Добрый читатель, книгу найдёшь на других сайтах. Рейдерский захват не распространяется на людей способных выразить твёрдое намеренье защищать свою позицию! Алекс Регул Анализируя свою жизнь, я неожиданно поняла - каждый период отношений был, как штормовая волна. Нахлынет. Собьет с ног, и тащит в неизвестность. Но вот всё ускользает, растворяясь в общей массе событий. И уже новая волна, с новой силой, сносит. И властвует над моей душой. Кого я люблю? Совру, что никого... Они оба меня, как игрушку деревянную покрутили, повертели. Поковырялись в моей душе, ища там лишние детали, и отложили в сторону. Первый, конечно, был грубее. Без особой ласки. Только ставил в нужную ему позу и получал удовольствие от игры со мной. Но вот игрушка ему надоела, и он меня бросил. Хорошо, что не на скамейке под дождём. А-то было бы совсем мерзко на душе. Ну, что ж, один поиграл, надоела ему. Бросил. Пришёл другой. Не доломал один, надо ж второму исправить это упущение! Второй был более въедливым. В душу глубоко проник. Ещё бы! Он же, меня лаской покорил. И слова правильные умел говорить. Не то, что его предшественник. Который мог только брать, брать, брать... PS: С благодарностью Катерине Кармен.
— Непригоден!
Сухое слово, сказанное доктором, в мерзком белом халате, мгновенно отрезало меня от той жизни, которая окружала последнее несколько лет.
Меня списали.
Ещё совсем недавно я был в обойме. И вот меня вырвали из сплочённого боевого товарищества. И сказали, гуляй! Обойдёмся без тебя! Мне, конечно, назначили пенсию за выслугу и единовременную компенсацию за подпорченное ранением тельце. Но от этого было ещё паршивее на душе.
Откупились!
А ведь могли перевести на другую работу. Но нет!
Знаете, что делают с лошадью, которая на скачках ногу ломает? Думаете, её лечат? Нет. Лошадь списывают. Если несильно дорогая и породой не вышла, могут на скотобойню отправить. Почему? У лошади хорошая память. Если ей на травмированную конечность наложить каркас, фиксирующий кости, они, конечно, со временем срастутся и животное излечится. Но снимут повязку, лошадь будет хромать на сломанную ногу. Пройдёт время, много времени, а она всё равно будет хромать. И бегать будет так, чтобы не нагружать когда-то сломанную ногу.
Со мной так же.
В том котле мы варились почти сутки. Можно было сойти с ума. Но тогда я позволить себе этого не мог.
Витьку из Курсавки «чехи» убили сразу. Серегу ранили под вечер. Он ещё полночи мучился. Мы ему помочь так и не смогли. Остальные выжили. Держались только благодаря наличию у нас большого арсенала. На рассвете пришла вертушка. Накрыла лес огнём. По ней, конечно, тоже стреляли из «зелёнки». Но на тот момент у наших техника была уже достойная. Опять же, мы были ещё в строю.
Последнее, что я помню из того боя, сильный толчок воздуха, сопровождающийся раскатистым грохотом. Меня отбросило к стене КПП, и я почувствовал острую боль в боку.
С того дня прошло три месяца. И теперь этот гад в белом халате, говорит:
— Непригоден!
Знал бы он, что я уже слышал в своей жизни слово «непригоден»…
Меня однажды уже списали, посчитав недостойным. Но тогда виновником моей непригодности, был мой братишка Семён.
Мы с ним должны были идти в президентский полк.
Ещё бы! «Двое из ларца, одинаковы с лица». Славянской внешности, высокие, без шрамов и наколок на видимых частях тела.
Нас сразу предупредили в военкомате:
— С такой внешностью, вам, пацаны, будет не служба, а малина!
Мой брат-близнец впал в эйфорию, предвкушая, как будем мы щеголять в мундирах с блестящими пуговицами по Красной площади.
С самого детства нас с братом окружала, более чем скромная обстановка. А тут такой подарок судьбы. Президентский полк! Бабуля наша от радости перекрестилась. Она воспитывала нас одна. Отца мы своего никогда не видели. Мать, правда, иногда приезжала. Но последний раз это было за пару лет до окончания нами школы. Она тогда была проездом на море, куда ехала со своим очередным «новым мужем». Жила она далеко на севере, но бабуле деньги высылала регулярно. За что ей спасибо. Не сдала в детский дом, опять же, спасибо. Отец нас вообще знать не хотел, хотя, как однажды призналась бабуля, жил он в нашем же городе. Семён всё хотел узнать кто он, чтобы хотя бы избить его. Бабуля не стала нам называть его имя. Побоялась, что мы испортим себе биографию тюрьмой.
Но мы всё равно испортили. Точнее Семён.
Узнав, что мы можем попасть в Президентский полк, брата накрыла волна звёздной болезни. Так кутить, как кутил он, долго нельзя. Я в начале его отдергивал, просил остановиться.
Но куда там! Кто б меня слышал…
Сёме сначала понравилась девушка, сидевшая за соседним столиком в придорожном кафе, в котором мы были с друзьями. Потом не понравился парень, обнимавший ту самую девушку. Слово за слово, и вот мы уже машем кулаками перед зданием кафе.
Но брату и этого было мало. Он всегда любил играть не по правилам! Нож, который достал Семён из кармана своей куртки, решил исход драки. Помню, душераздирающий крик девушки. Все замерли. И к ногам Семёна, как подкошенный упал тот самый парень, который ещё полчаса назад обнимал свою девушку, которая теперь кричала.
Слава Богу, парень выжил. Месяц провел в больнице, но выжил. Семён получил за эту драку три года. Меня не привлекли. Я не пошёл даже, как соучастник. Меня забрали в армию, но уже ни о каком президентском полку речи не шло. Отслужил я, как положено, свои два года. За это время умерла бабуля. Дома меня теперь никто не ждал. Закончив службу, я подписал контракт ещё на три года и военная жизнь для меня продолжилась.