С кем говорить на эту важную тему – о статье, посвященной творчеству Николая Островского, – мне было ясно: конечно же, с широко известным критиком и фельетонистом «Правды» Михаилом Ефимовичем Кольцовым.

К тому времени мне уже довелось познакомиться с Михаилом Ефимовичем. В ответ на кратко изложенную мной просьбу он тут же назначил день и час встречи с Николаем Островским, которая и состоялась в точно назначенное время. В той же беседе была обсуждена и проблема автобиографичности романа, которая якобы мешала появлению серьезной критической статьи.

Михаил Кольцов, выслушал меня, сказал: Убедительно. Только для этого ему нужно время. Он, конечно, побывает в Сочи, познакомится, поговорит «по душам» с Николаем Островским – и тогда можно будет приняться за статью о романе «Как закалялась сталь». (Караваева А.А. «Книга, которая обошла весь мир». М., изд. «Книга», 1970. Стр.24–25).

Михаил Кольцов сдержал свое слово. Он «посетил Островского в Сочи 1 ноября 1934 года, – рассказывает Р.П.Островская. – Беседовали они долго, расстались друзьями; Кольцов ушел от Островского, покоренный силой его духа, мужеством. Очерк Кольцова так и назывался «Мужество». 17 марта 1935 года очерк появился в «Правде». (Р.Островская. «Николай Островский». ЖЗЛ. М., «Молодая гвардия», 1988. Стр. 156).

Из очерка М.Кольцова миллионы читателей романа «Как закалялась сталь» узнали, что книга во многом автобиографична, и прототипом его главного героя, Павла Корчагина, является сам автор. Очерк стал судьбоносной вехой для Николая Островского. К нему приходит официальное признание, слава и достаток.

Вот строки из очерка М.Кольцова:

«Николай Островский лежит на спине, плашмя, абсолютно неподвижно… Он говорит медленно, серьезно, следуя ходу своей мысли, будничным тоном человека, не слишком воображающего о себе, но далекого от чувства какой-нибудь отрешенности, неполноценности, неравенства с другими людьми…

Не всех героев мы знаем. И не всех мы умеем замечать.

Коля Островский, рабочий мальчуган, мыл посуду в станционном буфете в первые годы революции на Украине. Хозяйка и официанты воспитывали его пинками ноги. Но скоро парень нашел себе других воспитателей. В кровавой мешанине петлюровщины, германской и польской интервенции быстроногий парень оказался смелым помощником революционных рабочих. Прятал оружие, носил записки, шнырял под носом у противника, принося своей разведкой большую пользу красным партизанам. Потом – пошел в конную армию и в комсомол, в передовые, в лучшие ряды украинского комсомола…

Под Львовом, в кавалерийской погоне за отступающим противником, перед глазами его «вспыхнуло магнием зеленое пламя, громом ударило в уши, прижгло каленым железом голову. Страшно непонятно закружилась земля и стала поворачиваться, перекидываясь на бок. Перелетая через голову коня, тяжело ударился о землю…»

Комсомольца вылечили, поставили на ноги, пустили в жизнь, в работу. Вот он в Киеве, в губкоме. Собирает хлеб, воюет с бандитами, заготовляет дрова, строит железную дорогу.

Брюшной тиф валит с ног, но опять он с порога смерти вырывается в жизнь и опять работает, уже пропагандистом, организатором, руководителем разросшихся комсомольских легионов.

Над столом выросла полка с книгами – Маркс, вперемежку с Горьким и Джеком Лондоном. В цеху борется с прогулами, в ячейке – с оппозицией, в пригородной слободе – с хулиганами.

И всюду одолевает, и всюду побеждает, и всюду рвется вперед молодой, стремительный, неукротимый…

И вдруг против Коли Островского выступает новый, леденящий, страшный враг. Все предыдущие опасности по сравнению с этой кажутся детской забавой. Ранение под Львовым, давно уже забытое, вдруг напоминает о себе зловещими и таинственными симптомами. Видимо, тиф подтолкнул этот процесс. Упадок сил, слабость…

Он пишет брату: «…Теперь о себе. У меня творится что-то неладное. Я стал часто бывать в госпиталях, меня два раза порезали, пролито немало крови, потрачено немало сил; а никто еще мне не ответил, когда этому будет конец…

Нет для меня в жизни более страшного, как выйти из строя. Об этом даже не могу и подумать. Вот почему я иду на все, но улучшения нет, а тучи все больше сгущаются.

После первой операции я, как только стал ходить, вернулся на работу, но меня вскоре привезли опять в госпиталь. Сейчас получил путевку в санаторий… Завтра выезжаю. Не унывай… меня ведь трудно угробить. Жизни у меня вполне хватит на троих.»

…Но именно то самое страшное, чего боялся Коля Островский, поджидает его… Он подслушивает реплику профессора о своей судьбе: «Этого молодого человека ожидает трагедия неподвижности, мы бессильны ее предотвратить». Начинает отниматься одна нога, потом другая, потом рука до кисти…

Это в двадцать четыре года, когда жизнь пьянит всеми цветами и запахами, когда рядом – любимая и любящая женщина.

Островский бьется, он хочет вырваться из деревянных объятий паралича. Не согласен примириться с инвалидной книжкой. Просит какой-нибудь работы, не требующей движения…