Шрифт:
– Послушай, если захочешь, только обернись собой. Пристань, не нужно падать на колени, — и дьявола зеницы, так смотрели на неё, — ты мать свою не забывай, когда придёт пора, ты ожидай, и будет встреча, вот увидишь. Как долго я тебя искал, и мать твоя надёжно спрятала тебя! Похожа, до одури похожа дочь на маму, а я несчастный ль отец? И получил ли я твоё прощенье. И дочь, не жди мольбы, я виноват не спорю: я точно знал, что ждёт её в дальнейшем, но так не смог позволить ей убить тебя. Я мог бы Лавиньи позволить избавиться, но делать этого не стал. Уже тогда я знал, что будет. Но не жалею. Нет! Иначе не было бы тебя. Медея, милая забудь, попробуй жить сначала, вернись к семье. Когда придёт-то время, мы снова встретимся. Ты не тревожься, до этого я не посмею объявиться.
И всё, что рядом с ней осталось лишь дымка серой тучи. Казалось, что песни птиц замолкли и ветер перестал шуметь. Пустое место притаилось и плиты, словно оживились, и люд на них заговорил. Чужи слова казались непонятны: и это были непросты слова, а горькие отчаянные крики, которые раньше не слышала она » .
Лёгонький ветер трепал шёлковый занавес, густая темнота окружила в вальсе со светом звёзд. И сердце гулко колотилось, словно ждало когда не сможет больше отбивать удары. Вокруг неё не было никого, но роза красная, покоилась на ложе. Это был кошмар: пустой, жестокий, неправдивый сон. Но тем не мнение из глаз стекались слёзы, ведь это правда. Ей являлся отец. Он рассказал, предостерёг, неважно кто он, всё неважно. Он ей помог и будет ждать когда настанет время. Ну а пока ложится спать, ведь просидеть во мраке нет желанья.
Но ту могилу девушка проведает с утра. Положит свежие цветы и с матерью поговорит. А для отца она клянётся, что дождётся мига встречи сей.