой песенности, и появление произведений, синтезирующих черты песни и романса в творчестве В. Соловьева-Седого, М. Блантера, Ю. Милютина и ряда других.

Отмечая утверждение современной темы в романсе, следует сказать и о новых чертах в музыкальном отражении классической поэзии.

Прежде всего расширяется круг поэтических интересов советских композиторов и к именам русских поэтов, получивших отражение в романсе, присоединяются имена поэтов Англии и (реже) Америки, народы которых объединились с советским народом в борьбе

«стр. 26»

против фашизма. Из поэтов Англии особенно привлекал композиторов Роберт Бернс, стихи которого появились тогда в превосходных переводах С. Маршака. Они были положены на музыку Д. Шостаковичем, Т. Хренниковым, В. Волковым, М. Мильманом и другими. В большинстве случаев в произведениях на слова Бернса преобладает песенное начало, лирический или шутливый тон. Особняком стоит очень значительный и открывший некоторые новые перспективы цикл Д. Шостаковича на слова английских поэтов. Он шире других циклов и сборников по охвату поэтических явлений (народная поэзия, Шекспир, Берне, Уолтер Ралей) и по жанровому диапазону: в цикле представлен и лирико-философский монолог, и песня-сценка, и лирическая миниатюра. Ниже мы коснемся этого цикла более подробно, здесь же лишь отметим, что лаконичный, острый, афористически точный музыкальный язык этого цикла наметил начало развития одной из характерных линий советской вокальной музыки.

*

Из двух тенденций вокальной музыки военных лет - тяготения к гражданственному, героическому, масштабному искусству и, с другой стороны, к бесхитростной, сердечной лирике - в первые послевоенные годы явно возобладала вторая, видимо, бывшая «линией наименьшего сопротивления». Здесь сказалась и естественная человеческая усталость после колоссальнейшего напряжения военных лет, и огромная трудность решения задач, поставленных жизнью перед советской музыкой.

А задачи эти были очень и очень сложны. Выше мы говорили, что военные годы были «периодом единой темы». Послевоенные годы выдвинули целый ряд новых тем. Это была и тема защиты мира, завоеванного такой дорогой ценой, и тема возрождения родной земли, едва ли не половина которой была обращена фашистами в пепел и развалины. Это была тема возвращения к мирной жизни и мирному труду людей, израненных войной физически и душевно. Это была, наконец, тема братства великой семьи народов земного шара, борющихся за независимую, свободную жизнь, тема «планеты людей», пользуясь словами Антуана Сент-Экзюпери.

«стр. 27»

Далеко не сразу новые темы нашли убедительное выражение в советской музыке. Часто они решались внешне, декларативно, без яркой творческой активности. Жанр романса здесь исключением не был.

В романсе довольно долго еще либо допеваются музыкально-поэтические мотивы военных лет, либо вновь и вновь создаются произведения на стихи классиков в классической, вернее «классицистской», манере. Но то, что было выходом на верную, прямую дорогу после настойчивых поисков 20-х годов, то подчас оказывалось возвращением вспять в послевоенные годы. Романс заметно «академизируется», что ощутимо даже в произведениях полноценного художественного качества.