– Нет! Однозначно нет! Ты что, рехнулся? Самоубийство, нападение крыс, теперь исчезновение? У нас тридцать квартир не продано. Хочешь, чтобы люди считали это место проклятым?

– Но, сэр.

– Ты слышал, что я сказал. Ни слова больше. Я сам позвоню шефу Гилдеру. Он знает, как держать язык за зубами. Надеюсь, ты тоже. Я приведу его попозже. Часика в четыре. Тогда и увидимся.

– Да, сэр!

Они прибыли в уайлдовском «Астон Мартине». Гилдер был в штатском, с незажженной сигаретой в зубах. Уайлд сам курил, однако не допускал, чтобы в его машине курили другие.

Уайлд взял у Тричера ключи.

– Начнем с крыши и будем продвигаться сверху вниз. До подземной стоянки мужчины добрались в седьмом часу.

– Свежая краска, – заметил Уайлд, – а что внутри?

– Склад. Инструменты и все такое.

– Смотрели там?

– Н–нет.

Уайлд вздохнул:

– Это вы приказывали красить?

– Нет, сэр.

– Тогда это самое подходящее место, чтобы заглянуть туда, не находите?

– Нахожу, сэр.

– Открывайте эту чертову дверь! – Уайлд отдал ключи Тричеру.

Первая комната не вызывала подозрений, если не считать нескольких валяющихся на полках инструментов.

– А это что за дверь, еще одна комната? – спросил Уайлд.

– Я… я и не знал, что там есть еще комната, – запинался Тричер.

Вонь заставила мужчин остановиться в дверях. Уайлд вытащил из нагрудного кармана шелковый платочек и поднес его к носу. Гилдер выронил бычок и срочно закурил новую сигарету.

По всему полу была разлита черная маслянистая грязь.

– Закройте дверь, – приказал Уайлд.

– Что здесь произошло–то, черт возьми? – спросил Гилдер.

– Кажется, я догадываюсь что. – Уайлд закурил «Собрание Черное Русское».

– Что?

– Знаете, что находится в конце туннеля в стене?

– Нет.

– Могила. Могила, где все эти в свинец вмурованные молодые люди. Мое предположение: Эванс рыл в том направлении. Разграбление могил. Не было ли там у него одного из детей?

– Двое, – фыркнул Гилдер, – сын и дочка.

– Этот тип мне никогда не нравился, – заметил Тричер.

– А эта… жижа? – спросил Гилдер Уайлда.

– Это его дети, и другие тоже, то, что от них осталось.

Тричера вырвало.

– Пошли отсюда, – приказал Уайлд. – Шеф, ничего этого не было. У Эванса не было ни родственников, ни близких, правильно?

– Да, не было.

Хорошо. Я распоряжусь, чтобы внутреннюю комнату заложили кирпичом. Я бы не хотел, чтобы это вышло наружу, вы поняли?

И Тричер и Гилдер кивнули. Они вышли втроем в кладовку. Никто из троих не заметил, что Тричер оставил дверь открытой: чтобы мог выйти четвертый. Даже сам Тричер.

Глава 17

Девочки легли рано. Джейн решила, что они что–то затеяли. У обеих днем были пятна красной краски на пальцах. Обе утверждали, что не знают, откуда пришли. И потом эти игры «в переодевания». Не так, как раньше. Всегда они старались выглядеть старше, таскали ее пудреницу, надевали ее туфли на высоком каблуке. Это происходило вполне безобидно. Составная часть полового созревания, невинная репетиция женственности.

Теперешние переодевания были совсем другими: с втискиванием в одежду, из которой девочки давно выросли. Сестры явно хотели казаться моложе. Может, это глубоко спрятанный страх взросления?

Джейн Эльспет дала себе слово проштудировать в библиотеке книжки по детской психологии. Когда подкуется – поболтает с дочерьми. Как женщина с женщинами. Она уже исполнила несколько лет назад материнский долг с «бабочками и птичками», когда у них начались менструации. Но это что–то другое. Может быть, парень – Тони? Может, он что–то уже сделал? Преуспел? Преуспел физически?

Не шокированы ли они собственной реакцией? Не тоска ли это по былой невинности?

Должна ли она поговорить с матерью мальчика? «После разговора с девочками», – решила Джейн. Как же им объяснить, что «потребности» их естественные, но должны быть подавлены до времени?

Может, брать их в походы? Увлечь каким–то хобби? Физически изматывающим хобби. Быть матерью нелегко, а тут еще и Рэндольфа нет целыми днями. Не с кем обсудить все эти дела. С Рэндольфом, вообще–то, о вопросах секса все равно не поговоришь толком. Уж сколько лет, как они не. Как с сердцем начались проблемы. Да и всегда это случалось недостаточно часто, не так, как хотелось бы, даже в медовый месяц. Иногда, часто ей в голову приходила мысль, что сердце – удобный предлог для уклонения от неприятных обязанностей.