— Очень хорошо, — сказал он. — Ты это каждому скажи, кто ни зайдет, вот как я. А еще лучше — выйди на улицу и каждому встречному-поперечному: "Иду, мол, на беспощадную борьбу, желаю замаскироваться, помогите!"

Володя вспыхнул.

— Вы же не встречный-поперечный, — сказал он, внезапно помрачнев.

— Я-то, может быть, и нет, но ты этого в нонешнее время знать не можешь, — сказал Лютиков.

Володя понял, что Филипп Петрович начнет сейчас учить его. И Лютиков действительно стал учить Володю:

— Доверчивость в таких делах может жизни стоить, — времена изменились. К тому же сказано: и стены имеют уши. И не думай, что они такие простаки, они хитры по-своему, — и Лютиков чуть кивнул головой в сторону двери. — Ну, на твое счастье, я человек известный, имею задание вернуть всех на работу в мастерские, за тем и пришел к тебе. Ты это и матери и сестре скажи. И этим скажи, — и он снова кивнул в сторону двери. — Мы на них поработаем… — сказал он и поднял свои строгие глаза на Володю.

Володя сразу все понял, — он даже побледнел.

— Кто из своих ребят, на кого можно положиться, остался в городе? — спросил Филипп Петрович.

Володя назвал тех, кого он знал лично: Толю Орлова, Жору Арутюнянца и Ваню Земнухова.

— И еще найдутся, — сказал он.

— Установи связь сначала с теми, на кого, считаешь, можно вполне положиться, да не со всеми вместе, а с каждым порознь. Если убедишься, что люди свои…

— Они свои, Филипп Петрович…

— Если убедишься, что люди свои, — продолжал Лютиков, словно не расслышав замечания Володи, — аккуратно намекни, что есть, мол, возможности, согласны ли…

— Они согласны, только каждый спросит: а что я должен делать?

— Отвечай: получишь задание. А тебе я и сейчас задание дам… — И Лютиков рассказал Володе о закопанном в парке шрифте и точно указал место. — Разведай, можно ли выкопать. Нельзя — доложишь мне.

Володя задумался. Филипп Петрович не торопил его с ответом: он понимал, что Володя не колеблется, а просто обдумывает дело, как человек серьезный. Но Володя думал не о том, что предложил ему сейчас Лютиков.

— Я буду с вами совсем откровенным, — сказал Володя. — Вы сказали, что я должен поговорить с ребятами поодиночке, — это я понимаю. Но и в разговоре поодиночке я должен дать им понять, от кого говорю… Одно дело, если я буду действовать, как единоличник, другое, если я скажу, что я получил задание от человека, связанного с организацией. Имени вашего я не назову, да никто из ребят и не спросит, — разве они не понимают? — Володя сказал это, желая предупредить возражения Филиппа Петровича, но Лютиков ничего не возразил, он только слушал Володю. — Конечно, если бы я поговорил с ребятами просто как Осьмухин, они тоже поверили бы мне. Но ведь они все равно стали бы искать связей помимо меня с подпольной организацией, — ведь я им не указ, там есть ребята постарше и… — Володя хотел сказать: "поумнее меня". — Вообще среди ребят есть такие, кто больше интересуется политикой и лучше в ней разбирается. Поэтому лучше сказать ребятам, что я не сам от себя действую, а от организации. Это — раз, — сказал Володя. — Два: чтобы выполнить ваше задание насчет типографии, нужно несколько ребят. А этим и подавно надо объяснить, что это серьезное задание и откуда оно идет. И тут у меня тоже вопрос к вам. У меня есть три друга: один старый друг — Толя Орлов, других два — новых, но это ребята и раньше хорошо мне известные и в беде проверенные, им я тоже верю, как самому себе, — это Ваня Земнухов и Жора Арутюнянц. Могу я их собрать вместе, посоветоваться?

Лютиков некоторое время помолчал, глядя на свои сапоги, потом поднял глаза на Володю и чуть улыбнулся, но лицо его снова приняло строгое выражение.

— Хорошо, собери этих ребят и прямо скажи, от кого действуешь — без фамилии, конечно.

Володя, едва сдерживая волнение, овладевшее им, только головой кивнул.

— Ты очень разумно рассудил: надо дать понять каждому своему человеку, что за всеми нашими делами партия стоит, — продолжал Филипп Петрович, рассуждая уже как бы сам с собой. Умные, строгие глаза его прямо, спокойно глядели в самую душу Володи. — А потом ты правильно понял, что при нашей партийной организации хорошо иметь свою молодежную группу. Я с этим, собственно, и шел к тебе. И, если уж мы об этом договорились, один вам совет, а если хочешь, — приказ: никаких действий, не посоветовавшись со мной, не предпринимайте, — можете и себя погубить и нас подвести. Я ведь и сам единолично не действую, а советуюсь. Советуюсь и с товарищами своими и с людьми, что поставлены над нами, — есть такие люди у нас, в Ворошиловградской области. Ты это своим трем дружкам расскажи, и вы тоже советуйтесь между собой. Теперь, выходит, все, — Лютиков улыбнулся и встал. — Завтра приходи на работу.

— Тогда уж послезавтра, — с улыбкой сказал Володя. — А Толю Орлова можно с собой привести?

— Хотел одного сагитировать на немцев работать, а получил сразу двоих, — усмехнулся Лютиков. — Веди, чего же лучше!

Филипп Петрович вышел на кухню к Елизавете Алексеевне и Люсе и к немецкому солдату и еще пошутил с ними и скоро ушел. Володя понимал, что в тайну, к которой он был теперь приобщен, нельзя посвящать родных. Но ему трудно было скрыть возбуждение, овладевшее им, от любящих глаз матери и сестры.

Володя начал притворно зевать, сказал, что ему завтра рано вставать и вообще очень спать хочется. Елизавета Алексеевна ни о чем его не спросила, и это было очень дурным предзнаменованием: Володя подозревал, что мать догадывается о том, что Филипп Петрович говорил с ним не только о работе в мастерских. А Люся прямо спросила:

— О чем вы так долго?

— О чем, о чем! — рассердился Володя. — Сама знаешь о чем.

— И ты пойдешь?

— А что же делать?

— Работать на немцев!..

В голосе Люси было такое удивление и негодование, что Володя даже не нашелся, что ответить.

— Мы на них поработаем… — угрюмо сказал он словами Филиппа Петровича и, не глядя на Люсю, начал раздеваться.

Жора Арутюнянц, вернувшись из неудачной эвакуации, сразу вступил в откровенные дружеские отношения с Володей и Толей Орловым. Только с Люсей Осьмухиной отношения у него сложились напряженно-официальные. Жора жил в маленьком домике на выселках, немцы не жаловали этих мест, и друзья большей частью встречались у Жоры Арутюнянца.