Шрифт:
– Барышня Клара?!-произнес Лоукота, приподнимаясь с кресла.
– Говорю вам, она прямо с ума сходит. Венчаться надо поскорей. Вы живете у нас, могут пойти сплетни, да и чего еще ждать? Мы знаем вас, вы знаете нас… знаете, что бог нас не обидел, все будет хорошо.
– Но позвольте,- забормотал Лоукота, шагая по комнате,- насколько мне известно, у барышни Клары был какой-то поклонник, адъюнкт из провинции…
– Был, но теперь его уже нет. Женился на вдове мельника! Вы думаете, Клара жалела о нем? Боже упаси, она уже тогда любила вас! Ее словно подменили. Я ей все твердила: «И не думай, не женится пан доктор на девушке, которая уже с кем-то целовалась»,- но разве ее уговоришь! Оно, конечно, один поклонник все равно что ничего.
Лоукота не знал, что делать, и далее хозяйка развивала свою мысль уже одна.
– Со свадьбой не будем мешкать. У вас, конечно, документы в порядке, вы ведь такой аккуратный человек!
Лоукота покачал головой, Лакмусова поняла это по-своему.
– Итак, подготовьте все необходимые бумаги, вы ведь знаете, что нужно… Обедать сегодня будете, конечно, у нас?
– Нет, нет! – энергично воскликнул доктор.- Пожалуйста, подайте мне обед сюда.
– Вы застенчивы, как юноша,- засмеялась довольная теща.- Клара о еде и думать не сможет, когда я ей обо всем расскажу.
– Умоляю, не говорите, прошу вас, ничего не говорите! – упрашивал взволнованный Лоукота.
Хозяйке это показалось смешным.
– Если бы не помощь более опытных людей, хотела бы я знать, как бы вы довели дело до конца! Только приготовьте нужные бумаги, доктор. Больше вам ничего не потребуется.
. – Нет!
– Тогда пока всего хорошего!
– Честь имею кланяться!
Остолбеневший Лоукота долго стоял посреди комнаты. Наконец он глубоко вздохнул и вскинул голову.
– Хорошенькое дело!-проворчал он сердито.- Да, я приготовлю бумаги, непрошеная пани теща, но не для вашей дочки. Считайте себя снова в отставке… Ничего не поделаешь, надо спешить. Завтра пошлю второе стихотворение, послезавтра третье, а на третий день,- э, нет, не годится, это будет пятница, кто знает, что может случиться в пятницу? – стало быть, послезавтра же к вечеру сделаю предложение! А потом спешно перееду отсюда, ибо, бог мой, мало радости будет каждый день возвращаться сюда со службы, а там…
Он замолк, потому что открылась дверь и вошла хозяйка в сопровождении служанки, которая несла столовый прибор.
– Я вынула для вас серебряный прибор, пан доктор,- сказала будущая теща, ставя посуду на стол.- К чему вечно держать наше серебро под спудом? – Она подошла к Лоукоте и, положив ему руку на плечо, сообщила полушепотом.- А Кларинке-то я уже все рассказала!
VI. РУКОПИСЬ И ГРОЗА
Закончив предыдущую главу, мы тотчас же начинаем следующую рассказом о том, как вернулся со службы домовладелец Эбер. Супруга его, занятая на кухне, почти испугалась, увидев входившего мужа. Обычно он приходил около трех часов дня, а сегодня явился в первом часу и держался очень странно,- она давно его таким не видела.
Выглядел он совсем не так, как утром: потертый цилиндр, надвинутый на густые и колючие брови, бросал резкие тени на некогда полные щеки. Волосы, аккуратно причесанные утром, сейчас торчали из-под цилиндра. В обычно тусклых глазах появилось выражение значительности, большой рот был крепко сжат, так что подбородок выдавался даже несколько более обычного, впалая грудь была слегка выпячена.
В правой руке Эбер держал какой-то продолговатый бумажный свиток, а левая его рука временами дергалась, как у марионетки, когда оператор не знает, что с ней делать.
Жена взглянула на него, в голове у нее мелькнула догадка, и ее острое лицо вытянулось еще больше.
– Уж не выгнали ли тебя со службы? – спросила она внезапно охрипшим голосом.
Супруг качнул головой, уязвленный таким вопросом.
– Позови мне сюда старую Баворову,- мрачно сказал он.
При других обстоятельствах жена едва ли примирилась бы
с таким ответом, но необычный вид мужа подействовал на нее, и недовольство не успело прорваться. Пани Эберова выглянула в окно.
– Вон она как раз идет сюда,- сказала она, увидев спускавшуюся по лестнице Баворову.
Эбер вошел в комнату, подошел к столу и остался стоять, ни на кого не глядя. Он уставился на стол, не сняв цилиндра и не положив свитка. Видно было, что он подготовил эффект и не хотел и не в силах был отказаться от него.
Матильда удивленно посмотрела на отца и разразилась смехом.
– Папенька! – воскликнула она.- Ты надулся, как индюк.
Папенька лишь слегка пошевелился с крайне недовольным
видом.
Но тут дверь открылась, и вошла его жена, а с ней старая Баворова.
– Вот она. Скажи ей, что ты хотел,- молвила жена.
Домовладелец повернулся вполоборота к вошедшей. Его взор
уперся в землю, рот раскрылся, и он начал торжественно монотонным голосом:
– Сожалею, пани Баворова, но ничего не могу сделать, от меня это уже не зависит. Дела вашего сына плохи. Он легкомыслен, небрежен и все прочее. Дела плохи! Он осмелился написать возмутительный пасквиль о нашем учреждении, о всех нас и даже о самом президенте, нашем начальнике. Да, да! Он писал это на службе и, уйдя в отпуск, оставил в ящике письменного стола.