Это оказались развалины небольшой часовни. На первом ее этаже отсутствовала одна из стен, в другой зиял огромный пролом, а второй этаж был полностью разрушен. Деревянные балки перекрытия практически все обвалились, но оставшиеся образовали небольшой пятачок в углу, на котором я мог примоститься, не опасаясь волков, кабанов и прочих бродивших по земле тварей. Обойдя развалины, я не обнаружил никаких опасных животных. Только десяток гревшихся на солнышке больших зеленых ящериц.

Убедившись, что неприятных соседей не имеется, я поднял одну из подгнивших балок, потревожив несколько паучков, прислонил к стене, забрался на нее и ухватился за остатки перекрытия. Забросив туда кинжал, я подтянулся, залез на второй этаж, отряхнул ладони от трухи, в которую превращалось дерево, и устроился в уголке. Накинул на голову капюшон, чтобы спастись от яркого солнца, бившего в глаза, положил поближе клинок, вытянулся и моментально погрузился в сон.

Разбудили меня хлопки крыльев. Открыв глаза, я увидел, как рядом садится птаха, сородич которой вчера напал на кортеж. Теперь я мог рассмотреть ее во всей красе. Птичка была очень похожа на орла, оперение особой красотой не отличалось — было серым в черных пятнышках, за исключением бежевых маховых перьев и хвоста. Когти ясно говорили о том, что если какая добыча в них попадется, то вырваться точно не сможет, а массивный клюв наверняка мог разбивать камни. Вообще, по традиции здешних мест, вместо клюва у данного орла должна быть пасть с внушительными клыками, но на этот раз природа отчего-то решила не отходить от канона.

Птица опустилась на балку в трех метрах от меня, там, где ее крылья не могли задеть остатки стен. Не отрывая взгляда от пернатой, я нашарил клинок, сжал рукоять в ладони и сразу почувствовал себя увереннее. Орел издал какой-то звук, здорово похожий на карканье, сложил за спиной крылья и вприпрыжку поскакал ко мне. Первым делом птаха попыталась вцепиться когтями в ноги, но я подтянул их к туловищу, и она, подпрыгнув, вознамерилась клюнуть меня в голову. Именно в этот момент я ударил пернатого хищника кинжалом в грудь, доказывая, что загнанная в угол добыча тоже бывает опасной.

В сердце я не попал, но клинок вошел в покрытое перьями тело по самую рукоять и заставил птичку замереть. По моей руке вновь пробежал уже знакомый бодрящий холодок, а орел закатил глаза и тяжело кувыркнулся с балки вниз. Я успел вырвать свое оружие и огляделся. Других птичек в небе видно не было, а значит, можно вздохнуть с облегчением — еще один раунд с фауной чужого мира окончился в мою пользу.

Взглянув на солнце, я решил, что четырех часов отдыха вполне достаточно, встал, с наслаждением потянулся и спрыгнул на первый этаж, постаравшись выбрать местечко поровнее, чтобы не переломать конечности на осколках камней. Приземление прошло благополучно, мои ноги сработали на отлично, словно и не было целой ночи марафонского забега. Я даже удивился, а потом вспомнил тот самый странный холодок, который чувствовал, применяя клинок. Ведь он не являлся галлюцинацией, это ощущение было вполне реальным и требовало объяснения.

Итак, попробуем сопоставить факты. Когда я вонзаю клинок в живое тело, получаю странные ощущения и заряд бодрости. Причем заряд неслабый. Так, например, вчера только благодаря ему я смог бежать целую ночь, только благодаря ему справился с голодом и жаждой. А сейчас, всего после четырех часов сна, чувствую себя буквально заново родившимся и не ощущаю никаких следов переутомления. Да, это явно заслуга кинжала, который неким непонятным способом наполнил меня энергией.

Выходит, этот клинок умеет извлекать из жертв жизненную силу и направлять ее своему владельцу. Так что же получается, главным в ритуале был не поющий маг, не черный алтарь и даже не алмаз, в котором концентрировалась энергия, а именно эта острая полоска стали? Ну, теперь понятно, почему маги даже не дернулись, когда я их убивал. Они моментально лишались своей силы и не могли даже сопротивляться. Вот почему напавшая на меня птаха рухнула замертво, хотя удар был далеко не смертельным. А значит, сектанты станут разыскивать меня с небывалым усердием и не остановятся до тех пор, пока не найдут. Живого или мертвого, ведь ритуальный кинжал им нужно вернуть во что бы то ни стало.

Печально вздохнув, я рассмотрел свой трофей. В принципе, ничего особенного — обычная закаленная сталь, рукоять из потемневшего от времени серебра с удобным рельефом и небольшой гардой. Единственное, что было необычным — это непонятная вязь иероглифов, выгравированная на отполированной до блеска поверхности клинка. Вряд ли она являлась клеймом мастера-изготовителя. Скорее какими-то религиозными тезисами или девизами, которые, насколько мне известно, очень любили размещать на своих мечах древние японцы, и не только они.

В общем, хрен его знает, почему клинок приобрел такие свойства, которые очень мне пригодились. И тот же хрен наверняка догадывается, почему на алтаре кинжал работал совсем по-другому. Для меня же это все объяснялось одним словом — магия. В этом мире она была не выдумкой сказочников, а вполне рабочей штукой, не подчинявшейся законам физики. И хотя я не понимал принципа работы данного артефакта, не представлял возможных отрицательных последствий его применения, но знал одно — теперь я с ним ни за что не расстанусь. Такая вещь в цивилизованных землях стоит неприлично дорого, а в этих опасных местах так и вовсе не имеет цены.

Отложив в сторону размышления о неоднократно выручившем меня трофее, я принялся думать, что же делать с тушей орла. Такую груду мяса бросать было бы глупо, тем более в желудке снова появилось ощущение пустоты, которое убеждало меня, что пришла пора подкрепиться. Первым делом я выдернул пару десятков длинных маховых перьев, связал их веревкой, вытянутой из балахона, и спрятал в карман. Если я в ближайшем будущем не доберусь до цивилизации, придется делать лук, и тогда они могут пригодиться.