– Да ведь я не умею нянчить детей.

– Я только положу ее на постель.

– А если она все-таки заплачет?

– О нет, она не плачет, когда видит кого-нибудь.

– Или если она тут у меня…

– Ну что вы, она не сделает этого, бедняжка!

Хороша бедняжка! Я страшно сердит.

Ставлю себе задачу: морально повлиять на Пепика.

Однажды я читал «Хорошие мысли» Бёрнанда. Намеченная мною задача не имеет с ними ничего общего, я не подражаю Бёр-нанду.

Я даже не ожидал, что смогу сегодня погрузиться в занятия. Я доволен, но страшно устал. Пойду спать.

Соловей не поет, наверное, замерз. Слава богу!

Хотел бы я все-таки знать, почему она назвала меня дурнем!

«Итак, прежде всего поздравляю тебя заранее. Полагаю, что ты не откажешься от дружеского совета. Ведь я твой старый приятель и считаю своей братской обязанностью дать тебе хороший совет, коль скоро это в моих силах. Прежде всего – полное хладнокровие на экзаменах! Знания твои будут достаточны, в этом я убежден, но хладнокровие важнее всяких знаний. Земские советники задают вопросы главным образом на сообразительность. Если советник задаст тебе такой вопрос и скажет: «Что вы будете делать, если к вам как к адвокату обратятся с таким делом?» – а ты станешь в тупик, отвечай конфиденциальным тоном: «Я потребую крупный задаток». Поверь, советнику это…»

Балбес! Терпеть не могу, когда кто-нибудь, желая показаться остроумным, пробавляется старыми анекдотами. Недаром мы еще в школе прозвали его Индра Пустозвон. Таков он и есть! Но я сам виноват: написал ему о моей подготовке к экзаменам и, из вежливости, прибавил: «Если можешь дать мне хороший совет, дружище…»

Ии от кого на свете мне не нужно советов, а тем более от него! И отвечать ему не стану.

Однако я изрядно простужен. Легкий озноб, голова тяжелая, глаза все время слезятся. Удивительно, что, несмотря на это, я еще исправно занимаюсь и даже не потерял аппетита.

За дело!

Ко мне приходил домохозяин. Странный человек! Ему лет шестьдесят. У него впалая грудь и такие покатые плечи, словно он несет в обеих руках ведра с водой. От этого его тщедушная фигурка кажется еще меньше, чем на самом деле. Лицо у него худое, бритое, рот впалый, беззубый, подбородок маленький, нос измазан нюхательным табаком, волосы седые. Его черные глаза лихорадочно горят, худые, морщинистые руки беспокойно хватают воздух, и сам он то. и дело вздрагивает всем телом. Говорит он почти шепотом. С ним чувствуешь себя неловко, словно вот-вот что-то должно случиться.

Он сказал, что зашел узнать, сообщил ли я в полицию о перемене моего местожительства. Конечно, я забыл. Он попросил меня сделать это. Потом сказал, что слыхал от живописца об игре в шестерку и с удовольствием примет участие. Я поклонился. Заметив, что я простужен, он сказал: «Многие люди, пока они здоровы, не думают о том, какое благо – здоровье». На это не особенно оригинальное замечание я с вежливой улыбкой откликнулся коротким: «О да!» Пауза. Я выражаю надежду, что он всегда здоров. Он отвечает, что не очень, вечно у него горло не в порядке, надо беречься. Он кашляет и, сплюнув, попадает мне на ботинок. Я рад, что он не заметил этого, начались бы глупые извинения. Прячу ноги под стул.

Он справляется, есть ли у меня музыкальные способности. У меня их нет, еще мальчишкой я брал уроки игры на рояле, но ничему не выучился. Однако я, улыбнувшись, отвечаю безапелляционным тоном: «Ну, я думаю, нет ни одного немузыкального чеха!»

– Вот это хорошо, очень хорошо! Мы сможем играть в четыре руки. Я на лето всегда ставлю в сад пианино, оно старое, но хорошее. Мы сможем там музицировать. Вот это отлично!

Я чувствую, что надо идти на попятный.

– Пианино? Нет, на пианино я не играю… Я на скрипке.

– И хорошая у вас скрипка? – Он оглядывает стены.

Я продолжаю отступать.

– Я очень давно не играл… знаете, нет времени… дела… м-да…

– Жаль! – замечает он и встает, говоря, что не хочет больше мешать мне. Он, мол, не из тех домовладельцев, которые не считаются с интересами жильцов… Нет, его беспокоит еще одна мысль: не думаю ли я, что Бисмарк тайно интригует в Испании?

Домохозяин останавливается около меня и делает серьезную мину.

Я отвечаю, что пути дипломатов неисповедимы.

– Да,- соглашается он,- бревно не переломишь, как спичку.- И добавляет, наступив на мою правую ногу: – Я всегда говорю: короли вечно недовольны тем, что имеют.

Я не возражаю и лишь учтиво улыбаюсь. Он откланивается. Наивное объяснение, но, собственно, правильное. У этих людей есть мудрость, выраженная в поговорках. Нельзя недооценивать всех этих поговорок, отражающих взгляды отдельного человека. Хорошо бы составить сборничек «Индивидуальные поговорки».

В общем, я доволен сегодняшним днем и иду спать.