Годы шли. Бэлла достигла совершеннолетия, превратившись в прекрасную сеньориту. Казалось, что старинный монастырь был основан для нее одной. Бэлла была его душой. Теплые летние ночи она проводила в монастырском саду, до самого рассвета предаваясь рассуждениям о вечном в обществе своего мудрейшего Суженого. Днем, как будто она отдыхала всю ночь, Бэлла неустанно помогала Фелиции, для которой оставались загадкой неистощимая сила и любовь ее подопечной.

Говинда

Начало пути

Намерение

Франческо стоял у реки, оголившись по пояс. Его крепко сложенное тело, немного истощенное в пути, привлекло внимание одного из пилигримов.

— Ты воин? — спросил он у молодого тамплиера.

Франческо уклончиво покачал головой и вошел в прохладные воды реки Иордан. Пилигримы последовали его примеру. Набирая воду в ладони, они омывали свои выжженные солнцем лица. Завершив обряд, Франческо развел огонь, вокруг которого пилигримы развесили вымокшие после купания одежды. Неподалеку от Франческо и пилигримов расположились паломники из Сирии. Старший из них пригласил пилигримов разделить с ними трапезу. Поев, сирийцы и пилигримы воздали совместно хвалу Господу за хлеб насущный и принялись обсуждать таинства, сокрытые в водах священного Иордана, а Франчеко думал о стране Богов, о реке, берущей свое начало из глубин вселенной. Каждому сидевшему у костра было что сказать. Франческо внимательно слушал мудрецов, но один из них вдруг обратился к юноше с вопросом, разделяет ли он их мнение. Молодой тамплиер, выражая свое почтение старцу, произнес:

— Разве могу я что-либо добавить к той мудрости, которая открылась вам после многолетних поисков истины? Мне лишь предстоит тернистый путь к знаниям, и я непременно вспомню ваши рассказы, когда буду принимать собственные решения, но это произойдет не сегодня.

Старшего из сирийцев слова Франческо очаровали. Улыбнувшись, он процитировал древнее изречение:

— Не старайся занять место получше: если оно по праву принадлежит тебе, ты непременно будешь на нем восседать.

— Лучше плохо выполнять свои обязанности, чем хорошо выполнять чужие, — сказал пилигрим, сидевший рядом с Франческо и, словно представляя своему молодому другу, старого сирийца, добавил: — Это суфий, богослов Умар.

Франческо учтиво поклонился старцу.

За разговорами о вечном время пролетело незаметно. Начало светать, и у костра остались только юноша и суфий-богослов.

— Кто твои родители? — спросил Умар у Франческо.

Исполненное благородством сердце не позволило юноше солгать, да и скрывать ему было нечего: Умар не представлял для него опасности. Добрый нрав богослова покорил Франческо, и тот рассказал, зачем прибыл в эти благословенные земли. Умар внимательно выслушал рассказ юноши, поглаживая свою посеребренную временем бороду, и, легко кивая, выражал свое понимание. Когда Франческо закончил рассказ о себе, Умар сказал ему:

— Меня восхищают твое бесстрашие и страсть к знаниям. А это значит, что ты из числа ищущих. Всякий ищущий — мой брат. Я отвезу тебя к могиле твоего благородного предка, затем ты погостишь у меня. Я позволю тебе воспользоваться своей библиотекой, после чего благословенно провожу тебя с останками твоего благородного прадеда на родину.

Франческо был тронут предложением Умара и без лишних раздумий согласился отправиться в путь с новым другом. Утром следующего дня молодой тамплиер, попрощавшись с пилигримами, двинулся к месту, указанному на карте, которая передавалась в его семье из поколения в поколение. Спустя два дня пути, они были в нескольких верстах от Иерусалима. Чтобы не привлекать к себе внимания случайных попутчиков, было принято решение дождаться темноты. Не теряя времени, путники раскинули шатры. Умар достал сухие лепешки и овечий сыр.

— Знал бы ты, какой сыр и вино готовят у меня на родине! — похвастался Франческо.

— Я не пью вина. Наша религия запрещает человеку одурманивать себя, — ответил Умар.

— А разве философия суфиев, выходящая за рамки догм, не одурманивает? — спросил с улыбкой Франческо.

— Это не одурманивание, — с гордостью заявил Умар и продолжил: — Пророк сказал, что неравны знающий и незнающий, а в священном Коране говорится: «Воистину это писание для обладающих разумом». Еще есть упоминание о том, что Всевышний всегда доволен своими рабами, рассуждающими о Нем. Господь сущий, Он сущность, и личностный его аспект невозможно осознать не предаваясь рассуждениям.

— У сущности нет личности, — возразил Франческо. — Ее природу невозможно постигнуть.

— Если тебе удобно рассматривать действительность с этого положения, пусть будет по-твоему. Природа сущности проявляется в личности.

— С этой точки зрения у сущности есть личность, как и у личности есть сущность, — согласился Франческо.

— Когда мы, суфии, говорим о создании, то подразумеваем совокупность всех элементов природы, как скрытых, так и проявленных. Создание подразумевает наличие Создателя. Процесс творения возможно осуществить, только обладая чувством, волей, мышлением, знанием. Четыре этих качества, определяющие личность, проявлены природой. Говоря о природе, я подразумеваю гармонично сосуществующие элементы, составляющие ее, что указывает на наличие разума, за пределами которого находится непроявленное состояние.

— По-твоему выходит, что личность — это проявленное состояние сущности? — спросил у Умара Франческо. Тот, ненадолго задумавшись, ответил:

— Сущность словно в зеркальном отражении проявилась в личности, для того чтобы взглянуть на себя ее глазами. Если ты будешь пребывать в раздумьях, то непременно придешь к заключению, из которого будет следовать, что именно личность проявила сущность с целью отразить ее в своей природе.

Умар поднял указательный палец к небу и добавил, поднимаясь на ноги: