Хотя их наряды были красивее и элегантнее, чем у любого человека из Внешнего Мира в это тяжелое время, в первую очередь глаз останавливался на них самих. Никогда не было более привлекательных людей, чем жители древнего города Лорн. Тут были дети и юноши, но не было ни одного даже с намеком на средний возраст. Все краски жизни сверкали на их розовых щеках. Самому старшему на вид нельзя было дать больше двадцати, и не было никого старше. Как если бы все отцы и матери этого молодого поколения уехали, исчезли, и оставили своих детей наслаждаться этой вечной ночью.

Но внешность была обманчива, здесь было множество поколений: дети, отцы и матери, дедушки и бабушки, и много-много предков. При более пристальном взгляде иллюзия юности исчезала: двадцатилетний щеголь шел сутулясь; женщину, которая выглядела тонкой гибкой девушкой и чье тюлевое платье элегантно спадало с обнаженных плеч, выдавал взгляд, в котором светился огромный жизненный опыт. Везде на поверхности была красота, а внутри — возраст.

Только случайно, когда внезапно луч света падал под неожиданным углом, приоткрывались старые лица, с которых слетала оболочка юности: совсем другие, сморщенные, узловатые, древние… Готовые к смерти.

Чем выше в город, тем тише было кругом: здесь было только одно здание, величественный дворец, который занимал площадь в четверть мили на вершине острова. Бывшее место обитания Эревона — Дворец Луны.

Поднятые над землей пандусы вели к нему через рощи вечнозеленых тамариндов, растущих в древней красной земле острова. Это было плоское здание, такое же скромное, как и остальные, стоявшие ниже его, и построенное в виде длинных галерей. Его стены были сложены из гипсовых блоков, покрытых красной штукатуркой. И сами галереи, тоже, были сделаны из гипса. Лицом к восточной стороне озера, в тени, находилось парадное помещение дворца, его крыша поддерживалась множеством сужающихся вниз колонн. Несколько портиков вело в темные внутренние комнаты. Террасы были украшены только большими, в человеческий рост, кувшинами. Вообще дворец производил впечатление заброшенности, одиночества и ожидания, совсем не как город под ним. В ночное небо устремлялась всего одна единственная башня. Изнутри слышался меланхолический голос флейты.

В затененном главном зале дворца стоял гипсовый трон. На нем сидел человек с вычурной серебряной маской на лице: маска, украшенная золотой мозаикой вокруг глаз и скул, сверкала как лицо луны, отражая обратно в небо свет сияющей сферы. Ее владелец был одет в просторный шелковый плащ, скрывавший его тело.

Его звали Наблюдатель. Он был хранителем дворца и хрустального лабиринта под ним, где появлялись видения о прошлом и будущем города.

Его королевство, застывшее подлунное королевство, лежало ниже. Уже давно он не радовался и не наслаждался: в его доме не было ни вина, ни музыки, ни женщины — только молчаливое ожидание. Когда-то он был женат. Но жена бросила его и ушла во внешний мир. Она, в отличии от него, была смертной. Ее звали Мериэль. Она ушла с двумя сыновьями. Теперь она мертва, а дети… Ему было тяжело даже думать о том, что с ними произошло. Достаточно и того, что из всего населения острова только он один был одинок.

Обычай требовал, чтобы он всегда оставался во дворце, ожидая возвращения Ре. Поэтому он и сидел, лицом на восток, ожидая Второго Восхода, но твердо зная, что никогда не увидит его. Разве он не был в хрустальной комнате, разве не видел того, что она открыла ему? Того, что придет, и придет скоро, хотя скоро — весьма относительное слово в мире бесконечной ночи.

Там, под дворцом, на замерзших белых панелях, вытянувшихся больше, чем на милю, лежит вся история его народа, застывшая в бесконечной алебастровой волне, волне, которая, год от года понукаемая невидимой силой, ползет, увеличиваясь, вдоль стены огромного зала, и которая сейчас почти достигла его конца. Картины времен богов, приход Бронзового Воина, сражения с Полунощной Чудью, появление барона с его магическим Жезлом, и на самом краю волны, которая увеличивается с ледяной медлительностью, фигуры и образы того, что должно произойти. И в этой хрустальной волне Наблюдатель не так давно увидел лица тех, кто идет, чтобы спасти Лорн. Спасти, и окончательно уничтожить.

Он созвал свой народ в зал собраний дворца и рассказал им то, что видел в хрустале. Он рассказал им о конце Лорна. Тем не менее большинство его не слушало, а те, кто все-таки услышал, недоверчиво шептались, решив, что он сошел с ума от одиночества и бесконечного ожидания.

Люди боятся его, и, как и все, кого боятся люди, он обречен на смерть, смерть от рук тех самых людей, которым он пытается помочь. Скоро они придут и воткнут в него что-нибудь острое. Он готов пожертвовать собой для того, чтобы карнавал продолжался без конца, ночь за ночью, не останавливаясь и не ослабевая.

Но, возможно, праздник внизу стал немного потише, возможно его люди уже начали готовить заговор, как они уже делали в прошлом. Поколение за поколением, то же самое предательство, происходящее снова и снова. Ночи, в которые он умирал, чтобы возродиться снова. Потом сон, прежде чем он просыпался в новом теле, кровавый ритуал достиг своей цели. Если он будет Наблюдателем, Бог в один день вернется: так думает народ.

Но он знает лучше их. Неужели они действительно думают, что однажды увидят бога? Нет, он видел конец Лорна, и этот конец настанет не тогда, когда огненное пламя колесницы Ре омоет и вычистит мир. Нет, Второй Рассвет в Лорн принесет не Бог, а его эмиссар, Светоносица.

Там, внизу, они охотятся за призраками счастья, лживыми мечтами: самоудовлетворение и бесконечные удовольствия приедаются, как только распробуешь их первый кусочек. Тем не менее смех, доносившийся снизу, делал сцену на террасе еще более печальной.

Под маской и плащом находился страшный секрет: у него не было лица и тела юноши, как у всех остальных жителей Лорна. Свет луны вошел в него; кости стали хрупкими и слабыми, появились язвы, а свет, проникая сквозь маску, превратил кожу во внутренний фонарь, и она слабо светилась.