– Контрабандным спиртным торгую, – поспешно пояснил Попрыгунчик. – То есть я хотел сказать, что ото не главное мое дело. Главное – у меня голос и акцент, как у соловья...

Старший инспектор Тыл с трудом собрал последние остатки терпения. Если бы он овладел искусством сохранять спокойствие от подначек не только Святого, ко и всего его окружения, ему бы еще удалось набрать очки в пользу законности и порядка в этой давней борьбе. Но он и раньше терял очки в игре потому, что принимал близко к сердцу злые шуточки, уколы и издевки Святого: и это походило на соревнование между разъяренным, но неповоротливым быком и вездесущим, непрерывно жалящим шершнем.

Но стоящий перед Тилем человек, луженая глотка которого реагировала на неразбавленное виски как на молоко, был не Святой. То есть само подтрунивание было именно в стиле Святого (или так уж казалось разгоряченному воображению инспектора?), но этот человек явно не мог быть Святым. Мир бы не выдержал, если бы в одном веке одновременно родились сразу два таких человека, как Святой.

Однако старшему инспектору Тилу было что сказать. Решение подсказал ему именно человек с бутылкой виски в руке. Это решение разрушило все ранее намеченные планы инспектора, и когда Тил его увидел, у него перехватило дыхание.

– Так вас зовут Викери? – спросил он своим почти обычным сонным голосом.

Умоляюще поглядев на Патрицию, Попрыгунчик растерянно кивнул.

– Тогда почему, – внезапно перешел в наступление Тил, – когда мисс Холм пятнадцать минут назад пыталась дозвониться до вас, ей ответили, что вы уже спите?

Попрыгунчик открыл было рот, но, поняв, что из него ничего умного не выльется, решил что-нибудь туда влить. И он присосался к горлышку бутылки, а за него ответила Патриция.

– Это по ошибке, – пояснила она. – Мистер Викери пришел спустя минуту или две после моего звонка.

– Это точно, босс, – необычно быстро сообразил Попрыгунчик, пролив при этом добрую порцию виски себе на галстук. – Как раз через минуту после ее звонка я и пришел.

– Тогда почему же, – проскрежетал Тил, мрачно разглядывая его, – вас не видел мой человек, который наблюдал за дверью дома, пока я был на телефонной станции?

– Так я же вошел через черный ход, – нашелся Униац.

– Мой человек, наблюдавший за черным ходом, тоже вас не видел, – ответствовал старший инспектор Тил.

Попрыгунчик Униац упал в ближайшее кресло и благоразумно вышел из игры. Лоб его сморщился от умственного напряжения, но поединок был явно ему не по силам. Униацу казалось, что против него ведут грязную игру, а судья подсуживает сопернику. Он-то сделал все, что мог, но как тут победить, если все против?

– Все станет гораздо забавнее, – поведал Тил, – если я скажу вам, что еще одного Тима Викери доставили на допрос в полицию как раз перед тем, как я уехал из Лондона. И между прочим, его еще не отпустили. – Острый взгляд инспектора остановился на Патриции Холм. – Мне было бы весьма любопытно посмотреть на третьего Тима Викери, который в данную минуту почивает в Хок-Лодж. Если Святого здесь нет, то я могу почти наверняка угадать, под чьим именем и где он находится сейчас!

– Вот и угадывайте, – ответила Пэт, как ответил бы сам Святой, но сердце у нее беспокойно забилось.

– Я сделаю даже больше, – мрачно сказал детектив.

Он резко повернулся и вышел из комнаты, за ним последовал и второй сыщик. У дома стояла полицейская машина. Тил позвал, и из нее вылезли два здоровенных блюстителя порядка.

– Вы двое останетесь здесь, – приказал Тил, – в доме. Ни в коем случае не выпускать никого из там находящихся и задерживать всех, кто придет. Я скоро вернусь.

Инспектор забрался в машину, а его молчаливый спутник сел за руль. Машина тут же умчалась, унося Клода Юстаса Тила навстречу злой судьбе.

Ивар Нордстен был мертв. Он, наверное, был мертв уже до того, как Саймону Темплеру удалось выхватить пистолет из-под когтей пантеры и дважды в упор выстрелить зверю в сердце. То, во что был превращен пантерой Нордстен, осталось лежать около двери на блестящем паркете. Месть зверя своему бывшему хозяину была молниеносной и ужасной.

Святой выпрямился и холодно глянул на Эрика. Тот остановившимся взглядом смотрел на мертвую тушу пантеры и на останки Ивара Нордстена, но взгляд этот уже был осмысленным. Горло его перехватили спазмы, а по пергаментным щекам градом катились слезы.

В холле послышались шаги, и Святой подумал, что прозвучавшие выстрелы не могли остаться незамеченными. Правда, они вполне могли сойти за хлопки бича, но внезапно прервавшийся яростный рев пантеры не мог не вызвать удивления. Святой быстро отступил за приоткрытую дверь и, подражая голосу Нордстена, негромко позвал:

– Трусанефф!

Дворецкий вошел в комнату и замер на месте, вглядываясь в Эрика. Саймон бесшумно затворил дверь за ничего не подозревающим дворецким и ударил его по голове рукояткой пистолета...