— Что-то ты мрачно всё рисуешь, Андрюха!

— Это пока нормальные мужики на виду, вроде вас или меня… А начальника моего вспомните? А если их человек пять таких соберётся? Да уровнем повыше? А если при каждом ещё по три-четыре телаша из тех, что совесть ещё в третьем классе на ластик сменяли, а?

— Как заведутся, так и разведутся! А ты не каркай!

Часы показывали семнадцать минут седьмого, но то ли из-за пасмурной погоды, а может, и ещё по какой причине было уже довольно темно, так что пришлось включить фары.

— Помню, только на службу пришли… — начал рассказывать Андрей, но его прервала заголосившая рация:

— Штаб Трубачу! Штаб, ответь Трубачу.

«Мы сейчас у Колёсных Горок, до штаба километров пять, а он ещё дальше. Точно не добивает!»

— Трубач, здесь Бес. Могу передать в штаб — пока он у меня в зоне.

— О, Василий Семёнович! — Судя по голосу, Баталов обрадовался. — Вы-то мне и нужны!

— Что стряслось у тебя, Серёжа?

— Буча в лагере.

— В каком? Что за буча?

— В «Ромашке». Это километра два южнее трассы, немного не доезжая Медного. Здесь несколько пионерлагерей заброшенных. В них человек семьсот разместили. Как от «дуги» на Медное повернёте — первый поворот направо. Вы где?

Несмотря на некоторую сумбурность, где сейчас находится мой «зам по музыкальной части», я понял. Неясно было, что же там всё-таки происходит?

— Трубач, ты про бучу расскажи!

— Тут человек десять свои порядки наводить принялись, еду и вещи отбирают.

— Ты вмешался?

— Нет. Они очень агрессивные, а стрелять я не решился — народ кругом. Многие со страху в лес подались. Я пока отошёл немного, наблюдаю за ситуацией.

«Эх, Серёжа, Серёжа… Такую фигню надо в зародыше гасить. Сразу! Пока не разрослось!»

— Понял тебя, Трубач! Мне до тебя километров семь, может, чуть больше. Скоро буду! Оставайся на связи.

Я «пришпорил» машину. «Субару» взревела мотором, и за окном придорожные кусты слились в одну сплошную серо-зелёную стену.

— Ну, что я говорил? — однако тон Камчатки был не довольный, как можно было ожидать, а, скорее, озабоченный.

— Накаркал, шаман херов! Кулачки давай разминай! Слышал, стрелять не очень получится.

— Трубач Бесу! — Я снова взялся за рацию.

— Здесь я.

— С тобой ещё народ наш есть?

— Да, Витька-Химик и Терёшин.

— Это кто? — имена мне были не знакомы.

— Вы их не знаете, только сегодня пришли, — принялся объяснять Трубач. — Про Витьку вам ребята должны были рассказать, а Терёшин местный — из этого лагеря. Помогал нам укрытия устраивать. У него тут семья.

— Понятно! С оружием как у вас?

— Огнестрел только у меня.

— А у противников?

— Есть пара ружей и несколько «травматиков».

— А ружья откуда?

— У их заводилы с собой в машине были. «Сайга» и ещё какой-то незнакомый мне дробовик. Складной. У него ещё дульный тормоз, как у пушки.

«Н-да, исчерпывающий рассказ. У нас, стало быть, три „калаша“ и кое-какие навыки, а у противника — численное превосходство и „живой щит“. Почти патовая ситуация…»

— Ладно, на месте разберёмся. Минут через десять будем. Отбой. — Я повернулся к Андрею: — Всё слышал?

— А то! Какие приказания будут?

— А никаких. Диспозиция не ясна, пока только один вариант просматривается — попробовать их по одному отловить.

«Эдак до утра провозимся! Плакал мой ужин в кругу семьи!» — делиться подобными мыслями с подчинёнными настоящему командиру не пристало, а потому я показал Борматенко на рацию:

— Попробуй до штаба достучаться, у нас рация получше, чем у Трубача.

В свете фар вдалеке показался затор из автомобилей, и нам пришлось искать пролом в разделительном ограждении, чтобы объехать его по встречке.

— Штаб, ответь Камчатке! Клоун, ответь Камчатке! — бубнил в рацию морпех, пока я аккуратно пробирался через затор, поскольку и встречная полоса оказалась заставлена машинами. Слава богу, не так густо, как та, что вела к Твери.

* * *

Трубач встретил нас в паре сотен метров от лагеря, если я правильно сориентировался, когда мы уже вдосталь наскакались по разбитой дороге, сложенной из перекосившихся бетонных плит. В кустах три раза мигнул фонарик, и я выключил фары. Мотор глушить пока не стал.