— Что с ней? Она… — Эдди судорожно глотнул воздух.

— Ты разбил ей череп! Грубое животное, зачем?

— Она умерла? — бормотал Эдди, ноги его не держали. Он осел на кровать.

— Еще немного, и умрет, — мрачно изрек Гиз.

Эдди встал и простонал:

— Она хотела меня убить, Гиз! Я вынужден был ее ударить. Клянусь, иначе она убила бы меня… Разве ты не видишь, что она сделала…

— Расскажешь это копам, — возразил Гиз. — Если не придумаешь более удачного оправдания, то и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься за решеткой.

— Нет!..

— Это позор для отеля! — не успокаивался Гиз. — Копы запросто прикроют наше заведение, если узнают об этом!.. Вытри кровь, не то запачкаешь ковер, — не к месту сказал Гиз.

Эдди поплелся в ванную.

— Пока не окочурилась, надо вынести ее отсюда! — с отчаянием крикнул он. — Никто не знает, что она в Санто-Рио. Ради Бога, Гиз, вытащи ее отсюда и швырни где-нибудь.

— Да, и получу за это двадцать лет тюрьмы! Ты соображаешь, что говоришь? Для меня это слишком много!

— Я хорошо заплачу! Бери весь этот фрик. Здесь больше двадцати грандов!

Гиз сделал удивленный вид, будто еще не видел разбросанных по полу денег.

— Вы вдвоем ограбили банк?

— Нет, это мои деньги, — воскликнул Эдди. — Убери ее отсюда, и я отдам тебе все! Согласен?..

Гиз провел рукой по волосам.

— Что ж, это меняет дело. Я избавлю тебя от этой женщины.

Гиз начал подбирать пачки, неторопливо укладывая их в саквояж. Неподвижное тело мешало ему, и он оттолкнул его.

— Вначале помоги мне! — крикнул Эдди, ломая руки.

— Держи себя в руках, — прошипел Гиз. — Я отнесу ее в служебное помещение. Затем на машине отвезем в город и бросим где-нибудь поблизости от госпиталя. А ты немедленно сматывайся из города, — сказал он, засовывая в саквояж последнюю пачку денег. — Если копы увидят твою рожу, они немедленно арестуют тебя.

— Я ухожу! — голос Эдди дрогнул. — Спасибо, Гиз, ты настоящий друг!

— Не за что, — ответил Гиз, закрывая саквояж.

Неуверенно ступая, Эдди пересек комнату, чтобы взять второй саквояж, лежащий под опрокинутым креслом.

Гиз в три прыжка очутился рядом.

— Минутку, старина! Это мне тоже пригодится!

— Нет, это мои деньги, — Эдди оскалился, прижимая саквояж к груди. — Мы честно разделили добычу. Это она украла!..

— Давай, давай, — усмехнулся Гиз.

— Но ты же обворовываешь меня! — запротестовал Эдди. — Это единственное, что у меня есть. Мне нужны деньги, иначе я не смогу уехать…

— Мне жаль тебя. Сердце буквально разрывается от сочувствия, — насмешливо проговорил Гиз. — Давай сюда и это, иначе я позову копов.

Эдди бросил саквояж на пол.

— Подонок, чтоб ты подавился этими деньгами!

— Это мне не угрожает, — подмигнув, ответил Гиз. — Счастливого пути! Надеюсь, в ближайшем будущем мы не встретимся. Теперь с твоей рожей нечего рассчитывать на успех у женщин! — Гиз злорадно расхохотался.

Онемевший от злобы и бессилия, Эдди, как ошпаренный, бросился вон из комнаты.

Исми Геза сидел в приемной госпиталя имени Монтгомери, в Санто-Рио. Здесь было очень уютно: светлое, просторное помещение было обставлено с большой роскошью. Устроившись в кресле, Исми размышлял, что неплохо было бы иметь такое же удобное кресло и дома. Он все время думал о сыне. Исми не позволили сесть в санитарную машину, и он поехал в госпиталь на «паккарде» Макса. Он давно не садился за руль и очень нервничал. Исми не без основания считал, что у Макса инсульт. Апоплексические удары были обычными в их семье. Даже у Исми случилось нечто похожее, когда он увидел своего товарища, растерзанного львом. Макса же свалила кража денег.

«Причины всегда разные, а результат один, — думал Исми. — Только бы Макс поправился!»

Хотя для такого энергичного парня, как Макс, последствия могут быть серьезными, Исми надеялся, что все обойдется. После инсульта сам он приволакивал ногу и очень этого стеснялся.

Дверь бесшумно отворилась, и вошла старшая медсестра. Он отметил, что у нее доброе лицо. Он так боялся услышать что-то непоправимое, что вначале не улавливал смысла ее слов. Потом до него дошли отдельные фразы: внутреннее кровоизлияние… разрыв шейной артерии… паралич левой стороны тела… потеря рефлексов…

— Он умирает?

Ей стало ясно, что старик ничего не понял из ее объяснения и его терзает страх.

— Он не умрет, — тихо ответила она. — Но двигаться не сможет…

— Это озлобит его, — жалобно простонал Исми. — Он никогда не отличался терпением. Умоляю вас, сделайте все возможное. Я заплачу любую сумму… Пусть расходы не смущают вас… У меня есть деньги…

— Вы можете взглянуть на него, — ей стало жаль старика. — Не говорите только на темы, которые могут взволновать его.

Макс лежал в маленькой светлой палате. Голова его высоко покоилась на нескольких подушках. Старик едва узнал сына. Левая сторона лица была неестественно искривлена, что придавало ему устрашающий вид. Уголок рта опустился, и губы застыли в жуткой гримасе, обнажавшей зубы. Глаза блестели, словно горячие угли. В них были ненависть и ярость. Макс неотрывно смотрел на приближавшегося к кровати отца.