Шрифт:
— Где ты был, Анджей? Я беспокоилась о тебе. Будь добр, не исчезай надолго. Я не знаю, что и думать.
— Но я все время был возле дома.
— Ты не пришел к ужину.
— Что уж там за ужин, — заметила пани Эвелина. И обратилась к Казимежу: — Так хочется, чтобы все было как в прежние времена, но ведь не все теперь можно достать.
— Вы испытываете какие-нибудь затруднения? — спросил Спыхала из вежливости, на самом деле его это ничуть не интересовало.
— Когда люди свыкаются с положением, — вздохнула пани Ройская, — они начинают капризничать. Но что я могу сделать? Так трудно всем угодить…
Анджей вышел на середину комнаты.
— Мама, мы возвращаемся в Варшаву.
Он заметил быстрый взгляд матери, на мгновение задержавшийся на лице Казимежа и тут же погасший.
— Но вы вернете мне лошадей? — спросила пани Ройская.
— Мы оставим их у Януша, — сказал Спыхала.
— Правильно! — обрадованно подхватил Ромек. Шагая по комнате, Анджей заговорил назидательно:
— В Варшаве все станет ясно. Прежде всего мы будем знать, что нам делать; ведь должно же там быть какое-то руководство. Только в Варшаве можно будет наконец разобраться, что же все-таки делать.
Ройская остановила его:
— Могли бы и подождать. В конце концов наладится же какая-то связь.
— Думаю, слишком долго придется ждать. Немцам-то что, у них есть транспорт.
— Сколько же времени займет у нас путь в Варшаву — неожиданно для самой себя спросила Оля.
Анджей остановился и с каким-то торжеством посмотрел на мать.
— Значит, едешь с нами?
— Ну, знаешь, одного тебя я бы все-таки не отпустила, — сказала Оля, — в такое время я хочу знать каждый твой шаг.
— Антек тоже, наверно, в Варшаве, — добавил Анджей.
В разговор вмещался Ромек:
— Вам не следует ехать. Это путешествие не для женщины. Мы будем оберегать Анджея, я и пан Спыхала.
Спыхала немного подумал.
— А мне кажется, что даже безопаснее ехать с женщиной. Так нас скорее примут за беженцев, возвращающихся в Варшаву или ее окрестности. А одних мужчин могут принять за переодетых военных. Тем более, что мальчики такие юные…
— Для армии даже слишком юные, — улыбнулась Ройская. — Я тоже думаю, что безопаснее ехать с женщинами, вернее с женщиной. Геленку лучше оставить пока у меня.
Оля согласилась.
— Да, пожалуй, так лучше. Геленка останется здесь, посмотрим, как будут развиваться события. Если Франек или Антек доберутся до Пустых Лонк, они застанут тут Геленку.
Ромек твердил свое:
— Так, может, завтра и отправимся?
— До завтра вряд ли успеем все приготовить. Нужно дать вам хорошую повозку, смазать, осмотреть и так далее. И продукты надо собрать на дорогу… Путь дальний. Вы как, возьмете с собой кучера?
— Зачем? — спросил Ромек. — С лошадьми я справлюсь, Анджей мне поможет.
Спыхала сказал, улыбаясь:
— А я ведь служил в конной артиллерии. Умею с лошадьми обращаться… Нам это тоже может пригодиться.
— Вы будете начальником экспедиции, — усмехнулась пани Эвелина.
Вошла Геленка. Такая вот, с прищуренными глазами, она казалась немного старше своих пятнадцати лет.
— Что тут за совещание? — спросила она.
— Едем в Варшаву! — закричал Анджей почти весело. — Мама, пан Спыхала, Ромек и я.
— А я? — спросила Геленка. — Как вы мной распорядились?
— Ты остаешься, Геленка, — сказала Ройская. — Неизвестно, как все сложится.
Геленка задумалась.
— Да, — сказала она, — пожалуй, так будет лучше.
И вопросительно взглянула на мать, но та сидела такая спокойная и решительная, что Геленка усмехнулась понимающе и чуть-чуть презрительно. Улыбка неожиданно меняла лицо Геленки — резкие черты смягчались и заметнее выступало сходство с отцом. Геленка становилась миловиднее, хотя и казалась менее красивой. Девушка знала об этом и старалась реже улыбаться.
— Да, так будет лучше, — повторила она, — не стану с вами спорить.
— Ну вот, — сказала пани Ройская в раздумье, — теперь я останусь совсем одна. Правда, есть еще пан Козловский, — поспешно добавила она, взглянув на Ромека, — но все-таки без вас мне будет очень одиноко.
— Да-а, — протянула Оля. — А что с Валереком?
Ройская, ничего не ответив, встала и обратилась к Анджею:
— Может быть, хочешь еще простокваши?
— Нет, нет, — ответил Анджей, — я совершенно сыт.