Шрифт:
Мы можем сказать, что симпатии к Кубинской революции больше в тех странах, в которых открыто было принято и провозглашено решение взять власть с помощью оружия. Естественно, что занять такую позицию труднее и она вызывает большие споры, в которых мы не должны принимать непосредственного участия. Каждая страна и каждая партия внутри своей страны должны искать такие формулы борьбы, которые им подсказывает их собственный исторический опыт. Но Кубинская революция—это факт, и факт общеконтинентального масштаба. По крайней мере кубинская действительность оказывает сегодня воздействие на каждую из сфер жизни этих стран.
Во всех этих странах возникло то, что называют «ультралевацкими группами» или даже «провокаторами», которые пытаются насадить кубинский опыт, не утруждая себя размышлениями над тем, адекватна ли для этого данная местность или нет. Они просто заимствуют опыт, реализованный где-то в Америке, и пытаются перенести его в каждую страну... Естественно, это вызывает ещё большие трения между различными группами левой. История защиты Кубы народными силами этих стран также представляет собой часть их внутренней истории, и (уместно сказать это здесь, дабы вы лучше понимали некоторые проблемы), это—история мелочности, история борьбы за групповые успехи в утверждении господства той или иной левой организации. Куба поэтому оказалась невольно заме
2401 влияние кубинской революции на Латинскую Америку
шанной, скажем так, в эту полемику. Я говорю невольно, потому что нам достаточно нашего опыта, и при всём его нынешнем значении мы никогда не должны стремиться направлять в каждой стране политику и форму осуществления революций, диктовать формы борьбы за власть. Тем не менее снова и снова мы оказываемся в центре полемики.
В Чили, где левые партии обладают большим и возрастающим авторитетом, таким твёрдым курсом и такой идеологической зрелостью, как, возможно, нигде в Америке, положение было похожим на аргентинское, за исключением того, что чилийская компартия и другие левые партии уже ставят вопрос о дилемме: либо взятие власти осуществится мирным путём, либо оно должно совершиться насильственным путём, и соответственно все готовятся к будущей борьбе. К борьбе, которая, с моей точки зрения, обязательно свершится, потому что не существует исторического опыта (и в ещё меньшей мере он может быть здесь, в Америке, в современных условиях развития борьбы между великими державами и обострения борьбы между империализмом и лагерем мира), который бы продемонстрировал (а здесь, на мой взгляд, он и вовсе не может продемонстрировать) склонность империализма мирно уступить свои позиции. С точки зрения стратегической, это было бы смешно, поскольку они ещё обладают оружием; чтобы в этих условиях вынудить реакцию к капитуляции, левые силы должны быть чрезвычайно могущественными, чего в Чили, по крайней мере пока что, нет.
Всё это—та часть Южной Америки, где народ воспринимает Кубинскую революцию как нечто, обладающее характеристиками, отличными от тех, которые он считает привычными для себя.
Поднимаясь далее к северу, мы попадаем в страны, где Кубинская революция действительно является маяком для их народов. Мы можем оставить в стороне Боливию, потому что в Боливии несколько лет назад свершилась буржуазная революция, очень робкая и весьма ослабленная теми уступками, которые должна была сделать экономика, полностью связанная с империалистической экономикой и полностью монопроизводящая: страна является моноэкспортером олова. Местная буржуазия должна была отчасти содержаться империализмом. Естественно, что империализм одной рукой извлекает её богатства, а другой рукой и четвертью того, что извлекает, поддерживает её правительство. Так он создал ситуацию зависимости, в которой, несмотря на все усилия, иногда вполне искренние, предпри
2411 май 1962 года
нятые боливийским правительством, боливийцы не в состоянии отделаться от империалистического ига. Тем не менее правительства Боливии исповедуют в какой-то мере правильный подход к поставленным кубинцами вопросам, проявляют максимально возможный дружественный подход на международных конференциях. Они провели аграрную реформу, хотя и весьма умеренную, при которой не были отобраны владения у духовенства, при которой кооперативы в действительности не обладают большим развитием, а скорее являются кооперативами традиционного типа, базирующимися на традиционном опыте первобытного коммунизма индейцев данного региона; опыте, который сохранился в этих традициях. Однако это та страна, в которой накал борьбы не выглядит столь очевидным, поскольку в какой-то мере изменились условия этой борьбы: речь не идёт уже о прямой борьбе угнетённых масс крестьян и рабочих против империализма, но о борьбе с национальной буржуазией, которая сделала ряд уступок народу, особенно разгромив феодалов, креольских латифундистов, вследствие чего классовая борьба носит здесь не столь острый характер.
Близко к боливийцам находится их прежний противник по войне в Чако Парагвай, где сегодня происходит партизанская борьба. Это очень бедная страна, в которой приблизительно полтора миллиона жителей проживает на территории немного большей, чем Куба; с очень большими тропическими лесами. Это страна таких ужасных эндемических заболеваний, как проказа, распространившаяся в громадных масштабах; страна, где практически отсутствует здравоохранение, где цивилизация ограничена тремя или четырьмя относительно крупными городами. В тамошних горах несколько раз возникали очаги партизанской борьбы, из которых наиболее важными и наиболее серьезными с идеологической точки зрения были движения, возглавлявшиеся Революционным народным фронтом с участием в некоторых важных случаях Парагвайской коммунистической партии. Её партизанские отряды систематически терпели поражения; как мы полагаем, были допущены тактические ошибки в руководстве революционной борьбой—ведь та имеет ряд законов, которые нельзя нарушать, но тем не менее восстания продолжают вспыхивать. В настоящее время есть люди, которые в силу обстоятельств находятся с оружием в руках в горах; они находятся вдали от границ, а если они сдадутся, то окажутся убитыми. Парагвай — идеальная страна для партизанской войны, очень богатая в
2421 влияние кубинской революции на Латинскую Америку
плане сельского хозяйства, с прекрасными природными условиями; здесь нет ярко выраженных гор, но имеются очень большие возвышенности и реки, зоны, весьма трудные для действия регулярных войск, но чрезвычайно благоприятные для партизанской борьбы, которой помогает крестьянское население. В стране—ультраправая диктатура, которая прежде находилась под влиянием аргентинской олигархии, являлась полуколонией Аргентины, но сегодня, в связи с недавним проникновением североамериканского капитала, перешла в прямую зависимость от Соединённых Штатов; они поддерживают эту варварскую диктатуру в стране, где налицо все условия народной борьбы, которая может интенсивно развернуться уже в краткосрочной перспективе.
Чуть выше находится Перу. Перу—это одна из тех стран, к которым в будущем следует внимательно присмотреться. Она имеет весьма специфические черты, обладает 80% индейского или метисного населения при очень большом расовом разделении. Там белый является хозяином земли и капиталов, метис (или чоло)—в основном управляющим у белого, а индеец—крепостным крестьянином.
В Перу до сих пор поместья продаются вместе с их крестьянами. И в газетных объявлениях они выставляются на продажу вместе с таким-то числом работников или таким-то числом индейцев, которые обязаны трудиться на феодального сеньора. Это настолько жалкое положение, что его невозможно себе представить, не побывав в этой зоне. В Перу имеет место единственный в Америке случай, когда в крупном аграрном районе левые партии (это единственная зона влияния Коммунистической партии) имеют решающее влияние и абсолютное преобладание. Перу и индейский район Куско являются единственной на всю Америку зоной сильного влияния марксистской партии в деревне. Несколько лет назад город Куско был захвачен вооружённым путём, но отсутствовали революционные условия, и дело кончилось чем-то вроде тактического перемирия: повстанцы сдали город, а правительственные войска не предприняли репрессий. Но напряжённая ситуация здесь сохраняется, и это одна из тех зон, где имеются реальные надежды на революцию в Америке. Но в схожем положении находится всё Перу. Это положение, как я сказал, крайней нищеты и крайнего угнетения, которое является существенной чертой густо населённых Анд, представляет собой также проблему для руководства революции. В этой зоне говорят не на испанском, а