Издание представляет собой историко-документальное исследование, результат пятнадцатилетнего изучения екатерининской эпохи, включая работу в архивах России, Франции, Англии, в меньшей степени – Германии. Цель автора - высказать свою точку зрения на ряд ключевых проблем царствования Екатерины II, остающихся предметом дискуссий, и тем самым попытаться реконструировать внутреннюю логику одного из самых значительных периодов в русской истории.
СЕРИЯ «АРХИВ»
Петр СТЕГНИЙ
ХРОНИКИ ВРЕМЕН ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ
ISBN 5-224-03156-7
Это издание представляет собой историко-документальное исследование, результат
пятнадцатилетнего изучения екатерининской эпохи, включая работу в архивах России,
Франции, Англии, в меньшей степени — Германии. Цель автора — высказать свою точку
зрения на ряд ключевых проблем царствования Екатерины II, остающихся предметом
дискуссий, и тем самым попытаться реконструировать внутреннюю логику одного из
самых значительных периодов в русской истории.
В М Е С Т О П Р Е Д И С Л О В И Я
Мы живем в такое время, когда многое можно
сметь.
Екатерина II
«Представляю вам Фиву, сестру мою,
диакониссу церкви Кенхрейской. Примите ее для
Господа, как прилично святым, и поможите ей, в чем
она будет иметь нужду у вас, ибо и она была
помощницей многим и мне самому».
Послание к римлянам святого
апостола Павла. 16, 1-2
О Екатерине II и ее царствовании написано так много, что трудно сыскать даже
потаенный уголок великой жизни, куда бы не заглянул пытливым взором отечественный
или зарубежный историк.
И тем не менее интерес к личности Екатерины, еще при жизни названной Великой,
не снижается. В чем здесь дело?
Прежде всего, думается, в том, что екатерининская эпоха, сыгравшая
системообразующую роль в развитии русского общества, понимании им того, что уже в
XVIII веке называли «рациональным государственным интересом», дает необычайно
богатую пищу для размышлений о судьбе России и ее месте в мировой истории. При
Екатерине Россия, по выражению одного из крупнейших западных специалистов по
российскому XVIII веку И. де Мадриага, впервые стала «понятной Европе». И это не
пустая фраза, особенно с учетом того, что в екатерининское время проявились не только
позитивные стороны начатого Петром и продолженного Екатериной перенесения
европейского опыта строительства гражданского общества на отечественную почву, но и
их явные издержки, обычные при «революциях сверху». В екатерининскую эпоху
сформировался и тот, оказавшийся удивительно устойчивым, алгоритм внешней политики
России (расширение пределов империи, не сопровождавшееся адекватным обустройством
страны, раскрытием ее внутреннего потенциала), что просуществовал, перевалив за рубеж
1917 года и мимикрировав идеологически, до распада Советского Союза.
Явные и скрытые парадоксы просвещенного екатерининского века, его внутренняя
раздвоенность всегда интриговали русское общественное сознание. Вспомним хоть
Пушкина. Екатерина для него, с одной стороны, — «Тартюф в юбке и короне», с другой —
мудрая матушка-государыня «Капитанской дочки». Те же сомнения угадываются у
Карамзина, хотя он, убежденный монархист, и старался подавить их, констатируя, что
русский народ никогда не чувствовал себя так счастливо, как в годы царствования
Екатерины.
Отсюда — и противоречивость политического осмысления наследия
екатерининской эпохи. Герцен не мог простить Екатерине раздела Польши «между одной
немкой и двумя немцами», а канцлер Горчаков, выдвинув после крымской катастрофы —
промежуточного финиша екатерининского «греческого проекта» — принцип
«сосредоточивания», пытался совместить либеральные реформы Александра II с
возрождением опыта екатерининской дипломатии, который считал эталонным. В глазах
Ключевского, наблюдавшего за деградацией российского самодержавия, как врач за
развитием тяжелой болезни, правление Екатерины «закончилось почти банкротством —
экономическим и нравственным»1, а Тарле, один из самых глубоких и добросовестных
историков советской эпохи, видел в экономическом и культурном подъеме русского