— Именно. С тех пор как Феодосий стал реставрацией древних книг заниматься. Я когда-то спас Авдия от большой беды, взяв его вину на себя. Мне-то лишь порицание за тот проступок, а ему грозило тяжкое наказание. С той поры Авдий чуть ли не к лику святых меня причислил. Этим я теперь и воспользуюсь. Он по большим церковным праздникам к заутрене ходит. Завтра как раз троицын день и Авдий непременно пойдет в собор. Вот я и встречусь с ним там. Вставать только в такую рань отвык.

— Не к пяти же часам?

— Он-то к пяти, наверное, а я могу и попозже. Главное — застать его там.

Авдию давно за восемьдесят, но он еще крепок, почти не горбится, поседел только очень, могучая грива его, однако, не поредела. Черная, застиранная ряса, которую носил, наверное, еще в монастыре, и сейчас на нем. А вот бархатную скуфью, видно, подарил ему кто-то. Надетая, а скорее всего, сбитая случайно набок, она придает ему бравый вид.

Он выходит из собора одним из первых и, не задерживаясь, почти солдатским широким шагом направляется в сторону Овражной улицы, на которой находится особняк архиерея Троицкого, принадлежащий теперь Благовской духовной семинарии.

— Здравствуй, брат Авдий! — окликает его Дионисий. — С праздником святой троицы тебя!

— Спасибо, отец Дионисий. И вас тоже!

— Какой я «отец», Авдий? — смеется Дионисий. — Сам знаешь, меня от церкви давно отлучили.

— Все равно, отец Дионисий, вы для меня святой человек. Никогда великодушия вашего не забуду…

— Э, полно тебе об этом! Поведай лучше — живешь как?

— Как жил всю жизнь, так и живу, отец Дионисий. Даром хлеб не ем, тружусь в меру сил.

— В дворники определился?

— Это тоже работа, отец Дионисий. Тружусь весь день рук не покладая. Подметаю, мусор жгу, деревья поливаю…

— К дому, значит, отношения не имеешь?

— В доме они сами управляются.

— Кто — они?

— Отец Феодосий и их помощник с персидским именем Вадим.

— Это по церковным календарям оно персидское, а по-русски от древнего глагола «вадити», то есть «сеять смуты», «быть забиякой».

— Какой уж из него забияка! — пренебрежительно хмыкает Авдий. — Ни единого слова пока от него не слыхал. Пришибленный какой-то…

— А делает что?

— Бог его ведает. Мне его делами интересоваться не велено.

— Как так — не велено?

— Отец Феодосии специально распорядился не любопытствовать. В подвале он пилит что-то и молотком или еще чем-то постукивает. Я, конечно, слышу, потому и спросил как-то, а отец Феодосии на то мне молвил: «Ты Авдий — слуга божий, знай свое дело, мети двор, проверяй запоры на воротах, делай, что прикажут, и не имей привычки совать свой нос куда не следует. Не твоего ума это дело».

— И ты что же: зажмурился и заткнул уши?

— Каюсь, этого не сделал и потому слышал и видел, как ночью привозили какие-то ящики и еще что-то, похожее на станок, в потемках не разглядел. И все в подвал…

— Ну, а Вадим этот где же обедает?

— Ношу ему пищу из семинарской столовой по приказанию отца Феодосия.

— Ну ладно, Авдий, спасибо тебе за рассказ, только ты о любопытстве моем…

— Не враг же я себе, отец Дионисий! — воскликнул Авдий. — Мне же за это и достанется…

— За меня будь спокоен, — обещает Дионисий. — Я тебя не подведу.

— Я уж и сам думаю: что там у них за дела такие? Может, что-нибудь тайное? Едва ли, однако, поскольку ректору семинарии, отцу Арсению, о том ведомо. Приходил он к отцу Феодосию, и они книги какие-то старинные листали, а потом в подвал к Вадиму спускались. Правда, недолго там пробыли.

— Да я и не подозреваю их ни в чем, любопытно, однако ж. Если узнаешь что-нибудь такое, поведай, пожалуйста.

— Для вас, отец Дионисий…

— Ну и ладно! — жмет ему руку Десницын. — Спасибо тебе за это.

— Я у вас в неоплатном долгу и рад буду хоть чем-нибудь…

— Ладно-ладно, — снова прерывает его Десницын. — Хватит тебе. В рабстве ты у меня, что ли? Не смей больше поминать об этом! Ты мне лучше вот что скажи: что же, этот Вадим так и не выходит никуда из дому или Феодосий взаперти его держит?

— Зачем же — взаперти? Двери не на запоре, только, видать, Вадима этого никуда не тянет. Посмотрел я ему как-то в глаза, а там одна пустота. Аж жутко стало… Даже не представляю себе, что такой человек делать может. Какой прок от его работы?