Каждое из этих определений содержит крупицу—илиувесистый кусок— истины. Но даже объединённые вместе представления об истинном Геваре они не дают.

Об этом см. «Свободная мысль», 1998 г.—№ 7 (с. 38-50) и 9-12 (с. 92-99); 2003 г.—№9, с. 53-55.

Такие, как культ правды и дела (противопоставленного пустословию), безразличие к материальным благам и страсть к чтению и познанию или абсолютность самостоятельности выбора, нонконформизм, сочувствие чужому страданию, редкое личное мужество и упорство (воспитанные астмой и страстью преодолеть налагаемые ею ограничения).

151предисловие

Все это и возвращает непосредственно к проблеме формирования взглядов Эрнесто Гевары, к общей оценке идейно-теоретического наследства Че.

Стоит, пожалуй, начать с того, что медик по университетскому образованию Эрнесто Гевара с раннего детства (астма!) и до последних (буквально) дней жизни и борьбы был одержим жаждой знания1. И прежде всего был страстным читателем и почитателем книг21. Наверное, большую часть написанного им составляют выписки, заметки, словари (философский и др.), которые оседали у него после чтения и размышления о прочитанном. Определённое представление об этом даёт список авторов, книги которых прочитал Че в последние месяцы своей жизни—в Конго, Танзании, Праге, на Кубе (август—октябрь 1966 г.) и в Боливии31, между боями и между двумя войнами.

Когда Эрнесто (Тете) Геваре было 15 (или 16) лет, в этом «широком бредне» (испано- и франкоязычном) впервые оказались работы Маркса и Энгельса. Мало что поняв в них тогда, он вернулся к Марксу (и встретился с Лениным) четыре года спустя, в университете. И хотя на этот раз Гевара разобрался в содержании прочитанного и даже поставил Маркса в один ряд со всегда высоко ценимым им

Символами этого могут служить и ночные министерские семинары по «Капиталу», организованные Че и—ночные же—классы по высшей математике, и тома книг в боливийском рюкзаке Че (опытные туристы оценят это по достоинству) —тексты Райта Миллса, Лука-ча, Троцкого, стихиЛ.Фелипе и др.

Об этом вспоминают все, кто знал его; книга, а не оружие в его руках— атрибут всех описаний Че в мемуарах о «его» войнах, о его встречах со знаменитостями и т.д.

В списке значатся Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий, Сталин, Мао, Ме-ринг, Плеханов, Дж. Рид, Малькольм X. [США], Мондольфо [Италия], Лукач, Альтюссер, Райт Миллс. А также Клаузевиц, Гегель, Хосе Гаос [испанский философ], Джордано Бруно, Эразм Роттердамский, Лукреций, Гомер, X. Марти, Шекспир, Гёте, Ф. Гарсиа Лорка, X. Гойтисо-ло, Болеслав Левин (биография Тупак Амару), X. Кортасар и многие другие. Список заканчивается—уже в Боливии—Ф. Ницше («Секретные силы»).

161

Фрейдом—решающей, «озаряющей» эта встреча в ту пору (1948 г.) не оказалась. Специфическая, связанная прежде всего с феноменом перонизма ситуация в Аргентине (на стыке десятилетий) не способствовала «открытию ставен в собственном доме». Ни через осмысление социальной борьбы в стране, ни через личное участие в борьбе политической Гевара «выйти на Маркса» тогда не мог11. А «на веру» он уже в те годы ничего не принимал.

Восприятие марксизма как «своей истины», ответа на свои вопросы пришло к ироничному аргентинцу позднее—в ходе и в результате его странствий 1950-1953 гг. по Латинской Америке. Они и послужили для него тем личным опытом, который превратил знания, данные чтением,—в мировоззрение. Важно подчеркнуть, что Гевара пришёл к марксизму индивидуально—и через первоисточники (не «за компанию» и не через учебники). Пришёл, ведомый двумя главными импульсами—гуманистическим (социально-гуманистическим), от непримиримости к «страданию бедных», к угнетению, к попранию и утрате человеческого достоинства—и антиимпериалистическим (антисевероамериканским2). И находя в марксизме очевидный ответ на все «почему?», «кто?», «против кого?» и «как?» (революция), вытекающие из этого «кипения возмущённого разума».

К концу 1953 г. в Гватемале 25-летний Эрнесто Гевара осознаёт себя революционером—и социалистом. Еще через год в письме к матери (из Мексики3) непочтительный скептик и постоянный спорщик пишет о своих коммунистических убеждениях. Первый этап поиска заканчивался. Путь к своей истине был долог, зато, как показало будущее, основателен. Но, отнюдь не завершён: сразу же— сначала в Гватемале, затем в Мексике, в одиночку, совместно с подругой4, потом—параллельно с военной подготовкой (с Кастро и его

Немалую роль в этом сыграли и особенности Компартии Аргентины—оплота «догматизма и начётничества», практики «объяснения мира»—в противовес изменению его — в коммунистическом движении региона.

Это, очевидно и был первичный импульс, который превратил богемистого книжника — бродягу, «ни в малейшей мере не участвовавшего в политической и студенческой борьбе в своей стране», в бунтаря. См. с. 556.

Потом—женой (Ильда Гадеа).

171 предисловие

соратниками) Эрнесто Гевара, с середины 1956 г. уже—Че, углублённо изучает марксистскую литературу, включая тексты по философии и политэкономии.

О становлении Гевары (Че) —марксиста дают представление некоторые из писем, публикуемых в третьем разделе тома. И известный, едва не ставший фатальным для судьбы революционера эпизод, когда вопреки жёстким указаниям Фиделя Кастро аргентинец на допросе в мексиканской полиции (после ареста) утвердительно ответил на вопрос «есть ли тут марксисты?» («Я не мог солгать»,—объяснил он потом Фиделю1)...

Таким—убеждённым и «самостоятельно пришедшим» к своему мировоззрению марксистом—вступал Че в Кубинскую революцию. Вступал «левофланговым» 82-х с "Гранмы"»...