Ему было досадно, что так случилось, но отнюдь не стыдно. Отвык стесняться плотских потребностей. Юля же стояла, опустив голову. Внутри у нее такой ураган бушевал, что не описать. И пусть не жалела ни о чем из содеянного, потому что для нее произошедшее между ними с Алексом чистым было, не оскверненным, еще было непередаваемо стыдно стоять сейчас перед директором. Жалко и обидно от того, что не оправдала его надежд и в глазах не просто упала – запятналась.

– Я перестану, - согласно кивнул Сергей Иванович. – Потому что пока ехал сюда, все решил. Что толку воздух сотрясать, если вы – два бестолковых существа, попрали все, что только могли. В общем, так. Берете паспорта и садитесь в мою машину. До загса довезу и прослежу, чтоб все – честь по чести. А там – как хотите. Можете уматывать в Штаты, или оставаться тут на потеху публике.

– Да ты что! – опешил Алекс. – Какой загс? Мы же толком не знаем друг друга.

– А надо было познакомиться, прежде чем штаны снимать – у всех на виду, надо было подумать, до того, как позорить отца на весь белый свет. Завтра сарафанное радио облетит всех – и кто нас лично знает, и кто только понаслышке верхов нахватался. Растреплют в миг, что мой сын с воспитанницей мало того, что о заповедях Божьих забыли, не иначе маразм случился, так еще и задницами голыми сверкали на все побережье, - зло прищурив глаза, ответил директор сыну.

– Прекрати блажить, - вдруг жестко ответил отцу Алекс. – Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к твоей церкви и ее прихожанам. Плевать я хотел на слухи, сплетни и пресловутое сарафанное радио.

– Прекрасно, - перебил сына Сергей Иванович. – А о Юльке ты подумал? Что у нее за спиной станут болтать? Дескать, попортил и забыл?

Они, словно забыли, что Юля слышит этот разговор. Так увлеклись, что просто запамятовали об ее присутствии.

– Она не маленькая девочка, а давно уже совершеннолетняя, - усмехнулся Алекс, - и в состоянии сама выбирать и отвечать за содеянное. Твои взгляды, отец, – прошлый век. Если следовать им, то я уже должен быть многоженцем. Поэтому говорю один единственный раз – я не собираюсь жениться. Ни сегодня, ни завтра, и уж тем более не на Юле.

Что ответил сыну директор, Юля уже не слушала. Ее вдруг страшно утомила эта семейная перебранка. Больше не было ни стыдно, ни неловко. Сознание словно в стазис погрузилось. Сквозь туманные обрывки фраз девушка почувствовала нарастающую гастритную боль и, отвернувшись, налила себе стакан воды прямо из-под крана. Выпила, громко глотая, но жажда не отступала. Только зубы заломило.

– Значит, жениться отказываешься? – пробился к сознанию голос Сергея Ивановича. Усталый и безэмоциональный.

Юля обернулась.

– Естественно, - пожал плечами Алекс и присел на стоящий неподалеку табурет. – Послезавтра улетаю обратно в Штаты. Работа зовет.

– Вот как, - покачал головой директор. – Ты, одно из самых горьких моих разочарований, сын.

– Я бы сказал, что мне жаль, но ложь – смертный грех, - горько усмехнулся Алекс.

Ему было никак. Вообще. Вся эта ситуация возникшая на пустом месте, казалась ему абсурдной и не стоящей такого пристального внимания. Не случилось никакой трагедии, что с того, что они с этой девчушкой занимались сексом? Ни он, ни она не имели никакого сана, никаких обязательств перед церковью. Опозорили отца? Переживет. Был бы не таким святошей, придумал бы для народа знатную байку.

И все же, не смотря на хладнокровие, Алекс почему-то не мог поднять глаза на Юлю. Ему казалось, что он увидит там ледяное презрение. Или боль. Ничего из вышеперечисленного Алексу видеть не хотелось. Такое странное ощущение со дна души поднималось – досадное, саднящее, словно непоправимое совершил.

– Значит, вот как мы поступим, - подал голос директор, ранее что-то обдумывающий. – Александр, ты уезжаешь в Штаты, и можешь быть свободным от родительского ока. Не хочу ни видеть тебя, ни слышать. А ты, Юля, - мужчина не перевел на нее глаз, продолжал говорить, глядя в сторону. – Собираешь вещи и чтоб к завтрашнему утру тебя тут уже не наблюдалось. Как ни странно, мой непутевый сын правильно сказал – ты уже давно выросла и должна нести ответственность за свои поступки. Ты не могла не понимать, что все тайное рано или поздно становится явным, и я узнаю о вашем непотребстве. Ведь не могла же не подумать о последствиях? – на этом директор все-таки посмотрел девушке в глаза.

Она не стала кивать или что-то говорить. Посмотрела на директора, потом на его старшего сына: не видя практически, словно сквозь, будто они были бестелесными оболочками, и вышла из домика, плотно прикрыв за собой дверь.

Глаза были сухие – от горечи, больно было моргать, а в животе уже полыхал пожар. Закусив губу, Юля прошла к себе в коттедж, не заметив на деревянном крылечке позабытую чашку с остывшим чаем.

Щелкнул за спиной дверной замок и Юля, бессильно закрыв лицо руками, села на пол.

***

– Ты сошел с ума! – прикрикнул Алекс на отца. – Зачем выгоняешь ее?

– Ей больше не место тут, - на этом Сергей Иванович решительно прекратил перепалку с сыном, выйдя прочь.

Через минуту послышался завод мотора.

Бродский наворачивал круги вокруг хозяйки и жалобно мявчал, бодаясь пушистой башкой в бока и спину. Саша стучал в двери и злился, крича, что им необходимо поговорить. Юля так не считала. Она все так же сидела на полу и не могла подняться. Сил не было.