Северсон обратил внимание на один из новообразованных шариков. Казалось, он повис посреди раствора, но его внутреннее строение быстро менялось. В загадочном тельце начали появляться маленькие зернышки; внешняя оболочка растягивалась и сморщивалась; шарик вырастал, увеличивался, растянулся в восьмерку и… разделился пополам.

Только теперь Северсон понял, что происходило у него перед глазами: в растворе, из неоднородного студенистого вещества, образовывались живые клетки, которые затем начинали делиться.

Он задумался.

«Omnis cellula e cellula!» — «Каждая клетка из клетки!» — вспомнил он любимое выражение старого преподавателя биологии.

Нет, учитель был явно неправ: в резервуаре клетки возникают вовсе не из клеток. Неужели же люди научились создавать жизнь из мертвой материи?! А может, в аппарате происходит что-то совсем другое?…

Северсон оторвал глаза от окуляров и испуганно оглянулся. Он так погрузился в наблюдения, что даже забыл,

почему, собственно, здесь оказался. Сейчас ему показалось, что кто-то зашел в комнату и смотрит на него.

Но в помещении никого не было. Безлюден был и соседний зал.

Северсон на минуту задержался у большой стеклянной призмы, заинтересовавшись ее сложным устройством. Ему даже и в голову не приходило, что именно здесь у него начало биться сердце и что в таком же термостате недалеко отсюда маленький пузырек воздуха убил неандертальца, который уже начал возвращаться к жизни.

Необычность обстановки не воодушевляла, а подавляла Северсона, напоминала о неопределенности его собственного положения в незнакомом мире. От мрачных мыслей не удавалось избавиться; они вызывали в сердце мучительную тоску.

Гонимый желанием встретиться хоть с кем-нибудь, Северсон, уже не разглядывая ничего вокруг, быстро шел анфиладой лабораторных помещений и остановился только тогда, когда услышал голоса.

Он заглянул в щель приоткрытых дверей. Перед ним был большой, ярко освещенный, почти пустой зал. Вдоль его стен стояло несколько стеклянных шкафов с аппаратами, а посередине — операционный стол, окруженный группой врачей с масками на лицах. Двое из них сидели возле приборов и внимательно следили за экранами, на которых через равные промежутки времени перебегали ярко-зеленые причудливые линии.

— Сердце работает нормально… — раздался голос Наташи Орловой.

— Температура?… — спросил академик Тарабкин.

— Тридцать восемь и три…

— Ну и доставил нам хлопот этот паренек! — вздохнул кто-то с облегчением. — Тоже мне исследователь: браться за такой эксперимент!

— А разве мы с вами были не такими? — засмеялся Тарабкин. — Ну, ничего: все в порядке. Сердце выдержало, ожоги заживут… Вот что, друзья: идите-ка отдыхать. Со мной возле пациента останется только Наташа. В четыре утра нас сменят Роберт и Андрей.

— Вместо вас останусь я, товарищ академик. Вы не спали прошлой ночью! — произнес один из врачей.

— Я уже привык, да и спать мне надо меньше, чем вам, молодым, — возразил Тарабкин. — Идите отдыхайте спокойно!

Услышав это, Северсон быстро спрятался за аппаратами, чтобы его кто-нибудь не заметил. Но его опасения были напрасны: врачи, видимо, вышли через другие двери.

Долгое время длилась пауза, а потом Тарабкин спросил:

— Почему вы сегодня такая молчаливая, Наташа?

— Молчаливая?… Да нет, я просто задумалась. Собственно, вспомнила Северсона. Он, наверное, спит сейчас мертвым сном. Да это и не удивительно. Недавно он знакомился с новой жизнью только с помощью телевизора, а теперь вступил в нее самостоятельно. Хотела бы я знать, как влияет на него все увиденное и услышанное, но он такой неразговорчивый…

— Как и каждый житель Севера… — сказал Тарабкин. — Не надейтесь, что он сразу же будет испытывать радость. Пока что он только зритель, даже когда ощупывает все собственными руками. И я опасаюсь, что в новую жизнь он вступил слишком решительно.

— Почему вы так думаете?

— Мир за эти годы очень изменился, Наташа. Мы к этому привыкали постепенно, а он попал в будущее неожиданно, видит только внешнюю сторону вещей, а вглубь — не заглянул. Он не знает смысла того, что происходит вокруг; еще не понимает, что техника, которая ошеломила его, не кумир для нас, а слуга. Вспомните, что он говорил вам на электростанции. Боялся, что не сумеет прожить; что его никто не возьмет на работу, потому что он не знает новых машин… Мы должны развеять этот его страх, помочь человеку почувствовать уверенность в собственных силах… Как это сделать — не знаю…