Шрифт:
Остальные материалы альманаха «Посев» посвящены эстетике, истории Южного края, истории литературы, политическим реформам в истории Англии. Всюду подчеркивается преемственность культуры и общественной жизни, постепенность изменений, а в эстетике — примат духовного начала. Особое место занимает статья Ю. Г. Оксмана «Константиновская легенда в Херсонщине. Эпизод из истории крестьянских волнений. (По неизданным материалам)». Она посвящена анализу преданий, распространившихся после декабрьского восстания, о том, что цесаревич Константин якобы рассылал эмиссаров с вестью о послаблении крепостным крестьянам.
Помимо сборников, выходивших «по случаю» голода, в 1921 году начинают появляться и замечательные издания, ознаменовавшие собою духовные, идейные и художественные порывы и достижения такого масштаба, что их можно по праву теперь, по прошествии почти девяноста лет, назвать шедеврами культуры. Мы упомянем о трех изданиях такого масштаба: о сборнике «Дом искусства» (Пг., 1921), сборнике «Утренники» (Пг., 1922) и сборнике «Шиповник» (М., 1922).
Крайне непросто определить подлинное место этих альманахов в истории русской литературы и вообще в русской истории XX века. Оно зависит от той позиции оценки, которую мы избираем. Непосредственно в условиях 1921 и 1922 годов эти издания обозначали конец эпохи «военного коммунизма» и начало какой-то новой эпохи, эпохи, которую назвали нэпом и относительно которой разные части общества испытывали самые противоречивые чувства, частично отразившиеся в наших альманахах. С одной стороны, большинство прежней русской интеллигенции, подвергшейся жесточайшим проскрипциям и несшей на себе все самые ужасные тяготы революционного времени, позволило себе увидеть в начале нэпа признаки возможного возврата к нормальной жизни. С другой стороны, самые яростные приверженцы нового коммунистического порядка хором начали оплакивать то, что им казалось отступлением, сдачей позиций. Поэтому столь свирепой и была реакция властей на то, что, в сущности, не выходило за пределы цивилизованного высказывания своего мнения о происходящем. Мы знаем, что реакция на все три сборника была поистине зверской: некоторые участники этих альманахов (А. Изгоев, Н. Бердяев, П. Сорокин, Б. Зайцев) были насильственно высланы за пределы советской России. Советская литературная критика и публицистика хором обрушились на «преступные» издания. И здесь установилась некоторая парадигма, которая будет неоднократно воспроизводиться — хотя и не в таких масштабах — в будущем. Вспомним хотя бы судьбу знаменитых сборников и альманахов периода послесталинской оттепели: «Тарусских страниц», «Литературной Москвы», «Дня поэзии». Все они подверглись уничтожающей ругательной критике, иногда с оргвыводами.
Итак, произведения и тексты, появившиеся в «Шиповнике», «Доме искусств» и «Утренниках», — это, с одной стороны, последняя, лебединая песня свободной русской литературы, и в этом их трагизм, но, с другой стороны, это всегда маяк, указывающий путь в некое будущее, пока совершенно скрытое, недоступное даже самой сильной интуиции, но тем не менее чаемое и сокровенное.
Невозможно в рамках настоящей работы дать подробный обзор этих трех альманахов. Попробуем бегло пролистать каждый из них. Пожалуй, самым значительным, даже с чисто типографско-издательской точки зрения, является хронологически первый — «Дом искусств». Он вышел в 1921 году при организованном тогда в Петрограде приюте для литераторов и художников, известном под именем «Дом Искусств», который позднее был увековечен в мемуарах и художественных произведениях живших там в ту пору людей. «Дом Искусств» явно претендовал на то, чтобы стать солидным и, по возможности, независимым органом людей искусства. Он издан на хорошей бумаге с прекрасными иллюстрациями М. В. Добужинского, Г. С. Верейского, Б. М. Кустодиева и др. Из художественных произведений, опубликованных в «Доме Искусств», назовем «Заблудившийся трамвай» Н. С. Гумилева, стихотворение Анны Ахматовой «Чем хуже этот век предшествующих?», два классических стихотворения О. Э. Мандельштама («Я слово позабыл, что я хотел сказать…» и «Возьми на радость из моих ладоней…»), а также повесть «Мамай» Е. Замятина и его же знаменитую публицистическую заметку «Я боюсь». Особое внимание привлекает отдел хроники, где тщательно и с любовью зарегистрированы важнейшие события литературы, такие как деятельность издательства «Всемирная литература» и открытие «Дома Литераторов» и «Дома Искусств». Очень интересны вести из провинции, где, в частности, сообщается о недавней смерти молодого поэта Г. Маслова (см. выше об альманахе «Посев»); отдельного внимания заслуживает подробная иностранная хроника, из которой видно, как жадно искала русская культура любых вестей о свободном мире. Особенно отмечается деятельность русских писателей, музыкантов, людей театра за границей.
Совсем иной характер носит альманах «Шиповник». Его совершенно московский облик, более поздняя дата выхода, состав участников — все помещает «Шиповник» скорее в разряд толстых журналов, каким, видимо, он и намеревался стать. Материалы «Шиповника» отражают ситуацию 1922 года: с одной стороны, ощущение новых возможностей, связанных с некоторой либерализацией печати хотя бы в том смысле, что были разрешены частные издания, а с другой — веяние глубокого трагизма в связи с гибелью Блока и Гумилева, свирепствующим голодом и зверским подавлением любого народного сопротивления (Кронштадт, крестьянские волнения). Глубокое ощущение скорби пропитывает все стихотворные произведения, опубликованные в «Шиповнике»: Федора Сологуба, М. Кузмина, Анны Ахматовой и В. Ходасевича. Официозная критика не замедлила увидеть в них «шипенье по поводу советской власти», равно как и в повести Б. Зайцева о московском Арбате («Улица св. Николая»). Напротив, рассказ Бориса Пастернака «Письма из Тулы» был воспринят, несмотря на то что его сюжет никак к революционной действительности не относился, как след дыхания эпохи. Действительно, это — один из первых текстов, за которыми последуют многие («Шум времени» Мандельштама, повести В. Шкловского), в которых воспроизводится взорванное духовное пространство-время.
Но, наверное, самыми значительными в общекультурном плане публикациями «Шиповника» стали статьи «Воля к культуре и воля к жизни» Н. Бердяева, «Трагедия и современность» Ф. Степуна и «Предвидения» П. Муратова. Их авторы были объявлены врагами революции и высланы за пределы советской России. Собственно говоря, эти статьи никак нельзя назвать враждебными революции. Напротив, они вдохновлены сознанием ее уникальности и величия в духовном плане. Но, видимо, именно это утверждение духовного аспекта жизни и истории как единственно ценного и заслуживающего внимания и пренебрежение политическими сторонами вызвало гнев, в первую очередь самого Ленина. В сущности, борьба духовного с чисто административно-организационным принципом и будет составлять сюжет и содержание будущей литературы альманахов и сборников в советской России.
Наиболее богат материалом и в чем-то напоминает солидные дореволюционные народнические толстые журналы сборник «Утренники», действительно собравший представительный состав авторов «старонароднического» (кадетского) плана. Среди них А. Изгоев, В. Ветринский-Чешихин, П. Сорокин, С. Протопопов, С. Гессен и многие другие. «Утренники» — наиболее «политический» журнал. Здесь можно найти публицистические материалы Питирима Сорокина и А. Изгоева, содержащие призывы к скорому реформированию режима в либеральном направлении. Очень интересен библиографический раздел «Утренников», особенно критика поэтических сборников имажинистов, написанная Г. Шенгели, в которой имажинисты оцениваются как паразитирующие на близости к режиму. Есть в «Утренниках» и материалы, близкие по духу к «сменовеховству», особенно первая статья в сборнике, озаглавленная «Россия» и написанная Константином Павловым.
Мотивы «сменовеховства» — одно из центральных направлений общественной, культурной и историософской мысли в России периода нэпа, и вполне естественно, что все время, когда хоть до какой-то степени существовала сначала независимая, а потом просто беспартийная печать (в том смысле, что она не была официальным органом партии), именно сменовеховские идеи в той или иной версии занимали в ней ведущие места. Особенно важен растущий примат идей «сменовеховства», среди которых центральное место занимает постулат об особой духовной, политической и экзистенциальной роли России в истории, имеющий в виду слияние в русской культуре европейского (но не «германо-латинского», а греческого) начала и начала азиатского. Именно этот комплекс идей отделяет духовный мир Серебряного века с его почти вызывающим западничеством от духовного мира «сменовеховства». В этой связи нельзя не вспомнить о замечательном периодическом издании «сменовеховского» периода русской интеллигенции — журнале «Россия», выходившем в 1922–1923 годах в Москве и Петрограде под руководством Исая Лежнева.
Вышесказанное вовсе не значит, что эпоха нэпа была ознаменована изданием только литературно-общественных сборников и альманахов и что сборники и альманахи более традиционного, чисто литературного плана в этот период сошли на нет. Совсем наоборот, годы 1921–1923 явились свидетелями выхода поистине огромного количества таких альманахов, зачастую претендовавших на возобновление прерванной дореволюционной традиции. Параллельно таким сборникам начинают выходить и сборники нового типа: академические, полуакадемические, художественные альманахи и сборники статей, посвященные проблемам искусства, живописи и т. п. Нередко там печатались и стихи. Эти сборники, в отличие от только что рассмотренных литературно-общественных альманахов, в основном не подвергались проскрипциям. Просто их выход прекращался после одного, двух, реже — трех номеров по «техническим» причинам.