611 октябрь 1959 года

И университеты, начиная борьбу, иногда весьма жёсткую, яростно сражаясь за слово «автономия», а также, естественно, яростно сражаясь за вопросы меньшего значения, такие, например, как выборы студенческого руководства, создают плодородное поле для посева именно тех семян, которые настолько жаждут посеять реакционеры. И тогда Университет, который всегда был в авангарде народной борьбы, может стать орудием реакции, если не присоединится к генеральной линии Революционного правительства.

То, о чём я говорю,—это не теоретический анализ вопроса и не поспешное умозаключение; дело в том, что подобные события происходили по всей Латинской Америке, и примеры этого можно приводить в изобилии. Мне вспоминается сейчас красноречивый пример Университета Гватемалы, который, как и кубинские Университеты, был в авангарде народной борьбы против диктаторских режимов, а потом, сначала при правительстве Аревало, но особенно при правительстве Арбенса, превратился в один из решающих очагов борьбы против демократического режима. И защищал он именно то, что защищают у нас сейчас: университетскую автономию, священное право группы людей на принятие решений по фундаментальным проблемам нации, даже когда решения эти противоречили самим интересам нации. И в процессе этой слепой, бесплодной борьбы Университет превращался из авангарда народных сил в орудие борьбы гватемальской реакции. Потребовалось вторжение Ка-стильо Армаса, публичное, в духе средневекового варварства, сожжение всех книг, в которых говорилось о том, что не нравилось этому маленькому гватемальскому сатрапу, чтобы Университет отреагировал и снова занял своё место в народной борьбе. Но слишком многое было потеряно, и Гватемала сегодня, как вы знаете, пытается выйти из хаоса и, идя от неудачи к неудаче, вновь наладить работу общественных институтов в соответствии с демократическими нормами. Это—живой пример, который вы все помните, поскольку он принадлежит истории наших дней.

Мы могли бы углубиться в историю и проанализировать великие завоевания университетской реформы восемнадцатого года0,

1) Речь здесь (и дальше) идет о движении за университетскую реформу, начавшемся в июне 1918 г. в Аргентине, и о самой реформе; событиях, которые наряду с мексиканской революцией рассматриваются многими как открывающие новейшую историю региона.

621 университетская реформа и революция

которая произошла в той стране, откуда я родом, и в той провинции, которую я считаю своей, а именно в Кордове. И мы могли бы проанализировать личную судьбу большинства студентов-активистов, боровшихся за университетскую автономию против консервативных правительств, которые в ту эпоху правили почти всеми странами Америки. Я не хочу приводить конкретные имена, чтобы не вызвать международную полемику, но мне хотелось бы, чтобы взяли, например, книгу Габриэля дель Масо, содержащую глубокий анализ университетской реформы, и поискали в указателе имена всех тогдашних крупных деятелей этой реформы. Посмотрите, какую политическую позицию они занимают сегодня, какое место они занимают в общественной жизни своих стран, и вы будете весьма удивлены, как был удивлён и я, когда, веря в университетскую автономию как основной фактор прогресса народов, я проделал этот анализ (который советую сделать и вам). Самые чёрные деятели реакции, самые лицемерные и опасные—потому что говорят на языке демократии и практикуют систематическое предательство,— были теми же, кто поддерживал университетскую реформу и часто были в своих странах её творцами. И, между нами говоря, обратите внимание также на автора книги, потому что здесь тоже будут сюрпризы.

Всё это я сказал, чтобы предостеречь вас от подобной позиции. И больше чем где бы то ни было—в Сантьяго, где столько студентов отдали свои жизни за Революцию и столько других пришли в нашу Повстанческую армию. Поскольку наша армия—народная и у нас есть чувство собственного достоинства, мы никого не спрашиваем, какова его политическая позиция по отношению к тем или иным конкретным фактам; какую религию он исповедует, как он думает. Это зависит от сознания каждого индивида. Поэтому я не могу сказать вам, какой будет позиция членов Повстанческой армии.

Я надеюсь, что вы хорошо поймете общие контуры проблемы и что вы будете следовать в том же направлении, что и Революция. Может быть, да, а может быть, нет...

Но эти слова обращены не к ним, не к меньшинству, а к основным массам студенчества, ко всем тем, кто составляет его ядро. Я помню, несколько месяцев назад я вкратце разговаривал с некоторыми из вас и советовал установить контакт с народом; не являться к народу, подобно аристократической даме, раздающей монетки: монетки знания или монетки какой-нибудь помощи, но прийти к нему как бойцы великого революционного легиона, который сегод

63 | октябрь 1959 года

ня управляет Кубой. Подставлять плечо в практических делах страны; в делах, которые позволят каждому специалисту увеличить багаж своих знаний и присоединять ко всем тем интересным вещам, которые они изучили в аудиториях, другие, может быть, гораздо более интересные, которые они узнают на подлинных полях сражений великой борьбы за строительство обновлённой страны.

Очевидно, что одна из самых главных обязанностей Университета состоит в том, чтобы осуществлять свою профессиональную деятельность в неразрывной связи с народом. И очевидно также, что для того чтобы организованно осуществлять эту деятельность, нужно направляющее и планирующее содействие какого-либо государственного органа, который был бы прямо связан с этим народом. Или даже нескольких государственных органов, поскольку в настоящее время для того, чтобы сделать любое дело в любом месте республики, взаимодействуют три, четыре или более учреждений. И лишь недавно в стране была начата деятельность, направленная на то, чтобы планировать работу и не распылять усилия.

Но, возвращаясь к главной теме нашего разговора — о праве изучать, выбирать профессию по своему призванию, мы всё время сталкиваемся с одной и той же проблемой. Кто имеет право ограничивать призвание студента конкретным государственным приказом? Кто имеет право говорить, что в год можно выпускать только 10 адвокатов и 100 промышленных химиков? Это уже диктатура. Ну что ж, да, это диктатура. Но разве диктатура обстоятельств—это не та же диктатура, которая существовала раньше в виде вступительных экзаменов, или в виде аттестации, или в виде экзаменационных сессий, которые отсекали наименее способных? Мы просто меняем последовательность ориентиров процесса, система же остаётся той же самой: просто в прошлом выпускались специалисты, которые затем начинали бороться за место под солнцем в различных отраслях знания. Сегодня всё меняется, речь идёт о вступительном экзамене или отборочном конкурсе... но в конце концов, метод—это не самое главное. Необходимо поставить обучение на тот путь, который необходим Революции для выполнения наших технических задач. И думаю, что это не должно вызвать негативной реакции. Мне кажется очевидным, что интеграция Университета с Революционным правительством не должна вызывать реакции отторжения.

Мы не хотим прятаться за слова и пытаться объяснить, что нет, это не потеря автономии, на самом деле это просто более проч

641 университетская реформа и революция

нал интеграция. Но эта более прочная интеграция действительно означает потерю автономии, однако подобная потеря автономии необходима всей стране. Раз так, то раньше или позже, если Революция продолжит развиваться в том же направлении, что сейчас, она найдёт способ обеспечить себя всеми специалистами, в которых она нуждается. Если Университет замкнётся в своих стенах и продолжит выпускать адвокатов или иных специалистов, которые не настолько нужны нам сегодня (не подумайте, что я ополчился именно на адвокатов); если он продолжит эту линию, что ж, придётся сформировать какой-то другой тип технического учебного заведения. В Гаване уже подумывают о создании Высшего Института Технической Культуры, который бы выпускал именно таких специалистов; этот институт будет, возможно, организован отличным от Университета образом и со временем может превратиться, если непонимание будет сохраняться, в соперника Университета. Или Университет превратится в соперника этого нового, задуманного нами учебного заведения—в борьбе за то, чтобы монополизировать нечто, что невозможно монополизировать, потому что знания принадлежат всему народу, как принадлежит ему культура.