— А ну, поговорим по душам! — крикнул он. — Слушать будете?

Громкий свист прорезал воздух.

— Ре-ежь! Круши-и! — раздался истерический вопль верзилы, и тотчас грохнул выстрел.

Наступила напряженная тишина. Стало слышно, как булькает вода в сваях.

Глеб-старший повернулся к обозу, спросил грозно:

— Кто стрелял?

У передней подводы виднелся Архип с винтовкой, шагах в трех от него — верзила с ножом в руке. Возчик стоял на мешках и, широко расставив ноги, держал наготове кнут.

— Кто стрелял? — повторил Глеб-старший.

— Это я, Глеб Прохорыч! — отозвался Архип и добавил — В воздух… Ты посмотри! — он ткнул дулом винтовки в мешки.

И только теперь оба Глеба и передние ряды людей увидели, что два мешка разрезаны и зерно струйками льется на землю.

Глебка бросился к телеге. За ним пошел Глеб-старший. Двинулась и толпа. Глебка попытался руками зажать прорези в мешках, но зерно сочилось сквозь пальцы. Тогда он заткнул одну дырку своей шапкой, а к другому мешку прислонился спиной и ненавидящим взглядом уставился на верзилу, который замер под дулом винтовки Архипа.

Глеб-старший отвел рукой винтовку, посмотрел на кучку просыпавшегося в грязь зерна, с болью сказал верзиле:

— Сколько хлеба загубил! По теперешней питерской норме — это недельный паек на такую, как у него, семью! — он кивнул головой на Архипа. — А у него девять душ — мал-мала меньше! Они хлеба досыта не едали! А ты его в грязь! Стрелять таких подлецов мало!

— Это меня-то стрелять! — взвизгнул верзила. — За нашу-то мужицкую хлебушку? Кто его растил? Ты?

— Хотел говорить — ну и говори! — послышалось из толпы, окружавшей подводу. — Говори! Послушаем!

— Я не растил! — произнес Глеб-старший. — Но…

— Занокал! — перебил его верзила и крикнул: — Братья мешочники! Вы честно по фунтику хлеб выменивали, а он телегами его хапает! У нас добро отбирает, да и у вас доходы из карманов вытаскивает! Он полные теплушки в город повезет, а вы со своими мешками на платформе под дождем гнить будете!

Разноголосый яростный рев взлетел над обозом, но отдаленный паровозный гудок, донесшийся от железной дороги, заткнул рты и сдернул людей с места.

— Идет!

— Поезд идет!

Под эти радостные возгласы мешочники устремились к станции. По толпе точно частым гребешком прошлись и начисто вычесали спекулянтов.

Воспользовавшись сумятицей, верзила приподнял нож и шагнул сзади к Глебу-старшему.

— Батя! — предупреждающе крикнул Глебка.

Глеб-старший искоса глянул на верзилу, придвинул коробку маузера поближе к правой руке и спокойно сказал:

— Спрячь! Есть у меня грех: я шутки иной раз плохо понимаю!

Отвернувшись от верзилы, комиссар не торопясь влез на телегу. Он уже понял, что положение изменилось к лучшему.

Вокруг передней телеги теперь стояли одни крестьяне. Все мешочники перебежали на другую сторону реки и темной лентой растянулись по дороге к станции.

— Товарищи! — впервые этим словом назвал комиссар поредевшую толпу. — Будет у меня к вам вопрос: когда у кулаков-мироедов хлеб в ямах гниет, а рабочие в городе от голода пухнут — это по совести получается?

— Слыхали! — проорал верзила. — Ловок зубы заговаривать!

Кучка кулаков к этому времени рассеялась по толпе. Они тоже видели, что обстановка изменилась, и перестроили свою тактику, рассчитывая на то, что крестьяне, прибежавшие с базара, не разберутся, что к чему.

— Городу отдай, а сам с сумой по белу свету! — выкрикнул один из кулаков.

— На хлебе не написано, у кого ты его отнял! — раздался второй голос.

— Нам, мужикам, один раззор да обида! — добавил третий.

Из толпы выдвинулся к подводе широкоплечий кряжистый мужик с могучей шеей и решительными умными глазами.

— Ты вот что! Друг-приятель! — сказал он Глебу. — Мы тебя не знаем! Чей хлеб везешь — нам тоже не ведомо!… Не вводи нас в грех, вертай подобру-поздорову… Хлеб отдашь, у кого забрал, и езжай тогда! Пальцем не тронем!… А то на кулаков киваете, а потом и до середняка доберетесь!

Глеб-старший внимательно выслушал кряжистого мужика и решился на рискованный ход.

— А мы согласны! — ответил он. — Через волю трудового крестьянства мы перешагивать не будем! Не для того революцию делали, чтобы с честными тружениками не считаться! Как порешите — так и будет! Не пустите — вернемся и раздадим хлеб по деревням!… Но вперед выслушайте!

— Хватит болтать! Наслушались! — крикнул верзила.

— Помолчь! — сказал ему кряжистый крестьянин и кивнул Глебу: — Говори!

— Закон у нас такой! — произнес комиссар. — У середняка рабочий класс просит: «Помоги, друг, с голоду дохнем! Придет время — сторицей вернем! За пролетариатом не пропадет!…» У бедняка рабочий даже и не просит: знает — у того у самого хребтину через живот прощупать можно!… А что касается кулаков — тут разговор короткий: даешь — и точка!