Как именно будет обеспечиваться уровень, организаторам не сказали. Системы распознавания ни дали. Где лежит „черный список“ и фотографии лиц в него входящих никто ни знает. Но это же мелочи. При входе на стадионы установят металлоискатели, будут проводить личный досмотр с особым пристрастием. К Чемпионату же на такое имиджеугодное для страны дело в бюджете обязательно найдется парочка-другая миллиардов. Желающих их освоить — только свистни. А то, что распознавание будет сбоить через раз, так кто же всерьез надеется что оно будет работать? Это же Россия! Чтобы наши люди не придумали, как обмануть технику?!

Как-то грустно выходит… Но как уж есть. Ведь в зеркале футбола отражается сегодняшняя ситуация в стране.

Я не говорю, что в России всё плохо. Но у нас нет культуры, традиций футбольного „боления“. Может когда-то были, но потерялись. Не хочу сказать, что у нас нет приличных болельщиков. Есть. Но их не заметно за пьяными ночными воплями за окном в честь выигрыша любимой команды.

А мне, как непатриотично это прозвучит, хотелось бы сыграть с болельщиками в „Кто хочет стать миллионером?“, пусть никто бы ни дал мне потом выигранный миллион.»

После экспрессивного выхода Валеры за дверь, Маша вынула из коробки плетку и задумалась по поводу её использования. Основное назначение инструмента было очевидно, но даже если бы они с Залесским подобными забавами баловались, вряд ли он бы пожелал использовать приспособу, подаренную другим, и свою позицию очень наглядно продемонстрировал несколько минут назад. Возвращать подарок Маша не собиралась хотя бы потому, что при этом придется объяснять причины, и окажется она в положении «А вы вообще о чем подумали?» Может, на зачеты с ней ходить? Заткнуть за пояс, благо штука в цвет, зайти, руки в боки, и зычным голосом на всю аудиторию: «А ну, кто еще организационно-правовые формы предприятий не выучил?» Если не поднимется успеваемость, так хотя бы настроение…

Задержавшись с пары, подтянулась Галка, а потом и Варвара Васильевна, бессменная завкафедрой экономики и менеджмента. Разрезав сладости на кусочки, Маша предложила коллегам присоединиться.

Налив чаю, Горская задумалась на другую тему. Итак, она произвела впечатление на «звезду». Можно себе в этом признаться. Мелочь, конечно, но льстит самолюбию. Как он тогда на нее смотрел! Ух! Даже страшно. Немного. Но интере-есна-а! Что он еще придумает?…

— … Марьпетровна уплыла от нас и ничего не слышит и не видит. Вот что значит здоровая психика, — прорвалась фраза завкафедрой сквозь Машины мысли, и она вернулась в реальность.

— Высоко сижу, далеко гляжу, всё вижу, — возразила Маша.

— «Высоко сижу» — не есть хорошо, падать больно, — произнесла заведующая своим прокуренным голосом и подмигнула.

— Это если держишься плохо и технику безопасности не соблюдаешь, — не согласилась Горская, ибо ее всегда учили, что чем выше заберешься, тем меньше потреплют. Хотя, судя по матушке, тех, кто высоко сидит, трепали реже, но в режиме «за раз все сорок раз». — А насчет здоровой психики вы мне явно польстили. Мне кажется, еще чуть-чуть и я свихнусь. Или уже свихнулась? Вы ничего не замечаете, нет? А то, говорят, у психбольных критичность снижена, они сами себя здоровыми считают.

— Не переживай. И тебя вылечат, — процитировала Варвара Васильевна классику отечественного кинематографа, обращаясь к Маше, после чего повернулась к Галке: — И тебя вылечат. И меня тоже вылечат. Безумные, безумные времена! — Как и все люди за…десят, завкафедрой была склонна к ностальгии по навек утраченной юности, оттого любила рассуждать о достоинствах советской системы образования. — Вот то ли дело в былые времена… Дисциплины были проще, часов — меньше, бумаги — короче, зарплата… Зарплата меньше, факт. Но прожить на нее можно было дольше. А студенты были грамотнее и хотели учиться.

— Ну, вы прямо сказки рассказываете. Такого не может быть, потому что не может быть никогда, — рассмеялась Галка.

— Мне, Галочка, самой иногда кажется, что этого никогда не было, и лишь старческий маразм рождает в моем воображении странные фантазии. Эх, Машенька, щелкните-ка чайник. Захотелось горяченького.

Залив пакетик с чаем кипятком и устроившись на кресле, Варвара Васильевна улыбнулась:

— Нынешняя молодежь — Поколение Чайных Пакетиков. Выросли дети, которым ничего не говорит название «чай со слоном». Они не знают, что чай нужно заливать, когда вода в чайнике закипает «белым ключом», потому что только тогда в заварнике образуется плотная пенка — показатель профессионализма заваривающего. Вот видите, — она улыбнулась непониманию слушательниц. — Посидеть душевно, чайком побаловаться… Это же совершенно другая жизненная философия! Не то что теперь: сунул, вынул, хлебнул, побежал.

Варвара Васильевна грустно улыбалась чему-то своему, потягивая чай из кружки. Маша и Галя не рискнули нарушить почти торжественную тишину, окутавшую чайную компанию.

— Выросло поколение преподавателей, — продолжила завкафедрой, — которое никогда не знало студентов, что сами рвались в научные кружки. В моей молодости, — ах, как давно это было! — вечернее высшее не отличалось по уровню знаний от дневного. И получали его избранные, те, кому образование было действительно нужно. Не иметь «вышки» тогда было не стыдно. Помню анекдот. Директору завода звонит друг, жалуется, что никак не может заставить сына взяться за ум. Говорит: «Устрой его на работу, пусть поработает, поймет, что учиться нужно». Директор ему: «Не вопрос. Пусть идет слесарем». Приятель: «А зарплата какая?» «Ну, рублей триста», — предлагает директор. «Не, мне бы поменьше», — просит приятель. «Пусть токарем идет, двести сорок». «Да мне бы что-нибудь в районе ста», — объясняет приятель. «Э, брат, чтобы сто с небольшим получать, нужно институт закончить», — и в ответ на смех слушательниц, добавила: — Вузы тогда в большинстве своем были институтами. Теперь сплошь одни университеты кругом, а их выпускники пишут слово «работа» через две буквы «о».