Добежала я до обрыва быстро, чем ожидала, и сразу же, не переводя дыхание, начала искать глазами Кеная. Он сидел под деревом и держал в руках… сломанную гитару. Его лицо скрывал большой капюшон, ноги покоились в согнутом положении, взгляд устремился куда-то вдаль. Я могла бы не узнать своего… друга, если бы не этот его любимый серый свитер с головой Эйнштейна.

Выдохнув, я присела рядом с ним. Кенай, увидев меня, лишь кратко улыбнулся.

— Привет, — произнесла, с грустью разглядывая торчащие в разные стороны струны.

Это его инструмент?

Что случилось?

Почему он сломан?

Кто это сделал?

Множество вопросов давило на меня и не давало покоя. Решив пока не воспроизводить ни один из них, я дождалась приветствия и взяла парня за руку. Его тело сразу же расслабилось, веки опустились, и пальцы ответно сжали мои.

— Что произошло? — прошептала я, наблюдая, как глаза Кеная открываются и с печалью смотрят на меня.

— О… отец опять выпил. Четвертый раз за эту неделю, — спустя какое-то время сказал он. Мое сердце сжалось, когда шатен продолжил: — Я сказал ему, что он обещал не пить, а поступает, как свинья. И тут понеслось, слово за словом. Дошло до того, что этот… жалкий человек начал говорить, что если я буду и дальше играть в группе – у меня не будет никакого будущего. Я разозлился. Мне стало очень неприятно от сказанного, и… я всего-то защищал свои интересы, то, что мне нравится, а он… черт бы его побрал, — Кенай сглотнул, — разбил мою гитару, которую я купил сегодня, да вдобавок влепил пощечину. Я пытался отобрать у него ее, но ничего не получилось. Я…

Молчание.

Я обняла друга, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Я… хотел прийти домой, в нормальный дом, где нормальный отец, хотел сочинить песню… о тебе. Я…

Обо мне?

О, Боже.

Моя голова опустилась на плечо Кеная, кисть утешительно поглаживала его спину, которая дергалась от тихих всхлипов. Просто не укладывалось все то, что рассказал он. Как родной отец может так поступать с сыном? Как он может столько пить, не думая ни о ком, кроме себя? Раздолбил музыкальный инструмент, наговорил много нехорошего и обидного Кенаю, плюс к этому еще и руку осмелился поднять на него!

Чертов эгоцентрик его папаша!

Разве родители должны обращаться так со своими детьми?

Нет.

Человек, вырастивший Кеная, обязан быть ЧЕЛОВЕКОМ, а не свиньей! Он – настоящее животное. Только нелюди могут поступать таким образом: бить, когда захочется, ломать чужое, не чувствовать границ. Нужно же когда-то осознавать свои поступки, пусть ты в дерьмо пьяный или трезвый. А отец моего друга, видимо, никогда их не осознает, не думает о последствиях, не понимает, что творит и как может сделать единственному сыну больно.

Терпеть не могу таких.

— Я не знаю, что мне делать, куда идти теперь, — горьким голосом кинул Кенай.

Я, вытерев скатывающиеся по щекам капельки, сжала его руку.

— В тот раз места на кровати нам вполне хватило, — ухмыльнулась, смотря в его карие глаза, — так что, пойдешь ко мне. Поживешь, пока твой… папа не перестанет напиваться до потери пульса.

Парень судорожно закачал головой.

— Спасибо, Селия, но ты не обязана, правда. Я буду только мешаться.

— Что? — протянула я, легонько пихая его и смеясь, сквозь слезы. — Ты? Мешаться? Издеваешься, наверное? Можешь в любое время не зависимо от времени суток, года или там… обстановки вокруг приходить ко мне. Хоть переезжай, я буду только рада. С Сарой проблем не будет. Она тебе доверяет и любит так же, как и меня.

Кенай улыбнулся, целуя меня в щеку.

— Я благодарен тебе за все. Спасибо. Правда, спасибо. Но… навсегда, конечно, я не перееду, останусь переночевать, а утром пойду домой. Может быть, этот алкаш протрезвеет к тому времени. — Лицо шатена вновь приобрело краски печали. — Надоело бояться того, что может ждать меня в тесной маленькой квартирке, пропитанной алкоголем. Я устал…. Это словно какое-то чертово испытание, где проверяют меня на выносливость. Еще чуть-чуть… и я сдамся. Я сорвусь. Не смогу жить так. И… провалю его.

Отпустив ладонь Кеная, я встала и подошла к краю обрыва, не сводя взора с него. Мелкие холодные ленточки дождя щипали открытые участки кожи, мочили волосы и заставляли тело сотрясаться от прилива бодрости и свежести.

— Как-то раз, один мой друг сказал, что это его любимое место. Он приходит сюда, чтобы дать волю своим эмоциям, — изрекла я, имея в виду Кеная. — А чтобы это сделать, нужно включить воображение, представить, что у тебя есть крылья и расправить их. Почувствовать ветер, ощутить безграничную свободу, небо. Нужно выплеснуть все то, что мешает взлететь: весь негатив, несказанные слова, злость, непролитые слезы. — Я протянула руку парню. — Нужно просто расправить крылья.

Мой друг, улыбаясь, вложил ладонь в мою и, оставив гитару на земле, поднялся.

— Сейчас же почти ночь, — любуясь огнями по ту сторону, отрезал он.

— И что? Нам не впервой, — подметила я и подмигнула ему, вспоминая, как в прошлый раз мы сотрясали здесь все сумасшедшими криками. — Просто расправь крылья.

***

Когда мы с Кенаем пришли в мой дом, то сразу легли на кровать. Мое сердце неистово колотилось, в горле пересыхало, а глаза не желали закрываться, смотря на лицо Кеная. Все же, через несколько секунд я слепила уставшие веки и почувствовала, как сильная рука обняла меня, притягивая ближе к ее обладателю. Не сопротивляясь, я придвинулась, положила голову на грудь парня. Его прикосновения вызывали приятные мурашки и даровали особенное тепло, не такое, как раньше. Я слушала переходящий в нормальный ритм биение сердца, ощущала дыхание на своей коже и потихоньку уходила в мир снов и фантазий.