Шрифт:
Алёна и Пригода как зачарованные смотрели на неожиданное изобилие драгоценностей.
— Вот, девки, почитай, десять с лишком лет мы со Степаном собирали: мечтали осесть в Дебряновке, как только получит он боярскую шапку. Осесть, отстроиться, кабальных накупить, закупов перекупить, вольных пригласить. Всё проклятый Пажин поломал. — Юшка поворошил пальцем жуковинье.
— И ты молчал? Даже мне ничего не сказал! — вскинулась Пригода.
— Не моё это, Пригодушка.
— Выходит, Степан мне не доверял?
— Доверял. Жизнь свою доверял, и не единожды. А это... ну, как бы негаданную радость мы вам готовили.
— Успокойся, Пригода, — улыбаясь одними глазами, сказала Алёна. — Ты же знаешь, у мужиков любовь иногда нелепо проявляется!
Юшка насупился — кто его знает, как понимать эти загадочные слова. Но решил не обижаться.
Девушки принялись перебирать сокровища.
— Ладно, девки, я вам не для того это показал, чтобы вы тут как сороки блестящие камушки рассматривали да охали, — сказал строго Юшка. — Нам надо решить, где мы будем жить так, чтобы маленького Степана родить, и растить сподручно, и большого Степана, если я его вызволю, не опасаясь, поселить.
— А когда ты его вызволишь? — быстро спросила Алёна.
— Вот родишь, я поеду в третий раз в Москву. Уже по монастырям поезжу подмосковным.
— А чего ждать-то? — возмутилась Пригода. — Или я одна не справлюсь?
— Справишься. Только мне так спокойнее будет. И Степана хочу сразу порадовать счастливой вестью.
— Так зачем ты нам эти сокровища вывалил? — не поняла Пригода.
— Говорю же, надо решить, где жить и где дом покупать.
— В Твери! — сказала Алёна.
— В деревне, — одновременно с нею выпалила Пригода.
Девушки поглядели друг на друга и рассмеялись.
— Вы чего? — недоумённо спросил Юшка.
— В первый раз разошлись, — уклончиво ответила Пригода. — Мне бы хотелось, чтоб как в Пажиновке! — мечтательно пояснила она. — Три самых счастливых дня...
— Четыре, — уточнила Алёна. — Только разве может быть Пажиновка без Степана?
— Зато маленькому в деревне будет лучше. Вон какой дым стоит по утрам в городе. И помои тверичи в Волгу сливают, вонища! — Пригода брезгливо сморщила нос.
Спорили долго. В конце концов решили, что Юшка присмотрит недалеко от города укромную деревеньку.
— Ты у нас должна как боярыня жить! — твёрдо сказал он, вспомнив слова вдовы Семёна Мелика.
В конце августа начались схватки. Повитуху приглядели загодя в соседнем селе. Юшка помчался звать. Пригода с помощью дворовой девки принялась носить воду, поставила два котла на печь.
Алёна лежала в горнице. Кусая губы, сдерживала рвущиеся стоны и молилась.
С приходом повитухи она перестала сдерживаться и закричала в голос. Повитуха только приговаривала: «Крича, милая, кричи, болезная!» И суетилась, гоняя Пригоду за водой и тряпками...
Новорождённый появился на свет Божий под утро. Повитуха показала его Алёне и, счастливо улыбаясь, сообщила: «Мальчик!»
Алёна, собрав последние силы, потянулась, погладила головку, счастливо улыбнулась, прошептала: «Стёпка...» — и потеряла сознание.
Умерла она к вечеру от потери крови: огромный, чуть ли не десяти фунтов весом ребёнок разорвал ей всё... и теперь кричал непрерывно, требуя есть. Пригода рыдала над быстро остывающим телом подруги...
А в ста поприщах от дома, где только что совершились два великих таинства — рождение и смерть, — под могучим придорожным дубом отдыхал монах, старец Софоний, в миру Степан, отпущенный настоятелем монастыря на север Руси, в Великий Новгород, куда не дошли монголы, для поиска и переписывания божественных книг, буде таковые найдутся.
Глава сорок вторая
К осени 1381 года из Орды стали поступать тревожные сведения: в окружении хана Тохтамыша, уже не скрываясь, говорили о походе на Русь. Всё чаще два двора — московский и рязанский — сносились: ездили гонцы, бояре, когда к грамоте надо было добавить что-то на словах.
Великая княгиня Ефросинья, не забывшая, как восторженно смотрела на княжича Фёдора дочь Дмитрия Ивановича, быстро сообразила, как можно использовать всё это в своих целях. Она упросила Олега Ивановича послать в Москву Фёдора, благо подвернулся удобный предлог: поздравить князя Владимира Андреевича Серпуховского с рождением дочери.
Фёдор принял поручение отца с радостью. Москву он никогда не видел, было любопытно поглядеть: разговоров о каменном кремле он наслушался за последние годы более чем достаточно. Московский великокняжеский двор представлялся ему более молодым и весёлым по сравнению с рязанским. Вот если бы ещё исхитриться взять с собой Марью. Но сие было несбыточно.
— Я говорила тебе! — не преминула попенять мужу великая княгиня, узнав о согласии Фёдора. — А ты сомневался.
Олег Иванович только посмеивался. Неужели Фрося думает, что восхищение тринадцатилетней девочки может пересилить любовь зрелой красивой женщины? И не просто женщины, а Дарьиной дочери.