— Пейте больше воды,- советовали Карпентеру с мыса Канаверал.

А он буквально заживо зажаривался в кабине, температура внутри которой угрожающе повышалась. Он обливался потом, задыхался… и все же не хотел закончить полет…

Даже у меня, у постороннего зрителя, появилось ощущение его одиночества, затерянности…

Драматически мог закончиться полет и другого американского космонавта — Гордона Купера. В результате неисправности приспособлений для приема пищи и воды в космосе Купер испытывал голод и жажду. По словам врачей, космонавт за время полета «был сильно обезвожен» и потерял семь фунтов веса. Но это еще не самое страшное. Страшное случилось на последних витках: отказала автоматическая система управления кораблем. Отважный американец пытался устранить неполадки, но это ему не удалось. Над Купером нависла угроза невозвращения на Землю… Космонавта спасли редкое самообладание и мужество. Купер перешел на ручное управление и благополучно «приводнился» в Тихом океане.

Такова техническая и психологическая разница в космических полетах, которые берут начало с диаметрально противоположных сторон земного шара. Так обстоит дело сегодня, но я верю, что в грядущих экспедициях советские и американские космонавты будут вместе штурмовать инопланетные берега во имя мира и победы человеческих знаний, как это сделал первым Юрий Гагарин.

Температура в кабине его раскаленного корабля была 20° С.

Работавшая в поле колхозница увидела человека в оранжевом комбинезоне и в первую минуту испугалась. Но она увидела его улыбку и скоро поняла, что она первая встретила человека, вернувшегося цз космоса, человека, за считанные минуты облетевшего земной шар.
–

Юрий Гагарин, первый наш космонавт, вошел в сознание людей всего мира. Человек ясной, подкупающей теп: лоты, почти гипнотического обаяния, улыбку которого знает и любит каждый, этот Герой Земли обладал бесценным качеством — скромностью.

Никогда не забывал он о своих товарищах по изумительной профессии, о других космонавтах, не отделяя себя от них, считая себя лишь «порядковым номером». Не раз он вспоминал о космонавте-два, говоря о нем с особой теплотой, как о человеке не менее подготовленном, чем он, способном, надежном, который готовится уже к новому космическому полету.

Все мы думали об этом «втором», еще неизвестном, старались представить себе его. Кто он? Какой он? Почему он «второй»? Что страшнее и труднее: полететь в первый или во второй раз?

Теперь мы знаем обоих, гордимся ими, любим их, двух, космических первенцев человечества.

Думая о них, осознавая совершенный ими подвиг, словно видишь ступени грядущего, на которые они поднимались, один на первую, другой уже на следующую, делая их достоянием современности.

Второй космонавт появился в небе вместе с новой искусственной звездой, появился с закономерностью победно мчащегося прогресса, обязанного труду и гению людей, имена которых неизвестны пока человечеству, но будут повторяться потомками с гордостью.

Да, имена эти, стоящие за всемирно известными именами Гагарина и Титова, не произносят сейчас люди, но тем значимее, тем величественнее эти создатели удивительного во всеобщем представлении.

История говорит, что люди древности, стремясь подчеркнуть величие кого-либо, не смели произнести его имени, говоря о нем, но не называя его.

Совсем в ином виде, по иной причине, но и сейчас величие совершивших величайший научный и технический подвиг заставляет людей говорить о них с благоговением, но не называть их имен. Эти люди, послав в космос Титова, представлявшего их перед всем миром, принесли человечеству сутки гордости и волнения.

Для космонавта эти сутки должны были быть сутками нечеловеческого напряжения, неисчезающей опасности, сутками противоестественного состояния, которое до сих пор было испробовано человеком лишь на полтора часа.

Но для космонавта-два, которого теперь так же, как и Гагарина, знает весь мир, для Германа Степановича Титова, чье умное, светлоглазое лицо разглядывали миллионы людей, стараясь прочесть в его чертах приметы орлиного племени героев, для нового звездолетчика сутки в космосе были сутками железного режима, продуманного распорядка, размеренного и интенсивного труда.

Сейчас, осмысливая эпохальное, можно сказать: если Гагарин первым был в космосе, то Титов первый жил в космосе!

В этом главное отличие, особенность и неповторимость новой ступени лестницы, ведущей к звездам.

Да, Титов жил в космосе! Нормально жил, как будут жить неделями, месяцами космонавты грядущего, может быть, и он сам вместе со своим другом Гагариным. Он жил в межпланетном пространстве, на орбите спутника Земли, как об этом мечтал Циолковский, и стал первым жителем космоса. Он трудился, отдыхал, завтракал, обедал, ужинал, ходил в уборную- да, да! это ведь тоже проблема при невесомости!- и, наконец, спал. И все это в буквальном смысле слова между небом и землей, не ощущая ни тяжести, ни ее гнета, ни ее помощи, оторвавшись от Земли-планеты и от ее условий.

Когда мы встречались с Гагариным, он рассказывал, что в ночь перед его полетом в космос врачи предложили космонавтам, каждый из которых готов был утром лететь, снотворное. Но космонавты — и первый и второй — отказались. Они легли и преспокойно заснули.

Кто-то воображал, что при всех прочих равных условиях лететь якобы надо тому, кто крепче будет спать, у кого нервы крепче. Такой «избирающий» попал бы в трудное положение. Космонавты спали как ни в чем не бывало. Не спали только врачи.