Алиби-клуб

Аннотация

Она была видением. Она была сиреной. Она была ночным кошмаром. Она была мертва. Ему нужно, чтобы она исчезла… и он знает, как это сделать. Элита Палм-Бич идет на все, чтобы защитить своих – Елена Эстес к своим больше не относится. Будучи когда-то ребенком из богатой и привилегированной семьи, Елена распрощалась с прошлой жизнью. Преданная самыми близкими людьми, разочарованная, она выбрала жизнь агента под прикрытием, а охота за справедливостью стала ее личной страстью. Трагическая, не дающая покоя ошибка положила конец ее карьере. Сейчас Елена существует на обочине своей прежней жизни, зарабатывая выездкой лошадей. Но ужасное происшествие вновь затягивает ее в мучительный водоворот, который она так упорно старалась оставить позади. Она первой обнаруживает тело молодой женщины – не просто жертвы, а подруги, – изнасилованной, убитой и сброшенной в канал. Расследуя тайную жизнь погибшей, Елена раскрывает не только ее связь с главарем русской мафии, но и с компанией влиятельных и богатых мерзавцев из Палм-Бич, обеспечивающих друг другу алиби, чтобы скрыть множество грехов. В эту группу входит мужчина, которого она когда-то очень хорошо знала – ее бывший жених, Беннет Уокер, как минимум один раз уже избежавший правосудия. Разоблачение убийцы внесет раздор в прежнюю жизнь Елены, в ее отношения с новым возлюбленным и самой собой. Но она полна решимости раскрыть правду, которая шокирует общественность Палм-Бич и вполне может привести саму Елену к гибели.

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru Переводчик: Еленочка Редактор: Мария Ширинова Аннотация Она была видением. Она была сиреной. Она была ночным кошмаром. Она была мертва. Ему нужно, чтобы она исчезла… и он знает, как это сделать. Элита Палм-Бич идет на все, чтобы защитить своих – Елена Эстес к своим больше не относится. Будучи когда-то ребенком из богатой и привилегированной семьи, Елена распрощалась с прошлой жизнью. Преданная самыми близкими людьми, разочарованная, она выбрала жизнь агента под прикрытием, а охота за справедливостью стала ее личной страстью. Трагическая, не дающая покоя ошибка положила конец ее карьере. Сейчас Елена существует на обочине своей прежней жизни, зарабатывая выездкой лошадей. Но ужасное происшествие вновь затягивает ее в мучительный водоворот, который она так упорно старалась оставить позади. Она первой обнаруживает тело молодой женщины – не просто жертвы, а подруги, – изнасилованной, убитой и сброшенной в канал. Расследуя тайную жизнь погибшей, Елена раскрывает не только ее связь с главарем русской мафии, но и с компанией влиятельных и богатых мерзавцев из Палм-Бич, обеспечивающих друг другу алиби, чтобы скрыть множество грехов. В эту группу входит мужчина, которого она когда-то очень хорошо знала – ее бывший жених, Беннет Уокер, как минимум один раз уже избежавший правосудия. Разоблачение убийцы внесет раздор в прежнюю жизнь Елены, в ее отношения с новым возлюбленным и самой собой. Но она полна решимости раскрыть правду, которая шокирует общественность Палм-Бич и вполне может привести саму Елену к гибели. Глава 1 Она плавала на поверхности бассейна, словно экзотическая водяная лилия. Волосы извивались вокруг головы, как шелковистые стебли, плывущие вдаль. Подсвечиваемая фиолетовыми и розовыми огнями бассейна, прозрачная ткань ее платья скользила по поверхности, напоминая мерцающую кожу редкого морского животного, которое только ночью появляется в глубинах близ кораллового рифа. Она была видением, мифической богиней танцующей на воде, раскинув руки и маня его. Она была сиреной, зовущей его все ближе и ближе к воде. Голубые глаза смотрели на него, полные чувственные губы приоткрылись, приглашая к поцелую. Он знал вкус ее поцелуя. Прижимал к себе так близко, что кожей чувствовал тепло ее тела. Она была мечтой. Она была ночным кошмаром. Она была мертва. Он открыл мобильник и набрал номер. Телефон на другом конце линии звонил… звонил… и звонил. Наконец, хриплый голос спросонья произнес: – Какого черта? – Мне нужно алиби. Глава 2 Вопреки всем слухам, твердящим обратное, я не коп и не частный детектив. Чтобы держаться на плаву, я занимаюсь выездкой лошадей, но и пяти центов на этом не зарабатываю. Я изгой в выбранной профессии и не хочу иного. К сожалению, наши судьбы имеют мало общего с тем, чего мы хотим или не хотим. Я знаю это слишком хорошо. Тем февральским утром, когда только забрезжил рассвет, я вышла из гостевого коттеджа, который называла домом весь последний год. Восточный горизонт был раскрашен огненно-оранжевыми, розовыми и ярко-желтыми полосами. Я любила раннее утро, когда б'oльшая часть мира только просыпается. Все вокруг кажется неподвижным и безмолвным, и я чувствую себя единственным человеком на земле. Широкие листья луговой травы были усыпаны тяжелой росой, тонкие слои тумана стелились над полями, в ожидании, когда солнце Флориды испарит их. В воздухе витал острый органический запах зеленых растений, грязной воды канала и лошадей. Был понедельник, что означало мир и покой абсолютного уединения. Мой старый друг и спаситель, Шон Авадон, владелец маленькой конной фермы на окраине Веллингтона, повез свою последнюю пассию в Саут-Бич, где они будут поливать друг друга маслом и жариться под солнцем с несколькими тысячами других красивых людей. У Ирины, нашего конюха, выходной. Всю свою жизнь я предпочитала компанию лошадей обществу людей. Лошади – верные, простые создания, лишенные лукавства и скрытых мотивов. Вы всегда знаете, в каких вы отношениях с конем. По своему опыту не могу сказать того же о человеческих существах. Я следовала заведенному порядку утреннего кормления восьми прекрасных животных, проживающих в конюшне Шона. Все они привезены из Европы, и каждое стоило больше, чем дом средней американской семьи. Дизайн конюшни принадлежал известному архитектору из Палм-Бич и был выполнен в колониальном стиле. Высокий потолок отделан тиковым деревом, над центральным проходом висели огромные люстры в стиле ар-деко, добытые в одном из отелей в Майами. Тем утром я не стала усаживаться внутри конюшни со своей обычной первой чашкой кофе, чтобы послушать, как лошади тихонько жуют корм. Я плохо спала – не то чтобы со мной такого никогда не случалось, но сегодня, надо признаться, спалось хуже, чем обычно. Двадцать минут здесь, десять минут там. В голове все время крутилась одна мысль, билась о стенки черепа, оставляя тупую, пульсирующую боль: я – эгоистка, трусиха, сука. Что-то из этого правда. Может и все. Мне плевать. Я никогда не притворялась тем, кем не являлась. Я никогда не притворялась, что хочу измениться. Больше всего огорчала не сама мысль, а тот факт, что она преследовала меня. Все, чего мне хотелось – сбежать от нее. Я потеряла время на размышления. Лошади окончили завтрак и занялись другими делами, свесив головы из окон или над дверьми своих денников. Один жеребец схватил висевший слева от двери чомбур и развлекал себя тем, что раскачивал его из стороны в сторону. – Ладно, Арли. – пробормотала я. – Так и быть. Я вывела большого серого мерина из стойла, оседлала и выехала за пределы имения. Район, где располагались владения Шона, назывался Палм-Бич-Пойнт, и не имел никакого отношения к населенному пункту или предместью Палм-Бич. Кругом только коневодческие хозяйства, поэтому привычно видеть наездников на дороге или около нее, или на песчаных тропах, тянущихся вдоль каналов. По-над дорогой частенько бегали поло-пони по три-четыре в ряд с обеих сторон от тренера-наездника. Но сегодня понедельник – единственный день недели, когда лошадники отдыхали. Я была одна, и жеребцу подо мной это не нравилось. Очевидно, что я замышляла что-то нехорошее, или он так думал. Он нервный малый, легковозбудимый и слишком пугливый для прогулки по тропе. Я выбрала Арли именно по этой причине. Мое внимание должно быть приковано только к нему, иначе я оказалась бы в воздухе, потом на земле, а затем топающей домой. Ничто не могло занимать мои мысли кроме каждого его шага, каждого подергивания уха, каждого напрягшегося мускула. Справа от тропы проходила дорога, слева – темный и грязный узкий канал. Я уселась, пришпорила коня, и он пустился в галоп, натягивая поводья. Стайка белых чибисов, кормившаяся на берегу, встрепенулась и упорхнула. Арли вздрогнул от взрыва ярких белых перьев, встал на дыбы, пронзительно заржал и понесся так, что земля замелькала под его длинными ногами. Любой нормальный человек, задыхаясь от ужаса, натянул бы поводья и молился о спасении. Я же позволила лошади выйти из-под контроля. Адреналин устремился по моим венам как наркотик. Арли мчался во весь опор, будто позади нас разверзся ад. Пригнувшись к коню, я вцепилась в него, словно клещ. Впереди дорога резко сворачивала вправо. Я не прикасалась к поводьям, и Арли пронесся прямо, оставив дорогу позади и продолжая держаться близ канала. Не раздумывая, он перемахнул через небольшую канаву и продолжил бег мимо грунтовой дороги, заканчивающейся тупиком. Он мог сломать ногу, упасть на меня, сбросить, парализовать. Мог достаточно сильно споткнуться, чтобы выбить из седла, и потащить за ногу, запутавшуюся в стремени. Но Арли не тот конь, который мог меня испугать, причинить вред или убить. Меня напугало волнение, которое я ощутила, эйфорическое пренебрежение к собственной жизни. Именно это чувство окончательно заставило вернуть контроль над лошадью и собой. Постепенно Арли стал откликаться, перейдя с бешеной скачки на галоп, с галопа на размашистый бег рысцой. Когда он наконец более-менее остановился, его голова была задрана кверху, ноздри с шумом раздувались. От наших тел поднимался пар, и оба обливались п'oтом. Мое сердце бешено колотилось, я прижала дрожащую руку к шее Арли. Конь фыркнул и, качнув головой, отпрянул в сторону. Я не знала, как далеко мы умчались. Поля давно остались позади. По обе стороны проселочной дороги стоял лес. Высокие сосны острыми пиками тянулись к небу. Дальний берег канала зарос густым кустарником. Арли танцевал подо мной, нервный, испуганный, готовый сорваться с места. Он дергал большой головой, пытаясь вырвать поводья из рук. Я ощущала, как дрожат его мышцы, и тут до меня дошло, что конь испытывал не волнение. Это был страх. Он снова фыркнул и резко мотнул головой. Я осмотрела берега канала и опушку леса, на которой мы оказались. В этих кустах водились кабаны, а в каналах охотились аллигаторы. По округе рыскали одичавшие питбули, выпущенные на волю неотесанными болванами, которые сначала подло избивали их, а потом не желали оставлять у себя. Люди сообщали, что иногда в этих местах видели ягуаров. Слухи всегда изобиловали историями о тех или иных животных, сбежавших из «Львиного сафари». Тело напряглось прежде, чем я поняла, что попалось мне на глаза. Из черной воды канала тянулась человеческая рука, словно моля о помощи, которую уже поздно ждать. Какое-то животное – рысь или, может, очень настойчивая лиса – пыталось вытащить руку из воды, но явно не из добрых побуждений. Рука и запястье изуродованы, мышцы разодраны, обнажая кости. Черные мухи облепили конечность и ползали по ней, напоминая живую кружевную перчатку. Нигде не было видно следов шин, ведущих к берегу и воде. Такое случалось постоянно – много выпил, заснул за рулем, никакого здравого смысла. Казалось, люди ныряли за своей смертью в каналы Южной Флориды каждый день. Но здесь нет никаких следов машины. Зажав поводья одной рукой, другой я выдернула из-за пояса мобильник и набрала номер. Телефон на другом конце линии прозвонил дважды. – Лэндри. – Голос был отрывистым и резким. – Ты захочешь приехать сюда, – сказала я. – Зачем? Чтобы ты снова могла дать мне в зубы? – Я нашла тело, – сказала я без эмоций. – Руку, если быть точной. Можешь не приезжать. Делай, что хочешь. Глава 3 Следом за Лэндри в ворота въехала бело-зеленая патрульная машина округа Палм-Бич с двумя полицейскими внутри. Я прискакала обратно на ферму, чтобы оставить коня, который только мешал на месте преступления, но времени на душ и смену одежды не было. Даже если бы и нашлась пара минут, я не стала бы утруждаться по этому поводу. Хотелось показать Джеймсу Лэндри, что меня не волнует его мнение о моей персоне. Пусть знает, я не собираюсь производить на него впечатление своим внешним видом, скорее поражу своим равнодушием. Скрестив руки на груди и выставив одну ногу вперед, я стояла возле машины, воплощая всем своим видом раздраженное нетерпение. Лэндри вышел из служебного автомобиля и направился в мою сторону, ни разу даже не взглянув на меня. Через широкие темные очки он изучал окрестности. Такой профиль как у него чеканили на древнеримских монетах. Рукава рубашки закатаны выше локтей, но узел галстука еще не ослаблен – день только начинался. Когда Лэндри наконец набрал воздуха, чтобы начать разговор, я сказала: «Следуй за мной», села в машину и проехала мимо него к воротам, оставив одного на подъездной дорожке. Короткий галоп быстрой лошади – и я оказалась бы на месте. Однако добраться до места моей жуткой находки на машине гораздо сложнее. Легче самой показывать дорогу, чем давать указания человеку, который так или иначе не станет слушать. Дорога извивалась, и, чтобы попасть в нужный район, я дважды повернула налево, миновав врезавшийся в дорожный указатель мотоцикл. Вдоль дороги в ожидании коммунальных служб все еще валялся мусор – последствия урагана, прошедшего три месяца назад. Даже когда я остановилась и вышла, позади моей машины клубилось облако пыли. Отмахиваясь от летящей в лицо пылищи, Лэндри вылез из служебного автомобиля, на котором ездил днем. Все еще избегая смотреть на меня. – Почему не осталась с телом? – рявкнул он. – Ты была копом, сама прекрасно знаешь. – Да пошел ты, Лэндри, – огрызнулась я в ответ. – Я частное лицо и не обязана даже звонить тебе. – Зачем же позвонила? – Вон твоя жертва, умник, – сказала я, указывая на противоположную сторону канала. – Или ее часть. Иди, встряхнись. Он посмотрел на ту сторону тошнотворной протоки, где зацепилась человеческая конечность. Белоснежная цапля ткнула в руку своим длинным клювом, подняв рой мух. В этот момент насекомые напоминали зажатый в руке и развевающийся на ветру носовой платок. – Гребаная природа, – пробормотал Лэндри, поднял камень и швырнул в птицу. Цапля пронзительно вскрикнула от возмущения и ушла прочь на своих тонких желтых ногах. – Детектив Лэндри, – позвал один из помощников шерифа. Оба в ожидании стояли у капота машины. – Хотите, чтобы мы вызвали криминалистов? – Нет, – почти пролаял он. Лэндри спустился на пятьдесят метров ближе к берегу, где дренажная труба создавала узкий перешеек между берегами канала. Мне не следовало, но я пошла за ним. Лэндри делал вид, что не замечает моего присутствия. Рука принадлежала женщине. Подойдя ближе, сквозь завесу мух, я смогла разглядеть маникюр на обломанном ногте мизинца. Темно-красный лак. Ночь в городе закончилась для нее очень плохо. Светлые волосы плавали на поверхности воды, под которой скрывалось само тело. Лэндри осмотрел берег вдоль и поперек, обследуя землю в поисках отпечатков ботинок, автомобильных шин, или любых намеков на то, как труп оказался в этом месте. Я делала то же самое. – Вон там, – я указала на частичный отпечаток, оставленный на мягкой земле у самого края берега, примерно в трех метрах от жертвы. Лэндри присел на корточки, хмуро глянул на него и обратился к помощникам шерифа: – Принесите мне маркеры. – Не стоит благодарности, – сказала я. Наконец он посмотрел на меня. Впервые я заметила, что его лицо осунулось, как будто Лэндри не выспался. Рот изогнулся в унылой гримасе. – Есть причина, по которой ты можешь находиться здесь? – Это свободная страна, – ответила я. – Более или менее. – Я не хочу тебя здесь видеть. «Это моя жертва», – пронеслось у меня в голове. – Ты не на работе, – добавил он. – Ее ты тоже бросила, припоминаешь? Его слова напоминали удар в грудину. Я даже отшатнулась от этого словесного выпада и не смогла удержаться от судорожного вдоха. – Какой же ты козел. – Я взяла себя в руки. Расстроенная больше, чем хотела показать, и больше, чем хотела быть. – Зачем мне вообще с тобой связываться? Если не выходит по-твоему, первое, что ты делаешь – бьешь ниже пояса. Да, ты знаешь, как подать себя, Лэндри. Не могу поверить, что женщины не ломятся в твои двери, ты гребаный придурок. Глаза жгло, злость искрила во мне, как оголенный провод под напряжением. Отвернувшись к телу, я подумала о том, что женщина под толщей мутной воды, несомненно, оказалась там по воле какого-нибудь мужика, которому не следовало доверять. Как будто могла быть другая причина. Рука словно махнула мне в знак приветствия, и я подумала, что у меня начались галлюцинации. Последовал еще один взмах, более резкий, и я тотчас поняла, что происходит. Прежде чем я смогла отреагировать, прозвучали жуткий всплеск и удары по воде, потоком хлынувшей в мою сторону. – Господи Иисусе! – выкрикнул Лэндри за моей спиной. – Аллигатор! – воскликнул один из копов. Лэндри толкнул меня в спину, отпихнув в сторону. Я шлепнулась на четвереньки, и тут же, поверх моей головы, он пальнул из пистолета. Звук выстрела напоминал щелчок кнута рядом с ухом. Я отпрянула от берега и попыталась встать на ноги, но изношенные подошвы моих сапог для верховой езды скользили на влажной траве. Лэндри разрядил свой девятимиллиметровый глок во вспененную воду. Тем временем один из помощников шерифа бежал вдоль берега по другой стороне канала, приставив дробовик к плечу и выкрикивая: – Он у меня на мушке! Он у меня на мушке! Залп из ружья был оглушительным. – Сукин сын! – заорал Лэндри. Я наблюдала, как виновник всплыл на поверхность, демонстрируя окровавленное зияющее отверстие, разодравшее его бледно-желтое брюхо. Аллигатор, длиной около полутора метров, все еще сжимал в своей пасти часть человеческого туловища. – Дерьмо, – прорычал Лэндри. – И это место преступления, с которым мне работать. Он ругался и метался в поисках чего-то, что можно было ударить или пнуть. Я подошла к краю берега и посмотрела вниз. Аллигаторы известны тем, что вращаются со своей добычей в воде, дезориентируя жертву и утапливая ее даже тогда, когда прокусывают ткани и кости, разрывая вены и артерии. Этот хищник выдернул свой намеченный обед из веток, где тот так удачно запутался. Возможно, аллигатор сам спрятал тело. Другая обычная практика этих рептилий: оставить жертву, зажатую под каким-нибудь затонувшим деревом в заначке на будущее, чтобы она начала разлагаться. Природа жестока, почти также как человеческие существа. Я всматривалась в мутную воду в ожидании, когда всплывет другая половина тела. Она появилась на поверхности, и я оцепенела с головы до ног. – Господи, – выговорила я, но не была уверена, что произнесла эти слова вслух. Из меня вышибло дух, я упала на колени и прижала руки ко рту, чтобы заглушить крик или подавить дурноту, что именно из этого – не знаю. Бледное посиневшее лицо, смотревшее на меня, должно было быть красивым: полные губы, высокие скулы и, переменчивые как зимнее сибирское небо, голубые глаза, которые уже начали поедать мелкие рыбешки и другая живность. Некогда прекрасное лицо превратилось в маску смерти из фильма ужасов – матушка природа постаралась на славу. Я годы проработала полицейским на улице, детективом в отделе по борьбе с наркотиками и повидала много тел. Заглядывала в безжизненные лица бесчисленного количества трупов и научилась не думать о них как о людях. Сущность человека ушла в момент смерти, то, что осталось, свидетельствовало о преступлении, которое можно исследовать и разложить по полочкам. Я не могла также отнестись к этой жертве: отдалиться, заглушить мелькающие в голове образы живой и невредимой девушки. Я могла слышать ее голос: дерзкий, снисходительный, русский. Видеть идущей через двор конюшни гибкой, ленивой кошачьей походкой. Ее звали Ирина Маркова, и мы работали с ней бок о бок больше года. – Елена… Елена… Елена… Подсознательно я понимала, что кто-то пытался окликнуть меня, но голос будто доносился издалека. Твердая рука опустилась на мое плечо. – Елена, ты в порядке? Лэндри. – Нет, – ответила я, отстраняясь от его прикосновения. Я с трудом поднялась на ноги и молилась, чтобы не упасть, отходя от берега. Не сделав и нескольких шагов, ноги подкосились, и я опустилась на четвереньки. Невозможно было вздохнуть, желудок судорожно сжался, и меня буквально вывернуло наизнанку. Паника душила меня скорее из страха перед собственными эмоциями, чем из-за увиденного или страха захлебнуться рвотной массой и умереть. Хотелось убежать от своих чувств, сорваться и нестись сломя голову, как раньше несся Арли, когда привез меня в это жуткое место. – Елена. Голос Лэндри звучал у меня в ушах, рука обнимала за плечи, предлагая опору и защиту. Я не хотела от него сочувствия, ничего не хотела. Не желала, чтобы он видел меня такой слабой, уязвимой и потерявшей контроль. Весь последний год мы были любовниками. Он решил, что хочет большего, а я – что не хочу ничего. Менее десяти часов назад я вытолкала его, заявив, что достаточно сильна и не нуждаюсь в нем. Сейчас я не чувствовала в себе этой силы. – Эй, полегче, – тихо сказал Лэндри. – Просто постарайся дышать медленно. Вывернувшись из его рук, я поднялась на ноги. Хотела что-то сказать, но вылетавшие из горла звуки не были похожи на слова. Прикрыв лицо руками, я попыталась совладать со своими чувствами. – Это Ирина, – сказала я, тяжело дыша. – Ирина? Из конюшни Шона? – Да. – О, Боже, – пробормотал он. – Мне жаль. Не знаю, что сказать. – Не говори ничего, – прошептала я. – Пожалуйста. – Елена, тебе надо присесть. Он поручил одному из помощников шерифа позвонить в отдел по расследованию убийств и повел меня к своей машине. Усевшись боком на пассажирское сиденье, я обхватила голову руками и склонилась к коленям. – Хочешь чего-нибудь выпить? – Ага. Водки со льдом и лимоном. – У меня есть вода. – Лэндри подал мне бутылку, и я сполоснула рот. – Есть сигарета? – Я спросила не потому, что курю. Когда-то курила и, как многие знакомые копы, включая Лэндри, так до конца и не рассталась с вредной привычкой. – Посмотри в бардачке. Теперь мои дрожащие руки были чем-то заняты, а рассудок мог сосредоточиться на том, чтобы успокоить дыхание и не поперхнуться сигаретным дымом. – Когда ты видела ее в последний раз? Глубоко затянувшись, я выдохнула до предела, будто задувала свечи на именинном торте. – В субботу. Поздним вечером. Ей не терпелось уйти. Я предложила взять на себя занятия с лошадьми и ночную проверку конюшни. В отличие от меня, у Ирины была активная светская жизнь. Где и с кем она встречалась, я не знала, но часто видела, как Ирина покидала ферму в откровенных нарядах. – Куда она направилась? – Не знаю. – Куда могла пойти? У меня не было сил даже пожать плечами. – Может в «Игроков» или «Кувырок», какой-нибудь клуб на Клематис-стрит. – Ты знакома с ее друзьями? – Нет. Полагаю, они по большей части из конюхов или русских. – Парень? – Если у нее и был кто-то, на ферму она его не приводила. Держала свои дела при себе. Это мне всегда в ней нравилось. Ирина не обременяла никого пошлыми подробностями своей сексуальной жизни, не рассказывала о том, кого видела или с кем спала. – В последнее время в ее поведении прослеживалось нечто необычное? Я выдавила слабый смешок: – Нет. Она была неприветливой и высокомерной, как всегда. Не самое востребованное качество для конюха, но я никогда не имела ничего против ее настроения. Бог свидетель, я всегда могла найти с ней общий язык. У Ирины было свое мнение, и она не стеснялась его высказывать, я это уважала. К тому же она была чертовски хороша в своем деле, даже когда временами строила из себя узницу трудового лагеря в сибирской глуши. – Хочешь, подброшу тебя домой? – предложил Лэндри. – Нет. Я остаюсь. Я потушила сигарету о подножку машины и бросила окурок в пепельницу, ожидая, что Лэндри будет спорить. Он лишь отступил назад, выпуская меня из машины. – Знаешь что-либо о семье Ирины? – Нет, и сомневаюсь, что Шон знает. Ему никогда не приходило в голову спросить об этом. – Она не была членом клуба любителей платить налоги? Я глянула на него. Нелегалы составляли большую часть рабочей силы в конном бизнесе Южной Флориды. Они приезжали в Веллингтон каждую зиму, так же как владельцы и тренеры пяти или шести тысяч лошадей, которым предстояло соревноваться в одном из самых крупных и самых богатых событий в конном мире. С января по апрель население города увеличивалось втрое из-за притока людей, от миллиардеров до едва сводящих концы с концами. Главными зрелищными площадками были Палм-Бич Поло и Конноспортивный клуб. Последний напоминал многонациональный плавильный котел: нигерийцы работали охранниками, гаитяне опустошали мусорные урны, мексиканцы и гватемальцы вычищали стойла. Раз в год иммиграционная служба шерстила площадки конноспортивных соревнований, распугивая нелегалов как крыс, забравшихся в амбар. – Ты знаешь, что я собираюсь сообщить о происшествии, и здесь появятся люди, – сказал Лэндри. Под людьми он понимал детективов из офиса шерифа, которые явно не входили в число моих фанатов. Несмотря на тот факт, что когда-то я была одной из них. Три года назад во время облавы на наркоторговцев по моей вине был убит полицейский. Неверное решение, неповиновение приказам, парочка дерганых дилеров метамфетамина, и рецепт катастрофы готов. Я не осталась целой и невредимой (ни физически, ни морально), но я не погибла вместе с тем несчастным. Были копы, которые никогда не простят мне этого. – Я нашла тело, – сказала я. – Нравится им это или нет. Нет. Я не хотела находиться здесь. Не желала знать человека, который стал трупом, истерзанным аллигатором. Но неким образом эта проблема стала моей, и я ничего не могла с этим поделать. Жизнь – та еще сука, а в конце всех ждет смерть. Кого-то раньше остальных. Глава 4 На месте преступления с жертвами убийств редко церемонятся. Кто-то натыкается на них, приходит в ужас от одного взгляда на свою находку и звонит копам. Затем в порядке очередности на место прибывают полицейские в форме, детективы, оперативно-следственная группа с фотографом. Одни ищут отпечатки пальцев, другие фиксируют расположение предметов. Подъезжает судмедэксперт, осматривает тело, переворачивает его – изучает все: от цианоза до сквозных ранений и личинок насекомых. В силу обстоятельств, люди, которые сотни раз уже работали на месте преступления и еще сотни раз будут, не могут позволить себе видеть в жертве чьего-то ребенка, мать, брата, возлюбленного. Кем бы ни был этот человек при жизни, во время осмотра места преступления он обезличен. Только когда полицейские вплотную приступают к расследованию, он снова становится чьим-то отцом, сестрой, мужем, другом. Тела, найденные в воде, обычно сразу именуются «утопленниками». Нет ничего хуже утопленника, пролежавшего в воде несколько дней – достаточно долго, чтобы началось внутреннее разложение, наполняющее тело газами и раздувающее его самым нелепым образом. Достаточно долго, чтобы кожа начала облезать, а рыбы и насекомые объедать и проникать в тело. Последний раз я видела Ирину в субботу вечером. Сегодня понедельник. Когда ее вытаскивали из воды, я отвела взгляд – правда не сразу. Я могла позволить Лэндри отвезти меня домой и избавить от этого зрелища, но чувствовала, что обязана остаться, по крайней мере еще немного. Ирина была частью того, что заменило мне семью. Я испытывала некую странную потребность защитить ее. К несчастью, уже ничего не поделаешь, слишком поздно. Помощникам шерифа отдали приказ вытащить мертвого аллигатора на берег. Люди коронера следили за изъятием обрывков ткани из пасти рептилии. Трясущимися руками я прикурила новую сигарету и прислонилась к машине слишком взвинченная, чтобы сидеть. В старые времена, когда я была «в строю», как говорят копы, ничто меня не трогало. Бесчувственная. Хладнокровная. Не было дела, за которое я не бралась, засучив рукава. Я была женщиной с определенной миссией – вершить правосудие, или по крайней мере доставлять плохих парней на блюдечке в офис окружного прокурора. Переходила от дела к делу, как наркоман, нуждавшийся в очередной дозе. В моей полицейской практике последней жертвой убийства стал человек, которого я знала. Мы вместе работали, и он мне нравился. Его убийство – моя вина. Я приняла плохое решение: войти в лабораторию по изготовлению метамфетамина в сельском районе Локсахетчи. Взяла фальстарт, скажем так. Один из дилеров с безумными глазами и стрижкой «рыбий хвост», шваль по имени Билли Голем, навел пистолет мне в лицо, затем резко развернулся и выстрелил. Я в ужасе смотрела, как пуля попала в лицо Гектору Рамиресу и прошла навылет. Кровь и ошметки мозга забрызгали стены, потолок и моего начальника, который стоял позади Рамиреса. Три года прошло, а я все еще вижу эту сцену в своих кошмарах. Лицо Гектора Рамиреса всплывает в памяти каждую ночь. Подозреваю, что сегодняшней ночью изображение Ирины вытеснит образ, принадлежавший человеку, погибшему из-за меня. Это ее бледное, посиневшее лицо я буду видеть сквозь завесу сна, ее истерзанные глаза и губы. От этой мысли мне снова стало дурно. Лэндри спрашивал, хорошо ли я ее знала. Знала больше года и тем не менее недостаточно. Наши жизни вращались вокруг одного центра, но никогда не соприкасались. Сейчас я об этом жалела. Угрызения совести – вот, что мы чувствуем, когда из нашей жизни уходят люди, которых из-за постоянной нехватки времени не удалось узнать получше. Мы всегда уверены, что время еще будет, в следующий раз, потом… но после смерти времени нет и не будет. На другой стороне канала Лэндри и остальные полицейские были поглощены исследованием места преступления и сбором улик. На это уйдет много времени. Они ничего от меня не ждут и ничего не хотят, кроме моего заявления, которое позже примет Лэндри. Я ничем не могла помочь Ирине, стоя там и наблюдая, как люди топчутся вокруг ее останков, напоминающих разорванный падальщиками мусорный мешок. Я не приложила усилий, чтобы поближе познакомиться с Ириной при жизни, но прежде, чем все закончится, узнаю ее очень хорошо. Это я могу для нее сделать. Даже тогда я понимала, что не хочу отправляться в предстоявшее мне путешествие. Если бы я знала, куда меня оно заведет, то возможно приняла бы в тот день другое решение… впрочем, наверное, нет. Будто угадав направление моих мыслей, Лэндри нахмурившись глянул на меня. Я села в машину, развернулась и поехала домой. Ирина и я попали на ферму Шона одновременно, на одну и ту же работу. Совпадение, если вы верите в них. Судьба, если верите в нечто большее. В то время я не верила ни во что. Я ответила на объявление «Требуется конюх» в «Сайдлайнз», местном журнале для лошадников. Человеком, подавшим это объявление, оказался Шон Авадон. Мы знали друг друга в те времена, когда я звалась дочерью, имела родителей и жила на Острове (в Палм-Бич, проще говоря). Меня переполняли бунтарство и подростковые тревоги, и лошади стали убежищем от испорченной, привилегированной, пустой жизни. Шон, постарше и пошустрее, вырос в особняке ниже по улице. Мы были друзьями, странной парочкой, неродными братом и сестрой. Как говаривал Шон, он компенсировал мне недостаток чувства юмора и стиля. Какая ему была выгода от нашего союза, я так и не поняла. Когда Шон вернулся в мою жизнь (или я в его), я пребывала во мраке, наполненная злостью, ненавистью к самой себе и суицидальными фантазиями. Два года я кочевала с одной больничной койки на другую, пока врачи пытались собрать меня по кусочкам как Шалтая-Болтая. В день, когда убили Гектора Рамиреса, я попала под колеса грузовика наркодилера, протащившего меня по проезжей части. Дорожное покрытие ломало кости, сдирало ткани и плоть с моего тела. Я не могла понять, почему не умерла тогда, и казнила себя за это каждый божий день в течение двух прошедших лет. Место конюха и жилье, что шло в придачу, Шон отдал Ирине. Меня он приютил как раненую птицу и поселил в своем гостевом домике. Когда я достаточно окрепла, предложил мне работу – выезжать его лошадей. Шон знал, что они помогут мне больше, чем я сама когда-либо смогу помочь им. Квартира Ирины находилась над роскошной гостиной, в которой Шон принимал близких друзей. Я вошла в комнату, обогнула барную стойку и достала из холодильника бутылку «Столичной». Плеснула немного в высокий хрустальный стакан и, прислонившись к стойке, оглядела комнату, как будто она была пустой сценой. Я вспомнила беседу, которую вела с Ириной в этой комнате год назад. Ирина только что запустила стальную подкову в голову бельгийскому торговцу лошадьми, явившемуся к Шону, чтобы уговорить того расстаться с внушительной суммой денег. Будь у нее возможность, она убила бы мужчину на месте. Ее ярость витала в воздухе, огромная, обжигающая, с привкусом горечи. Ирина бросилась на бельгийца и молотила его кулаками, пока Шон не схватил ее за белокурый «хвостик» и плечо, и не оттащил в сторону. Я увела ее в гостиную, а Шон пытался сгладить конфликт с бельгийцем. Ирина поведала мне историю русской девушки, работавшей на этого дельца, который насиловал ее и всячески унижал. В конце концов девушка покончила с собой. Ирина жаждала мести, и этим восхищала меня. Я абсолютно уверена, что не встречала в своей жизни человека, который бы жаждал отомстить за кого-то. Она была полна страсти, с сердцем тигрицы. Я задумалась: а стала бы Ирина также яростно сражаться за себя? Бродит ли где-то убийца с расцарапанным ногтями лицом, потерявший глаз и согнувшийся в три погибели? Я надеялась на это. Подняв стакан в честь Ирины, я осушила его. Натянув пару тонких узких перчаток для верховой езды, поднялась по лестнице, ведущей в квартиру Ирины. Если Лэндри поймает меня за тем, что я собираюсь сделать, мне конец. Естественно, мысли о последствиях никогда в жизни меня не останавливали. Ирина тщательно оберегала свою личную жизнь, поэтому всегда запирала дверь. Однако я знала, где спрятан ключ, что помогло мне без труда попасть внутрь. Нападение, которое произошло, было совершено не здесь. Место выглядело жилым, не брошенным. Одинокая кофейная чашка стояла в сушилке у раковины. На кофейном столике разбросаны последние модные журналы. На полке в ванной комнате Ирина оставила открытую косметичку. Я вспомнила, как в субботу она горела желанием поскорее уйти. Она умчалась одна, в убийственном наряде. Ирина могла бы красоваться на обложке любого из модных журналов в ее гостиной также легко, как работать в конюшне. Даже в футболке, мешковатых шортах и заляпанных грязью сапогах она излучала почти королевскую уверенность и элегантность. Я часто звала ее «царицей». В ящиках в беспорядке лежали обычные вещи: лак для ногтей, тампоны, ватные шарики, презервативы. Я задумалась, а не бросила ли она тем вечером парочку последних в свою сумочку, предвкушая встречу с мужчиной. Каким типом мужчины Ирина могла увлечься? Богатым, очень богатым. Определенно привлекательным. Она никогда не повелась бы на деньги, если бы парень с финансами был толстым коротышкой с потными ладонями, похожий на лысеющую жабу. Она слишком высоко себя ценила. Во время сезона Веллингтон не испытывал недостатка в великолепных мужчинах с кучей денег. Со времен Цезаря, а может и раньше, элиту конного спорта составляли богачи. Привилегированные сыны и дочери, принцы и принцессы Америки и десятка других стран, составляют неотъемлемую часть обстановки на конных соревнованиях и международных полях для игры в поло. Они заполонили вечеринки и благотворительные фонды – мероприятия по сбору средств, которыми насыщен светский календарь с января по март. Планировала ли Ирина подцепить той ночью наследничка? Слишком легко я могла представить липкий холодный страх, накрывший Ирину, когда она поняла, что ее жизнь вот-вот полетит под откос. Я вошла в спальню и обнаружила там множество доказательств, что русские все делают с размахом. Кровать была завалена одеждой, которую Ирина просмотрела и отвергла, пока одевалась для вечернего выхода. Гардероб слишком дорогой для нелегала, зарабатывающего уходом за лошадьми. С другой стороны, в Веллингтоне хороший конюх может заработать шесть и более сотен с лошади в месяц, плюс ежедневные чаевые во время соревнований и тридцать – пятьдесят долларов за плетение гривы одной лошади в день выступления. В конюшне Шона было восемь животных. Арендная плата за квартиру отсутствовала. Расходы на содержание были минимальными – сигареты (Ирина курила только за пределами конюшни, там, в отличие от квартиры, не задерживался стойкий запах сигаретного дыма) и еда (из которой, у нее, судя по содержимому холодильника, были только мимолетные прихоти). Очевидно, что на первом месте у Ирины была одежда. Этикетки красноречиво свидетельствовали о стоимости гардероба: Армани, Эскада, Майкл Корс. Одно из двух: или Ирина тратила каждый заработанный цент на вещи, или у нее был дополнительный источник дохода. Однако она целыми днями пропадала в конюшне. Первую лошадь надо вычистить и облачить в снаряжение к семи тридцати утра. Ночной обход в десять вечера. Единственный выходной – понедельник. Не очень много времени для второй работы, приносящей большие бабки. Среди вещей на комоде: шарф от Гермес, несколько флаконов дорогих духов, связка тонких серебряных браслетов, щетка для одежды и цифровая камера размером с колоду карт. Я взяла ее и сунула в карман. Проверила выдвижные ящики комода. Ты-не-можешь-себе-это-позволить нижнее белье. Откровенное. Сексуальное. Стопки рабочих футболок и шорт. В большом нижнем ящике справа лежала шкатулка из темного с наплывами дерева. В ней я обнаружила кое-какие довольно милые вещицы: несколько пар сережек, широких браслетов, ожерелий и колец, все усыпаны бриллиантами. Поднесла поближе тяжелый браслет из белого золота, чтобы рассмотреть на нем подвески: крест, инкрустированный мелкими кроваво-красными гранатами; четырехлистник клевера, выполненный зеленой эмалью; сапожок для верховой езды и сердечко из серебра высшей пробы. На сердечке выгравировано И. от Б. Б. С одной стороны кровати примостился небольшой столик, служивший прикроватной тумбочкой и письменным столом. В субботу Ирина в спешке оставила на нем свой ноутбук, на экранной заставке мелькало слайд-шоу из личных фотографий. Я уселась на стул и стала смотреть. Там были снимки лошадей, за которыми она ухаживала, Шона, выступающего на большой арене ипподрома в Веллингтоне. Даже я верхом на Д’Артаньяне – темно-рыжем красавчике Шона. Утренний туман укрывал землю под нами и создавал иллюзию, что мы с конем парим в воздухе. Самыми интересными оказались фотографии Ирины и ее друзей, веселящихся у края игрового поля. На заднем фоне виднелся стадион для международных соревнований по конному поло, матч был в самом разгаре. Ни футболок, ни джинсов, на этой вечеринке все разодеты в пух и прах. Ирина в простом черном платье-футляре, выставляющем напоказ ее длинные ноги, глаза скрыты парой больших черных очков от Диора. Волосы гладко зачесаны в «конский хвост». Ее подружки нарядились в том же стиле. Широкополые шляпы, ослепительные улыбки, бокалы с шампанским в руках. Я никого из них не знала. Даже если бы они работали конюхами по соседству, за пределами конюшни не узнала бы без рабочей одежды. Вот так все обстоит в конном мире. На светских мероприятиях первый час уходит на узнавание людей, которых видишь каждый день в бриджах и бейсболках. Снимки не ограничивались подружками. Полдюжины фотографий украшали шикарные аргентинские игроки в поло, кто-то верхом на коне, кто-то стоит, смеясь и обнимая одну или несколько девушек. Интересно, есть ли среди них Б. Я прикоснулась к мышке. Заставка исчезла, открыв последний просмотренный Ириной веб-сайт: www.Horsesdaily.com. Не раздумывая, я положила затянутые в перчатки руки на клавиатуру и принялась за работу, щелкая клавишами до тех пор, пока не нашла файлы с фотографиями. Хотела отослать их себе по электронной почте, но это оставило бы след, и Лэндри тут же свалился бы мне на голову как тонна кирпичей. Вместо этого я достала из кармана камеру Ирины и отщелкала каждую фотографию, появлявшуюся на экране. Закрыв файлы со снимками, я вернулась на рабочий стол ноутбука. Иконка почтовой службы AOL привлекла мое внимание. Если мне очень повезет, то Ирина держит свой аккаунт открытым и с сохраненным паролем, чтобы каждый раз не вводить данные. Она жила одна. Соседки, всюду сующей нос, нет. Кликнув мышкой, я немедленно была вознаграждена приветствием от AOL и извещением о непрочитанных сообщениях. Просмотреть их мне нельзя, потому что после смерти Ирины никто не мог лазить в ее компьютере. Сообщения должны оставаться нетронутыми. Однако я вытащила из ящика стола листок для заметок и переписала электронные адреса всех отправителей. Доступ к уже просмотренным сообщениям – другое дело. Я вывела их на экран и изучила весь список. Открыла все письма за последние три дня до того, как видела Ирину в последний раз, и распечатала. Позже я тщательно их изучу, выискивая знаки и предвестников грозящего ей зла. Сейчас на это нет времени. На письменном столе стояла корзинка с корреспонденцией. Купон магазина «На диване», счет от доктора, предложение вступить в клуб здоровья. На обороте одной из сделанных распечаток я записала имя и адрес врача. Индикатор сообщений на телефоне мигал, но, как бы ни хотелось прослушать голосовые сообщения, этого нельзя сделать, не выдав себя. По той же причине я не могла открыть новые электронные письма, зато могла просмотреть номера пропущенных вызовов, не сбивая настроек голосовой почты. В маленьком окошке появились данные о четырех пропущенных звонках. Кончиком карандаша я нажала кнопку, пролистала все вызовы и записала номера. Два из них были местными, один, вероятно, из Майами, другой от неизвестного абонента – заблокированный вызов. Все звонки поступили в воскресенье, самый поздний в 11:32, от Лизбет Перкинс. Я задумалась: что почувствуют звонившие, когда узнают о гибели Ирины. Скорей всего, она уже была мертва, когда они пытались с ней связаться. Кто ее друзья? Есть ли у нее семья? Был ли один из этих звонков от человека, которого она любила? И. от Б. Я проверила ящик стола в поисках записной книжки, но не нашла. Ирина полностью зависела от мобильника. Я полагала, что она держала адреса и телефонные номера в нем и (или) своем компьютере. Мобильный телефон, который практически прирос к ее голове, так часто она им пользовалась, мог быть с ней и в ночь смерти. Интересно, нашли ли Лэндри и компания ее сумочку в зарослях или канале. Если сотового нет, следующая полезная вещь – счет за телефонные переговоры, который я обнаружила в пластиковой коробке для файлов под столом. Взяв два последних счета, я быстро спустилась с ними в кабинет Шона и сделала копии. Я посматривала в сторону конюшни, опасаясь появления Лэндри, хотя знала, что это маловероятно. Он еще долго будет на месте преступления. Нет никакой срочности в осмотре квартиры жертвы. Первоочередная задача – найти улики там, где бросили тело. Отпечаток ботинка, окурок, оружие, использованный презерватив, все, что злоумышленник мог обронить. Лэндри руководил делом, поэтому будет торчать там и контролировать каждую деталь. Ему и с прессой придется иметь дело, потому что журналисты как ищейки уже почуяли запах смерти. Тем не менее, я поспешила наверх, вернула счета на место, а копии сложила и затолкала за пояс брюк. Заслышав хруст гравия под автомобильными шинами, я бросилась к окну – кузнец приехал заменить сброшенную подкову. Следом за ним въехал грузовик, доставляющий корма «Голд Коуст». Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. Этот факт всегда казался мне жестоким. Никто не скорбел об умершем человеке, кроме тех, кому он был дорог. Глава 5 – Черт знает что, – пробормотал Лэндри, наблюдая, как люди судмедэксперта складывали части тела девушки в мешок для перевозки трупа. Все потели и отмахивались от мух. Прогретый до тридцати градусов воздух окутывал плотным влажным одеялом. Руки Лэндри в латексных перчатках покрылись обильной испариной. Утопленница, брошенное тело, отсутствие места преступления, еще и Эстес впуталась. – Откуда она здесь взялась? – громко спросил Вайс. – Кто-то ее здесь бросил, – ответил Лэндри, нарочно неверно истолковав вопрос детектива. Вайс был занозой в заднице, складывалось такое впечатление, будто на его непомерно накаченных плечах лежал гигантский груз обид и недовольства. Парень слишком много времени проводил в тренажерном зале, его руки торчали из туловища, как у надувной куклы. – Я имел в виду Эстес. Что она здесь делала? – Она обнаружила тело. Так уж вышло, что трупом оказалась ее знакомая, с которой они вместе работали. – Да? Тогда откуда нам знать, что это не дело рук Эстес? – Не будь ослом. – Не нравится мне, когда она рядом крутится, – заявил Вайс. – Она не просила находить ее знакомую мертвой в канале. – Она будет проблемой. Лэндри промолчал. Вайс прав. Елена станет проблемой. Она не будет стоять в стороне, позволив детективам выполнять свою работу. Елена сама ее знает, сама сделает, причем сделает хорошо. Они с Ириной каждый день работали вместе. Елена захочет лично поймать убийцу. Возможно, в этот самый момент Эстес уже делает ради Ирины то, чего делать не должна. Обескураживающее, сводящее с ума, сбивающее с толку состояние не отпускало Лэндри. Он хотел быть с Еленой, и этот факт выводил его из себя. Хотел, в прошедшем времени. Все закончилось. Слава Богу, они были осмотрительны. Никто в офисе шерифа не знал (по крайней мере достоверно), что они встречались, поэтому ни один полицейский не был в курсе их разрыва. – Она позвонила тебе? – спросил Вайс. – Это была моя смена, не твоя. Так почему звонок получил не я? Лэндри закатил глаза. – О, ради Бога. Ты переживаешь из-за того, что первым не отхватил это дело? У нас нет ни места убийства, ни улик, ни свидетеля, ни подозреваемого, только изуродованный аллигатором труп. Скажи хоть слово, Вайс, и можешь забирать это сокровище. С Эстес тоже сам будешь разбираться. Уверен, она очень обрадуется вашему совместному сотрудничеству. – Не хочу, – пробормотал Вайс. – Я просто спросил. Звонок не проходил по официальным каналам. – Ну, иди и нак'aпай на меня учителю, – съязвил Лэндри, отходя к специалисту, делавшему слепок с найденного Еленой отпечатка обуви. – А почему она позвонила именно тебе? Лэндри посмотрел на него. – Да что с тобой? Эстес позвонила мне, потому что знает меня. Если ты найдешь своего друга мертвым – предположим, хоть один друг у тебя имеется – кому ты позвонишь? Ты позвонишь тому, кого знаешь. Ты не будешь испытывать судьбу, взяв на борт первого попавшегося некомпетентного кретина. – Ты меня называешь некомпетентным? – надулся Вайс. – Я называю тебя занозой в заднице. Просто заткнись в виде исключения и займи голову работой. Иисусе, ведешь себя как ревнивая женщина. Лэндри снова сосредоточился на отпечатке обуви. Он мог принадлежать преступнику или какой-нибудь местной швали, сливавшей в воду отработанное моторное масло неделю назад. Отпечаток ничего не говорил, не давал никакой ниточки для расследования. Этой улике можно дать ход, только если появится подозреваемый, и удастся получить ордер, чтобы осмотреть гардероб этого парня. – Похож на отпечаток ботинка, – сказал криминалист, не отрываясь от работы. – Рабочего ботинка. Нос круглый, рисунок на подошве средней глубины – «Бландстоуны» или что-то вроде этого. – Следы покрышек проработали? – Они представляли собой лишь несколько бороздок на стертых в порошок ракушках на другой стороне канала. Порыв сильного ветра мог развеять их в любой момент. – Грант в пути. Ей лучше удается работать с хрупкими экземплярами. Лэндри положил руки на пояс и огляделся. От его машины до берега поперек дороги натянули желтую ленту. За барьером сгрудились бело-зеленые патрульные машины, седаны без опознавательных знаков и фургон службы судебно-медицинской экспертизы. Представители прессы втиснул свои автомобили в оставшийся узкий проезд, перекрывая единственный выход из этой глухой задницы. Репортеры налетели на место гибели человека почти также быстро как стервятники, такие же голодные и шумные. Труп, чтобы покормиться? Их излюбленная пища. В окрестностях Веллингтона нечасто находили мертвые тела, но статистика каждый год понемногу ползла вверх. Район разрастался и застраивался. С наплывом людей росло количество всевозможным проблем, включая преступления. – Местные аборигены начинают беспокоиться. – Вайс кивнул в сторону растущей толпы. – Хрен с ними. – Эй, Лэндри, – позвал один из детективов, прочесывающий кустарник на дальнем конце канала. – Здесь кое-что есть. Дамская сумочка. Она походила на маленький золотистый цилиндр, инкрустированный стразами. Лэндри сфотографировал улику на цифровую камеру. Фотограф сделал еще полдесятка снимков с разной высоты и углов. Один парень из следственной группы замерил расстояние от сумочки до места, где обнаружили тело, и от сумочки до отпечатка ботинка. Когда маркировщик отметил флажком положение находки, Лэндри подобрал и открыл сумочку. Вишневый блеск для губ, пудреница, золотая кредитка Американ Экспресс, три двадцатки, два презерватива. – Думаю, убийство с целью ограбления можно исключить, – заявил Вайс достаточно громко, чтобы привлечь внимание одного или двух репортеров на другом берегу канала. Лэндри глянул на него. – Девушек не выбрасывают в каналы, потому что они носят с собой слишком много наличных. – Я просто сказал. Вайс всегда просто говорил. Все мысли, которые приходили в голову этому человеку, тут же слетали с языка. – Водительских прав нет, – обронил Лэндри. – Мобильника тоже нет. – Гаитяне крадут мобильники, – начал Вайс. – У них тут рэкет процветает. Мой шурин получил от телефонной компании счет на двадцать семь страниц. Звонки в Зимбабве, на Украину, по всем миру. Хотя самое дальнее место, куда он звонил – это матери в Асторию, что в Куинсе. Лэндри мысленно отключился от его болтовни. Еще пара фраз и Вайс сядет на любимого конька – за миграцией в Южную Флориду уголовников с островов стоит Кастро. Может и так, но Лэндри не хотел выслушивать теории Вайса. Он должен работать в настоящем, здесь и сейчас. На сегодня у него труп, а о Кастро пусть беспокоится отдел по борьбе с организованной преступностью. Лэндри открыл маленький кармашек на молнии. Внутри лежала иностранная монета. Девушка была русской. Возможно, эта монетка из ее страны припрятана на удачу. Помощники судмедэксперта пронесли мимо него мешок с останками. Вот и верь после этого в талисманы. – Ладно, – вздохнул Лэндри. – Пойду поговорю с народом, и покончим с этим. Направившись к другой стороне канала, он выудил из кармана пару таблеток экседрина убойной дозировки и закинул в рот. Не запивая проглотил их и передернулся от оставшейся во рту горечи. Репортеры толкались как свиньи у корыта, чтобы удостоиться чести первыми сунуть Лэндри микрофон. – Детектив! – Детектив! – Детектив! Самой нахрапистой оказалась блондинка из филиала NBC в Уэст-Палм. – Детектив, что вы можете рассказать о жертве? Что можете рассказать нам об убийце? – Я ничего не могу рассказать вам о жертве, и мы еще не знаем, убийство это или нет, – ответил он. – Судмедэксперт установит причину смерти. – Но очевидно, что тело было расчленено, – вставила журналистка. – Мы не знаем, когда это случилось, и не знаем, сколько времени тело провело в воде. – Вы говорите, что это очередное нападение аллигатора? Толпу охватило волнение, голоса стали громче. Можно подумать, если какого-то беднягу живьем сожрет гигантская рептилия – это станет лучшей историей, чем рядовое убийство человека человеком. Казалось, пресса подхватила идею о том, что аллигаторы, как в плохом фильме ужасов, сговорились отвоевать обратно свой ареал обитания. Недавно, при разных обстоятельствах, связанных с аллигаторами, погибли три местных жителя. Один купался в пруду, другой выгуливал собаку во время пробежки вдоль канала, а третий – пьяница, имел несчастье вырубиться на берегу в пределах досягаемости хищника. Даже если бы он был в сознании, находясь под градусом, далеко не убежал бы. Аллигатор может преодолевать короткие дистанции со скоростью пятьдесят километров в час. Почти также быстро чистокровная скаковая лошадь несется во весь опор. – Нет, этого я не говорил, – отрезал Лэндри. – Но это могло бы быть? Это могли быть и инопланетяне, хотел съязвить Лэндри, но в офисе шерифа сарказм не считали проявлением чувства юмора. – Я не могу строить предположения о причине смерти, – ответил он. – Поэтому мы понятия не имеем, как молодая женщина умерла или попала сюда. Чуть позже офис шерифа составит словесный портрет жертвы, и мы обратимся к общественности за помощью в установлении ее передвижений в последние часы жизни. – Молодая женщина? – Сколько ей? – Кто она? – Вы нашли орудие убийства? – Она подвергалась сексуальному насилию? – Мы этого не узнаем, пока не будет завершено вскрытие, – ответил Лэндри. Блондинка на голову опережала других. – Кто обнаружил тело? – Местный житель? – Вы назовете его имя? – Нет. – Когда вы сможете дать нам больше информации? – Когда она появится, – отрезал Лэндри. – Сейчас вам придется убрать машины, чтобы полиция могла продолжить работу. Мы тратим время впустую. Глава 6 У внедорожника с фотографии, запечатлевшей пикник во время матча, были довольно тщеславные номерные знаки: ЗВЕЗДА ПОЛО 1. Лучшие в мире игры в поло проходят зимой в Веллингтоне, штат Флорида. В команды вкладываются огромные спонсорские деньги. Игроки обладают статусом рок-звезд. Каждое воскресенье сверхбогатые, сверхвлиятельные, сверхзнаменитые заполняли трибуны Международного поло-клуба. На полях, выстроившихся друг за другом позади главного стадиона, всю неделю разыгрывались предварительные туры соревнований. Я имела поверхностное представление об этом виде конного спорта. Во времена, когда главной целью моей жизни было выводить отца из себя, я встречалась с несколькими совершенно неподходящими мужчинами, имеющими отношение к поло. Игроки в поло известны своей репутацией страстных, агрессивных, несдержанных и неверных мужчин, и их навыки верховой езды не ограничиваются пони. Множество женщин в Веллингтоне считало, что безумная жаркая связь с поло-игроком, лишь способ придать своей жизни остроты. Возможно, Ирина Маркова была одной из них. Не желая находиться на ферме во время прибытия Лэндри и его команды, я села в машину и направилась в город, так и не сменив пропахшую потом и лошадьми одежду. Никто не посмотрит на меня дважды, потому что во время сезона половина населения города ежедневно колесит туда-сюда. И все-таки я чувствовала себя скованно и неловко, как будто ст'oит кому-нибудь глянуть на меня и он тут же догадается о том, что произошло утром. Надев черную бейсболку и темные очки, я вошла в «Тэкерию». «Тэкерия» располагалась в торговом центре у трассы на Веллингтон и была небольшим магазином и общественным центром, где лошадники всех дисциплин закупались необходимыми для работы вещами и обменивались последними сплетнями. Магазинчик специализировался на поло: несколько рядов отводилось под снаряжение и одежду исключительно для этого вида спорта. Меня здесь знали. Я время от времени сюда заходила, чтобы купить какую-нибудь штуковину Шону или пару новых бриджей для себя. Когда я подошла к прилавку, одна из продавщиц подняла голову и поздоровалась со мной. – Чем сегодня можем помочь, Елена? Вот и вся маскировка. – Просто хочу спросить. Мне надо выйти на хозяина «Звезды поло», но я точно не знаю, где его искать. – В задней части магазина, – ответила продавщица. – Джим Броуди. Он владелец этой лавки. Вам сегодня везет. – Вроде того. Спасибо. Я пошла в указанном направлении, но вскоре свернула в один из рядов с упряжью для поло. Я слишком долго проработала в отделе по борьбе с наркотиками и всегда хотела знать, с чем имею дело. Вокруг меня велись разговоры. Кто-то жаловался на стоимость горючего. Одна женщина интересовалась, есть ли в продаже перчатки определенного бренда. Три человека обсуждали шансы на выздоровление травмированного поло-пони. – … разорвала сухожилие глубокой сгибающей мышцы. – Первый голос, сильный, самодовольный. – Это надолго? – Второй голос, более спокойный, ровный. – Слишком долго. Для нее сезон окончен. – Снова первый голос. – Она может вообще не восстановиться полностью. – Какая жалость. – Второй голос. – Команда такая, что ты даже не заметишь ее отсутствия. – Третий голос, с мягким испанским акцентом. – Барбаро забил на ней много голов. – Второй голос. – Барбаро выиграл бы даже верхом на осле. – Первый голос. Я направилась к концу ряда и, притворившись увлеченной выбором поводьев, мельком оглядела беседующую троицу. Большой краснолицый парень в рубашке от Томми Багамы. Пятьдесят с небольшим, седые волосы, привлекательный, если бы не лишние двадцать килограмм. Высокий сухощавый мужчина в джинсовой одежде, узкое лицо, словно вырезанное из старой кожи. Стройный, загорелый мужчина в жатых брюках хаки и розовой рубашке поло с воротником стойкой, черные волосы гладко зачесаны назад. Симпатичный, в свои пятьдесят. Возможно аргентинец. Ослепительно белые зубы. Высокий мужчина работал в задней части магазина, поправлял снаряжение и регулировал седла. Я видела его там много раз, когда посещала лавку, но имени не знала. Это делало «Томми Багаму» владельцем внедорожника – Джимом Броуди. Я не видела его ни на одном снимке, сделанном во время вечеринки у игрового поля. Третий мужчина стоял на заднем плане одной из фотографий. Обнимая прелестную двадцатилетнюю блондинку, смеялся и поднимал бокал шампанского. Броуди хлопнул мужчину в джинсовой рубашке по плечу и пообещал скоро увидеться. Я развернулась и поспешила к главному входу, стараясь не попадаться на глаза продавщице, с котором говорила. Она была занята с покупателем. Я прошмыгнула за дверь и вернулась к машине. Мужчины вышли на улицу. Броуди сел в жемчужно-белый «кадиллак «эскалэйд»: ЗВЕЗДА ПОЛО 1. Аргентинец скользнул за руль серебристого «мерседеса» с откидным верхом и следом за «кадиллаком» вырулил с парковки. Я последовала за ними. Глава 7 Главный вход в «Звезду поло» на Южной Набережной (которая, разумеется, находилась не где-нибудь на берегу, а у дренажного канала) выглядел, как въезд на пятизвездочный курорт. Каменные колонны, огромные деревья, клумбы с красной геранью, безупречные газоны. «Кадиллак» и «мерседес» въехали в ворота. Я повела машину дальше и свернула к конюшне, располагавшейся ниже по улице. Мимо прошел наездник, с каждой стороны были привязаны по три пони – очевидно, собрался устроить пробежку. Кузнец стучал по раскаленной подкове, подгоняя ее под копыто, которое держал конюх. На моечном стенде через дорогу от конюшни другой грум поливал из шланга ноги гнедого жеребца. Судя по всему в «Звезде поло» не было ни дня отдыха. Поставив машину в тень, я направилась к девушке на мойке. Ее внимание было сосредоточено на передних ногах коня и холодной воде, собиравшейся в лужи на бетонном полу. Погруженная в свои мысли, работница одной рукой держала шланг, а другой машинально теребила медальон на тонком черном шнурке, который носила на шее. Она выглядела грустной, а, может, это я нарочно проецировала свое состояние на окружающих. Мне казалось несправедливым, что люди продолжали жить, как ни в чем не бывало, но они жили в другом, отличном от моего, мире. – Скучная работа, – промолвила я. Девушка посмотрела на меня и моргнула. На вид лет двадцать, вьющиеся светлые волосы с мелированными прядками собраны в неряшливый пучок. Она выглядела иначе в выцветшей майке и мешковатых камуфляжных шортах, но я узнала ее на одном из снимков вечеринки. Она уставилась на меня своими большими, васильково-синими глазами. – Скучно шлангом работать, – пояснила я. – Да уж. Чем могу помочь? – спросила она. – Ищите управляющего? – Нет. Вообще-то я ищу вас. Ее брови нахмурились. – Я вас знаю? – Нет, но, думаю, у нас есть общая знакомая. Ирина Маркова. – Конечно, я знаю Ирину. – Я видела вас на ее фотографии. С вечеринки у поля для игры в поло. Я Елена, кстати, – представилась я, протягивая руку. – Елена Эстес. Девушка неуверенно ответила на рукопожатие, все еще не зная, что со мной делать. – Лизбет Перкинс. Подруга из списка контактов. – Вы видели Ирину? – спросила я. – Она здесь не работает. – Я знаю. Имею в виду, вообще видели? – Мы встречались в субботу вечером. А что? – Я работаю на той же конюшне, что и она. Мы ее уже пару дней не видели. Девушка пожала плечами. – Так у нее выходной. – Знаете, куда она могла пойти? Что обычно делала в свой свободный день? – Я забрасывала удочку в надежде подцепить хоть какую-то информацию о жизни Ирины вне работы. – Я не знаю. Иногда мы ходим на пляж, когда наши выходные совпадают, или по магазинам. – Куда вы ходили в субботу? – Вы коп или кто-то вроде того? – Нет, просто беспокоюсь. Мир – страшное место. В нем случаются плохие вещи. Она издала невольный смешок. – Не с Ириной. Она может за себя постоять. Как мне хотелось, чтобы это было правдой в тот момент, когда Ирина попала в беду. – В субботу она очень торопилась уйти с работы, – продолжила я. – У вас, девчонки, намечались какие-то планы? – Просто хотели прогуляться. Никуда специально не собирались. Зашли в пару клубов на Клематис-стрит. – В какие клубы? Выглядев раздраженной, она повернулась к крану и отключила воду. – Не знаю, – последовал нетерпеливый ответ. Мои вопросы нервировали ее. Есть ли у нее на это причина или Лизбет просто почувствовала неладное, я не знала. – Какая разница? Прошлись по клубам. Немного выпили. – С кем-то в частности? – Мне не нравятся ваши вопросы, – заявила девушка. – Не ваше дело, чем мы занимались. Затем отвязала коня и повела к стойлам. Я последовала за ней. – Я сделала его своим, Лизбет, – не унималась я. Она завела жеребца в стойло и завозилась с дверной задвижкой. – Вы видели ее или слышали что-либо о ней с ночи субботы включительно? – спросила я. – Нет. Вы пугаете меня. – Иногда я так действую на людей. – Я хочу, чтобы вы ушли. Девушка знала, надвигалось что-то плохое. Она хотела, чтобы я ушла, прежде чем выпущу это на волю. Тогда, может, плохие вещи не воплотятся в реальность и не коснутся ее. Двадцать лет, а все еще такая наивная. – Лизбет, – позвала я. Девушка обхватила себя руками и отказывалась смотреть на меня. Я почти ожидала, что она заткнет пальцами уши. – Ирина мертва. Ее тело нашли в канале этим утром. Большие васильковые глаза наполнились слезами. – Вы лжете! Вы что, больная? Краем глаза я заметила, как один из грумов, сжимая в руках вилы, двинулся к нам. Повернувшись к нему, я объяснила на испанском, что все в порядке, и я просто сообщила Лизбет очень печальные новости. Смерть друга. Агрессия сменилась пониманием, он извинился и вернулся к своим делам. – Прости, Лизбет, – произнесла я, переходя на ты. – Это правда, и не существует хорошего и мягкого способа сообщить об этом. Девушка закрыла лицо руками и опустилась на землю, прислонившись к двери денника. Судорожно вздохнув, она промолвила: – Нет, – слово вышло слабым и приглушенным. – Нет, вы ошибаетесь. – Нет. Хотела бы, но нет. – О, боже! Я присела рядом и положила руку ей на плечо. – Мне очень жаль. Вы были близки? Она кивнула и разрыдалась, прижав руки ко рту. – Мы можем, где-то присесть? – тихо спросила я, когда она немного успокоилась. Кивнув, Лизбет вытащила из кармана шорт грязную тряпку, вытерла лицо и высморкалась. Ей пришлось опереться на мою руку, чтобы подняться. Она выглядела такой же слабой и дрожащей, как пожилой, страдающий недугом человек. – Что произошло? – спросила она, заикаясь после каждого слога. – Ее машина вылетела с дороги? Она ужасный водитель. – Нет, – ответила я, не добавив больше ни слова, пока мы не сели на скамью в дальнем конце конюшни. – Пока не совсем ясно, что произошло, – продолжила я. – Следов ее машины нигде нет. Лизбет озадачено посмотрела на меня. – Не понимаю. – Ее тело бросили. Вероятно, она была убита. Я подумала, что девушка упадет в обморок, так сильно она побледнела. Однако Лизбет поднялась со скамьи, забежала за угол конюшни и ее вырвало. Я ждала, чувствуя себя опустошенной и выжатой после разговора, возродившего в памяти ужасный момент моей находки. Когда Лизбет вернулась и села на скамью, обхватив голову руками, ее сотрясала заметная дрожь. – Не могу поверить, что это происходит. – Как и я. – Как это могло случиться? Я бы сказала ей, что жизнь жестока и непредсказуема, но она только что лично в этом убедилась. – Лизбет, мне нужно знать все о той ночи. – Мы прошлись по клубам на Клематис. Немного пили, танцевали. – Парни с вами были? – Само собой. У нас соревнование такое… выяснить, кто из нас сможет получить больше бесплатной выпивки. – Думал ли кто-то из тех мужчин, что им следует получить что-то взамен? – Ха, – она чуть сильнее напрягла голос. – Все. Они же парни. – Кто-то из них интересовал Ирину? – Нет. «Мальчишки» сказала бы она и скривилась. Ирина не тратила время на юнцов. – Кто-то из них воспринял плохо эти новости? – Все, – последовал тот же ответ. – Они же парни. – Я имею в виду парня, которого это сильно задело. Он начал угрожать или заставил вас почувствовать неловкость. – Нет. Хотя… – она тряхнула головой, словно прогоняя непрошеную мысль. – Просто скажи. Может, это пустяк, а, может, и нет. – Есть один парень. Мы часто с ним пересекались. Ирина танцует с ним… вроде как заводит его… Он всегда зовет ее уйти с ним, но она никогда не соглашается. – А в субботу вечером? – Он обозвал ее. Мы как раз уезжали. Ирина рассмеялась ему в лицо, но он не последовал за нами. – Как он ее назвал? – Он предложил ей прокатиться с ним. Она сказала, что он имеет в виду прокатиться на нем, а ее не интересует езда на пони. – Что он ответил? – «Ты гребаная русская сука», извините за выражение. Ирина просто посмеялась и послала ему воздушный поцелуй. – Как его зовут? – Вроде Брэд. Не знаю. Я его не интересовала, он меня тоже. – В каком клубе это произошло? Лизбет потерла руками лицо и пожала плечами. – В «Муссоне», может… или «Двойке». Не помню. – Повеселившись в клубах, вы… – Мы вернулись в Веллингтон и зашли ненадолго в «Игроков». Мистер Броуди отмечал день рождения. Там была толпа народа. Я ушла раньше Ирины. – А она? – Она осталась. – С кем-то? – Ни с кем конкретным. – Никто не обращал на нее повышенного внимания? Девушка засмеялась, но в глазах снова вскипели слезы. – Каждый обращал на нее внимание. Каждый мужчина. Какая-то мысль осенила ее, и Лизбет выпалила: – Подождите, – она полезла в один из многочисленных карманов своих шорт и выудила мобильник, – У меня есть фотографии. Открыв их, пролистала несколько, затем остановилась на одной. – Вот этот парень, Брэд. Снимок был перекошенным, освещение никуда не годилось, но я смогла разглядеть его лицо. – Я могу переслать эту фотографию на свой телефон? – Конечно, – ответила Лизбет и подала мне мобильник. – Там еще парочка есть. Я пролистала остальные снимки. Ирина танцует. Ирина смеется вместе с другой девушкой. – Кто она? – Ребекка вроде бы. Она репетитор у ребенка Себастьяна Фостера. В возрасте двадцати с небольшим лет Себастьян Фостер был чертовски хорошим теннисистом. Чудо из Новой Зеландии – растрепанные светлые волосы, загар. Быстрый как кот, с сильной подачей, пока его не подвело плечо. В одной из газет я прочла, что он остался на зиму в Веллингтоне, чтобы его дочь приняла участие в конноспортивных соревнованиях. Естественно, ради этого ей пришлось прервать учебу. О такой жизни я знала все из первых рук. Пока я росла, мать забирала меня из школы и каждую зиму привозила в Веллингтон, чтобы я могла кататься верхом и выступать. Это было единственным занятием, которое могло удержать меня от неприятностей. Мне приходилось постоянно подкупать репетитора, чтобы сбегать с уроков. Математика? Зачем она мне? Я открыла другой снимок. Пирушка в «Игроках» – ресторане-клубе неподалеку от «Палм-Бич Поло» и «Гольф-клуба». Как и многие места в Веллингтоне, во время зимнего сезона «Игроки» трещали по швам от наплыва лошадников. Довольно юные девушки – конюхи и наездницы, любили оттянуться там по полной программе. Не удивительно, что состоятельные джентльмены отправлялись в «Игроков», чтобы подцепить таких вот молоденьких штучек, которые годятся им в дочери. – Кто это? – спросила я. Лизбет глянула на фотографию. – Вы шутите, да? Это Барбаро. Хуан Барбаро, игрок в поло. – Я этим не увлекаюсь. – У него категория в десять голов. Он лучший в мире. Он и был великолепным. Густые черные волосы, темные глаза, взирающие с уверенностью и испепеляющей сексуальной энергией. Должно быть, Адонис выглядел как этот парень. – Он катается за нас, – добавила Лизбет. – За «Звезду поло». Нет сомнений, что Хуан Барбаро много ездил верхом, и не только на лошадях. Вполне вероятно, что у этого парня были женщины, которые во время его игр бросали на поле трусики. На следующем фото позади него стоял Джим Броуди и одной рукой обнимал Ирину, достаточно молодую, чтобы сойти за его внучку. По другую сторону от Ирины стоял человек, чье лицо за все эти годы я видела только в очень плохих снах. Время остановилось. Мое тело оцепенело. Дыхание замерло, но я поняла это только тогда, когда темные точки замелькали перед глазами. Беннет Уокер. Все такой же привлекательный. Темные волосы, голубые глаза, загорелая кожа. Наследник семьи Уокеров, владеющей половиной Южной Флориды. Беннет Уокер. Мужчина, за которого я собиралась выйти замуж много лет назад, в предыдущей жизни, прежде чем все изменилось для меня и вокруг меня. Прежде чем бросила колледж. Прежде чем отец отрекся от меня. Прежде чем стала копом. Прежде чем стала циником. Прежде чем двадцать лет назад прекратила верить в «жили долго и счастливо». Прежде чем Беннет Уокер попросил меня дать ему алиби на ту ночь, когда он изнасиловал и избил женщину до полусмерти. Глава 8 Во время зимнего сезона 1987 года я периодически жила в кондоминиуме поло-клуба. На втором году обучения в Дьюке, родном университете моего отца, у меня выдался перерыв. Я не была прилежной студенткой – не в силу своих способностей, а потому что это бесило родителя. В то время это было важно для меня, и именно по этой причине я выбрала Дьюк. Всю жизнь я считала Эдварда Эстеса своим отцом лишь формально. Даже в самых ранних воспоминаниях он всегда стоял в стороне, обособленно, присутствовал только для вида. Возможно, он мог сказать то же самое и обо мне и моих попытках стать дочерью, но я была ребенком, а он нет. Дети – невероятные маленькие создания. Они читают подтекст и видят все тонкости человеческой натуры, и согласно этому выстраивают собственное мышление, действия и реакции. Дети прислушиваются и больше доверяют своей интуиции, и никакое влияние, блокирующее и отвлекающее нас, взрослых, не может затмить эту чистоту природного чутья. Эдвард Эстес не был моим биологическим отцом. Он и его жена, Хелен Ралстон Эстес, усыновили меня совсем малюткой. Это было частное и дорогостоящее усыновление, о чем мне напоминали ежегодно и именно в тот момент, когда это могло нанести наибольший эмоциональный ущерб. Они не могли иметь собственных детей. Невозможность произвести настоящего наследника выводила Эдварда из себя, и, благодаря удивительным причудам своей психики, он решил изливать свою злобу на Хелен и меня. На нее, потому что она настояла на усыновлении. На меня, потому что я была живым примером его физического недостатка. Хелен – поверхностное и испорченное дитя из богатой семьи, обнаружила, что в ее жизни не хватает модного аксессуара, которым к тому времени обзавелись все ее друзья – ребенка. Она нашла агента по усыновлению, внесла первый взнос и свое имя в список, и нетерпеливо ждала. Когда в 90-х ей захотелось приобрести зеленую сумку "Биркин" от Гермес, Хелен проделала все то же самое: взнос, список, волнительное ожидание. В отличие от классической сумки "Биркин", мода на меня пришла и ушла из жизни Хелен. В тот момент, когда я в два года впервые проявила непослушание, меня тут же передали няне и редко показывали публике. В пять лет я достигла расцвета своей детской миловидности и вновь стала любимой куклой, которую можно наряжать, играть с ней в дочки-матери и красоваться на публике. Например, водить на уроки верховой езды. Мне повезло, я обладала природным талантом держаться в седле. Я была не просто симпатичной крошкой с бантиками в косичках и в бархатном шлеме на голове, но также могла держаться на пони как клещ, и не раз приносила домой синие ленты. Все любят победителя. Даже моему отцу, несмотря на его истинные чувства ко мне, очень нравились почести и внимание, которое я привлекала, как начинающая звезда конного спорта. Мой талант стал разменной монетой, удержав родителей от желания отправить меня в закрытую школу в Швейцарии. Мне было четырнадцать, и я попалась за курением кальяна и распитием самогона в компании двадцатиоднолетнего сына садовника. Тот факт, что жители Палм-Бич увидят мою фотографию в одном из журналов, позволил мне продуть половину семестра в Дьюке. Все для того, чтобы зимой 1987 года я могла выступать на конных соревнованиях в Веллингтоне. Той зимой я впервые в жизни влюбилась. Раньше я просто не видела в этом смысла. Мой опыт и девятнадцать лет наблюдений показывали, что любовь недолговечна, хрупка и оставляет ожоги. Никто не выходил из нее счастливым и невредимым. Мне казалось, что гораздо лучше флиртовать, веселиться и двигаться дальше, как только отношения начинают двигаться «на юг», что они неизменно делали. Было бы намного лучше, если бы я продолжала придерживаться этого принципа, но в моей жизни появился Беннет Уокер. Я знала: день, когда я влюбилась в него, изменит мою жизнь навсегда. Тогда я понятия не имела, каким верным окажется это утверждение и каким трагичным. Свое состояние семейство Уокеров сколотило во времена Второй мировой войны благодаря судостроительному бизнесу. В период Великой депрессии они скупали судоходные компании и вкладывали капитал в сталелитейный бизнес. Состояние увеличилось вдвое, втрое и вчетверо в течение Второй мировой войны и других последующих конфликтов. В 50-е Уокеры занялись промышленными разработками и недвижимостью. Б'oльшую часть своих денег мой отец заработал своими руками, являясь одним из самых высокооплачиваемых и известных адвокатов, защищающих богачей с дурной репутацией. За эти годы он и сам стал знаменитостью определенного сорта, снимая с крючка правосудия богатых преступников. Это позволило ему занять высокое положение в обществе, несмотря на возраст его состояния. Обладатели «старых денег» в Палм-Бич презирали Эдварда Эстеса и его способ достижения богатства – за спиной, конечно. Однако когда они оказывались в тисках закона, отец становился для них лучшим и самым дорогим другом. Он знал об их истинном отношении, и это одновременно удивляло и возмущало его. Обида – любимый конек моего отца. Никто и никогда так не лелеял свои обиды, как Эдвард Эстес. Представьте его ликование, когда непокорная дочь была замечена под руку с самым завидным женихом – сыном богатейшей семьи из старой «аристократии» Палм-Бич. Дочь, известная своими предпочтениями в выборе ужасно-неподходящих дружков – моими любимчиками были игроки в поло и рок-музыканты. Помимо успехов в верховой езде, влюбленность в Беннета Уокера позволила мне впервые в жизни угодить отцу. Разумеется, именно это окончательно разрушило наши с Эдвардом Эстесом отношения. Словно в трансе я оставила позади «Звезду поло» и села за руль. Не думала, не планировала, действовала на автопилоте. Чертов хаос, в который превратился день, забился в темный уголок моего сознания, пока я вела машину. Я ничего не слышала. Все, что окружало меня, казалось нереальным и далеким. Мой рассудок был перегружен. В тот момент бегство казалось лучшей идеей. Однако у моего подсознания оказались другие намерения. После километров размытого пейзажа и торговых центров, мелькавших за окном, я обнаружила себя на мосту «Лейк Уорт», ведущему на Остров. В Палм-Бич. Палм-Бич – это отдельный мир, шестнадцать миль песчаной отмели, усеянной пальмами и особняками. Южная часть Острова настолько узкая, что только одна дорога ведет на север. По мере расширения Острова, боковые улицы разветвляются и петляют, образуя непомерно дорогую его половину на стороне озера Уорт и неприлично дорогую на стороне океана. Деревья и кусты настолько пышные, что многочисленные шикарные особняки невозможно разглядеть, не то что оценить их великолепный вид во всей красе. Мои родители жили за высокими железными воротами на шикарной розовой вилле в итальянском стиле. Выложенная булыжниками подъездная дорожка огибала фонтан с русалкой, восседавшей на тройке морских коньков и выливавшей воду из сосуда. Много раз меня, словно маленького ребенка, вытаскивали из фонтана. Голую, как в момент своего рождения, наполненную радостью свободы. Припарковавшись в неположенном месте через дорогу от дома, я просто осталась сидеть внутри. Если просижу здесь еще четырнадцать минут, появится полицейский в форме и будет докучать мне, потому что моя персона явно не из этого круга. Правый уголок рта приподнялся в подобии язвительной усмешки. Я не ступала за порог этого дома вот уже двадцать лет. Даже мимо не проезжала. Так странно сидеть здесь сейчас, на другой стороне улицы, и смотреть на ворота. Абсолютно ничего не изменилось в этом месте. Я могла заглянуть в прошлое и увидеть себя десятилетней, пятнадцатилетней, двадцатиоднолетней, выходящей из высоких и темных двойных дверей. Когда мне шел двадцать второй год, я однажды вышла в эти двери и больше не вернулась. Кто-то из моих родителей сегодня ездил на черном кабриолете «бентли», который сейчас припаркован на стоянке под портиком. Наверное, отец. Мать всегда ненавидела солнце и куталась в шелка и шифон. Прятала каждый дюйм своей кожи, пока не становилась похожей на мумию от Валентино. Отец, всегда загорелый и подтянутый, играл в гольф и теннис, пилотировал собственный винтажный катер марки «Сигаретт» в гонках на озере Уорт. Я задумалась, как бы он поступил, если бы вышел из дома, выехал на своем «бентли» за ворота и увидел меня, сидящей здесь. Узнал бы? Когда он в последний раз меня видел, я носила длинную пышную гриву темных вьющихся волос. Мое лицо искажала ярость, и, к моему ужасу, глаза набухли от слез. Год назад, в приступе ярости я обкромсала свои волосы «под мальчика» и с тех пор так и ходила. Благодаря почти двухлетним стараниям пластических хирургов выражение моего лица теперь оставалось неизменным, строго безразличным. Сейчас я физически не могла плакать. Самовлюбленный нарцисс (каким отец был всегда), вряд ли захотел бы разглядеть во мне кого-то кроме бездельника. Как выйдет на улицу, тут же достанет телефон и вызовет полицию. После моей встречи с асфальтом под грузовиком Билли Голема мать приходила в госпиталь повидать меня. Не потому, что я ей звонила. Не потому, что она была моей матерью и беспокоилась обо мне. Она пришла, потому что ее домработница увидела мое имя в статье «Палм-Бич-пост» об этом происшествии и спросила, не родственница ли я им. Хелен пришла проведать меня, но не знала, что говорить и делать. Я дала ей отправную точку для проявления материнства, но она обладала лишь поверхностными знаниями в этой области. Я не имела никакого сходства с дочерью из ее воспоминаний. Ни физически, ни как-то иначе. Ушла из ее жизни также быстро, как и вошла в нее. Хелен было так неловко, что через пятнадцать минут я притворилась спящей, дав ей возможность уйти. Я спрашивала себя, зачем приехала сюда? Разве недостаточно того, что старые воспоминания прорвались сквозь скрывающие их шрамы? Я должна была приехать сюда лично, чтобы боль стала острее? Видимо, так я и думала. Какая странная ирония в том, что смерть Ирины каким-то образом может быть связана с моим прошлым. И желая помочь ей, я вынуждена встретиться лицом к лицу с тем, от чего убегала всю свою сознательную жизнь. Я завела машину и уехала. Домой. Глава 9 Солнце клонилось к закату, когда я вернулась на ферму. Лошади, счастливые в своем неведении и безразличные к тому, как прошел мой день, были голодны. Повсюду стояли полицейские машины, включая ту, на которой ездил Лэндри. Копы работали в квартире Ирины, как и я несколько часов назад. Помощник шерифа остановил меня, стоило только войти в конюшню. – Простите, мэм. Идет расследование, вы не можете войти. Я посмотрела ему прямо в лицо. – Могу и войду. Это мои животные, – солгала я. – Их надо накормить. Вы хотите нести ответственность, если кто-нибудь из них заболеет или умрет? Прежде чем вы ответите, просвещу вас: за каждую лошадку отдали больше денег, чем вы заработаете за пять лет. Я определенно его припугнула. Молодые копы всегда такие доверчивые. – Нет, мэм. Не могли бы вы подождать здесь, пока я сообщу о вас старшему детективу? Вздохнув, я закатила глаза и прошла мимо него. Помощник шерифа не стал меня останавливать, а направился к комнате отдыха. Там он скорее всего поднимется по лестнице наверх и сообщит обо мне Лэндри. Старшему. Пока я задавала корм лошадям, пыталась притвориться, что на ферме не было ни помощников шерифа, ни экспертов, ни детективов. Если бы не их присутствие, я могла бы отрешиться от смерти Ирины, и мне не пришлось бы общаться с Лэндри. Он не примчался из гостиной на всех парах – добрый знак. Я продолжила заниматься своим делом, уделяя внимание каждому подопечному. Обработала лошадям ноги настойкой лещины, чтобы не отекали за ночь, и тщательно обернула их бинтами, не туго и не слишком свободно. На всех, кроме Оливера, надела легкие попоны. Этот малый считал смешным до колик разрывать в клочья свои дорогие, пошитые на заказ покрывала. Дала несколько дополнительных морковок Арли в качестве морального ущерба за сегодняшнее утро, а также угостила ими Фелики. Она была главной кобылой в конюшне, и никто не мог получить то, что не досталось и ей тоже, иначе закатит истерику. Последнее стойло, в которое я зашла, принадлежало новой принцессе фермы – Коко Шанель. Невероятно красивая лошадь цвета темного шоколада с белыми носочками на задних ногах и идеальной отметиной на лбу. Она навострила уши и подняла на меня темные влажные глаза, наполненные счастьем из-за того, что я заглянула проведать ее. Я тихо заговорила с ней и потрепала по холке. Коко выгнула шею и понюхала мою голову, взъерошив волосы своей мордой. Она принялась мягко покусывать мое плечо, не из корыстных мотивов, а просто в знак взаимной симпатии. Закрыв глаза и прижавшись щекой к щеке лошади, я обвила руками ее шею и крепко обняла. Почувствовав такую абсолютную невинность и доверие в конце трудного дня, я ощутила некое очищение. За всю свою жизнь эта милая лошадка никогда не знала плохого обращения, ничего кроме обожания. Не знала ни насилия, ни ненависти, ни извращений, отравляющих умы людей. Жаль, что я не могу сказать того же о себе. – Ты была в квартире? Я отпустила лошадь, обернулась к Лэндри, спрашивая себя, сколько времени он там простоял. Мысль о том, что он долгое время наблюдал за мной в этот откровенный момент, раздражала. – Да, – ответила я. – Полагаю, мои отпечатки все еще хранятся в файлах офиса шерифа. Нет нужды снимать их снова. – Тебе не следовало подниматься туда, – заметил он без всякой злобы. Лицо изможденное, галстук болтается на шее. – Ты прекрасно знаешь, что зря мне это говоришь. Я выскользнула из стойла, прикрыла дверь и опустила задвижку. – Ты что-то взяла? – Конечно, нет, – возмутилась я с наигранной обидой. – Думаешь, я идиотка и не знаю процедуру? – Я думаю, тебе глубоко плевать на процедуру, и так было всегда. Зачем же теперь начинать беспокоиться о ней? – Чего ты конкретно хочешь от меня? – спросила я. – Если ничего, то я хотела бы вылезти из этой вонючей одежды, принять душ, поесть и лечь спать. Этот день вымотал меня до предела. Наверное, его мысли текли в том же направлении. Готова спорить, Лэндри отпахал десять часов без перерыва на обед. Его сбалансированная диета состояла из кофе, может быть, пончика или шоколадного батончика, или какого-нибудь ужасного фастфуда (неизвестного зверька в булочке) в одной руке, пока другой он продолжал руководить людьми на месте преступления. Отсюда он поедет в офис и примется за бумажную работу, у него впереди долгая ночь. Мне не жаль Лэндри. Это его работа. Ирина для него лишь очередное МТ (мертвое тело). Они были знакомы на уровне обмена приветствиями. Личные эмоции не будут мешать ему вести дело, не должны мешать. – Что ты видела наверху? – То же, что и ты. – Имею в виду, что-нибудь лежало не на своем обычном месте? – Это мне не известно. Я никогда прежде не заходила в ее квартиру. Ирина была очень закрытым человеком. Лэндри кивнул, потер ладонями лицо и затылок. Мышцы на шее стали тугими и натянулись как канаты, на которые подвесили тяжеленный груз. На правом плече образовался узел размером с теннисный мяч, и Лэндри будет стонать как умирающий, если кто-нибудь вздумает сделать ему массаж. Мне это не интересно. Просто знаю потому, что делала его много раз. – Где ты была? – Он спросил так, будто за ужином интересовался тем, как прошел мой день… куда я ходила… что делала. – Мне нужно сесть. Я прошла мимо конюшни в сторону манежа. По мере угасания солнечного света садовые фонари светили все ярче. Я села на украшенную орнаментом парковую скамью, Лэндри занял ее противоположный конец. Рассказала ему о фотографии из ноутбука Ирины, запечатлевшей вечеринку у игрового поля. О том, как встретила Лизбет Перкинс в «Звезде поло», передала ее рассказ о стычке с парнем в клубе на Клематис-стрит. – Она назвала его фамилию? – Нет, но у нее есть его фотография на телефоне. – Я не сказала ему, что теперь ее снимки были и у меня. Не хотела показывать последнее фото и снова смотреть на него при свидетелях. – У нее также есть снимки Ирины с продолжения вечера в «Игроках», там проходила пирушка по случаю дня рождения. Лизбет ушла первой, Ирина осталась. – Кто-то на той вечеринке вызывает интерес? – Толпа богачей с сомнительными моральными принципами, – ответила я. – Джим Броуди, владелец «Звезды поло». Парочка шишек из конного поло. Пол Кеннер, известный как Мистер Бейсбол… – Мистер Хренобол, – поправил Лэндри, помрачнев. Однажды Кеннер пытался приударить за мной у него на глазах. Мужчины. – Парочка богатеньких мальчиков из Палм-Бич. Беннет Уокер. Почему-то я ожидала от Лэндри бурной реакции на это имя, будто он мгновенно узнал бы о моей истории с Уокером. Глупо. Лэндри в то время даже не жил в Южной Флориде, а я не изливала ему душу о своем прошлом. В постели мы обсуждали не такие давние события. – Беннет Уокер, – проговорил Лэндри. – Он гоняет на катерах, не так ли? – Не знаю, – солгала я. Беннет и мой отец увлекались одним видом спорта, они могли часами говорить о лодках. Насколько я знала, они и сейчас проводят время также. – Он имеет отношение к поло. – Богатый. – До безобразия. Ты захочешь с ним пообщаться, – заметила я, страшась этой мысли. Он кивнул. – Я захочу пообщаться с каждым, кто был в ту ночь в «Игроках», вплоть до уборщиков и парковщиков. Мне следовало рассказать ему о Беннете: обвинениях в нападении и изнасиловании, о том, как давала показания в суде. Поведать, что однажды любила этого человека. Любила так, что согласилась выйти за него замуж. Я ничего не сказала. Лэндри и так скоро обо всем узнает. Очень больно раздирать эмоциональные и психологические рубцы, покрывавшие старые воспоминания. Мне хотелось загнать неизбежность в стойло. Я чувствовала себя, как Харрисон Форд в первых сценах фильма «В поисках утраченного ковчега». Гигантский камень катится за ним по пятам, пока он пытается убежать из заброшенного храма. Меня тоже настигал огромный шар: мое прошлое и моя боль, и я была не в силах это предотвратить. Лэндри подался вперед и нежно погладил рукой мой затылок. – Елена, – произнес он мягко. – Я сожалею о сегодняшнем утре. Об Ирине и о том, как нападал на тебя, когда мы только приехали на место. Я не самый тактичный парень, когда злюсь. – Ты был жесток, – я посмотрела ему прямо в глаза, и он отвел их. – Знаю. Я сожалею о том, что наговорил о твоем уходе из полиции. Я не это имел в виду. – Так зачем сказал? Он задумался на минуту, взвешивая свои истинные мотивы против менее значимых. – Я хотел тебя обидеть… также, как ты меня. Мне не следовало желать его прикосновений, но я ничего не могла с собой поделать. Если бы я могла вернуться назад в ночь на воскресенье, зная о том, что случится в понедельник, то не порвала бы с ним. Я отложила бы этот момент, чтобы просто позволить себе роскошь укрыться в его объятиях. Возможно, он ожидал, что я все еще могу так поступить. Я могла наклониться и поцеловать его, так близко он сидел. Потом он обнимет меня и крепко прижмет к себе. Мы пойдем в мой гостевой домик, и все закончится в постели, потому что всегда так было. Мы вымотаем друг друга, и, может, я смогу уснуть без сновидений. В этот момент свет фар скользнул по воротам. Шон закончил свой день на пляже и вернулся домой. – Это Шон? – спросил Лэндри. – Хочешь, я поговорю с ним? Я встала и покачала головой. – Я сама. – Мне все равно надо с ним побеседовать. – Это может подождать до завтра? Он взглянул на часы. – Немного подождет. Пойду, перекушу чего-нибудь, и вернусь. – Спасибо. Лэндри хотел что-то добавить, но промолчал. Я пошла прочь, прежде чем он решит передумать. Лучшее, что можно сделать в момент слабости – уйти. Я ушла не оглядываясь. Глава 10 Лэндри посмотрел, как она уходит, и отправился следом, пока не оказался у открытых ворот конюшни. Шон Авадон втиснул свой черный «мерседес» между служебными машинами. Елена подошла к нему, когда Шон с недоуменным видом вылез из салона автомобиля. Они заговорили. Лэндри узнал это выражение лица, язык тела: смятение, шок, отрицание, сокрушительный шквал эмоций, нахлынувший вместе с осознанием страшной правды. Авадон сгреб Елену в объятия, и Лэндри ощутил острый укол ревности. Он знал, что Шон гей, но это не облегчало его чувство. Не имело значения, что в этих объятьях не было ничего романтичного и сексуального. Джеймс завидовал Шону, потому что тому было позволено касаться Елены. Лэндри отвернулся и пошел обратно в квартиру. Вайс копался в ящиках комода, проверяя нижнее белье Ирины. – Где ты пропадал? – раздраженно спросил он, хмуро уставившись на Лэндри. – А что? Хочешь, я еще погуляю, чтобы ты мог без проблем подрочить на белье мертвой девушки? – Пошел ты, Лэндри! – Сам иди. Человек, занимавшийся поиском отпечатков, даже не взглянул на них. – Ты был с Эстес, – заявил Вайс. – Она тебе отсасывала, или еще что перепало? Лэндри хотелось отвесить ему пинок, сильный, а потом вышвырнуть Вайса в ближайшее из окон. Он даже проверил их расположение, одно выходило на манеж. Интересно, наблюдает ли Вайс. – Эстес дала мне информацию о субботних передвижениях нашей жертвы, членоголовый. Зазвонил телефон, и все посмотрели на него, словно аппарат был готовой взорваться бомбой. Лэндри подошел к письменному столу у кровати и, прищурившись, рассмотрел номер абонента. Частный звонок. Номер не определен. Когда аппарат пропищал, голос Ирины предложил оставить сообщение, никаких милых девчачьих приветствий. После сигнала последовал поток русской речи. Мужской голос. Лэндри подождал минуту и ответил: – Алло? Русский затих. – Алло? – повторил он. – Кто это? – Кто вы такой? – потребовал ответа голос. – Вы пытаетесь дозвониться Ирине Марковой? Какое-то время в трубке стояла тишина. – Кто спрашивает? – Детектив Лэндри из офиса шерифа округа Палм-Бич. А вы кто? – Что вы делаете с этим телефоном? – С вами разговариваю. Вы родственник мисс Марковой? – А что? – Так да или нет? – Да, она моя племянница. Лэндри глубоко вздохнул и выдал: – Сэр, с сожалением должен сообщить вам, что Ирина Маркова скончалась. – Что? Какого хрена вы несете? Смятение. – Ее тело обнаружили сегодня утром в канале на окраине Веллингтона. – Твою мать! Нет! Ты врешь. Да что ты за мудак такой, ты больной ублюдок! Шок. Отрицание. – Простите, сэр. Тело там же на месте опознал ее знакомый. Мужчина дышал поверхностно и часто. – Она мертва? Вы говорите мне, что она мертва? Ирина? – Да. – Это была автокатастрофа? – Нет, сэр. Факты говорят о том, что ее убили. – Убили? Что? Кто мог это сделать? Что за животное могло так поступить? – Мы не знаем. Я хотел бы поговорить с вами лично. Вы могли бы нам помочь. Последовала тишина. Долгая тишина. Он бормотал по-русски что-то, напоминавшее слова молитвы. – О, Боже! О, Боже! Ирина. Сокрушительный шквал эмоций, нахлынувший вместе с осознанием страшной правды. – Сэр? – позвал Лэндри. – Мне нужен ваш адрес и имя. Нам необходимо лично обсудить, что делать с телом вашей племянницы. Линия отключилась. Лэндри положил трубку и позвонил по своему мобильнику начальнику смены в окружной тюрьме, чтобы запросить переводчика с русского языка. Через места заключения проходили пьяницы, изгои и преступники всех национальностей. Поэтому необходимы были люди, способных перевести им их права, рассказать, как манипулировать системой, и научить единственной английской фразе, которая им потребуется: мне нужен адвокат. Лэндри хотел знать, что мужчина наговорил на автоответчик, пока не подняли трубку. У него не было способа выяснить, является ли этот человек настоящим дядей Ирины, или их связывала только русская речь. Русская мафия, как вьюн пустила корни в Майами в 80-х, разрослась по всему штату, пуская побеги в каждом незаконном и коррумпированном бизнесе. Русские были умными и безжалостными – страшное сочетание. Лэндри не имел оснований думать, что Ирина связана с криминальными типами, но он знал, что у нее были дорогие запросы, которые простой конюх не мог себе позволить. Одежда, туфли и сумки от известных дизайнеров, полный ящик драгоценностей. – Он представился? – Нет. – Он родственник или кто? – Возможно. По крайней мере он так сказал. Лэндри сел за стол и взял телефон Ирины, чтобы проверить номера на быстром наборе. Первый принадлежал кому-то с именем Алексей. Он нажал кнопку, и на другом конце линии пошли гудки. Ответа не последовало. После четырех гудков включилась голосовая почта. – Не могу ответить на ваш звонок. Оставьте сообщение. – Есть, – прошептал про себя Лэндри. Мгновенная победа. Голос тот же, и теперь у него есть имя: Алексей. Прозвучал сигнал. – Сэр, вам звонит детектив Лэндри. Тело вашей племянницы отправлено в офис судмедэксперта. Он находится в Центре уголовного правосудия округа Палм-Бич по адресу Ган-Клаб-роуд 3126. Аутопсия назначена на завтрашнее утро. Останки можно забрать в конце недели. Пожалуйста, перезвоните, когда вам будет удобно. Он продиктовал номер своего сотового и закончил звонок. – Ты получил его номер? – спросил Вайс. – Нет. Лэндри присел на корточки и отсоединил телефонные кабели. – Я возвращаюсь в офис, – сообщил он, взял телефон вместе с базой и, обмотав вокруг них провода, направился к двери. – А мне что делать? – спросил Вайс, раздраженный из-за того, что его заткнули. – Иди домой. Ты мне не нужен. Лэндри спустился по винтовой лестнице и покинул конюшню. В домике Елены горели огни, в главном доме – нет. Шон должно быть с ней. Наверное, они выпивают, Авадон задает вопросы, Елена дает ему детальные ответы. Они вместе делят неверие, шок и горе. Джеймс знал, что не приглашен. Елена будет зла как черт, если он попытается присоединиться к ним. Он знал Ирину лишь вскользь, и будет там чужим. В любом случае Елена не хочет его видеть. Она приняла решение: ей не нужны отношения, не нужен он. Лэндри был удивлен, что она позволила ему поглаживать свой затылок, когда они сидели на парковой скамье. Момент слабости. Жаль, что он не продлился дольше. Задвинув эту мысль подальше, Лэндри сел в машину и завел двигатель. У него есть работа, ночь только начинается. Алексей Кулак вышел через заднюю дверь бара и начал ходить из стороны в сторону. Четыре шага вперед, четыре назад, как зверь в клетке. Из-за шума, царящего в голове, он не слышал звуков переполненного бара. Не замечал ничего вокруг, кроме того факта, что стояла ночь и единственная лампочка освещала заднюю дверь заведения. Ирина мертва. Этого не может быть, просто не может. У него не было сил поверить в происходящее. Должно быть, произошла какая-то ошибка. Он чувствовал себя больным, злым и… потерянным. Такого с ним еще не случалось. Он всегда держал себя в руках. Мир вокруг него крутился по его же правилам и с его же позволения. Трудно вообразить, что какая-то мразь ворвалась в его мир и сотворила этот ужас. Просто немыслимо. Дрожащими руками он вытащил из кармана телефон и набрал номер ее мобильника. Неважно, что он уже дважды звонил и тут же попадал на голосовую почту. – Это Ирина. Оставьте сообщение. Он с нетерпением ждал сигнала. – Ирина? Ирина, ответь на чертов звонок. Ответь мне! Ответь мне! Он кричал в трубку, продолжая метаться из стороны в сторону. Пот стекал по лбу, попадая в глаза. Волосы взмокли, сердце бешено колотилось. – Ирина? Ирина! Он звал ее по имени снова и снова, пока единственным звуком, способным выйти из его горла, не стал животный крик боли. Алексей Кулак был знаменит своим умением держать эмоции под контролем. Большинство людей могло сказать, что у него их вовсе нет, но это было не так. В этот момент он ощущал горе, спасением от которого могла стать только смерть. В этот момент он чувствовал такую ярость, что она могла опалить землю. В этот момент он познал безнадежность, способную сокрушить дух. Ирина мертва. Сейчас он это понял. Почувствовал отсутствие ее жизненной силы. Образовавшаяся пустота давила на него как наковальня. Телефон выскользнул из рук и упал на растрескавшийся асфальт. Он прижал руки к лицу и ощутил жар своих слез, упал на колени и завалился вперед, не думая о своем безукоризненном костюме. Какое это имеет значение? Это всего лишь одежда, она не значит ничего. Уже ничто не имеет значения. Ирины больше нет, она мертва, убита, жизнь вырвана из нее и раздавлена. Ее тело выбросили в грязный канал, как тушу животного. Сейчас важнее, что кто-то заплатит за ее смерть. Он найдет его, и этот человек будет страдать всеми мыслимыми и немыслимыми способами, пока не начнет молить о смерти. Это обещание Алексея Кулака, и все знают, что он человек слова. Глава 11 Мобильник украшали розовые стразы. Удивительно, весьма девчачий телефон. Ирина была кем угодно, только не ребенком. Взрослая не по годам, думал он. Искушенная в том, чего никто от нее не ожидал. Старая душа, сказали бы некоторые. Он не верил в существование души. Мелодия звонка в телефоне была классической, меланхоличной. Штуковина трезвонила весь вечер. Он выждал несколько мгновений, пока проиграет музыка, и открыл телефон. Экран сообщил, что заработала голосовая почта. Он коснулся кнопки приема вызова и прослушал ее. Три сообщения от одного и того же человека, все на русском. Первое послание было обычным. Напряжение в голосе появилось во втором. Напряжение и нетерпение. Третье сообщение переполняли паника и отчаяние. Он сохранил сообщения, затем пролистал меню в поисках настроек и голосовой почты. – Это Ирина. Оставьте сообщение. Он нажал кнопку еще раз. – Это Ирина. Оставьте сообщение… Это Ирина. Оставьте сообщение… Это Ирина оставьте сообщение… Это Ирина оставьте сообщение… Глава 12 Я приняла душ и немного выпила, но, несмотря на сильную усталость, навалившуюся после ухода Шона, в постель не отправилась. Какой в этом смысл? Просплю урывками часа четыре, если вообще удастся заснуть. Проснусь около двух ночи и буду бродить по дому, даже не пытаясь снова отключиться, потому что кошмары только этого и ждут. Немного воска для укладки волос. Обтягивающие темные джинсы, простой черный топ, сексуальные босоножки. Тушь, блеск для губ, пара бриллиантовых сережек. По крайней мере я выгляжу презентабельно, даже если не чувствую себя готовой к общению с людьми. Машина Лэндри въехала на подъездную дорожку. Припарковавшись, он некоторое время простоял рядом с ней, глядя в сторону моего коттеджа. Я наблюдала за ним через приоткрытые жалюзи в спальне. Затем Лэндри развернулся и пошел в сторону главного дома. Я выждала пару минут, спустилась к своей машине и медленно выехала за пределы фермы, надеясь, что меня никто не заметит. По понедельникам ночью в «Игроках» было относительно спокойно. Все, у кого есть работа, должны приступить к ней рано утром во вторник. Похмелье не идет на пользу тем, кому в течение всего дня предстоит вычищать стойла и выезжать лошадей под солнцем Южной Флориды. Свободные от работы посетители были вольны поступать, как им вздумается. Однако из-за недостатка двадцатилетних любительниц веселья, клуб не представлял для них такого интереса как в выходные дни. Главным развлечением этого вечера был двойник Джимми Баффета: с гитарой, с губной гармошкой и в ужасной гавайской рубашке (будто бывают другие). Ему аккомпанировали парень за синтезатором, одетый в синий двубортный пиджак с блестящими пуговицами и капитанскую фуражку, и довольно молодой и скучающий барабанщик, которому было неловко, что он сын одного из них. Я вошла в бар и обогнула танцпол с десятком людей, выпивших достаточно, чтобы позабыть о своих комплексах. Всегда считала, что должна существовать общественная реклама, показывающая, как танцуют подвыпившие люди среднего возраста. Уровень алкоголизма тут же понизится от этого унизительного зрелища. Как только я уселась на стул в конце стойки, подошел бармен, привлекательный темноглазый парень с легкой щетиной, – Чем могу быть полезен, мэм? – Для начала не называй меня мэм, милый мальчик, – ответила я, криво усмехнувшись правым уголком рта. – Как тебе удастся завести безумный страстный роман со зрелой женщиной, если ты относишься к ней, как к своей престарелой тетушке Бидди? Бармен расплылся в улыбке, демонстрируя отличную работу ортодонта. – И о чем я только думал? – Не могу представить. А теперь подай мне водку «Кетел Уан» с тоником и большой порцией лимонного сока. – Будет сделано. Он отвернулся, чтобы выполнить заказ. На стойке кто-то оставил пачку сигарет, я угостила себя одной и почувствовала укол вины. Не из-за того, что стянула сигарету, а потому что вообще курила. Отвратительная привычка. Когда бармен вернулся с напитком, я спросила, как его зовут. – Кени Джексон, – представился тот. – Кени Джексон. Боже мой, да ты звезда мыльных опер, которая только и ждет своего часа, – заметила я. – Кени Джексон, а я Елена Эстес. Я пригубила напиток, посмаковала и вздохнула. – Очень приятно с тобой познакомиться. Ты работал ночью в субботу? – Ага, а что? Я выбрала одну из распечатанных фотографий, которые скопировала с мобильника Лизбет Пекринс, и показала ему. На снимке Ирина сидела между Джимом Броуди и Беннетом Уокером. – Видел здесь эту девушку? – Ага, это Ирина. Постоянно вижу ее в этой компании. Горячая крошка, но на меня бы дважды не взглянула. – Считаешь у нее проблемы со зрением? – Думаю, у меня недостаточно тугой кошелек. – А… Она одна из тех, кто мечтает подцепить богатого мужа. Он пожал плечами. – Случайно не видел, когда она ушла? – Нет. Не могу сказать. Праздновали день рождения Джима Броуди, и здесь был настоящий зоопарк. А что? – бармен немного насторожился. – Ты коп или кто? Я сделала небольшой глоток и затянулась сигаретой. – Или кто… Тебе не показалось, что у нее с кем-то возникли проблемы? – Нет. Она хорошо проводила время. – Кени немного задумался. – У нее с Лизбет Перкинс что-то произошло в холле. Лизбет выглядела рассерженной и ушла раньше, где-то около часа ночи. – С кем? – Одна. Музыканты решили взять передышку, и люди потянулись к бару. Кени Джексон извинился и принялся усердно обслуживать посетителей. Слишком усердно ради тех чаевых, которые мог от них получить. – Наслаждаетесь моей сигаретой? Голос был мягким и теплым как отличное бренди, почти чарующим, немного забавляющимся, с акцентом. Испанским. Я посмотрела на него краем глаза, пока выпускала струйку дыма. – Так и есть, спасибо. Хотите одну? – спросила я, предлагая ему пачку. Темные глаза сверкнули. – Благодарю. Вы слишком щедры, сеньорита. – Сеньорита. Вы могли бы дать один или два урока этому молодому человеку. Он назвал меня мэм. Мужчина выглядел шокированным и всем видом выражал неодобрение. – Нет, нет. Это недопустимо. – И я так сказала. Он улыбнулся той улыбкой, которую следовало запретить из-за оказываемого влияния на ничего не подозревающих женщин. – Я с вами не знаком. Я протянула ему ладонь: – Елена Эстес. Он бережно взял ее, повернул и легко коснулся губами, не отрывая взгляда от моих глаз. – Хуан Барбаро. Барбаро – великий человек. Игрок в поло с категорией в десять голов. Я никак не отреагировала, чтобы просто посмотреть, как он это воспримет. Мужчину это ничуть не взволновало. Окружавший его примитивный сексуальный магнетизм меньше не стал. – Эстес, – промолвил он. – Это имя кажется мне знакомым. Я пожала плечами. – Ну, меня-то вы не знаете. – Теперь знаю. Зрительный контакт: прямой, непрерывный, очень действенный. Его глаза были большими и темными, с роскошными черными ресницами. Дамочки с Палм-Бич каждый месяц отстегивали по шесть сотен, чтобы косметолог наклеивал им такие ресницы, волосок к волоску. Он был загорелым, с буйными черными волосами, спускавшимися почти до плеч. – Что привело сюда красивую женщину одну в такой скучный вечер? Я опустила взгляд на фотографии, которые привезла с собой. Желание продолжать игру пропало. – Я ищу смысл, чтобы внести его в нечто бессмысленное, – ответила я. Взяла снимок и показала Барбаро как карту Таро. Широкие плечи Барбаро немного поникли. Он выглядел грустным, когда потянулся за фотографией. – Ирина. – Вы знали ее. – Да, конечно. – Ее сегодня нашли мертвой. – Знаю. Наш конюх, Лизбет, сказала мне. Они были близкими подругами. Бедная Бет очень подавлена. Трудно поверить, что нечто настолько жестокое и ужасное могло произойти с человеком, которого мы знали. Ирина… в ней было столько жизни и огня, столько силы в характере… Он покачал головой, закрыл глаза и вздохнул. – Вы хорошо ее знали? – Не очень. Поверхностно. Пересекались на вечеринках, здоровались, немного болтали. А вы? – Мы вместе работали, – ответила я. – Это я ее нашла. – Матерь Божья, – прошептал Барбаро. – Мне очень жаль. – И мне. Бармен поставил перед ним выпивку, и Барбаро сделал большой глоток. – Это было последнее публичное место, в котором она была замечена, – сообщила я. – Вы видели ее в тот вечер? – Мы отмечали день рождения моего патрона, мистера Броуди. Все отлично проводили время. Такого рода отдых оставляет смутные воспоминания, – добавил Барбаро. – Но я помню, что Ирина была здесь. Мы разговаривали. – О чем? – Обычная светская болтовня, – он бросил на меня долгий, любопытный взгляд. – Для того, кто работает на конюшне, вы слишком похожи на полицейского. – Много смотрю телевизор. – Лизбет сказала, что Ирину убили. Это правда? – Так думают детективы, – ответила я. – Убийство. Такие вещи… Они не должны случаться в Веллингтоне. Веллингтон, Палм-Бич, Хэмптонс – маленькие Камелоты для богачей с Восточного побережья, где каждый день должен быть наполнен развлечениями, добродушными шутками и красотой. Ничего такого ужасного, как убийство, здесь произойти не могло. Жестокое преступление было пятном на светском обществе, как красное вино на белом полотне. – В прошлом году на площадке конноспортивных соревнований убили девушку. Во время попытки изнасилования ее прижали лицом к полу денника, и она задохнулась. – Правда? Не помню, чтобы слышал об этом, но мой мир вертится вокруг другой оси. Все происходящее за пределами поля для игры в поло мне не известно. Вы думаете, преступления связаны между собой? – Нет, они не связаны. – Ту девушку вы тоже знали? – Да, знала. Джилл Морон. Неприятная девица с поросячьими глазками. Лгунья, мелкая воровка, а также конюх. Барбаро выгнул густую бровь. – Очень странное совпадение. Я выдавила полуулыбку, хотя мои мысли сделали неожиданный поворот. – Может, вы захотите пересмотреть свое отношение к знакомству со мной. – Не думаю, мисс Эстес, – промолвил он, мягко держа мою левую руку и поднося ее ближе, чтобы лучше рассмотреть голый безымянный палец. Музыканты продолжили играть, передышка закончилась. Барбаро глянул на них и нахмурился. – Идемте со мной, – позвал он, слезая с барного стула и не выпуская мою руку. – Это было бы не очень мудро с моей стороны, – заметила я. – Учитывая, что убийца гуляет на свободе. – Я не увожу вас туда, где нет свидетелей. Он повел меня в холл и вниз по лестнице в ресторан, где в 22:30 все еще были занятые столики. Все узнавали Барбаро. У меня не было сомнений, что одна из карикатур с известными поло-игроками изображала его. Мы вышли на террасу, Барбаро что-то шепнул официанту и тот поспешил прочь. – Здесь лучше, да? – спросил он, придерживая для меня стул. – Весь этот шум очень некстати. – Да. Сюрреалистично наблюдать, как другие веселятся. Моя трагедия не затронула их жизни. – Нет, – ответил Барбаро. – Они ничего не могут поделать со своим неведением. Счастливое место не предназначено для скорбящих. Вернулся официант и поставил на столик бутылку испанского вина и два бокала. – Не аргентинское? – спросила я. – Нет, как и я. Я испанец до мозга костей. – Занятный случай для спорта, в котором доминируют латиноамериканцы. – Аргентинцы не находят его таким интересным, как другие. Помпезные ублюдки. – Барбаро улыбнулся. – Уверена, они скажут то же самое обо всех испанцах. – Вне всяких сомнений, – широко ухмыльнулся он. Я пригубила вино. Очень хорошее. Теплое, выразительное, приятное, с долгим мягким послевкусием. – Вы из какой части Испании? Южной? Андалусии? – Из северной. Педраса. Кастилия. – Прекрасная страна. Ее нельзя назвать колыбелью игры в поло. – Бывали в Испании? – Меня отсылали туда на один семестр, когда мне было шестнадцать, и я в очередной раз опозорила свою семью. Моим родителям почему-то не приходило в голову, что я могу точно также вести себя и за границей. – Что вы и сделали? Я пожала плечами. – Если танцы нагишом с сыном дипломата в фонтане на площади Кановас дель Кастильо считаются, то да. Барбаро рассмеялся. – Уверен, вы были любимицей Мадрида! – Моя растраченная впустую юность. – Вы так сильно изменились? Я перевела взгляд на залитое лунным светом поле для игры в поло и подумала о своем ощущении, что все это случилось больше чем две жизни назад. Я едва могла вспомнить, даже призрачно, как это было: чувствовать себя такой самозабвенно, радостно непокорной. – Простите меня, – тихо проговорил Барбаро, протягивая свою руку через стол и накрывая мою. – Это не та ночь, чтобы… – Я просто задумалась о том, что Ирина не сильно отличалась от меня в том возрасте. Упрямая, своевольная… – Необузданная, решительная, – продолжил Барбаро и приподнял бровь. – Подозреваю, она не сильно отличалась и от вас сегодняшней. – Верно. – Вот почему вы сегодня здесь. Несмотря на шок от обнаружения ее тела, всю тяжесть горя, вы здесь, чтобы найти ответы, как-то побороться за нее. Так? – Да, – я еще пригубила вина. – В ночь на субботу вы случайно не видели высокого мужчину, под пятьдесят, темные волосы, седеющие виски? Бельгийца? Барбаро отрицательно покачал головой. – Нет. У этого человека есть имя? – Уверена, у него их несколько. Не думаю, что он сглупил и воспользовался тем, под которым его знают: Томас Ван Зандт. – Никогда о таком не слышал. А должен был? – Нет, у Ирины был на него зуб. Торговец лошадьми, которого она пыталась огреть подковой по голове в прошлом году. Ван Зандта подозревали в убийстве девушки, произошедшем в одной из конюшен во время прошлогодних соревнований. Спустя два дня после преступления он просто испарился. Ни Ван Зандта, ни арендованную машину, на которой он ездил, больше не видели. Я всегда подозревала, что он бросил машину и сбежал из страны на грузовом самолете, транспортирующем лошадей – простая задача, несмотря на шумиху в Службе национальной безопасности. Что если он вернулся? Ирина знала о нем слишком много. Она обвиняла Ван Зандта в том, что тот удерживал ее знакомую в качестве секс-рабыни. Поселил в своем трейлере в Бельгии и использовал. Для Ван Зандта с его извращенным складом ума, самым худшим в обвинениях Ирины был потенциальный вред для его репутации. Может, он решил начать новую жизнь. Ван Зандт уже никогда не сможет показаться в Веллингтоне, не попав под арест. Однако если он достаточно умен, осторожен и самонадеян, чтобы верить в свой успех, то возможно нашел выход на рынок поменьше. На среднем западе, северо-западе он все еще мог обманывать людей. Возможно, даже сколотил небольшое состояние среди довольно состоятельных людей или воспользовался их связями, чтобы перезимовать во Флориде. Но несмотря ни на что, он всегда знал, что Ирина где-то здесь, готовая в любой момент погубить его карьеру. Конюхи меняют работу, переезжают, общаются в сети… – Заметили, во сколько она покинула вечеринку? – спросила я. – Ее кто-то сопровождал? – Не могу сказать. Видел, как она танцевала с Джимом Броуди. Он танцевал со всеми молодыми девушками. – Тусовщик. А у мистера Броуди есть миссис Броуди? – Несколько и все в прошлом. – Ему нравятся юные леди? Барбаро пожал плечами, очень по-европейски. – Он мужчина. – Насколько сильно ему нравилась Ирина? Он бросил на меня хмурый взгляд. – Вы не можете всерьез думать, что он на такое способен. – Почему не могу? – Синьор Броуди – очень влиятельный и богатый человек. У него может быть все, чего он пожелает. – Думаете, богачи не совершают насильственных преступлений? Его темные брови сошлись на переносице, что скорее означало замешательство и разочарование, чем раздражение. – У него нет нужды применять силу в отношении женщин или убивать их. – То, что произошло с Ириной, было совершено не из-за нужды, мистер Барбаро, – возразила я. – Оно совершено из-за власти и контроля. Какое животное знает об этом больше, чем богатый человек? Барбаро покачал головой и поднял руки, отвергая мою теорию. – Нет, нет, нет… Только псих совершает подобные вещи: убивает молодую женщину, выбрасывает ее тело как мусор. Я положила локоть на стол, подперла подбородок ладонью и всматривалась в лицо Барбаро, ошеломленного мыслью, что убийцы могут скрываться в высших слоях общества. Хотя знала многих людей, разделявших это заблуждение, я никогда не понимала этого факта и никогда не пойму. – Как, по вашему мнению, должен выглядеть убийца, мистер Барбаро? – спросила я. – Думаете, он ходит с лохматыми волосами и налитыми кровью глазами? С щетиной? Со шрамами? С татуировками? Полагаете, каждый убийца или насильник выглядит как монстр? Могу заверить вас, это не так. Опасные существа могут быть очень красивыми. – Да, – тихо ответил он. – Это правда. Могут. Ответьте Елена, вы знаете это по собственному опыту? Мне неприятна сама мысль об этом. – А это, мой друг, история для другого раза. Я уверена, такая же увлекательная, как и ваша личность, но у меня был очень долгий день. – Это так, – он поднялся из-за стола вместе со мной. – Позвольте проводить вас. Как вы говорили, по городу рыщет убийца. – Откуда мне знать, что вы не он? – Я повинен во многих грехах, Елена, но не в этом. У меня есть алиби. – Действительно? – Да, – подтвердил он, когда мы проходили через ресторан. Барбаро слегка касался рукой моей поясницы. Жест, лишенный всякой задней мысли и расчета. – Признаю, что много выпил в тот вечер. Я отправился домой к своему другу, здесь в поло-клубе, чтобы проспаться. – Она может поручиться за вас, я уверена, – заметила я, пока мы поднимались по лестнице. – Он может поручиться за меня. Ни один из нас не был достаточно трезвым, чтобы развлекать дам. Я провел ночь на его бильярдном столе, который в тот момент показался хорошим местом для сна. Правда, на следующее утро я уже так не думал. – У вашего друга есть имя? – Конечно, – ответил Барбаро, когда мы вышли в вестибюль. Голливудский режиссер не смог бы подгадать лучший момент. Входная дверь открылась, Барбаро засмеялся и произнес: – Помяни дьявола! И в самом деле, дьявол. Мое тело похолодело и напряглось, когда я посмотрело в лицо алиби Хуана Барбаро: Беннета Уокера. Глава 13 Кабинет для проведения вскрытий в здании Судебной экспертизы округа Палм-Бич никогда не был местом, которое Лэндри посещал с удовольствием. Это неотъемлемая часть его работы. Для такого человека как Джеймс, она обязательна для исполнения, несмотря на то, что он мог с легкостью переложить ее на Вайса. Последний напоминал странного ребенка в научной лаборатории, который хотел разрезать лягушку, просто потому что хотел. В тот момент, когда Лэндри взял на себя ведущую роль в расследовании, он стал адвокатом жертвы. Его работа – добиться справедливости для этого человека. Поэтому он собственными глазами должен был видеть и знать о жертве все – как она жила, и как умерла. Лэндри в маске, шапочке, халате, перчатках и специальной обуви, стоял у стола напротив судмедэксперта. Посетители этой комнаты могли видеть только глаза друг друга. Судмедэкспертом была Мерседес Житан, вернее она исполняла обязанности главного эксперта. Занять эту должность ей позволил переход предшественника на теплое место преподавателя в Университете Майами. Если бы власти округа имели хоть малейшее представление об этой работе, то приняли бы Житан на постоянной основе. – Видишь здесь? – она указала на рваную рану в нижней части туловища Ирины Марковой, где аллигатор вырвал большой кусок плоти. – Это фрагмент головки бедренной кости. Аллигатор перекусил ее как куриную косточку. Сила, с которой он сжимает челюсти, невероятна: где-то в пределах от полутора до двух тысяч тонн, что соответствует весу небольшого пикапа. – Предпочитаю оказаться под пикапом, – заметил Лэндри. – Аминь. Я проводила вскрытие двоих из тех, на кого недавно напал аллигатор. Не самый лучший способ попасть в мир иной. Даже представить не могу, какой ужас испытали эти люди. Полагаю, нашей жертве повезло, потому что она уже ничего не чувствовала, когда на нее напало второе животное, – мрачно добавила Житан. Она тяжело вздохнула, покачала головой и посмотрела на лицо Ирины Марковой: ее изъеденные глаза и губы. – С такими тяжело. Я могу день напролет резать вдоль и поперек наркодилеров и членов банд. Они знают, на что идут. Это же невинная жертва. Выходя на улицу, она не планировала встречаться с убийцей. – Я знал ее немного, – сказал Лэндри. – Достаточно, чтобы сказать «привет». Она знакомая моего друга. – Сочувствую. Тебе нет нужды оставаться, Джеймс. Я могу сообщить результаты по телефону. – Нет. Это часть дела. Она – мой вызов, а ты знаешь, какой я. – Суеверный? Лэндри пожал плечами, не отводя глаз от тела. – Я должен собственными глазами видеть, что с ней случилось. Я чувствую, что… что обязан быть здесь, рядом, по крайней мере на этом этапе. Звучит безумно? – Нет. Лишь показывает, что ты остаешься человеком. Я придерживаюсь мнения, что в день, когда начну просто подсчитывать трупы, не считая их за людей, мне нужно начинать подыскивать другую работу. Я не имею в виду эмоциональное погружение, невозможно оставаться в своем уме при таком подходе, но я проявляю вежливость, зная их имена. – Спасибо, что взялась за этот случай, Мерси, – поблагодарил Лэндри. Он позвонил ей лично, чтобы обратиться с просьбой. Лэндри знал Житан шесть или семь лет и наблюдал за ее восхождением по карьерной лестнице. В своем деле она очень хороша и въедлива, а это расследование не обещало быть легким. Житан будет собирать информацию по крупицам, даже самую незначительную на первый взгляд. Ничего не упустит из виду. – Кому нужна личная жизнь? – заметила она. – Не считая мэра Веллингтона, мэра Вест-Палм, мэра Палм-Бич, шерифа и властей штата, еще полдесятка больших шишек позвонили мне после тебя. Лэндри невесело усмехнулся: – Никто не чешется, когда какой-нибудь неотесанный болван из Поксахэтчи вышибет себе мозги. Зато, если задушат и выбросят в канал красивую молодую девушку – это повредит туризму. Нельзя, чтобы во время сезона по округе гулял убийца. Житан взглянула на часы и сердито вздохнула: – И где черти носят эту Сесиль? ГДЕ ЧЕРТ ПОБЕРИ, СЕСИЛЬ! – Я ждала, когда вы начнете кричать, босс. В кабинет вошла ассистентка Житан – чернокожий трансвестит ростом выше двух метров. Даже стоя на скамеечке, Житан приходилось запрокидывать голову, чтобы заглянуть ей в лицо. Процедура вскрытия началась с внешнего осмотра тела. Житан тихо говорила в диктофон, идентифицируя жертву, указывая ее возраст, рост, вес, пол, цвет волос. Цвет глаз она установить не смогла, потому что от них ничего не осталось. Лэндри неотрывно смотрел на руку девушки: ее безупречно накрашенные ярко-красные ногти, на которых никак не отразилось пребывание в воде. Несколько из них были сломаны. Хорошо, если она вонзила их в убийцу, и Житан обнаружит что-то, чтобы подтвердить это: клетки кожи, микроскопические следы крови достаточные для анализа ДНК. Несмотря на то, что тело провело в воде некоторое время, и рыбы поработали над маникюром, оставался шанс, что какой-то материал достаточно глубоко засел под ногтем и все еще оставался там. Анализ улик такого рода занимал время. Серология, токсикология, исследование образца ДНК. Настоящая жизнь далека от той, что показывают по телевизору. Даже при наличии потенциальных доказательств, на получение результатов из лаборатории уходят дни и, возможно, недели. Тот же образец ДНК, принадлежащий предполагаемому преступнику, поможет только в том случае, если подозреваемый ранее привлекался к ответственности и числится в национальной базе данных. Житан осмотрела каждый дюйм тела девушки. Замерила и сфотографировала все отметины, порезы и синяки. Лэндри надеялся на следы от укусов, которые ценились в расследовании также высоко, как и отпечатки пальцев. – Как думаешь, это следы укусов? – спросил он, указывая на несколько темных полукруглых отметин вокруг ареолы левой груди. Лэндри надел свои очки для чтения и нагнулся, чтобы лучше рассмотреть их. – Возможно, – ответила Житан. – Форма правильная, но я не вижу отчетливых отпечатков зубов. Может, он кусал ее через что-то вроде простыни или легкого одеяла, чтобы скрыть следы. Возможно, он умен. – Или он уже делал это прежде, – заметил Лэндри. Очень плохая мысль. Они говорили не о случайном похотливом ублюдке, не пожелавшем принять отказ. Не о преступлении, которое являлось вышедшей из-под контроля ситуацией. Речь шла о чем-то сделанном методично, требующем организованной мысли и достаточного хладнокровия в таком разгоряченном состоянии, чтобы принять меры предосторожности и не обличить себя. Житан перешла к отметине, опоясывающей шею девушки. – Что думаешь? – спросил Лэндри. – Веревка? Провод? – Первое, – ответила Житан. – У нас есть отпечатки больших пальцев по обе стороны гортани. Видишь здесь? Итак, мы делаем вывод, что в какой-то момент нападения убийца душил ее голыми руками. У нас также есть тонкая отметина. Она не от провода, слишком много царапин. Это что-то с определенной текстурой. Если это веревка, то довольно тонкая. Я не вижу никаких природных волокон, но жертва много времени провела в воде. Волокна от веревки – это большее, на что мы можем надеяться, или же она могла быть синтетической. Нейлоновый шнур, возможно. Глядя в увеличительное стекло с подсветкой, Житан снова и снова изучала глубокие бороздки, оставленные на шее девушки. В некоторых местах кожа была надорвана. – Ха, – проговорила Житан и, воспользовавшись пинцетом, очень аккуратно извлекла что-то из раны. – Что это? – Засохшая свернувшая кровь. Смотри. Лэндри посмотрел на сгусток через увеличительное стекло. В нем застряли несколько незаметных для вооруженного взгляда волокон. Короткие, тончайшие, темные. Почти как короткие волоски. – У лабораторных крыс будет ответ, когда они рассмотрят их под микроскопом, – заметила Житан. – Я удивлен, что ты вообще что-то обнаружила, – сказал Лэндри. – Иногда нам везет. Ее убийца допустил ошибку, когда избавлялся от тела: он позволил ранам подсохнуть и затянуться. Когда Житан удовлетворилась осмотром каждого сантиметра передней части тела, Лэндри помог Сесиль его перевернуть. Житан отодвинула волосы Ирины, чтобы изучить следы на задней стороне шеи, но их там не оказалось. – Ладно, – промолвила Житан, – Либо что-то было между ее спиной и убийцей, либо он прижимал ее к какой-то поверхности и тянул удавку на себя. – По моему опыту, тип, который совершает подобные вещи, во время удушения хочет видеть лицо своей жертвы, – заговорил Лэндри. – Страх заводит его, и, наблюдая, как меркнет свет в ее глазах, он ощущает огромную власть. – Как мне кажется, он душил ее до потери сознания. Затем ждал, пока она придет в себя, чтобы «убивать» снова и снова. – Больной ублюдок, – пробормотал Лэндри. – Она некоторое время где-то пролежала, прежде чем он выбросил ее в канал, – сделала вывод Житан. Когда прекратилось сердцебиение, кровь перестала циркулировать и собралась в огромные пурпурные пятна на спине и задней части рук и ног девушки. Тело пролежало на спине достаточно долго, чтобы кровь застоялась и превратилась в сгустки, а на это уходили часы. Неважно, что потом делали с телом, синюшность уже не могла изменить состояние или переместиться. – Может, ему пришлось выждать какое-то время, чтобы избавиться от тела? – предположил Лэндри. – Или же он из тех психов, которым нравится поиграть с жертвой после ее смерти. Лэндри оставался до тех пор, пока Житан не приступила к вскрытию черепа, чтобы исследовать внутренние травмы и трещины. Через это ему не было нужды проходить, так же как и через вскрытие грудной клетки. Лэндри не нужно смотреть, как грудину Ирины Марковой разделят на две части и раскроют, словно морскую раковину. Поочередно достанут все внутренние органы и взвесят их. Он уже это видел и не раз. У всех людей есть печень, кишечник, мозг. Все органы будут изучены и взвешены, записи сделаны, потому что таков порядок. Однако не внутренняя инфекция или болезнь убила Ирину. Другая зараза погубила ее. Какой бы ни была эта злокачественная опухоль, она селилась в сознании убийц. С этой мыслью Лэндри пересек стоянку и направился в отдел по расследованию краж и убийств, который располагался в офисе шерифа. – Приехал переводчик, – сообщил Вайс. Лэндри вошел в комнату для допросов, из которой Вайс только что выглянул. В конце стола стоял пожилой мужчина с непроницаемым выражением лица. Высокий, худой, одетый во все черное, он носил аккуратные седые усы и козлиную бородку, словно вылепленную на конце его подбородка. Левый глаз был пронзительно голубым, а поврежденный правый – молочно-белым. Священник не носил ни повязки, ни очков, чтобы скрыть его. Он выставлял его напоказ, как предмет гордости, некий уродливый почетный знак. Бровь над покалеченным глазом пересекал шрам. Вайс представил Лэндри: – Отец Чернов, это детектив Лэндри, который также работает над делом. Лэндри не отреагировал на эту ремарку. Ему не нужно размахивать своим членом и класть его на стол перед святым отцом, только чтобы поставить Вайса на место. Он протянул священнику руку, и тот ответил довольно крепким для своих семидесяти лет рукопожатием. Руки мужчины были узловатыми и скрюченными, как ветви старого дерева, искривленного непрекращающимися ветрами. – Отец Чернов. Благодарю, что пришли так скоро. К сожалению, это пока все, чем мы располагаем в начале расследования данного убийства. Пока они усаживались, священник смотрел на него свысока. На Лэндри нахлынули воспоминания. Он снова оказался в католической школе, где за некие греховные отступления от школьных правил большую часть времени провел на коленях, читая «Аве, Мария!» под зорким взглядом отца Арно. – Девушка, что умерла, русская, – произнес священник с тяжелым акцентом, но его английская речь была довольно четкой. – Да, сэр. Ирина Маркова. Она работала на конной ферме в окрестностях Веллингтона. Вы знаете других Марковых в этом районе? Если у нее есть родственники, мы бы хотели с ними связаться. Старик проигнорировал вопрос. – Этот, – он мотнул головой в сторону Вайса, – включал мне запись с автоответчика. – Да, вы можете ее нам перевести? Он снова проигнорировал вопрос, как будто план Лэндри по получению информации его совсем не интересовал. – Эта девушка преступница? – Насколько мне известно – нет. Почему вы спрашиваете? Что сказал мужчина на пленке? – Его зовут Алексей, так? Этот сказал мне, – священник опять мотнул головой в сторону Вайса, даже не взглянув на него. – Мы полагаем да. Почему вы спросили, была ли девушка преступницей? – Будьте добры включить запись еще раз. Вайс нажал кнопку на проигрывателе, из которого отрывистыми очередями начал вырываться русский голос. – Он говорит: «Какого черта ты мне не позвонила? Стала слишком хорошей для меня теперь, когда вокруг тебя вьются эти американские слюнтяи? Не забудь кто ты на самом деле, Ирина. Не забудь, кому ты принадлежишь. У меня есть работа для тебя, и она будет хорошо оплачена, ты жадная девчонка». – Вы узнали голос? – спросил Лэндри. – Многие русские мужчины носят имя Алексей, – ответил священник. – У вас есть соображения, кто из них может быть этим парнем? Священник оглядел комнату, как будто один из этих мужчин мог скрываться в углу и подслушивать. – Вы знакомы с русской мафией, детектив Лэндри? – Наслышан о ней. – Тогда мне нет нужды говорить вам, какие это безжалостные и жестокие люди. Они позор для нашей общины. Не все русские – преступники. – Однако вы спросили меня, не была ли Ирина Маркова одной из них. – Есть один мужчина, очень опасный. Его зовут Алексей Кулак. Злобный волк, а не человек. Возможно, это его голос. – Вы знаете его? – спросил Вайс. – Вам известно, где мы можем его найти? – Я знаю о нем. Он из тех людей, кто считает людей своей собственностью и делает с ними, что пожелает. Горечь в голосе старика казалась чем-то личным. – Это он поработал над вашим глазом? – спросил Лэндри. Священник фыркнул: – Нет. Это сделало КГБ, когда я был молодым. Они выжгли мне глаз, потому что я не хотел быть их свидетелем. Я видел, как мужчина украл две булки хлеба, чтобы накормить семью. Война только закончилась. Люди голодали. В моей России мы боялись КГБ. Преступников тогда не существовало. Сейчас их там много, и нет КГБ. Не лучшее место. – Вы знаете кого-то, кто мог бы помочь нам отыскать Алексея Кулака? – спросил Лэндри. – Знаю одного, – ответил священник. – Но он не будет с вами говорить. – Если он боится, мы можем поговорить по телефону, – предложил Вайс. – Все, что нам нужно на этом этапе – установить личность Алексея. Священник поднялся со стула. Внушительная, прямая как палка, фигура в черной рясе и белом воротничке. – Он не будет говорить с вами, – произнес он. – Потому что Алексей Кулак вырезал ему язык. Глава 14 В своем воображении я всегда представляла, что буду готова к этому моменту, у меня будет превосходство в сложившихся обстоятельствах, и я точно буду знать, что сказать. Я рисовала себя сильной и контролирующей ситуацию, невосприимчивой к его присутствию и выглядящей на миллион чертовых долларов. И только Беннет Уокер будет захвачен врасплох, смущен и потрясен, не в силах говорить. Однако все произошло не так. Он целеустремленно вошел в дверь, сфокусировав внимание на своем друге и алиби в одном лице: Хуане Барбаро. Время и образ жизни оставили морщины на его лице, но так, что многие женщины найдут их привлекательными. У него все еще были темные, ниспадавшие на глаза волнистые волосы. Беннет Уокер также как и раньше обладал телом атлета: высокий, широкоплечий, узкобедрый. Он выглядел безупречным в белых брюках, черном пиджаке, черно-белой полосатой рубашке с распахнутым воротом. Щеголеватый светский лев, достаточно растрепанный, чтобы казаться сексуальным. Он мельком посмотрел на меня, не выразив даже толики узнавания. Я сильно отличалась от той девушки, которую он когда-то знал. Не стало буйной гривы темных волос, рисковой улыбки, искорки во взгляде. Тогда я светилась изнутри, переполненная первой любовью, наивная – если не на самом деле, то в душе. Двадцать лет – долгий срок. Целая жизнь прошла с того момента, когда я видела его последний раз. И все же какая-то часть меня оскорбилась из-за того, что он не узнал меня с первого взгляда, не застыл как вкопанный, не побледнел и не стал заикаться. Неужели я была настолько ему безразлична, что он не представлял этот момент? С глаз долой, из сердца вон. Плохие воспоминания лучше оставлять в прошлом. – Хуан, приятель, – произнес он, хватая Барбаро за руку и пожимая ее как политик. – Могу я на минутку… – Где твои манеры, дружище? – спросил Барбаро. – Я стою под руку с прекрасной леди, а ты даже не заметил. Почему я должен ради тебя немедленно ее покинуть? – Прошу меня простить, – сказал мне, но не для меня, Уокер. – Но я… Барбаро проигнорировал его. – Елена, это один мой очень грубый друг, Беннет Уокер. Беннет, а это моя очаровательная компания на сегодняшний вечер, Елена Эстес. Вот тогда он меня увидел. Впервые посмотрел на меня и увидел. У него был тот самый ошарашенный и настороженный вид, о котором я мечтала. – Никогда не видела, чтобы ты не мог найти слов, Беннет, – заметила я, изображая спокойствие. – Елена. Он хотел, чтобы пол разверзся и поглотил меня. Хотел развернуться и броситься вон. Вернуться вновь, и не увидеть женщины, которая в прошлом хотела засадить его за решетку. – Вы знакомы? – спросил Барбаро. – И почему я удивлен? Есть ли в радиусе сорока километров женщина, которую ты не знаешь, друг мой? – О, я знала Беннета когда-то, – ответила я, наслаждаясь выражением тревоги во взгляде Уокера. – Или так мне тогда казалось. – Елена, – повторил он. – Столько времени прошло. Как ты? – Это лучшее, на что ты способен? – Да, на данный момент. – Подумать только, а раньше ты был таким смышленым. – Я краем глаза глянула на Барбаро. – Бен мог заговорить кого угодно. Не так ли, Бен? Тот промолчал. – Я расстроена – вот ответ на твой вопрос, – продолжила я. – Этим утром мою подругу нашли мертвой. Представь мое удивление, когда я обнаружила, что в ночь ее исчезновения с ней был ты. – Я ничего об этом не знаю, – Уокер начал выходить из себя. Я могла это утверждать по тому, как он наклонил голову, стиснул зубы, избегал смотреть на меня. – Что ж, некоторые вещи никогда не меняются, – констатировала я. – Извини нас, мы на минутку. Мне нужно переброситься парой слов с моим другом. Он положил руку на плечо Барбаро, готовясь увести его. – Чтобы уточнить свои легенды? – спросила я сладким голосом. Это было глупо с моей стороны, но ничего не поделаешь. Иногда я не могла с собой справиться. Барбаро казался сбитым с толку, но не возражал понаблюдать за фейерверком. Его пристальный взгляд метался между нами двумя, будто он следил за теннисным матчем. Уокер воспользовался моментом, чтобы успокоиться, делая глубокие вдохи и выдохи. Он был прекрасно осведомлен о двух парах, поднявшихся наверх из ресторана и остановившихся метрах в трех от нас, чтобы поговорить. – Мне не нужна легенда, – тихо проговорил Уокер, подходя немного ближе. Я не отступила, и в любом случае не собиралась отступать. Посмотрела ему в глаза, зная, что это заставит его почувствовать неловкость. – Ты так считаешь? У тебя есть случайный свидетель, способный подтвердить твое алиби? – Я покачала головой. – Нехорошо, Беннет, несмотря на то, что он по крайней мере не сможет опровергнуть твою версию событий. – Елена, я понимаю, ты расстроена, – проговорил Беннет. – Но я никак не связан со смертью этой девушки, и меня возмущают твои намеки об обратном, тем более тебя могут услышать другие люди. Я на самом деле рассмеялась. – О Боже, что подумают соседи? Мы же не можем порочить нашу безукоризненную репутацию. Да ты просто, мать твою, невероятный, – выругалась я, понизив голос. – Двадцать лет прошло, а ты все еще меня ненавидишь. – Нет срока давности для того, что ты сделал, Беннет. Не для меня. – Несмотря на то, во что ты решила верить, с меня сняли выдвинутые обвинения. – Какое интересное переосмысление истории. – Я не буду обсуждать эту тему с тобой, Елена. Не здесь, и не сейчас. – Ну, если найдешь свободное место в своем ежедневнике, черкни мое имя. Нет ничего лучше воспоминаний о старых временах, – насмешливо предложила я. Я перевела взгляд на Барбаро: – Сейчас, джентльмены, если вы извините меня, день был очень скверный и очень долгий, я удаляюсь. Оставив их и миновав гардероб, я вышла за дверь. Моя машина была припаркована на нижней стоянке, а девятимиллиметровый глок лежал за секретной панелью в дверце со стороны водителя. Пистолет мог попасть в руки малоимущих подростков, слонявшихся здесь в ожидании богачей, а я не могла пойти на такой риск. – Елена! Барбаро нагнал меня, но когда оказался рядом, не мог найти слов. У него был вид человека, вступившего в беседу с середины. – Боюсь, я не понял, что сейчас произошло. – Уверена, ваш близкий друг просветит вас, – отрезала я. – Умному и слова довольно, и все же: не переусердствуйте, давая ему алиби. Если я узнаю, что он каким-то образом связан с убийством Ирины, я сделаю все возможное, чтобы он за это поплатился. И меня не волнует, кто встанет у меня на пути. – Это безумие! Беннет – хороший друг. – Как давно вы с ним знакомы? – Несколько лет. Он никогда не причинит вред женщине. – Правда? Почему? Потому что он привлекательный? Очаровательный? Богатый? – сыпала я вопросами. – Для такого искушенного человека, мистер Барбаро, вы ужасно наивны. Когда вернетесь и сядете выпить со своим приятелем, поинтересуйтесь у него, что для него значит имя Марии Невин. И что бы он вам не наплел, знайте: Беннет Уокер – лжец и насильник. Я знаю это, потому что тоже однажды была его алиби. Барбаро ничего не мог ответить на мое заявление и мудро решил промолчать. Я отвернулась, собираясь открыть дверцу, и он положил руку мне на плечо. – Елена, прошу вас, не уезжайте со злостью. Он стоял слишком близко. Я не стала поворачиваться к нему лицом. – Я злюсь не на вас. – Полагаю, вы злитесь на весь мир. – Да, – прошептала я, чувствуя всю тяжесть прошедшего дня. Эмоциональную и физическую усталость. Рука Барбаро двинулась от плеча к затылку. – Пожалуйста, не пытайтесь меня утешить, – попросила я. – Не думаю, что сейчас это вынесу. – Вы всегда такая стойкая? – В этом случае у меня нет особого выбора. Прошу извинить, но мне действительно пора. Он сделал шаг в сторону, чтобы я смогла открыть дверцу. – Я могу позвонить вам? Я засмеялась без тени юмора. – Даже представить не могу, отчего у вас вообще появится подобное желание. Я не самая приятная компания. – Смерть подруги не делает обстоятельства благоприятными. Все равно… Это не меняет того факта, что вы красивая, незаурядная, интересная женщина, и мне хотелось бы узнать вас лучше. – Хммм… А вы храбрец, – усмехнулась я, посмотрев на него. В черно-белом свете автомобильной стоянки, напоминавшем фильм в стиле нуар, Барбаро выглядел поразительно красивым, и я ощущала исходившие от него волны сексуальной энергии. – Фортуна улыбается храбрым, – произнес он и, наклонившись вперед, подарил мне нежный и быстрый поцелуй. Достаточно долгий, чтобы заставить меня подумать, что я могла бы захотеть большего. – Ты гадкий! Голос раздался с дальнего конца моей машины. Существо неопределенного пола стояло у багажника соседнего автомобиля и пялилось на нас. Судя по голосу, это была женщина. Однако иных подтверждений этому факту не было. Нечто похожее на черный балахон скрывало все ее тело кроме лица, раскрашенного на манер одного из персонажей Цирка дю Солей. На макушке красовался черный колпак с помпоном на конце. – Ты гадкий! – повторила она. – Как остальные. Очень гадкий! Барбаро с грозным видом шагнул в ее направлении. – Убирайся отсюда, Чокнутая! Уходи! Уходи, пока я не вызвал полицию, и они не арестовали твою рехнувшуюся задницу. Чокнутая сделала реверанс и неуклюже убежала в туфлях на платформах. Перелезла через шлагбаум, ведущий на территорию комплекса Палм-Бич поло, и исчезла из вида. Я повернулась к Барбаро. – Какого черта здесь произошло? – Чокнутая, – ответил он. – Ты никогда не видела Чокнутую? – Нет. Я нечасто покидаю ферму. – Она бродит по городу. Я уже видел ее здесь. Сумасшедшая. – Это я поняла. – Не бери в голову, – посоветовал Барбаро. – Поезжай домой и отдохни. Он протянул руку и коснулся левой стороны моего лица. Нежно, я уверена, хотя не могла по-настоящему почувствовать его прикосновение. Я скользнула за руль БМВ, сообщила ему номер своего телефона и уехала, размышляя о том, что пару минут назад себе позволила. Думала о поцелуе Барбаро и чувствовала вину. Размышляла о Лэндри и том моменте, который мы разделили позади конюшни, как хотела прижаться к нему, но не сделала этого. И почувствовала еще большую вину. Это не то, что мне нужно, я прекратила свои отношения с Лэндри. Он хотел от меня то, чего я не могла ему дать, не дала бы. Я сделала ему одолжение, хочет он видеть это в таком свете или нет. – Может, интрижка с горячим игроком в поло как раз то, что окончательно внесет ясность в эту ситуацию. «Не придавай этому слишком большого значения, Елена» – одернула я себя. Я планировала использовать связь с Барбаро, чтобы покопаться в этом деле, и, насколько я знала, он планировал делать то же самое. В ночь исчезновения Ирины Барбаро был там, также как Беннет Уокер или его патрон – именинник Джим Броуди. Возможно, он планировал стать тем отвлекающим фактором, который переключит мое внимание с его богатых друзей. Я не сомневалась, что Хуан Барбаро мог подцепить любую состоятельную женщину или сногсшибательную девушку в Веллингтоне. Так почему же остановился на мне? В доме Шона было темно. Вот и хорошо. Как бы сильно я не любила Шона, сейчас не хотела ни с кем общаться. Я вошла в свой коттедж и даже не потрудилась включить свет. Возрастающая луна давала достаточно освещения, чтобы я смогла пройти по коридору в свою спальню. Проскользнула в ванную комнату, включила свет и пустила воду в душе. Едкий запах перенесенного напряженности и окурков, покрывал меня тонким слоем. Я наклонилась над раковиной, чтобы почистить зубы. Когда закончила и выпрямилась, уже была не одна. В дверном проеме позади меня стоял мужчина. Секунду я ошеломленно таращилась на его отражение в зеркале, затем повернулась к нему лицом. Он выглядел растрепанным, но носил костюм, белки его глаз покраснели. – Ты – Елена Эстес. – Он говорил с русским акцентом. – А ты, мать твою, кто такой? – требовательно спросила я. – Мое имя Кулак. Алексей Кулак. Глава 15 «У Магды» был паршивым баром в паршивом промышленном районе Вест-Палм. Отделанное грязной вагонкой здание выглядело так, будто его следовало признать непригодным к использованию еще лет десять назад. Стоянка располагалась позади заведения и представляла собой растрескавшееся бетонное покрытие, поросшее многочисленными сорняками. Забор из металлической сетки, увенчанный колючей проволокой, ограждал завсегдатаев «У Магды» от автосвалки. «Возможно, это пустая трата времени», – подумал Лэндри, выходя из машины. Священник назвал этот бар как одно из мест, где можно отыскать Алексея Кулака. Однако шансы разговорить здесь кого-то практически нулевые. Русская община считалась сплоченной и немногословной, но надо с чего-то начинать. Они с Вайсом пришли к соглашению, что на сегодня сделали достаточно, и решили завтра с утра продолжить с новыми силами. Лэндри глянул на свои часы – 00:30. Утро. Будет трудно заставить этих людей поговорить хотя бы с одним из копов, не говоря уже о двух. Особенно, если один из них Вайс. Алексей Кулак слишком важен для расследования, чтобы облажаться на этом этапе. На Кулака имелись записи об арестах, но судимостей не было. Его задерживали по обвинениям в нападении и покушении на убийство, но дальше этого дело не шло. У свидетелей начинались проблемы с памятью. Жертвы предпочитали отнестись к произошедшему по принципу «что было, то прошло». Никто не хотел связываться с этим человеком. Лэндри знал одного парня, работающего над заданием, связанным с организованной преступностью, но не позвонил ему. Он мог бы почерпнуть у него немного информации о Кулаке, но детективы из офиса шерифа славились своим параноидальным и эгоистичным отношением к работе. Они могли целые месяцы и годы сидеть на хвосте у плохих парней, чтобы собрать дело по кусочкам. Поэтому последнее, чего они хотели, чтобы приперся какой-то член из отдела убийств и все им изгадил. Лэндри изучил основные данные о Кулаке: как он выглядит, что о нем известно и так далее. Отец Чернов сообщил информацию, что автосвалка позади бара – законный бизнес Кулака. Однако по сведениям Министерства транспорта, последний адрес русского указывал прямиком на магазин детских товаров в центре города. Лэндри не нашел других записей, фактических адресов и упоминаний об имевшихся родственниках. Приходился Кулак родственником Ирине Марковой или нет, он был с ней тесно связан. Преступная деятельность оплачивается намного лучше уборки лошадиного дерьма. Это объясняло дорогой гардероб Ирины, и наверняка давало кому-то мотив навредить ей. Может она подставила кого-то. Например, самого Кулака. Он ее убил, а телефонное послание было разыграно, чтобы сбить полицию со следа. Лэндри вошел в заднюю дверь бара и спустился в узкий, тускло освещенный зал с неровным полом. Место пропахло пивом и вареной капустой, а сигаретный дым был такой плотный, что застилал глаза и перехватывал дыхание. Стоило Лэндри переступить порог и сесть на стул у барной стойки, разговоры тут же прекратились. Поначалу люди открыто таращились на него, а затем стали переглядываться и что-то бормотать по-русски. Джеймс посмотрел на бармена, крупного лысого мужика с синими наколками по всему черепу. – Чистой водки. – Что надо здесь, полисмен? – спросил бармен на ломанном английском. Лэндри повторил: – Водки. Неразбавленной. У вас ведь есть водка? – А медведи гадят в лесу? – Это ты мне скажи. Бармен громко рассмеялся, налил стопку водки и поставил перед ним. Лэндри опрокинул ее, подавив желание скривиться и откашляться. Мужик налил ему еще, и Лэндри повторил процесс. Практически на пустой желудок. Бармен снова засмеялся. – Вы есть русский, полисмен? Пьете как русский. – Почему ты думаешь, что я полицейский? – Вы все на одно лицо. Большие замашки, блестящие ботинки. Нам нечего вам сказать, полисмен. – Ты даже не знаешь, о чем я собираюсь спросить. – Это не есть важно. – Ты не собираешься поведать мне, где я могу найти Алексея Кулака? – Нет. – Очень плохо. Сегодня его родственница была найдена мертвой, и мы хотим знать, что делать с ее телом. Бармен состроил кислую мину и пожал плечами. – Человек мертв. Для спешки причин нет. Завтра он будет таким же мертвыми, как сегодня. – То есть завтра мне стоит вернуться и подождать, пока появится Алексей Кулак? – спросил Лэндри. – Знаешь, я очень занятой человек и не могу просто так здесь торчать. Может, мне стоит отправить сюда парочку патрульных машин и офицеров в форме? Ты этого от меня хочешь? Мужик нахмурился, и его татуировки собрались в складки. За спиной Лэндри раздался смех: – Вот умора! Американская полиция, да что вы можете, чтобы заставить людей говорить? Лэндри оглянулся через плечо. Тот, кто стоял позади него, был почти таким же огромным как бармен. Хорошо. Если Джеймс хочет утвердиться, этот парень – то, что надо. – Вы говорите «пожалуйста» и «спасибо» и отпускаете преступников, как шаловливых детей, которым надавали по рукам, – продолжил мужчина. – В России так не делается. Послышались многочисленные поддакивающие шепотки. Лэндри развернулся на стуле: – Если Россия такая, мать твою, замечательная, что ты здесь делаешь, Борис? Устал весь день стоять у станка и сворачивать в рулон туалетную бумагу? Да ты ею вообще пользуешься? В вашей отсталой стране водопровод хоть есть? Русский помрачнел. Его волосы, густые и колючие, как медвежий мех, росли клином и доходили до самых бровей. Вена на шее вздулась. – Следи за языком, мелкий полицейский. Ты здесь один, а нас много. – Угрожаешь мне? – осведомился Лэндри. – Угрожаешь офицеру полиции при исполнении? – И снова отвернулся к бармену. – Он только что мне угрожал? – Что собираетесь с этим делать? – отозвался мужик за стойкой. – Отругаете его? Оставите без ужина? – У меня есть право на самозащиту, – ответил Лэндри. – И возможно я им воспользуюсь. Заявив это, он отвел назад левый локоть и впечатал его в солнечное сплетение стоявшего позади мужчины. Одновременно достал из наплечной кобуры пистолет и прижал задыхающегося русского к стене. Он направил дуло в лицо верзилы и гаркнул: – Я могу это сделать. Тебе нравится, козел? Понятно объяснил? Я могу вышибить твои гребаные мозги. Теперь больше похоже на Россию, членосос? Мужчина посмотрел на дуло пистолета, и в его глазах появились шок и страх. Также быстро, как он повернулся к парню, Лэндри отпустил его и отступил. Русский наполовину сполз по стене и нагнулся вперед, хватая ртом воздух. – Не шути со мной, Борис, – рявкнул Лэндри, тыча в него пальцем. – Не трахай мне мозги! Лэндри вернулся к барной стойке и заказал еще водки. Оглядел толпу. – Какого хрена уставились? Похоже, люди невольно оказались под впечатлением. Все еще настороженные и неготовые к сотрудничеству, но в их глазах, несомненно, появилось некоторое уважение. Это был единственный способ достучаться до них. Лэндри взял свою стопку и опрокинул, надеясь, что тут же не выблюет ее содержимое обратно. Достал из внутреннего кармана пальто фотографию Ирины и показал ее. – Это Ирина Маркова, – громко объявил он. – Сегодня ее нашли убитой. Она русская. Некоторые из вас могли знать ее. Я надорву себе задницу, но найду и задержу убийцу, и он никогда больше не увидит белый свет. Если кто-нибудь захочет сообщить мне любою информацию, я оставляю свою визитку. Мне нужно знать, может ли кто-нибудь рассказать, где найти Алексея Кулака. В случае если Кулак не придет за телом в течение трех дней, останки захоронят в сосновом ящике на кладбище для бедняков и бродяг. Ложь, но Лэндри было плевать. Он должен знать то, что ему нужно. Джеймс повернулся к бармену и положил фотографию Ирины на стойку. Девушка сидела на изогнутом в виде подковы диванчике, зажатая между двумя хорошо одетыми состоятельными мужчинами, очевидно никогда не ступавших в заведение такого сорта. Она ослепительно улыбалась. Между ней и трупом, оставленным на столе для вскрытий, казалось, не было никакой связи. Бармен с задумчивым видом разглядывал фотографию. – Тот парень сначала душил ее голыми руками, а потом удавкой. Насиловал и пытал, – продолжал приукрашивать Лэндри для пущего эффекта. Житан не могла с уверенностью сказать, было ли совершено изнасилование. Явных следов пыток тоже не обнаружили. – Больной ублюдок проделывал это и после ее смерти, а потом выбросил в канал, чтобы ее глазами могли поживиться рыбы. Подбородок бармена дрожал, пока парень неотрывно смотрел на фотографию. – Вы не хотите сдать кусок дерьма, который это сделал? Да я подал бы копам на блюде голову родного брата, если бы знал, что он совершил нечто подобное. Но ведь я не русский. Лэндри бросил на стойку штук шесть своих визиток и двадцатидолларовую купюру и отсалютовал бармену по-русски: – До свидания. Водка стала проситься назад, как только адреналин пошел на спад. Лэндри вышел через заднюю дверь, завернул за угол и блеванул. Позади бара никого не было, поэтому никто не видел, как его вывернуло. Он прислонился к зданию и сделал несколько глубоких вдохов. Ему нужна передышка, немного воздуха. Сейчас могло произойти одно из трех: к нему никто не выйдет; кто-то выйдет, возможно поговорит с ним, а может и нет; появится Борис и вытряхнет из него все дерьмо. Лэндри потер лицо руками, прикурил сигарету, чтобы перебить вкус желчи, подумал, спит ли сейчас Елена. И тут же стал проклинать себя за эти мысли. К ней невозможно приблизиться, она просто не позволит. Ему следует радоваться, что она отпустила его на волю. Лэндри бесило, что свободным он себя не чувствовал. Он не был по своей натуре мистером «Поделюсь чувствами». Удивительно, что их отношения продержались так долго. Они с Еленой напоминали пару дикобразов, где каждый сам по себе. Лэндри все еще чувствовал себя последней сволочью из-за того, что сказал ей на месте преступления. Если и существовало что-то, чего нельзя было сказать о Елене, так это то, что она пасовала перед трудностями. Открылась дверь бара, и на улицу вышла женщина. На голове начес, напоминавший стог сена, на лице слишком яркий макияж, юбка еле прикрывает задницу. Девица остановилась, картинно повернулась к Лэндри в профиль, прикурила сигарету и выпустила в небо струйку дыма. Лэндри ждал. – Черт, – ругнулась женщина, глядя на него. – Сигарета потухла. Огонька не найдется? Лэндри подошел и чиркнул зажигалкой. Дамочка посмотрела на него исподлобья и глубоко затянулась. – Это что-то, – выдохнула женщина. – Ты надрал Григорию задницу. Давно пора кому-то это сделать. – Это было не трудно, – отмахнулся Лэндри. Она кокетливо засмеялась и захлопала ресницами. – Уверен, что ты коп? – Так написано на моем значке. – Меня зовут Светлана. Светлана Петрова. Ищешь Алексея? – Знаешь, где его найти? Дамочка напустила на себя надутый вид и пожала плечом. – В аду, надеюсь. – Ты не из его поклонниц? – Он свинья. – Она отвернулась и сплюнула на землю. Класс. – Что он сделал? – спросил Лэндри. – Трахнул тебя и бросил? Огонь в ее глазах все ему рассказал. – Эй, – огрызнулась женщина, ударив Лэндри в грудь ребром ладони. – Меня парни не бросают! Я велела ему проваливать. Он дешевка и трахается со шлюхами. Лэндри прикусил язык и посмотрел на дверь. Появление кого-то на пороге было вопросом времени. – Одной из этих шлюх была Ирина Маркова? Лицо женщина скривилось. – Она его за член водила. Он сам себя дураком сделал. – Думаешь, его это достало, и он решил преподать ей урок? Такая мысль не приходила ей в голову. – Алексей? Убил ее? – Она быстро уцепилась за эту идею. – Возможно… Он бы мог. У него ужасный характер. – Тебе когда-нибудь попадало от него? Женщина замялась и опустила глаза, затем снова посмотрела на Лэндри. Что бы она ни собиралась сказать, скорее всего будет ложью. – Да. Много раз. Но я всегда давала ему сдачи. – Тогда, может, ты просто хочешь подкинуть ему проблем? Она попыталась принять невинный вид, хотя, по мнению Лэндри, c невинностью рассталась лет двадцать назад. – Нет? Тогда я могу идти. Когда Лэндри начал отворачиваться, она выбросила вперед руку и схватила его за лацкан пиджака. – Слишком легко сдаешься. – Мне надо убийство расследовать, – ответил он. – А не стоять здесь и играть с тобой в кошки-мышки, дорогуша. Если тебе есть что сказать, говори. Светлана помрачнела и снова надулась. – С тобой не повеселишься. – Да, мне это часто говорят. Кулак был здесь этим вечером? – Ушел пару часов назад. – В каком настроении? – В плохом. Он всегда такой злой. – Когда ты последний раз видела Ирину Маркову? Снова кислое выражение лица. – Не знаю, я за ней не слежу. – Она была здесь в субботу ночью? Лэндри мог расслышать, как в голове Светланы внезапно завертелись шестеренки. Ее глаза сузились, а рот скривился в попытке сдержать улыбку. – Да, в субботу ночью. – Около полуночи? Примерно в час. – Да. Да. Я смотрела на часы. Видела, как они ругались. Лэндри развернулся и направился к машине. Светлана устремилась за ним, ее шпильки звонко клацали по бетонному покрытию стоянки. – Что? – Ты лгунья. Ирины Марковой не было здесь в ту ночь. Ты мне не нужна, если собираешься лгать. Только тратишь мое время. Не дала мне ни одной чертовой зацепки, которую можно использовать. – Ладно, ладно. Я скажу тебе, где он живет. Есть бумага? Ручка? Джеймс достал из кармана пальто одну из своих визиток и ручку и подал ей. Светлана положила карточку на капот машины и, что-то нацарапав поперек нее, протянула обратно. Лэндри, прищурившись, прочитал записку. – Этому адресу лучше быть настоящим. – Клянусь. Это большой секрет. Вряд ли кто-нибудь знает. Даже копы или федералы. – Это его телефонный номер? – Нет, – ответила Светлана, глядя не него и придвигаясь ближе. – Мой. Позвони мне, и я покажу, как надо веселиться. Лэндри сунул карточку в нагрудный карман, сел в машину и выехал со стоянки, оставив своего информатора разгоряченной и озабоченной. Какому-нибудь тупице, вышедшему из бара, сегодня вечером может крупно повезти. Глава 16 – Что ты делаешь в моем доме? – спросила я, размышляя, как добраться до чего-нибудь, что можно использовать в качестве оружия. Неплохо бы приложить Кулака по голове каменной мыльницей, но он заметит, если я к ней потянусь. – Ты знаешь Ирину, – сказал он. – И что с того? Он выглядел то ли психически ненормальным, то ли больным. Хотя я не могла знать, убил ли он Ирину. – Ты ей нравилась, – заметил он. Я ничего не ответила. На секунду он отвел от меня блуждающий взгляд, и я осторожно переместилась на пару сантиметров вправо. – А ты знал Ирину? – спросила я. Он снова посмотрел на меня. – Я ее любил. Тем не менее, шансы, что он задушил ее, пятьдесят на пятьдесят. Может, чуть выше. Ничто так не заставляло людей пересекать грань и совершать насилие, как любовь. Он ее любил, она его нет. Он ее любил, она ему изменяла. Он был от нее без ума и не хотел отпускать. Десятки сценариев. – В России ты ее тоже знал? – спросила я, перенося вес с одной ноги на другую и продвигаясь вперед на четверть шага. – Они с моей младшей сестрой Сашей были лучшими подругами. Имя прозвенело колокольчиком. Саша Кулак. Подруга Ирины, покончившая жизнь самоубийством из-за Томаса Ван Зандта. Дилера, на которого Ирина напала на ферме. Кулак. Алексей Кулак. Русские… – Ирина очень тепло о ней отзывалась, – заметила я, скользнув пальцами в ящик туалетного столика за своей спиной. Алексей Кулак, казалось, ничего не заметил. – Обо мне она говорила? – спросил он. Полы его пиджака разошлись, и я увидела рукоятку пистолета. – Ирина была очень закрытым человеком. Она мало рассказывала о своей личной жизни. Его глаза наполнились слезами, и весь его вид говорил, как сильно он страдает. – В жизни, которую она вела, я был призраком. Ирина меня к себе не подпускала. С точки зрения мотива это звучало не очень хорошо. Мои пальцы наткнулись на что-то в ящике, и я сжала ладонь – маникюрные ножницы. Кулак повернулся к дверному проему и прислонился к раме, глаза закрыты, лицо покраснело, будто он боролся со слезами. – Чего ты хочешь от меня? Он утер слезы широкой ладонью, на тыльной стороне которой виднелись татуировки. Тюремные? Когда я работала в отделе по борьбе с наркотиками, русские отхватили солидный кусок от торговли героином в Южной Флориде. Поговаривали, они снюхались с колумбийцами, чтобы выйти на рынок сбыта кокаина. С метамфитамином они не связывались, так как тот был и оставался оплотом белой швали. Алексей Кулак. Русская мафия? Не это ли было второй работой Ирины, позволявшей ей вращаться среди богатых и знаменитых? – Она мертва, – проговорил он. – Убита. Кулак поборол свои эмоции и спрятал их где-то глубоко в себе. Я наблюдала, как он меняется, становится спокойным и сосредоточенным. – Да, – ответила я. – Она рассказала мне, как ты помогла той маленькой девочке. – Год назад двенадцатилетняя Молли Сибрайт, ошибочно считая меня частным сыщиком, обратилась ко мне за помощью в поисках своей пропавшей сестры. – Ты знаешь людей, с которыми она путалась, – заявил он. – Этих сукиных детей, американских плейбоев. – Нет, – солгала я. – Не знаю. Русский пронзил меня взглядом, заставив почувствовать себя приколотым к планшетке насекомым. Исходящая от него энергия теперь была целенаправленной и интенсивной. – Ты знаешь их. Я промолчала. – Я хочу знать, кто из них убил Ирину. – Я не частный сыщик, мистер Кулак. Он шагнул в ванную комнату, внезапно разозлившись и желая запугать меня. – Мне плевать, как ты, мать твою, себя называешь. Я хочу знать, кто убил Ирину. – Это дело полиции, – ответила я. Мне некуда было отступать, позади меня стоял туалетный столик. Кулак протянул руку и сжал мою нижнюю челюсть. Я украдкой вытащила ножницы, пырнула его в живот и почувствовала, как задела ребро. Он взвыл от боли и отшатнулся, изумленно глядя на меня, его рубашка пропитывалась кровью. Сжав кулаки, я замахнулась и нанесла ему мощный удар в скулу и висок. Он попятился, споткнулся и упал. Я хотела перепрыгнуть через него, но он схватил меня за лодыжку, и я упала, сильно прикусив нижнюю губу. Вкус крови наполнил рот. Желая высвободиться, я пнула Кулака. Наши руки и ноги сплелись, я пыталась протолкнуться вперед, подобрав под себя ноги и встав на колени. Когда я снова попыталась вырваться, Кулак схватил меня сзади за шею и отшвырнул к стене, припечатав сверху своим телом. – Сука! Ты пырнула меня! – Ага, и, надеюсь, ты от этого сдохнешь. Он захихикал, потом засмеялся сильнее и, наконец, расхохотался в полную силу. – Да ты как Ирина. Я надеялась, что нет. Не хотела думать о подводной живности, обгладывающей мое лицо, пока я мертвой лежала в дренажной канаве. – Ты, – сказал он, вмиг становясь предельно серьезным, – будешь моими глазами, ушами и мозгами. Они примут тебя. Ты одна из них. – Я на тебя не работаю, – ответила я. – Я хочу знать, кто убил Ирину, но на тебя не работаю. Он развернул меня и теперь прижимал к стене за горло. Мои ноги едва касались пола. Кулак выглядел так, словно его вообще не волновало, раздавит он мне гортань или нет. – Нет, мисс Эстес, – вкрадчиво проговорил он. – Боюсь, что работаешь. Я не возразила. Его голос и манера поведения заставила меня похолодеть, несмотря на то, что от страха и адреналина выступил пот. Глаза Алексея Кулака были плоскими и черными, как у акулы. Я сглотнула, ощущая тяжесть его руки поверх своего горла. Он приблизил свое лицо к моему и прошептал: – Нет, работаешь. Глава 17 Солнце еще не взошло, когда я покинула коттедж и направилась к лошадям. Накормила их, затем вышла на улицу и села на скамью, которую мы с Лэндри облюбовали прошлым вечером. Казалось, с того момента прошли недели. Я долго и упорно думала об Алексее Кулаке. Более здравомыслящий человек позвонил бы Лэндри и выдал всю историю, а потом сел в самолет, отбывавший в неизвестном направлении. Более здравомыслящий человек подумал бы: сам факт, что я не хотела ничего рассказывать Джеймсу, говорил о состоянии моего психического здоровья. Алексей Кулак был преступником. Неуравновешенным и опасным. А любовь к Ирине только усиливала сложившееся впечатление. После его ухода я обернула горло пакетом льда и, усевшись за компьютер, выполнила небольшое домашнее задание. С русской мафией шутить не стоило. Об Алексее Кулаке нашлось сравнительно немного информации, что свидетельствовало об уме русского, а о том, каким он мог быть безжалостным, мне рассказывать не нужно. Даже если и так, внутренний голос подсказывал мне не распространяться о его визите. Я хотела найти убийцу Ирины. В этом наши интересы с Кулаком совпадали. Если добьюсь результатов, у него не будет повода причинять мне боль. Но стоит настучать на него копам, то, скорее всего, закончу на автосвалке Кулака в багажнике какой-нибудь отправленной в дробилку развалюхи. Если убийство Ирины как-то связано с Алексеем, то через него у меня появится доступ к той части ее жизни, до которой Лэндри добраться не сможет. Вот, что я говорила себе, хотя прекрасно знала: Кулак не пришел бы ко мне, если имел бы к смерти Ирины хоть какое-то отношение. Поэтому я и решилась на сделку с дьяволом. Существовали и другие мотивы, скрытые в темном уголке моего сознания. Я отказывала выносить их на поверхность. Я приняла душ и оделась как можно презентабельней. С распухшей губой ничего нельзя было оделать, и, если спросят, придется солгать. Короткий винтажный шарф от Гуччи помог скрыть синяки на шее, появление которых пакету льда предотвратить не удалось. Билли Квинт был капитаном военно-морского флота, наверное, лет сто. Примерно столько времени прошло с тех пор, как мы познакомились. Я служила в Управлении по борьбе с наркотиками, а он возглавлял секретную команду Бюро по борьбе с организованной преступностью, работавшую в Форт-Лодердейле на пару с нашей конторой. У команд из разных Управлений был общий план действий: раскрыть схему по отмыванию наркоденег, которые в огромных количествах перевозились на грузовых судах в Панаму. Обратно в Палм-Бич возвращался уже кокаин. Много кокаина. Квинт жил в бунгало у морского канала, что к югу от озера Уорт. Ушел в отставку не по своей воле. Он отказался говорить со мной по телефону. Ребята из ББОП еще в начале карьеры учатся принимать всевозможные меры предосторожности. Каждый день им приходится иметь дело со смертельно опасными скотами, и не всем парням удается выжить. Поэтому отказ Квинта побеседовать меня ничуть не удивил. Застарелая паранойя – живучая штука. Особенно у того, кто еле живым вышел из игры. – Думал, ты погибла, – прохрипел Квинт, когда я вылезла из машины и пошла к нему навстречу. – Я, как и ты, слишком вредная, чтобы умереть, – усмехнулась я. – Крепкий орешек. Ты всегда была такой. – Он выехал на пирс в инвалидном кресле и забросил рыболовные снасти в покореженную шлюпку. – Эта посудина способна выйти в море? – усомнилась я. Квинт, прищурившись, глянул на меня. Одно веко опущено сильнее другого, на голову нахлобучена затасканная капитанская фуражка. Определить, где заканчиваются его бакенбарды и начинаются растущие в ушах волосы, невозможно. – Да какая разница? – спросил он голосом, похожим на шорох гравия. Билли зашелся в приступе мокрого, лающего кашля. Когда кашель прекратился, Квинту потребовалось время, чтобы отдышаться. – Ты в порядке? – задала я идиотский вопрос. – Рак легких. – Он ответил так, будто говорил о какой-то ерунде. Словно подхватил простуду. – Рано или поздно дьявол меня поймает. Я слишком много раз от него уворачивался. – Мне очень жаль это слышать, Билли. Он пожал плечами и отмахнулся. В тот момент Квинт выглядел древним стариком, хотя ему не было и шестидесяти. Его бесполезные ноги повернуты в сторону, а сам он сгорбился в своем кресле. Кожа странного желтоватого оттенка. Мне не нужно спрашивать, страдает ли он от боли. Я знала, каково это, когда твое тело разбито так, что ты не должен был выжить, и часто хочешь, чтобы так и случилось. Два русских мордоворота по поручению амбициозного помощника мафиозного босса раздробили ноги Квинта кувалдой. Его оставили в живых ради цирка, развернувшегося в средствах массовой информации после этого жестокого нападения. Бесплатная реклама, адресованная всем и каждому, что с русскими лучше не связываться. Никому. Произошла серия арестов, но без толку. Шестерка и его подельники исчезли с континента, возможно буквально. Никто из русской общины не заговорил. Полицейские, федералы – все оказались бессильны защитить хотя бы одного из своих людей. Из бунгало Квинта вышла немолодая филиппинка, напоминавшая комплекцией тумбу на ножках, и спустилась на пирс. Нахмурив брови, она начала распекать Билли: – Твой завтрак готов. Я не варю хорошую еду, поэтому можешь воротить нос как мистер «Скажите, пожалуйста» и отправить ее в помойное ведро! Иди и ешь! – Ты! – Она ткнула в меня пальцем, как дядюшка Сэм с вербовочного плаката. – Иди и ешь. Ты слишком тощая. Что с тобой такое, ты что, не кушаешь? Квинт закатил глаза: – Сими. Моя экономка. – Я думала, ты говорил, что дьявол тебя пока не поймал. Он отрывисто рассмеялся и зашелся в очередной приступе кашля. Под взором Сими я давилась ее жирным варевом из риса, лука, острого перца и сосисок, а, когда она иногда отвлекалась от меня, кормила с руки сидящего под столом джек-рассел-терьера. – Я все вижу, – рявкнула Сими, стоя лицом к плите. – Ты кормишь пса, у него будут газы. Собираешься остаться и нюхать его пуканье, мисси? – О, да будет тебе, женщина, – проворчал Квинт. – Тебе в церковь не надо сходить? – Надо, чтобы помолиться о твоей душе! – заорала она в ответ. – Какого черта ты хочешь отправить меня на небеса? – спросил он. – Ведь тебя там не будет. Я сунула собаке под стол еще одну пригоршню еды. Они ругались и кричали друг на друга еще минут пять, пока Сими не показала неприличный жест и в гневе не выскочила из кухни. – Она всегда такая? – спросила я. – Не, это ее светские манеры. Ведь у нас гости, – сказал Квинт, затем взял свою тарелку и поставил на пол перед собакой. – Мне плевать на его газы, пес спит в ее комнате. Я тоже поставила свою тарелку на пол. – Что привело тебя ко мне, Елена? – поинтересовался он. – Ведь ты не проснулась сегодня рано поутру, решив по доброте сердечной навестить старого калеку. – Ты такого невысокого мнения о моей персоне, Билли, – притворно вздохнула я. Он рассмеялся и закашлялся: – Сама сказала, что мы из одного теста. Выкладывай. – Алексей Кулак. Знаешь о нем что-нибудь? Может, Квинт больше и не работал, но такие парни как он, никогда полностью не отходили от дел. Они держали ухо востро и нос по ветру. Когда-то Билли знал о мафии в Южной Флориде больше, чем кто-либо другой. Держу пари, он и сейчас в курсе происходящего. Квинт поморщился. – А что? Ты же с ним не встречаешься? – Нет, но он был влюблен в девушку, которую я знала. В эти выходные ее убили. – Собираешься спросить меня, мог ли Кулак ее завалить? Слышал, он способен вырвать глаза и закусить ими. – Он ее не убивал, – заявила я. – Хочет узнать, кто осмелился. – Чтобы отрезать ублюдку причиндалы и затолкать в глотку? – Не спрашивала. – Могу гарантировать. Почему тебя волнует, чего хочет Алексей Кулак? Он тебе губу подправил? – Я споткнулась, упала и прикусила ее. – А почему бы просто не сказать, что врезалась в дверь? – Потому что говорю правду, – настаивала я, глядя Квинту прямо в глаза. Одно из преимуществ, полученных при аварии, – повреждение лицевого нерва: теперь для меня не проблема лгать человеку в лицо. Естественно, я была хорошей лгуньей задолго до этих событий. – Алексей Кулак в этот момент рядом не находился? – Чем он занимается? – спросила я, демонстративно игнорируя вопрос. – Проще сказать, чем не занимается. Он гангстер на все руки: угон грузовиков, вымогательство, ростовщичество, проституция, наркотики. А твоя подруга, чем увлекалась? – Богатыми мужчинами. У нее были дорогие запросы, – пожала я плечами. – Чем больше узнаю, тем меньше уверенности, что знала ее. – Она работала на Кулака? – Не знаю. У меня ощущение, что она водила его, как пса на поводке. Но знаю, что она не могла купить сумки от Гуччи на зарплату конюха. – И как такая девушка цепляла богатых мужиков? – За их либидо, полагаю, – ответила я. – Она была очень красивой. – Кулак мог использовать девушку, чтобы добраться до одного из ее состоятельных друзей? – поинтересовался Квинт. – Тогда зачем ему я? Он бы уже знал, чье сердце вырезать. Кулак сказал, что она оградила его от той части своей жизни. – То же самое было бы верным, работай она на него в неком ином качестве, – подметил Квинт. – Глотки уже были бы перерезаны. Почему он решил, что ты можешь быть ему полезна? – Видимо, я нравилась Ирине, мертвой девушке, – поделилась я. – Не могу сказать, что мы были близки. Просто работали вместе. – Где? – Я лошадей выезжаю. – Этим можно на жизнь зарабатывать? – В прошлом году конный бизнес принес в копилку Веллингтона шесть миллионов долларов. – Иисусе, – впечатлился Квинт. – И под пули лезть не надо. – Как правило, нет. – То есть Кулак знал, что ты из мира лошадников. Вы с этой девушкой вращались в одних и тех же кругах? – Нет. – Кулак знает, что ты работала копом? – Он знает то, что ему могла поведать Ирина. Она рассказала, как в прошлом году я помогла одной маленькой девочке отыскать сестру. – Почему мне кажется, что в той истории скрыто нечто гораздо большее? – Верно, – согласилась я, – но с нынешней нет ничего общего. – Что собираешься предпринять? – спросил Квинт. Я пожала плечами: – Я тоже хочу знать, кто убил Ирину. – Ты никому на работе о Кулаке не рассказывала? – Не обижайся, Билли, но я не хочу получить кувалдой. – Елена, нет гарантии, что подобное не произойдет, даже если ты ему поможешь. Кулак не захочет оставлять болтающуюся ниточку, – предостерег Квинт. – Парень настоящий фанатик своего дела. Он умен, безжалостен. Такой же хладнокровный как змея. – Знаешь, как он к власти пришел? – продолжал Квинт. – Я здесь, чтобы узнать, – откликнулась я. – Говорят, он прилетел на самолете из Москвы, и направился в Вест-Палм, где должен был стать помощником босса – Сергея Ягудина. Кулак, Ягудин и другой подручный встретились. Кулак перерезал Ягудину горло от уха до уха. Убил помощника мафиози и оставил его отпечатки на ноже. Потом избавился от тела, но оставил себе руки того парня. Поговаривают, он все еще держит их в морозильнике и периодически использует, чтобы оставлять отпечатки пальцев на местах преступлений. – Если они встречались только втроем, откуда тебе знать, что история больше чем просто трогательная русская сказка на ночь? – спросила я. – Это правда, – ответил Квинт. – Ты играешь с коброй, Елена. И она тебя укусит. Всего лишь вопрос времени, когда и насколько плохо для тебя все закончится. Глава 18 Они сидели вокруг украшенного мозаикой стола, привезенного из Италии. Ему было лет триста, и когда-то он стоял на вилле богатого флорентийского купца. Стол весил как один из поло-пони, пасущихся на орошаемом поле в дальнем конце обширной ухоженной лужайки, окруженной садами. Джим Броуди любил красивую жизнь, и у него было на нее более чем достаточно денег. Не имея ничего кроме диплома бакалавра, большого эго и умения хорошо блефовать, в 1979 году он основал собственную фирму, представляющую профессиональных спортсменов при заключении контрактов и ведении переговоров. С самого начала его талант подбирать недооцененных спортсменов и превращать их в суперзвезд помогал ему создавать репутацию. Репутацию сделок с множеством нулей, позже привлекавшую к нему игроков с такими же высокими гонорарами. Броуди часто называл свою практику «лицензией на печатание денег», и у него не было проблем с их тратой. Двое молодых испанцев в белых пиджаках и черных слаксах сервировали завтрак. Приготовленные на заказ омлеты, бекон, колбасы, блюдо поджаренного с овощами мяса, пирожные, фрукты, три вида сока, шампанское и свежемолотый кофе, который Броуди ежемесячно доставляли из самой Колумбии. Каждую неделю его друзья собирались здесь за завтраком. Алиби-клуб, как они себя называли. Мужчины, разделявшие между собой страсть к деньгам, поло, красивым женщинам и некоторые другие пороки. Себастьян Фостер, сорок три года, теннисист, когда-то занимавший пятое место в мире. Пол Кеннер, сорок девять, бывший звездный игрок Главной бейсбольной лиги, один из ранних «успехов» Броуди. Антонио Овада, пятьдесят один, аргентинец, «старые деньги», владелец одной из ведущих поло-команд во Флориде, заводчик баснословно дорогих поло-пони. Беннет Уокер, сорок пять, Палм-Бич, «старые деньги», знаком с Броуди целую вечность. Чарльз Вэнс IV, пятьдесят три, генеральный директор компании, владеющей парком роскошных частных самолетов для чартерных рейсов. Хуан Барбаро, тридцать три, испанец, один из ведущих поло-игроков в мире. – Детективы с тобой еще не разговаривали? – спросил Овада. – Нет. – Значит будут. Когда это случится, что ты им скажешь? Броуди посмотрел через патио, на самом деле не замечая ни шезлонгов, ни бассейна. – Что она была на моей вечеринке. Я ее знал. Это не преступление. – Полагаю, нет. – А что ты им скажешь? – спросил Броуди. – Что видел ее на вечеринке. Когда и с кем она уехала, не заметил. Сидел здесь, с вами, попивал самое дорогое виски и курил контрабандные кубинские сигары. – Как и я, – поддержал Кеннер. – А женщина, с которой ты был? – спросил его Овада. – Что она скажет? – Ничего. Она не хочет, чтобы ее муж узнал. Я тоже не хочу, он размером с гризли и таким же темпераментом. – Встречал его, – заметил Фостер. – Тебе обязательно нужно алиби. – Ты тоже с ней спал? – спросил Кеннер. – Ага, хорошенькая задница, но не стоит переломанных ног. Беннет Уокер в темных очках, страдающий от похмелья, заерзал на стуле. Чарльз Вэнс отрезал на тарелке кусочек колбасы и стал с энтузиазмом его жевать. – Дома, с женой, – заявил он. – Родственников принимали. На вечеринке пробыл не более часа. У меня есть свидетели. Броуди посмотрел через стол на Барбаро. – Я вырубился на биллиардном столе моего друга, – с усмешкой поведал испанец. – Вы знаете, как закатить пирушку, патрон. Беннет напоминал ходячий труп весь следующий день. Что касается женщин, в этом ни от одного из нас толку не было. Не так ли, дружище? Отвлекаясь на его слова, Уокер перевел взгляд на Барбаро и поднял руку, словно говоря «как тебе угодно». Затем поднялся из-за стола и пошел к домику у бассейна. – Что с ним? Барбаро пожал плечами: – Слишком много водки в «Игроках» прошлой ночью. – У его жены снова возникли проблемы? – спросил Вэнс. – Кто знает? Она всегда была хрупким созданием, разве нет? – Я бы выразил ему свои соболезнования, – заметил Вэнс, – но учитывая, что бы я выиграл от этой женитьбы, его жена не кажется большим неудобством. – Тебе с ней не жить, – сказал Кеннер. – Также как и ему, – возразил Вэнс. – Когда последний раз Беннет пересекал мост на Остров? Уокер вышел из домика и вернулся к столу. Его волосы были влажными и зализанными назад. – Как в последнее время себя чувствует Нэнси? – спросил Броуди. – С ней все отлично. Помогает матери планировать какое-то благотворительное мероприятие. Вся в делах. Жена Уокера принадлежала одной из самых старых и знатных фамилий в Коннектикуте. Красивая, но эмоционально недоступная, Нэнси Уитакер большую часть времени витала в собственном мире. Накачанная под завязку лекарствами, только так она могла существовать вне психиатрических больниц и санаториев. Некоторые люди были очень удивлены, когда стало известно, что самый завидный жених, Беннет Уокер, собрался жениться именно на ней. Другие смотрели на общий капитал двух семей и видели слияние компаний, а не брак. Это произошло семнадцать или восемнадцать лет назад. Броуди еще не взошел на сцену Палм-Бич, но уже был в курсе дел Беннета Уокера. В национальных новостях Уокеру вменяли изнасилование и избиение местной девушки. Привилегированный наследник огромного состояния обвинялся в том, что взял желаемое и был отпущен на свободу. Материал для заголовков таблоидов. Женитьба Уокера на Нэнси Уитакер год спустя создавала впечатление, что Беннет остепенился, и, несомненно, он хороший парень, иначе Уитакеры не позволили бы своей дочери выйти за него замуж. Реальность заключалась в том, что Уитакеры выдали замуж своего проблемного ребенка, Уокеры получили бизнес и политические связи, которые приносят миллионы, а состояние жены позволяет Беннету делать все, что заблагорассудится. «Неплохой компромисс», – подумал Броуди. – То есть, все прикрыты, – сказал он вслух. Они всегда были в этом уверены, каждый защищал спину другого. В этом заключалась суть клуба. Ни один мужчина не оставался без алиби, если оно ему необходимо. Один из них всегда прикроет. Проститутки, любовницы, наркотики, выпивка, азартные игры – независимо от декораций один всегда прикроет другого. Поначалу, это оказалось безобидным. Кому какое дело, кто кого трахает? Так что же такого особенного в маленькой лжи ради приятеля с такой же маленькой кокаиновой проблемой. Компания потеряла деньги на ставках в пятом забеге в «Гольфстриме»? Не проблема, они прикроют друг друга. Сидя там и глядя на своих друзей с их собственными секретами, Броуди размышлял: представлял ли кто-либо из них, что однажды будет покрывать убийцу? Глава 19 Кулак никогда не показывался по адресу, куда Светлана направила Лэндри. По крайней мере, за те два часа, что Джеймс просидел на том месте, прежде чем отправился домой немного поспать. Скорее всего, Светлана отправила его искать ветра в поле, думал Лэндри. Она и банда из бара позже посмеются над ним. Солгала женщина или нет, Лэндри все равно не считал поездку в бар пустой тратой времени. Он произвел впечатление. Отправил свое сообщение, которое определенно дойдет до Кулака. – Дерьмово выглядишь, – отметил Вайс, пока они ехали на Южный берег в поисках «Звезды поло». Вайс сидел за рулем, что придавало ему ощущение собственной значимости, а Лэндри слишком мучился похмельем, чтобы беспокоиться по этому поводу. – Что с тобой такое? Грузовик переехал? Думал, прошлой ночью ты отправился домой. Выглядишь, будто спал в машине. – Я пошел и напился, – ответил Лэндри. – Остановился в том русском баре и заправился водкой. Тебе тоже следует иногда так делать, Вайс. Расслаблять сфинктер. – Ты ходил туда без меня? – спросил Вайс своим фирменным тоном. – Мы ведь договаривались пойти сегодня. – Это и было сегодня. – Не могу поверить, что ты отправился туда без меня. Лэндри глянул на него. – Ты кто? Моя новая девушка? У тебя проявляются скрытые гомосексуальные наклонности? Должен ли я лучше приглядывать за своей задницей? – О, пошел ты к гребаной матери, Лэндри. – Мне это не интересно, – ответил Джеймс, пока Вайс набирал воздуха, чтобы продолжить собачиться. – Не пропусти поворот, милая. – Ты раньше не был таким козлом, – пропыхтел Вайс. – Берешь уроки у Эстес? – Не пытайся казаться умным Вайс, – отмахнулся Лэндри. – Это только подчеркивает твою неадекватность. Вайс высунулся в окно и ткнул кнопку интеркома у ворот. Тот, кто ответил им, сообщил, что должен узнать, может ли мистер Броуди их принять. Вайс вспыхнул: – Жирный ублюдок скорее всего наблюдает за нами через скрытые камеры. Этот парень так охрененно богат, что просто гадит деньгами. Он представитель Милтона Мабрая, новичка года из НБА. Да он представляет половину всех звездных бейсболистов. Деньги из ничего. Украшенные витым орнаментом железные ворота отворились, приглашая внутрь. Когда детективы остановились напротив строения, напоминающего плантаторский дом, их приветствовал молодой человек в черных слаксах и белом пиджаке. Припаркованные на изогнутой подъездной дорожке автомобили выглядели так, словно только что покинули выставочный зал эксклюзивного дилерцентра: «ягуар», «феррари», «мерседес», «порше». Лэндри вышел из машины и, предъявив значок, представился слуге. – Мистер Броуди на задней террасе развлекает друзей. Будьте добры, следуйте за мной. Пока они шли через весь особняк, Лэндри не замечал ни полы из темного тика, ни белые стены, увешанные произведениями искусства, которые, вероятно, стоили больше, чем он зарабатывал за десять лет. Его внимание было приковано к открытым дверям террасы, где полдесятка мужчин, развалившись сидели вокруг стола в тени крытой полосатой тканью беседки. Лэндри немедленно узнал Пола Кеннера, бывшего бейсболиста. Елена говорила, что в ночь исчезновения Ирины тот был на вечеринке Броуди. Другой сидевший за столом парень снимался в рекламе пива – какой-то австралийский теннисист прошлого десятилетия. Остальных Лэндри не знал. Большой мужик с агрессивной улыбкой и в яркой рубашке поднялся из-за стола и, наткнувшись на каменную столешницу, протянул руку: – Детектив. Джим Броуди, – представился он. Своим рукопожатием Броуди мог легко сминать жестяные банки. – Мистер Броуди. Я – детектив Лэндри. Это детектив Вайс, – ответил Джеймс, кивая в сторону напарника. – Мы расследуем смерть Ирины Марковой и опрашиваем всех, кто мог видеть ее в ночь исчезновения. – Ужасная трагедия, – пробасил Броуди. – Конечно, я слышал об этом во вчерашних новостях. Мы только что это обсуждали. Каждый из нас той ночью присутствовал на вечеринке, в определенные моменты времени. – Действительно? Эй, одним выстрелом всех зайцев, детектив Вайс, – заметил Лэндри. – Удачное совпадение, правда? Вайс смотрел на Броуди как на кусок собачьего дерьма. Крутой парень. – И вы только что все вместе это обсуждали? – ровным голосом произнес Лэндри. – Тогда события еще свежи в вашей памяти. Лэндри оглядел стол. Двое сидевших за ним людей выглядели неприветливыми, другие двое нет. Кеннер поднялся из-за стола с глупой ухмылкой. – Эй, кажется, я вас уже видел. Лэндри посмотрел на него глазами копа. – Да? Я вас арестовывал? – Нет. – Моя ошибка. – Детектив. – Мужчина благородной наружности, немного за пятьдесят, в рубашке от «Лакост» оттенка зеленой травы и брюках хаки с острыми, как лезвие ножа, стрелками поднялся со стула и протянул Вайсу визитку. – Боюсь, мне придется вас оставить. У меня запланировано чаепитие с тестем. Но я буду счастлив поговорить с вами позже, хотя окажусь не очень полезен. Я не видел девушку. Всего лишь заскочил на вечеринку в самом начале вечера. После этого проводил время с семьей. Еще один из присутствующих отодвинул свой стул от стола. Примерно сорок пять лет. Темные волосы, влажные, зачесаны назад. Широкие темные очки. Рубашка от Ральфа Лорена: воротник расстегнут, аккуратно закатанные рукава обнажают умеренно мускулистые предплечья. Он соскользнул со стула и шагнул в сторону, будто решил, что может незаметно удалиться. – А вы…? – спросил Лэндри. Похмельный синдром, вот он кто, подумал Лэндри. Весь вид Уокера об этом говорил. Лэндри распознал его, потому что утром увидел то же самое в своем зеркале. Даже сутулясь, парень был высокого роста. Привлекательный как Кеннеди. Он отвернулся, словно не осознавал, что к нему обращаются. – Проблемы с памятью? – подтолкнул Лэндри. – Беннет Уокер, – ответил тот и провел рукой по нижней части лица. – Боюсь, я неважно себя чувствую, детектив. Слишком много выпил прошлой ночью. Лэндри пожал плечами. Товарищ по несчастью. – Эй, как и я. Голова гудит как пчелиный улей. Могу я задать вам пару вопросов по пути к выходу? Уокер слегка кивнул и направился в дом. Лэндри пошел следом. – Русская водка, – продолжил Лэндри, – от настоящих русских. Думаю, они готовят это дерьмо прямо в своей ванной. Противное пойло. Уокер очень осторожно дышал ртом. – И у меня водка, – ответил он, – но я не знаю никаких русских. – Уверен, что знаете, – заметил Лэндри, когда они вошли в дом. – Ирину Макову знали. У Уокера заплетались ноги. – Не совсем. – Я просмотрел некоторые фотографии с той вечеринки, – блефовал Лэндри. – Вы показались мне очень дружелюбным. – Мы отмечали день рождения. Я много выпил. – Это ваша привычка, мистер Уокер? Много пить? – Не больше, чем у других. – Вечеринка проходила в субботу ночью. Вчера был понедельник. Мне знакомы немногие люди, закладывающие за воротник каждую ночь в течение недели, – спросил Лэндри. – А вам? Уокер остановился и на какое-то время схватился руками за голову, поистине мужчина в страданиях. – Это была вечеринка, – повторил он. – А прошлой ночью? – Пил с другом после долгого дня. Послушайте, детектив. – Его терпение подошло к концу. – Ценю вашу заботу, но мои алкогольные привычки – не ваше дело. Лэндри развел руками. – Эй, а вы правы. Я о вас ничего не знаю. Возможно, вы переживаете большой стресс. Или у вас проблемы с финансами или с вашей женой, или подружкой, другом, впрочем, какая разница. Что я знаю? Я знаю только то, что вы мне сказали… и то, что поведали мне другие люди: друзья, враги, соглядатаи. Разве вам не хочется самому мне что-нибудь рассказать? – Нечего рассказывать, – отрезал Уокер. – Я покинул клуб… Не знаю, может… в два тридцать. Пошел домой. Вырубился. – Кто-нибудь может поручиться за вас? – Да. Хуан Барбаро. – И где я могу найти мистера Барбаро? Уокер кивнул в направлении, откуда они только что пришли. – Он за столом. Если вы извините меня, детектив, я предпочел бы отправиться домой и болеть в одиночестве. Если у вас еще есть ко мне вопросы, могу попытаться ответить на них позже. Лэндри проигнорировал его. – Вы видели, как Ирина Маркова покинула вечеринку? – Нет. – Видели ее с кем-то тем вечером? – Нет. Это вечеринка. Там все со всеми. – Одна большая счастливая семья. – Там толпилось около сотни человек, – расстроенным тоном заметил Уокер. – Может и больше. У меня не было причин особенно следить за кем-то. Ничем не могу вам помочь. – Простите, детектив, но у меня небольшой вопрос к моему другу. Уокер явно почувствовал облегчение. – Детектив, это Хуан Барбаро. Мое алиби, в котором я особо не нуждаюсь. Барбаро протянул руку. Лэндри ее пожал. Сильно, но, не пытаясь что-либо доказать. Когда мужчина говорил, то смотрел ему в глаза, на что Беннет Уокер пока еще не решился. Он по-прежнему казался слишком скользким, чтобы ему доверять, слишком смазливым и уверенным в собственном обаянии. В бриджах и коричневых сапогах для верховой езды Уокер походил на модель из рекламы какого-нибудь одеколона со спортивным названием: «Всадник», «Игрок», «Жокей». – Слишком хорошо погуляли прошлой ночью, – непринужденно улыбаясь, произнес Барбаро. Он присел на подлокотник массивного кресла. – Просто удивительно, как нам удалось добраться до дома Беннета. – Вы оба пришли туда и отрубились, – предположил Лэндри. – Да. – Только вы двое. – Да, – согласился Барбаро. – Боюсь, мы здорово перебрали с развлечениями. – Вы вместе живете? – спросил Лэндри. – Нет, нет, – возразил Барбаро. – Дом Бена находился ближе. Я знал, что не смогу вести машину. – Мудрое решение. «И удобное», – подумал Лэндри. Он наблюдал за Уокером, который выглядел очень нездоровым: кожа приобрела пепельный оттенок, а лоб покрывали бисеринки пота. – Мне нужно идти, – сказал он и снова повернулся к двери. – Позже будешь играть, Бен? – обратился к нему Барбаро. Уокер не обернулся. – Нет. – Вашему приятелю не настолько хорошо, – заметил Лэндри, когда Уокер выскочил в переднюю дверь. Барбаро нахмурился. – Мой друг сложный человек с непростой жизнью. – Непростой в каком смысле? – В смысле женщин, естественно. Его жена, она… трудная. – Она тоже присутствовала на той вечеринке? – Нет, нет. – Она была дома, когда вы пришли? – Миссис Уокер живет на Острове, как они его называют. У них чудесный дом на берегу океана. Мы же с Беном отправились к нему домой в поло-клуб. – Они разведены? – Нет, – ответил Барбаро. – Богаты. Такие люди живут не так, как вы и я, детектив. Беннет держит дом здесь, в Веллингтоне, где останавливается на время сезона. Он довольно хороший и опытный игрок. – А жена? – Занимается благотворительностью и другими подобными вещами в Палм-Бич. Приемы и балы, все в таком же духе. – У нее нет проблем с тем, что ее муж веселится здесь с двадцатилетними девушками? Барбаро пожал плечами в той самой европейской манере, которая вызвала у Лэндри желание вмазать собеседнику прямо в голову. – Как я уже сказал, богатые не такие как мы с вами. – Возможно, нет, – согласился Лэндри. – Но я сужу по собственному опыту: женщины есть женщины, и им не нравится, когда их мужья трахаются где-то на стороне. Барбаро улыбнулся так, как мудрец улыбается полному болвану. – Вы многого не знаете об этих людях, детектив. – О, я планирую узнать о них все. Что насчет вас, мистер Барбаро? Той ночью в клубе вы проводили какое-то время с Ириной Марковой? – Чтобы поздороваться и немного поболтать, как обычно это бывает на вечеринках. Возможно, мы танцевали, насколько я могу быть уверен, – ответил он, глядя в потолок, словно мог увидеть на нем изображение сказанного. – Как хорошо вы ее знали? Барбаро снова пожал плечами: – Ирина наслаждалась публикой, как и многие прелестные молодые женщины ее возраста. Я знал ее по светским мероприятиям. То, что с ней произошло, просто ужасно. – Она работала в конюшне, – заметил Лэндри. – Не похоже, чтобы этот круг людей мог принять конюха. – Да вы когда-нибудь встречали Ирину? – спросил Барбаро, вскинув брови. – Ай-яй-яй! Она была красивой, утонченной молодой женщиной. Очень уверенной в себе, и очень сексуальной. Такую с радостью примут везде, куда бы она не пошла. – Между вами были отношения? – Нет. – А между ней и Беннетом Уокером? – Вам лучше спросить у него. – А я у вас спрашиваю, – с нажимом сказал Лэндри. – Бен – богатый мужчина, – ответил Барбаро, – а Ирине нравились состоятельные мужчины. – Он с ней спал? – Не знаю. Они дружили, но точно также она дружила со многими состоятельными людьми. – Спала со всеми подряд. – Я не заглядываю в спальни своих знакомых, детектив. Считаю, что неразумно много знать, – ответил Барбаро. – Я игрок в поло, профессиональный спортсмен. Шоумен. Я очень хорош в своем деле, поэтому эти богатые люди желают видеть меня в своем обществе. Однако я не один из них. Я живу за счет их щедрот. Обычный служащий. – Что-то я не вижу других наемных работников за тем столом, мистер Барбаро, – заметил Лэндри. – Тем не менее… Будь я обычным игроком, здесь бы не находился. Чтобы ни сказали вам эти джентльмены, мне лучше знать. «Странно», – подумал Лэндри. Барбаро держался особняком, дистанцировался от стаи. Многие люди из кожи вон лезли бы, чтобы принадлежать к этой исключительной социальной группе. – Давно вы знакомы с этими людьми? – Я приезжаю в Палм-Бич и Веллингтон в течение четырех-пяти лет. Впервые я приехал сюда играть за Ральфа Лорена, когда у меня было всего три гола. – Что это значит? – Рейтинговая система, гандикап. Игроков ставят в равные условия, основываясь на их статистике и способностях, и начисляют по одному голу из десяти. Чем выше число голов, тем лучше игрок, – пояснил Барбаро. – Когда я имел всего три гола, мистер Броуди разглядел мой потенциал и нанял меня. И вот, я уже как три года игрок с категорией в десять голов. – У мистера Броуди наметанный глаз. – Что объясняет, как он заработал свое состояние. – Вы заслужили свое место за этим столом, – заметил Лэндри. – Я всегда старался для мистера Броуди, а он для меня, – сообщил Барбаро, подняв руки. – А сейчас я должен идти работать, чтобы все осталось на своих местах. Лэндри взял номер телефона Барбаро и отпустил его. С задней террасы в широкий холл вошел Вайс, он все еще злился. – Ненавижу этих людей. – Потому что они богаты? – спросил Лэндри. – Потому что они козлы. – Критикуешь свой собственный подвид? – Очень смешно. Они ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знают, и каждый может предоставить другому алиби, – сообщил Вайс. – И они хотят знать, куда слать соболезнования. Я чуть не блеванул. А твои что рассказали? – То же самое, – ответил Лэндри. – Барбаро подтверждает алиби Уокера. Уокер – алиби Барбаро. Оба знали девушку, но ни один не видел, как она покидала клуб. Она кувыркалась со всеми, но из них с ней – никто. – Не нравится мне это, – сообщил Вайс. – Не нравится, что они все здесь. Не нравится, что они разговаривали о девушке. – Какой-то гребаный алиби-клуб, – заметил Лэндри. – И что теперь? Лэндри посмотрел в сторону конюшни. – Найдем того, кто не состоит в клубе. Глава 20 Я решила не думать об Алексее Кулаке. Это не отрицание. Просто я ничего не могла с ним поделать. Я хотела найти убийцу Ирины. Вот моя главная цель. Мои приоритеты совпадали с приоритетами Кулака. С остальным разберусь, когда придет время. Я размышляла о том, шло ли вскрытие Ирины полным ходом, и какую информацию получила судмедэксперт. Жертву изнасиловали? Пытали? Когда она умерла? Как сильно страдала? Нашлось ли каким-то чудом на или в теле Ирины что-то, что могло вывести на ДНК-профиль убийцы? Матушка природа – та еще затейница. Я знавала случаи, когда не оставалось никакой надежды найти клетки кожи преступника под ногтями жертвы, но все же, это происходило. И сейчас могло повезти. Шансы небольшие, но… Я думала о деле Лэйси Петерсон из Лос-Анджелеса, в котором все шансы на обнаружение тела женщины уплыли за борт вместе с ней и привязанным к ее ногам бетонным якорем. Но, та жертва бросила вызов всем неутешительным прогнозам: останки не только вынесло на сушу в том месте, где их могли легко обнаружить, но буквально в нескольких кварталах от Государственной лаборатории криминалистики. Я знала, что если бы Ирине представилась хоть какая-то возможность, она боролась бы. Мне оставалось только надеяться, что судмедэксперт обнаружила улики, доказывающие оказанное Марковой сопротивление. Естественно, меня к этой информации не допустят. Когда я работала в полиции, все возможные технологии были в моем распоряжении, при условии что власти округа хотели их оплатить. Являясь гражданским лицом, я чувствовала себя такой же недееспособной, как Билли Квинт. У меня по-прежнему имелись контакты в правоохранительных органах: несколько человек, которые не судили меня так сурово, как мои товарищи по оружию или я сама, когда со смертью Гектора Рамиреса моя карьера пошла под откос. Я знала Мерседес Житан, когда она только заняла место помощника в офисе судмедэксперта. Когда я находилась по другую сторону полицейского значка, то не раз стояла и наблюдала, как Житан проводит вскрытие. Прошли три года и целая жизнь с тех пор, как мы с ней виделись. Мерседес даже пару раз приходила в больницу в первые недели после моей клинической смерти. Тогда я никого не хотела знать, и определенно не хотела, чтобы кто-нибудь знал меня. Людей, стремящихся меня поддержать, я игнорировала, и они отступали. Сейчас я размышляла: если допустить, что Мерседес ответит на мой звонок, она выдала бы мне информацию, предназначенную только для детективов из офиса шерифа? По пути на ферму я остановилась и зашла в «Старбакс», чтобы захватить что-нибудь приторно-сладкое, сдобренное искусственными ароматизаторами для Шона и чистый двойной эспрессо для себя. Когда я подъехала, Авадон вел лошадь в сторону конюшни. Он словно вышел из рекламного ролика Ральфа Лорена: высокий, статный, рельефный, узкобедрый. – Я принесла тебе большую порцию мокко с белым шоколадом, взбитыми сливками и дозой искусственного подсластителя, способной убить десяток лабораторных крыс, – объявила я и подала ему напиток. Шон надевал на кобылу специальные удерживающие ремни, чтобы ее почистить. Он посмотрел на меня, округлив глаза: – О Боже, Эль! Что с тобой случилось? Что с твоей губой? – Запнулась и упала. Не делай из мухи слона. Держи свой кофе. Он взял стакан и отставил в сторону, не отрывая от меня глаз. – Я тебе не верю. – Почему? – Потому что вы известная лгунья, юная леди. – Тем не менее, – парировала я, – именно так все и было. – Елена, у меня уже нервы ни к черту. Прошу, не заставляй меня о тебе беспокоиться. – Очень хороший наряд, – похвалила я. – Коричневые бриджи, рубашка в тон, тонкие полоски. Очень эффектно. Шон выглядел обиженным. – Ты действительно считаешь меня такой пустышкой, что надеешься отвлечь комплиментами? – Раньше всегда срабатывало. За спиной Шона маленькая гнедая кобылка прядала ушами и мотала головой, занося ногу, чтобы ударить копытом. – Думаю, первая дама готова отправиться в свои покои. Он отвел кобылу обратно в стойло, но не отвлекся от моей разбитой губы. – Поклянись мне, что это не результат домашнего насилия. Я закатила глаза. – Во-первых, я порвала с Лэндри два дня назад. Так кто мог бы меня побить? Мой воображаемый друг? Прошлую ночь я провела дома одна. Во-вторых. Честно говоря, меня обижает твоя уверенность, что я могу позволить кому-то даже попытаться поднять на меня руку. И от имени Лэндри я тоже обиделась. – Я не говорил, что после этого ты позволила ему уйти, – заметил Шон. – В твоем доме нет трупа, от которого нужно избавиться? Не успели слова слететь с языка, как глаза Шона наполнились слезами. – Боже мой, Боже мой, не могу поверить, что я только что это сказал. Бедный Шон. В отличие от меня он остался парить в легких облаках защищенного мира Палм-Бич. Из него не вырвали чувствительность, пока он работал над сделками с наркотиками и убийствами, проживая дни и ночи среди жестокостей менее благородного общества. Шон перевел взгляд на дверь, ведущую в гостиную. – Все жду, что она выйдет из этой двери и будет на что-то жаловаться. Я хотел бы, чтобы это произошло. – Знаю, я хочу, чтобы вчерашнего дня никогда не было. – Никогда в жизни даже не думал, что буду знать человека, которого убьют, – промолвил он. – А как же я? – Ты слишком вредная, чтобы умереть, – Шон повернулся ко мне и смерил нехарактерным для него суровым взглядом. – Лучше тебе быть именно такой. Ты моя непослушная младшая сестренка, которой у меня никогда не было. Я тебя никогда не прощу. – Сделаю все от меня зависящее, – пообещала я, думая о том, что год назад не могла сказать того же. – Я спас тебя от участи закончить жизнь в сточной канаве, так что смотри, не помри у меня. – Да не собираюсь я умирать. Шон протянул руку к моему лицу, не касаясь распухшей губы. – Выглядит ужасно. Не знаешь, как пользоваться корректором? Немного гепатромбиновой мази уменьшит отек. Ты могла бы создать иллюзию симметрии с помощью нейтрального контурного карандаша для губ. – Ты теперь скрытый трансвестит? – Дорогуша, у меня не осталось ни одного секрета, – ответил Шон. – Я потратил небольшое состояние на личных тренеров и гуру диет не для того, чтобы прикрывать это тело женской одеждой. Давай пить кофе. Мы вышли из конюшни, чтобы посидеть на скамье возле арены. Шон уставился туда, где на дороге припарковалась пара фургонов новостных каналов. – Они пытались с тобой поговорить? – поинтересовалась я. – Я отказался от всех интервью. Просто не могу быть настолько непорядочным, чтобы комментировать убийство знакомого человека. Естественно, это не мешает им тут торчать со своими камерами. – Смотри! – взвизгнул он в притворном волнении. – Это конюшня, где жертва выгребала лошадиное дерьмо! Вон трава, по которой она ходила! – Это новость, – ответила я. – Нравится нам или нет. Люди увлекаются подобными историями частично оттого, что те заставляют их осознать, какие они везучие. Их жизни могут быть дерьмовыми, но по крайней мере их никто не убил. Пока что. Шон сделал большой глоток кофе и ненадолго замолчал. Когда он снова заговорил, то поинтересовался: – Собираешься оказаться в центре этой истории, так? – Что? Ты про СМИ? – Расследование. – Конечно. А что еще мне делать? – Что еще тебе делать? Да ничего, – отозвался он. – Что еще ты могла бы сделать? Оставить это Лэндри. Теперь была моя очередь молчать. – Почему ты с ним порвала? – спросил Шон. – Господи, звучит, будто мы старшеклассники. Что там рвать? Нас не связывали отношения. Мы просто занимались сексом. – Он хотел чего-то большего? Я повернулась и посмотрела на Шона, раздражаясь из-за того, что тот заключил, будто это я отступила. Пусть даже и так. – Ну, я знал, что ты не из тех, кто настаивает на обязательствах, – заметил Шон. – Я сделала ему одолжение. Я саму себя с трудом выношу двадцать четыре часа семь дней в неделю, не надо мне еще кого-то. Он ничего не ответил. Вот и отлично. – Что будет дальше? – поинтересовался Шон. – Сегодня они проводят вскрытие, продолжают опрашивать людей, которые ее знали, видели в субботу ночью. – Ты встречал Ирину, когда она выезжала в город? – добавила я. – Изредка. В «Игроках». Раз или два в «Кувырке». – Она обедала или сидела в баре? – Обедала. – С кем-то встречалась? – С подружками. – Дороговат обед для наемного работника. Шон пожал плечами. – Ирина неплохо зарабатывала. На что ей было тратиться? За аренду она не платила. – У нее гардероб забит вещами с Уорт-авеню, – сообщила я. Шон выглядел немного шокированным. – Не настолько много я ей платил, чтобы она одевалась на Уорт-авеню. Уорт-авеню – этакая Родео-драйв или Пятая авеню Палм-Бич. Охотничьи угодья как для матрон со «старыми» деньгами, так и для юных трофейных жен. Обед на Уорт-авеню мог составлять дневной заработок конюха средней руки. – Ирина вела жизнь, о которой мы ничего не знаем, Шон. Она зависала с поло-толпой, игроками-профессионалами. И выполняла некую работу для русского гангстера по имени Алексей Кулак. Шон изумленно на меня посмотрел. – Русского гангстера? Но это бе-зу-ми-е. – Ты знаешь Джима Броуди? – Спортивного агента? Вообще-то нет. На поло-матчах видел его, естественно. – Той субботней ночью Ирина была на вечеринке в честь его дня рождения. Насколько мне удалось выяснить, это последнее место, где ее кто-либо видел, помимо убийцы. Судя по фотографиям, попавшим мне в руки, Ирина была душой вечеринки. – Ты же не думаешь, что кто-то из той толпы… – Слова Шона затихли под взглядом, который я на него бросила. – Кто там был? – Броуди, Пол Кеннер, – перечислила я. – Игроки в поло, конечно же. Хуан Барбаро. – О, боже, он шикарный. Я на секунду затаила дыхание, пытаясь решить, следует ли произносить следующие слова или сдержаться. – Беннет Уокер. Когда Шон на меня посмотрел, его лицо стало старательно невыразительным. – О, Эль… – Ты должен был знать, что он рядом, Шон. У тебя свой бокс на поло-стадионе. Ты определенно его встречал. Ваши социальные круги пересекаются. – Конечно, я его встречал, – признался Шон. – Просто… не хотел, чтобы и ты с ним сталкивалась. – Слишком поздно. Прошлой ночью я видела его в «Игроках». – Иисусе… А он тебя видел? – Да. Я уходила, а он как раз пришел. – Я утаила от Шона, что сукин сын меня даже не узнал. – Я вела себя в своей обычной очаровательной манере: насмешливой, саркастичной, язвительной, обличительной и угрожающей. – А он…? Я пожала плечами. – Был не очень рад меня видеть. Можно было много чего сказать, но Шон промолчал. Он прошел со мной через все: мои отношения с Беннетом, помолвку. Наблюдал, как я нырнула в любовь и, как меня выбросило обратно. Был моей единственной поддержкой, когда Беннет явился с просьбой предоставить ему алиби, и моя сказка со счастливым концом превратилась в кошмар. Шон – единственный человек на земле, кому известна вся правда об этой истории. – Шон, он был там в ночь исчезновения Ирины. Я видела фотографии, на которых она сидит между ним и Джимом Броуди. Они выглядели близкими друзьями. – Елена, ты же не хочешь сказать, что ее убил Беннет? – Его надо внести в список подозреваемых. – Зачем ему убивать Ирину? – Зачем он изнасиловал и избил Марию Невин? – задала я встречный вопрос. – Это произошло двадцать лет назад. – Что ты хочешь этим сказать? – взвилась я. – Он избил и изнасиловал женщину тогда, так почему не может сделать этого сейчас? Лучший предсказатель будущего поведения – прошлое поведение. – Ему было сколько? Двадцать четыре? Двадцать пять? – не отступал Шон. – Сейчас он взрослый мужчина. Женатый. У него есть обязательства. – Тед Банди был молодым республиканцем. Какое это имеет ко всему отношение? За Беннетом числится история жестокого обращения с женщинами; его видели с жертвой в ночь ее исчезновения. – Возможно, у него имеется алиби. – Конечно, у него имеется алиби, – рявкнула я. – У Беннета всегда припасено алиби. Да он просто человек-алиби. Всегда найдется желающий солгать ради богатого человека. Хуан Барбаро утверждает, что они пьяными покинули вечеринку, отправились к Беннету домой и там вырубились. И его домашнюю работу съела собака. – Кто-то видел, как Ирина вместе с ним покидала вечеринку? – спросил Шон. – Этого я не выяснила. Что не означает: этого не было. – Но и не означает, что было. Я поднялась со скамьи и заглянула Шону в лицо. – Почему ты такой козел? – Я нет. Просто вижу, что ты зациклилась. – Зациклилась? Я полжизни проработала в полиции. Я узнаю реального подозреваемого, когда его вижу. Он известен, как жестокий сексуальный маньяк. – Он совершил единственное преступление двадцать лет назад. – Поверить не могу! – закричала я. – Он чуть не задушил ту женщину до смерти. Жестокие сексуальные маньяки, совершающие преступления, которое сходит им с рук, не останавливаются, пока не попадутся. Они получают сильнейшее наслаждение и идут на очередное убийство. – И последние двадцать лет он был серийным убийцей, которого не только не поймали, но даже не подозревали в каких-либо преступлениях? – осведомился Шон, тоже вставая со скамьи и получая преимущество в росте. – Я не говорила, что он серийный убийца, – отбилась я. – Но насколько трудно представить, что ему что-либо сошло с рук? Был бы Беннет Уокер бедным парнишкой из национального меньшинства, только сейчас вышел бы из тюрьмы за то, что сделал с Марией Невин. – Я все понимаю, Елена. Просто говорю, что присутствие на вечеринке не делает Беннета единственным подозреваемым. Полагаю, там были сотни людей. – Не знаю, зачем веду с тобой этот разговор, – вздохнула я. – Думала, что могу получить небольшую поддержку единственного человека, которому следовало понять… – Я поддерживаю тебя! Ради всего святого, как ты можешь говорить, что это не так? – возмутился Шон. – Я и сейчас тебя поддерживаю, просто ты слишком твердолобая, чтобы это понять. Не хочу видеть, как ты запутываешься в чем-то, что тебя расстроит, навредит и собьет с пути. Я подняла руку, чтобы прервать его. – Думаю, произошедшее с Ириной немного важнее, чем мое расстройство из-за того, что придется иметь дело с бывшим дружком. Однако спасибо за твой вклад, – резко добавила я. Шон сжал челюсти и отвел взгляд, как он делал всегда, когда не мог меня вразумить. Я не хотела быть разумной. Я хотела строить домыслы, что Беннет Уокер убил Ирину. Эта теория предполагала возможность, что он наконец-то получит по заслугам за преступление, от которого он столько лет назад отвертелся. И я хотела, чтобы мой лучший друг меня в этом поддержал. И не важно, считал он это разумным или нет. Один из нас должен был что-то сказать, чтобы разрушить напряжение, но оба молчали. Мой телефон зазвонил. – Да? Наверное, я показалась раздраженной, словно меня побеспокоили. Последовала пауза, прежде чем звонящий заговорил: – Елена, это Хуан Барбаро. Я неудачно выбрал время? Мне потребовалась секунда на то, чтобы подметить и снизить напряжение в голосе. – О, Хуан. Нет. Мне жаль, если сорвалась на тебя. Я на взводе из-за всего, что произошло, – ответила я, глядя на Шона. – Тогда тебе надо на какое-то время от этого сбежать, так? – Да. Безусловно. – Приходи после обеда. Посмотришь дружеский поло-матч. После можем выпить. Или пообедать, если хочешь. – А… непременно, – среагировала я. – Кто играет? – Я, мистер Броуди, некоторые другие друзья. Не Беннет Уокер, – заверил он меня. – Пообещай, что никого не будешь обвинять в убийстве, – добавил он небрежно. Шутливо. – Буду вести себя наилучшим образом. – Хмммм… Тогда какая от этого потеха? – промолвил он с глубоким, перекатывающимся в горле смехом. «Как мурлыканье пантеры», – подумала я. Мы назначили время встречи в Международном поло-клубе и закончили разговор. Я сделала глубокий вдох и выдохнула, пытаясь прояснить голову после ссоры с Шоном. Меня пригласили в круг подозреваемых. Надо быть начеку. – Я должна идти, – бросила Шону и пошла прочь. Мне следовало перед ним извиниться. Он был единственным человеком в моей жизни, которого я действительно считала своим другом, и знала, что он таковым является. Однако я чувствовала себя мелочной и инфантильной, и поэтому просто ушла. Глава 21 Старый, выкрашенный в желтый цвет стадион поло-клуба округа Палм-Бич располагался в двух шагах от «Игроков» и когда-то, на протяжении многих зимних сезонов, являлся меккой для любителей поло со всего мира. Каждый, кто что-либо собой представлял, включая принца Чарльза и принцессу Диану, попивал шампанское и в перерывах между матчами притаптывал дерн. Однако пользующееся шумным успехом высококлассное поло ушло оттуда несколько лет назад и переехало за пределы города в Международный поло-клуб округа Палм-Бич, оставив старый стадион на милость ураганов и комиссии по зонированию. В планах значились снос почтенного сооружения и строительство на его месте очередного торгового центра. Вот такие достопримечательности. Международный поло-клуб на 120-й авеню стал местом, где можно и людей посмотреть и себя показать. Ультрасовременный комплекс со стадионом на полторы тысячи зрителей и семью безукоризненно ухоженными полями для игры в поло, каждое из которых занимало больше земли, чем девять футбольных полей. Я свернула к главным воротам и проехала вход на стадион и в клуб. Обсаженная пальмами дорога вела мимо теннисных кортов к стадиону, корпусу поло-дома и большому банкетному залу, в котором по воскресеньям давали обеды. Помимо этого на обочине дороги были припаркованы трейлеры с лошадьми, – длинная вереница алюминиевых прицепов, с привязанными к бортам поло-пони. Конюхи снаряжали лошадей, охлаждали лошадей. Кузнец раскалил докрасна свою печь, установленную на грузовике, пока готовил новую подкову для замены старой, утерянной в пылу сражения. Железо ударяло по железу. Разговоры начинались и прекращались, перемежаясь смехом, указаниями, гневными выкриками на трех разных языках. Несколько полей использовали для матчей: всадники носились туда-сюда, клюшки рассекали воздух, раздавался свист. Легковые автомобили, грузовики и внедорожники были припаркованы вдоль линии поля, где друзья, семьи и простые зрители отдыхали, общались и наслаждались днем. Царила непринужденная атмосфера. Разыгрывались обычные матчи, не за высокие очки. Это менее важные состязания, просто тренировочные игры для любителей хорошо провести время. Маленькие пони, построенные цепочкой, шли вниз по дороге от одного из дальних полей. Сидящие верхом дети были такими крохами, что шлемы, казалось, проглотили их головы. Все одеты в рубашки с номерами, в руках клюшки. Детское поло. Несмотря на элитарный дух игры на высшем уровне, поло для широких масс доступно каждому, кто может позволить себе лошадь и достаточно одарен, чтобы на высокой скорости с нее не свалиться. Молодые, старые, мужчины, женщины, все могут принять участие в игре или поглазеть. Соберите корзинку для пикника, захватите семью. Отправляйтесь в окрестности Веллингтона, где во время сезона проживают многие профессиональные игроки, и вы увидите их детей на велосипедах, размахивающих клюшками, играющих в тупиках и на стоянках. Я нашла место на парковке и огляделась в поисках трейлера «Звезды поло». Лизбет Перкинс водила взмокшего, фыркающего поло-пони. Вперив взгляд в землю, она казалась погруженной в грустные мысли, и, когда я позвала ее по имени, подпрыгнула от звука моего голоса. Она подняла на меня взгляд, ее васильковые глаза были широко раскрытыми и покрасневшими. Создавалось впечатление, что она почти напугана моим появлением, будто я вестник судного дня. – Что случилось с вашей губой? Вот и вся теория Шона о корректоре и креме от геморроя. – Упала. Ничего страшного, – отмахнулась я, и перевела разговор на нее. – Удивительно, что ты сегодня работаешь. Мистеру Броуди известно, как близки вы были с Ириной. Он не дал тебе выходной? – Я не спрашивала, – ее голос был хриплым и грубым. – Не знаю, чем бы тогда занималась. Я подумала, не подразумевала ли она, что чувствовала бы себя потерянной или боялась что-то с собой сделать. Первое казалось понятным, второе – крайностью. – Вы частный сыщик, да? – поинтересовалась Лизбет. – Нет. – Ирина рассказывала о вас. В прошлом году вы нашли пропавшую девушку. Вот почему вы задавали мне все те вопросы вчера, так? Вы разыскиваете убийцу. Я не стала отрицать. – Вы рассказали обо мне тому детективу. Детективу Лэндри. – Он с тобой говорил? – Этим утром он приезжал на ферму. Я рассказала ему то же самое, что и вам. – Прошлой ночью я ходила в «Игроков», – сообщила я. – Бармен рассказал мне, что вы с Ириной той ночью о чем-то спорили. – Мы не спорили, – запротестовала Лизбет слишком поспешно. Очевидный показатель, что она лгала. Я пожала плечами. – Он видел, как вы обе разговаривали в холле, ты выглядела расстроенной, а потом ушла. Солгав мне, он ничего не выиграет. – Ничего такого там не было, – настойчиво повторила она. – Я хотела пойти домой, а Ирина нет. Вот и все. – Вы туда на одной машине приехали? – Нет. – Тогда в чем проблема? Она проводила время лучше тебя? Лизбет закатила глаза и вздохнула в характ'eрном стиле девочек-подростков. Она была очень юной, чуть старше двадцати лет. – Это неважно. Никакой проблемы там не было, – повторила она. – Тогда почему создавалось впечатление, что вы ссорились? Лизбет хотела послать меня куда подальше, но, подозреваю, воспитание не позволяло ей этого сделать. – Откуда ты, Лизбет? – Из Мичигана, а что? – Хорошее среднезападное воспитание. Твои родители регулярно посещали церковь. – И что? Кем это меня делает? Деревенщиной? – обиженно спросила она. – Это делает тебя вежливой, осторожной, ответственной, сдержанной. Думаю, ты славный ребенок. Я знаю, что значит быть кому-то настоящим другом. Лизбет ничего не ответила, просто продолжила переставлять ноги, выгуливая лошадь и выполняя свою работу. Она потерла медальон между большим и указательным пальцами, наверное, загадывая желание, чтобы я исчезла. – Ты была Ирине хорошей подругой, – продолжила я. – Ты же хочешь увидеть, как ее убийцу передадут в руки правосудия? – Да. – Тогда почему лжешь мне? То, о чем вы обе спорили той ночью, может быть ерундой или только показаться тебе таковой, но также может повернуть расследование в направлении, которое приведет нас к убийце. Если ничего такого не произошло, почему мне об этом не рассказать? – Я просто подумала, что ей тоже следует уйти, вот и все, – ответила она. – Потому что…? – Было поздно, – выдавила Лизбет, не отрывая взгляда от земли. – И иногда такие вечеринки становятся… немного… чудны`iми. – Странно-чудны`iми, жутко-чудны`iми или чудны`iми в сексуальном плане? Она не ответила, но мое воображение уже сорвалось с цепи и понеслось. Богатые мужчины отправились хорошо провести время, свойственного женам надзора нет, морали кот наплакал, угрызений совести еще меньше… – Лизбет, знаешь, как положено работать с важным свидетелем? – Нет. – Если детектив Лэндри посчитает, что ты скрываешь важную для расследования убийства информацию, он может отправить тебя в тюрьму и заставить дать показания, – сообщила я, выворачивая законодательство в своих интересах. – Все, что от меня требуется, рассказать ему об этой беседе. Лизбет посмотрела на меня и испуганно произнесла: – Тюрьма? Я не сделала ничего плохого! – Ты поступаешь неправильно, не говоря всего, что знаешь. Ее взгляд отскочил от меня как мячик в поисках путей к бегству. Она верила, что я частный сыщик. К тому же я достаточно туманно намекнула, что тесно взаимодействую с детективами из офиса шерифа. Лизбет чувствовала себя в западне. Я надеялась, что она поступит как большинство умных девочек со среднего запада, оказавшихся в подобной ситуации: уступит властям и расскажет правду. Лизбет огляделась в поисках свидетелей и снова уставилась на землю под ногами, смущенная или пристыженная, или все вместе. – Иногда события выходят из-под контроля. Все пьяные или под кайфом, или и то и другое сразу. Они переносят вечеринку в чей-нибудь дом, и там занимаются сексом. – Вроде оргии? Последовал очередной глубокий вздох. – Да, вроде этого. – Ты не хотела идти, а Ирине было плевать? – Примерно так, – согласилась она, ее голос становился все тише по мере приближения к трейлеру «Звезды поло». Лизбет поставила коня в отведенный ему отсек и начала снимать с него снаряжение. Я попятилась, чувствуя, что на данный момент надавила на Лизбет насколько смогла. Не могу сказать, что ее рассказ меня удивил. Когда люди знают, что для них не существует границ, они редко устанавливают свои собственные. Слишком много денег и времени для безделья, происки дьявола и так далее, и тому подобное. Это ли произошло в ночь исчезновения Ирины? Вечеринка вышла из под контроля, секс получился слишком грубым, игра оказалась смертельной? Ничто не беспокоило Ирину. Объединим ее искушенное мироощущение и предполагаемое желание подцепить богатого американского мужа… Меня не удивило, что она присоединилась бы к таким играм, или Лизбет с ее непритязательными чувствами – нет. С другой стороны, учитывая осведомленность Лизбет, можно предположить, что в прошлом она сама становилась участницей подобного веселья. Это могло объяснить смущение и/или стыд. Я огляделась по сторонам и встала возле лошади, которой занималась Лизбет: – Лизбет, кто ходил на такие вечеринки? – тихо спросила я. – Все эти ребята, – пробормотала она, нервно оглядываясь через плечо. – Клуб. – Какой клуб? Поло-клуб? – Нет. Мистер Броуди и его друзья. Они зовут себя алиби-клубом. Неприятный холодок пробежал по моей спине, когда она это сказала. Алиби-клуб. Я назвала Беннета Уокера человеком-алиби. А теперь еще и клуб. Богатые плохие парни в случае неприятностей прикрывают друг другу задницы. Я была чертовски уверена, что сейчас имел место именно такой случай. – Лизбет! – рявкнул стоявший позади лошади Джим Броуди. – Какого черта ты столько возишься? Ты нужна Мануэлю. – Да, мистер Броуди. Сейчас иду. – Девушка воспользовалась возможностью отделаться от меня. На мгновение наши с Джимом Броуди взгляды скрестились. Очевидно, он пытался выяснить знает ли меня, и стоит ли из-за этого беспокоиться. – Елена! – Барбаро спрыгнул с лошади и бросил поводья конюху. Он казался воплощением мужественности в белых бриджах и высоких сапогах. Самец в своей стихии. – Я так рад, что ты приехала! Его улыбка была широкой и белозубой, волосы всклокочены. Улыбка застыла, стоило мне полностью повернуться к нему лицом. – Что случилось? – воскликнул он, нежно обхватывая мое лицо ладонями. – Запнулась и упала, – ответила я. – Мне стоит придумать историю получше вместо того, чтобы признать, какая я растяпа, но так и есть. – Очень больно? Большим пальцем он поглаживал правый уголок моего рта на чувствительной стороне лица, и что-то вроде электричества пробежало по каждому непораженному нерву в моем теле. – Пострадала только моя гордость, – откликнулась я. Его взгляд задержался на моих губах достаточно долго, чтобы заставить меня подумать, что он может меня поцеловать. Но вместо этого Барбаро поцеловал меня в щеку, которой я ничего не чувствовала. – Елена, это мистер Броуди, мой патрон. – Он положил затянутую в перчатку руку на мое плечо, чтобы подвести к Броуди. – Мистер Броуди, моя новая очаровательная подруга, Елена Эстес. – Эстес? – повторил Броуди, слезая с лошади. – Ты имеешь какое-нибудь отношение к Эдварду Эстесу? Вот момент, которого я боялась. С Беннетом, вовлеченным во все это. Я не могла претворяться кем-то другим. И если Джим Броуди знал моего отца, тогда тот услышит обо мне от одного из своих дружков. Я взывала к Богу, чтобы он не решил разыгрывать раненного в самое сердце родителя, ждущего блудное дитя. – Не по своей воле, – кротко ответила я, выдавив полуулыбку и напустив на себя шкодливый вид. – Когда-то он был моим отцом. Броуди вздернул брови и отрывисто расхохотался: – Не разбегайтесь, угощайтесь напитками. Я хочу услышать продолжение этой истории. Он взобрался на подставку и оседлал свежую лошадь. Каким бы сильным ни было его увлечение моей персоной, оно не позволило Броуди отвлечься от поло-матча. – Он знает твоего отца? – спросил Барбаро. – Мир тесен. – Твой отец увлекается поло? – Он увлекается мощью. Раньше гонял на спортивных катерах. Возможно и сейчас тем же занимается, не знаю. – Как ты можешь не знать? – Мой ответ явно озадачил Барбаро. – Я не разговаривала с отцом двадцать лет, – призналась я. – Разве тебе не надо садиться на лошадь? Барбаро махнул рукой в сторону поля. – Этот чаккер я пропускаю. Все эти друзья мистера Броуди – богатые люди, которые очень любят игру, но клюшкой владеют неважно. Они устроили матч так, чтобы в каждом новом чаккере команды попеременно получали одного профессионала. Остаток игры они тратят на то, что замахиваются друг на друга. Он прекратил говорить и сосредоточил все свое внимание на мне, окидывая взглядом балетки от Шанель, белые льняные брюки-сигаретки, простой черный топ с широкой горловиной и рукавами «три четверти». – Весьма изысканно, – похвалил Барбаро, улыбаясь. – Просто, элегантно, смело. – Ну, это вся я в двух словах. Барбаро усмехнулся: – Элегантность и шик – да. Простота, не думаю. – Пойдем, присядем, – позвал он. – Моя машина припаркована у кромки поля. Машиной Барбаро был британский темно-зеленый кабриолет «астон мартин» с кожаным салоном оттенка сливочного масла, и флагом Испании, приклеенным в углу лобового стекла. Барбаро придержал для меня дверь. – Классная тачка, – отметила я, устраиваясь на сиденье. – Арендую ее на время сезона. Таким образом, каждый год у меня новая игрушка. – А чем занимаешься, когда сезон заканчивается? – Иду в другое место и арендую следующую. Собираюсь в Европу, чтобы играть летом. Я положил глаз на «ламборгини». – Поло тебе очень подходит, – заметила я. – Мне очень подходило модельное дело, поло – это моя страсть, – поделился Барбаро. – Так, ответь мне, почему ты так долго не общалась с отцом? – Потому что нам нечего сказать друг другу. Вот так все просто, – ответила я. – Ничего особенного. Нас не связывали родственные узы или что-то в этом духе. – Меня удочерили, – пояснила я. – Но он единственный отец, которого ты знала? – Эдвард Эстес владел домом, в котором я выросла. Он не был во мне заинтересован, кроме тех случаев, когда я могла быть ему чем-то полезна. И я взяла себе за правило этой пользы ему не доставлять. Барбаро промолчал. Он выглядел очень серьезным, пока пытался меня понять. – Не верю, что твой добрый друг хотя бы частично не посвятил тебя в эту историю прошлой ночью, – усомнилась я. – Он рассказал только, что когда-то вы были помолвлены. Я рассмеялась. – Какой ты хороший лжец. Тебе даже удается выглядеть невинным. Я сходу обвинила Беннета в том, что он насильник со склонностью к убийству, и ты мне говоришь, что после моего отъезда никто из вас двоих это не обсуждал? Барбаро запустил руку в волосы и отвернулся, чувствуя себя неловко. – Он говорил мне, что его ошибочно обвинили, а ты поверила в худшее; кроме того, я не хотел ничего про тебя слышать от него. Я не очень-то верила ему, но выбранная Барбаро позиция представляла интерес. Открыто наблюдая за ним, я размышляла о том, какой он на самом деле. – О чем думаешь? – поинтересовался он. – Что ты меня интригуешь. Его брови поползли вверх, а рот изогнулся. – Мне кажется, это хорошо. – Зависит от того, что я выясню. Он поерзал на сиденье, придвигаясь ко мне. – Ты выяснишь, – проговорил Барбаро низким сексуальным голосом, – что я джентльмен, пока ты хочешь, чтобы я им оставался; что я страстный… Наклонился чуть ближе и обхватил рукой мою шею, соблазнительно водя большим пальцем вдоль линии роста волос. Мой пульс участился. – Я только что повстречал тебя, Елена, – продолжал Барбаро. – Но уже решил, что никогда не знал такой женщины. – О, могу гарантировать, – отозвалась я. – Эй, казанова! – Окрик с австралийским акцентом исходил от всадника, в котором я узнала Себастьяна Фостера, теннисиста. Он сидел верхом на лошади в нескольких метрах от капота машины. – Вот ты где, дружище! Тебе лучше поторопиться. Барбаро выглядел раздосадованным, откидываясь на спинку сиденья; его рука исчезла с моей шеи. – Последний чаккер, – объяснил Фостер. – Еще семь минут и станешь свободным человеком. – Останешься? – обратился ко мне Барбаро. – Конечно, – согласилась я, но совершенно по иным причинам нежели хотел он, по крайней мере не в первую очередь. Меня занесло в лоно алиби-клуба, и у меня не осталось сомнений, что я найду убийцу Ирины Марковой среди его членов. Это было, как попасть в ров со львами. Повезло мне, что я адреналиновая наркоманка. – Ни за что не пропущу. Глава 22 – Вот, что у меня имеется для тебя в настоящий момент, – объявила Мерседес Житан. – Присаживайся. Лэндри сел. Ее кабинет выглядел необычайно аккуратным. Поверхность рабочего стола видна невооруженным глазом. – Причина смерти: удушение с помощью удавки. – Что насчет удушения руками? – Подъязычные кости целы. Я ожидала, что они будут сломаны, если бы убийца задушил ее до смерти. – Время смерти? – Сложно назвать, потому что тело пролежало в воде. – Предположительно? – Она была мертва, возможно, около двадцати четырех часов, плюс-минус. – Изнасилование? – Не могу сказать. Нижняя часть тела сильно повреждена аллигатором. – А есть что-нибудь хорошее? – поинтересовался Лэндри. – Могу утверждать, что у нее был оральный секс, прежде чем она умерла, и что жертва не ела никакой твердой пищи, – сообщила Житан. – Содержимое желудка включало только семенную жидкость и яблочный мартини. Выясни, во сколько она ужинала, и прибавь время на переваривание пищи. Это даст определенную информацию. – Сколько семенной жидкости? – уточнил Лэндри. – Много. От одного игрока столько не получишь, прости за каламбур, – проговорила Житан. – Эта девушка обслужила целый клуб. Глава 23 – Так откуда вы знаете моего отца? Лучшая защита – нападение. Я заняла место рядом с Джимом Броуди за столом в «Седьмом чаккере», одном из баров исключительно для членов Международного поло-клуба. Расположенный на трибунах, он был еще меньше и уединеннее чем гриль-бар «Клюшка» в клубном доме. Незаметная филенчатая дверь вела в «Комнату странника»: маленькую уединенную обеденную комнатку с пятизвездочным шеф-поваром для интимных трапез вызывающе богатых людей. Броуди окликнул официантку. – Пару лет назад у нас был общий клиент. Дюшон Аптон. Дюшон Аптон, он же Крутой. Звездный защитник НБА и известный домашний тиран, находился под следствием за вымогательство и убийство беременной девушки – занавес. Очередной безупречный персонаж, достаточно богатый, чтобы купить поддержку и преданность Эдварда Эстеса. Я в курсе данной истории не потому, что моего отца показывали в выпусках новостей. Дело само стало новостью, когда я была пленником телевидения: изнывала от тоски на больничной койке и восстанавливалась после того, как меня, словно зажатую дверцей грузовика тряпичную куклу, протащили по бульвару Окичоби. – Он чертовски хороший адвокат, – распинался Броуди. – И такой же замечательный игрок в покер. – Легко блефовать, когда у тебя нет совести. Броуди посмотрел на меня как на пришельца с другой планеты. – Что он тебе сделал, что ты стала такой любящей дочерью? – Ничего, – ответила я. – Вообще ничего. У нас философские разногласия. – Ты не поверила, что Дюшон невиновен? – Он старался выглядеть удивленным, даже позабавленным. Я не собиралась ему подыгрывать. – Никто не верил, что Дюшон невиновен. Присяжные не верили, что Дюшон невиновен, но им долбили по голове «обоснованным сомнением», пока те не перестали видеть дальше собственного носа. Спасибо моему отцу, очередной преступник ушел безнаказанным. Реальная награда нашей системе юриспруденции. Броуди вздернул брови. Вероятно, он не привык к женщинам, которые имели свое мнение и могли изъясняться сложными предложениями. Это заставило его заинтересоваться моей личностью, что хорошо. – Должен ли я передать ему твои наилучшие пожелания, когда его увижу? – поинтересовался Броуди. – Только если захотите испортить себе вечер, – сладким голосом ответила я. – И когда это случится? Я помечу в своем календаре. – На следующей неделе в Мар-а-Лаго состоится благотворительное мероприятие по случаю какой-нибудь болезни недели. Совершенно сюрреалистичная картина: сидеть там, внезапно оказавшись на таком близком расстоянии от отца после двадцати лет существования в альтернативной вселенной. Мне это не нравилось. Не нравилась идея, что он что-либо обо мне знает. Я не хотела занимать его мысли. Не желала представлять, как обо мне думает мать, гадая о причинах моего появления. Это означало, что мне удалось себя убедить, будто ни один из них, ни разу за эти годы не вспомнил о своей дочери. С глаз долой, из сердца вон. Мне легче считать именно так. Легче держаться подальше. Если бы они хотели до меня добраться, то должны были знать, где меня искать. Год назад мое имя публиковали в газетах в связи с делом о похищении Эрин Сибрайт, а также в связи с Шоном. Если бы они хотели, чтобы я была частью их жизней, то приехали бы. Этого не случилось. – Все выглядит уж слишком серьезно, – произнес Барбаро, занимая место рядом со мной. – Что он сделал? – осведомился испанец, кивая в сторону Броуди. – Мы просто вспомнили старые времена, – отмахнулась я. – В этом нет смысла, если только они не были старыми добрыми временами, заставляющими нас улыбаться и смеяться, – заявил Барбаро. «Такой подход сильно ограничил бы мою способность поддерживать беседу», – подумала я, но вслух ничего говорить не стала. Официантка принесла выпивку. Ее взгляд не отрывался от Барбаро. Девушке удалось привлечь его внимание, когда она сильно наклонилась вперед, чтобы ровно уложить салфетки для коктейлей. Барбаро наградил ее вежливой улыбкой и поблагодарил по-испански. Однако он по-прежнему был сосредоточен на мне. Впечатляюще. Все знакомые мне плейбои, одаренные божественной внешностью, не проявили бы подобную сдержанность, как бы сильно им не хотелось удержать мое внимание. – Елена работает с лошадьми, – сообщил Барбаро Броуди. Секунду Броуди выглядел сбитым с толку, пытаясь увязать факты, что я приходилась Эдварду Эстесу дочерью, но работала на конюшне. Но он являлся как минимум таким же хорошим игроком в покер как мой отец, поэтому замешательство исчезло с его лица так быстро, что кто-нибудь другой на моем месте решил бы, что ему это почудилось. – Предпочитаю честный заработок, – усмехнулась я, отсалютовав Барбаро своим бокалом. – Я катаюсь за Шона Авадона. – Не знаю его. Он не из мира поло. – Прозвучало так, словно никого вне поло знать не стоит. – Нет, – согласилась я. – Но не расстраивайтесь. Уверена, он тоже не знает или ему вовсе не важно, кто вы такой. Броуди рассмеялся, громко и от души. – Она мне нравится, Хуан, – поделился он с Барбаро, словно тот демонстрировал меня, как перспективную наложницу. – У нее есть дерзость, а дерзких я люблю. – Сегодня ваш счастливый день, – поздравила я. – Дерзости у меня навалом. – Елена работала вместе с Ириной Марковой, – заметил Барбаро. Патрон испанца и бровью не повел. Должно быть, за столом переговоров он что-то из себя представлял. – Ирина. Славная девушка. То, что с ней произошло – ужасно. – Да, – поддержала я, хотя мне было совершенно ясно, что славные девушки с этой компанией не путались. – Нам будет ее не хватать. Я так поняла, в ночь исчезновения вы ее видели. Броуди кивнул, делая глоток скотча тридцатилетней выдержки. – Она была на вечеринке в «Игроках». Думаю, она подарила мне танец, но должен сказать, как почетный гость, что слишком хорошо провел время и поэтому помню мало. – Вы не помните, присутствовала ли она на вечеринке, последовавшей вслед за основной вечеринкой? – поинтересовалась я. В свою очередь я тоже могла бы стать чертовски хорошим игроком в покер. – Ни о какой последовавшей гулянке я не знаю, – заверил Броуди. Он отвел от меня взгляд, пока копался в нагрудном кармане своей гавайки. – Наверное, я неправильно поняла. Думала, что кто-то рассказал мне о тех событиях. Полагаю, она могла сказать, что возможно было некое продолжение. – Это кто же? – осведомился он, глянув на меня исподлобья. Я покачала головой. – Не важно. Очевидно, я ослышалась. – Тони Овада отвез меня домой. Мы сидели и курили сигары, – поделился Броуди, вынимая одну из кармана, как фокусник кролика из шляпы. – Уверены, что вы не дочь своего отца? – уточнил он. – Наша беседа очень похожа на допрос. – Прошу прощения, – извинилась я, откидываясь на спинку стула, и пригубила тоника с водкой. – Что могу сказать? У нас дома это считалось беседой. Я росла с мыслью, что перекрестный допрос и повторное проведение прямого допроса – нормальные компоненты общения. Ирина была мне другом. Я хочу увидеть, как ее убийца престанет перед судом. – Как и я, – поддержал Барбаро. – Я просто думаю, кто-то, видевший ее той ночью, мог знать что-то, видеть что-то и даже этого не осознавать. Броуди взмахнул сигарой. – Хуан был там. Что-то показалось тебе необычным, Хуан? – Мы с Еленой уже об этом говорили, – отозвался Барбаро. – Хотел бы я сказать, что видел что-то или слышал, но я был занят тем, что хорошо проводил время, как и ты, как все. Броуди разжег сигару, глубоко затянулся и выдохнул, глядя на дым. Привлекательность сигар мне совершенно непонятна. Они пахли как паленое собачье дерьмо. – Может нам стоит объявить некое вознаграждение, – предложил Броуди. – Деньги говорят сами за себя, или заставляют людей говорить. – Так и сделаю, – произнес он, принимая волевое решение. – Позвоню тому детективу. Как его имя? – Лэндри? – подсказала я. – Какая сумма для вознаграждения лучше? Десять тысяч? Двадцать? Пятьдесят? – Уверена, это в ваших силах, – отозвалась я. – Очень щедро с вашей стороны, что бы вы ни решили. Он отмахнулся: – Это меньшее, что я могу сделать. Я чувствую некую ответственность. В конце концов, последний раз ее видели на моем дне рождения. – Кроме убийцы, – добавила я. Двери бара отворились, и вошел Беннет Уокер. Волосы зализаны назад, глаза скрыты широкими очками от Гуччи, хотя солнце давно клонилось к горизонту. Он уже преодолел половину пути к нашему столику, прежде чем увидел меня. Беннет замешкался, но я не дала ему шанса сбежать. – Какое у тебя интересное расписание, Бен, – сухо заметила я. Барбаро хмуро глянул на меня. Беннет занял место напротив моего. – Шутка в мой адрес, полагаю. – Что-то в этом роде. Он махнул рукой официантке, она развернулась и пошла к бару выполнять его заказ, даже не спросив, чего он желает выпить. Обычное дело. Возможно, слишком обычное. Беннет выглядел немного потрепанным. – Удивлен, что ты здесь, Беннет, – произнес Джим Броуди с равнодушным видом. Уокер пожал плечами. – Парни должны где-то находиться. Так почему не среди друзей? – Он посмотрел прямо на меня. – За одним исключением, Елена. Броуди вздернул бровь. – Вы двое знакомы? – В прошлой жизни, – отрезала я. Я могла видеть проворачивающиеся колесики в голове Броуди. Он был в курсе всего. Джим Броуди не сколотил бы состояния, не знай он подноготную каждого своего клиента и каждого противника: девичью фамилию матери; даты выпадения первого зуба, получения первой работы и потери девственности. Вероятно, он первым из всех узнал, что Дюшон Аптон способен на убийство беременной женщины. Броуди мог получить историю о наших с Беннетом отношениях, лишь щелкнув пальцами. Теперь ему известно, что мой отец – Эдвард Эстес. Скорее всего, известно, что отец защищал Беннета в суде. Несложно сложить все кусочки воедино. Моя жизнь представляла собой головоломку для детей от девяти лет и старше. – Мистер Броуди решил предложить вознаграждение за информацию, которая приведет к аресту убийцы Ирины Марковой, – сообщила я Беннету. – Хорошая мысль, – похвалил тот, оглядывая друзей. Достаточно странная реакция, подумала я. Хорошая мысль, потому что она поможет делу, или потому что снимет подозрения? Равносильно ли щедрое предложение Джима Броуди версии алиби-клуба в духе О. Джея [1] , объявившего охоту за настоящим убийцей? В таком случае Броуди может выдвигать сколь угодно экстравагантное вознаграждение, потому что уверен: ему никогда не придется его выплачивать. – Можешь с таким же успехом выписать счет Елене, – сказал Беннет. – Как она утверждает, у нее нюх на такие вещи. [1] О. Джей Симпсон – профессиональный игрок в американский футбол, получивший скандальную известность после того, как был обвинен в убийстве своей бывшей жены и ее друга и был оправдан, невзирая на улики. – Какого рода вещи? – поинтересовалась я, не в состоянии удержаться от резкости. – Понимать, что перед твоим носом преступник? Официантка принесла напиток и поухаживала за Беннетом также как за Барбаро. Уокер сдвинул очки на голову и одарил ее своим безраздельным вниманием, но его взгляд остался холодным, отчего у меня по коже пробежал холодок. – Елена работала в полиции детективом, – сообщил он. Его глаза буквально прилипли к заднице женщины, пока та уходила прочь. – Удивлена, что я об этом знаю? – осведомился Беннет, поворачиваясь ко мне. – Удивлена, что тебя это волнует, – отрезала я. – Мне следует чувствовать себя польщенной? Броуди вытащил сигару изо рта и уставился на меня. – Детектив? Детектив по расследованию чего? Убийств? – Из отдела по борьбе с наркотиками. – О, нет, – проговорил Беннет безо всяких эмоций. – Я разрушил твое прикрытие. – Я не нуждаюсь в прикрытии. Мне нечего скрывать, – ответила я. – Кроме того, больше я в этом направлении не работаю. – Тогда почему ты здесь? – многозначительно спросил Беннет. – Приглашена из-за моей очаровательной компании и остроумных реплик. А вот почему ты здесь? Помимо отмачивания в водке своей печени третьи сутки подряд, насколько мне известно. Краем глаза я видела, что Барбаро недоволен или зол, а, может, все вместе. – Удивлен, что ты не пошла в детективы по расследованию сексуальных преступлений, – заметил Беннет. – Зная, какая ты бешеная, если дело касается этой темы. Барбаро подался к нему, выставив обе руки перед собой. – Хватит, – тихо приказал он. – Никто из вас не пришел сюда с целью неприятно провести время. Довольно. – Не я это начал, – нетерпеливо ответил Беннет. – Нет. Ты никогда ни за что не отвечаешь, – возразила я. – Пускаешь газы, и виноват кто-то другой. – Боже милостивый, – промолвил Броуди. – Такое впечатление, что вы женаты. Я отвернулась от Беннета, медленно и глубоко втянула воздух, стараясь обуздать эмоции. Я свой злейший враг и всегда им была. С Беннетом нужно сохранять хладнокровие. Хотя бы притвориться, что он не оказывает на меня никакого влияния. Но мои чувства к Беннету сидели во мне в течение долгого времени как гнойный нарыв. Тот, кто сказал, что время – лучший лекарь, не знает ни хрена. – Нет, – ответила я Броуди, пытаясь выдавить полуулыбку. – Мне едва удалось избежать этой участи. – Мне нужно идти, – заявила я, соскальзывая со стула. – В конце концов, я не член клуба, так ведь? Если кто-то из них и поймал подтекст, вида не подал. Я сделала пару шагов к двери, прежде чем Броуди проговорил: – Не уходи из-за него, – указал он на Беннета сигарой. – Все нормально, Джим, – отозвался Беннет. – Елена не первый раз убегает. Мне хотелось его ударить. Душить так, как двадцать лет назад он душил Марию Невин. Ярость, обжигавшая все нутро, была неистовой. Я отошла всего на два шага, и мне пришлось собрать все силы, чтобы не распустить руки. – Ты действительно хочешь это сделать, Беннет? – тихо спросила я. – Действительно хочешь подтолкнуть меня? Тебе, как и всем, следует знать, что я ломаного гроша не дам за чье-либо мнение о моей персоне или о том, чем я занимаюсь. – Хочешь вернуться в выпуски новостей? – наступала я. – Хочешь, чтобы раскопали дело Марии Невин и распространили в средствах массовой информации, наживаясь на этом? Потому что, если подтолкнешь меня, гарантирую что так и случится. Ты впутаешь в это свою семью. Журналисты разобьют лагерь у порога твоего дома, будут ходить по пятам за твоей женой, устроят на нее травлю… – Оставь ее в покое. – Не лезь ко мне, Беннет, – предупредила я низким голосом, вибрировавшим от бешенства. – Мне терять нечего. Я повернулась и вышла. Глава 24 На улицы опустилась ночь. Похолодало настолько, что захотелось накинуть пиджак. Я его с собой не захватила, но остатков моего гнева было достаточно, чтобы согреться. И какого черта мне теперь делать? Как мне теперь повернуть произошедшее в свою пользу? Я только что купила обратный билет из ближайшего окружения, или Джим Броуди из тех, кто держит друзей близко, а врагов еще ближе? Я – бывший коп. Преследовала корыстные цели по отношению к Беннету Уокеру, одному из немногих избранных друзей Броуди. Я только что угрожала ему неприятностями. «Ничего из случившегося не было сюрпризом», – твердила я себе. Конечно, Беннет Уокер явился бы. Они его друзья. Естественно, все они выяснили бы, что я когда-то служила в полиции детективом. Моя авантюра заключалась в том, что Броуди захочет видеть меня в пределах досягаемости и иметь возможность на меня влиять. И я подозревала, что он мог использовать для этого Барбаро. – Елена. В яблочко. Я обернулась. Он был по-прежнему одет в рубашку поло, белые бриджи, и сапоги до колен из светло-коричневой кожи. Серьезный Барбаро выглядел не менее сексуально, чем широко улыбающийся. Пожалуй, даже более. – Я тут подумала, что тебе, возможно, поручили устранить ущерб, – заметила я. Он притворился, что не понял смысл сказанного. – Тебя прислал патрон. – Никто меня не присылал, – раздраженно ответил он. – Я не прислуга. Просто не хочу видеть тебя расстроенной. Не желаю, чтобы твой вечер пошел насмарку из-за этой… обиды между тобой и Беннетом. – Это трудная задача. Ты говоришь о злости, выдерживаемой годами, как односолодовый виски в бочке в течение двадцати лет. – Его поведение… – начал Барбаро, подбирая слова, которые хотел до меня донести. – Он вел себя не по-джентельменски. Прошу за это прощения. – Почему ты извиняешься? Кроме того, мне до леди далеко, – призналась я. Барбаро запустил руку в густую, вьющуюся шевелюру. Ему бы на обложке дамского романа красоваться. – Прости, Хуан, – извинилась я. – Точно не знаю, но подозреваю, что в моем роду было много обиженных и мстительных женщин. – К чему все это? – спросил Барбаро. – В каком смысле? – К чему поддерживать эту злобу? Что хорошего она несет? – Он избил и изнасиловал женщину, – выпалила я. – Кто-то должен из-за этого злиться. – Женщина, которую, как ты утверждаешь, изнасиловали. – Я утверждаю? Я говорю, потому что это правда. – И что твоя злость сделает? Накажет Беннета? Думаешь, он не спит ночами, ощущая тяжесть твоей ярости? Конечно, нет. Если бы моя злость могла обрушиться на Бенента Уокера, то убила бы его давным-давно. – Ненавидеть кого-то – все равно, что самому принимать яд и ждать, когда тот человек умрет. – Спасибо, отец Барбаро, – съязвила я. – Оставь свою проповедь для тех, кому она интересна. Тебе легко говорить «что было, то прошло и быльем поросло». Тебя там не было. Ты никогда не видел, что он сотворил с той девушкой. «Или с этой», – подумала я, но никогда не произнесла бы вслух. – Ты не его наказываешь, Елена. Ты себя наказываешь. Я промолчала. Не хотела ступать на этот путь даже мысленно. И уж определенно не собиралась прощать Беннета Уокера за его грехи. Зачем мне это? Зачем это кому-то? Почему кто-то должен это делать? Барбаро тронул мое плечо. – Не хочу видеть, как ты грустишь над тем, чего не в силах изменить, Елена. – Но именно из-за таких вещей нужно переживать, Хуан, – настаивала я. – Ты хочешь его простить потому, что это просто удобнее? Система дала сбой. Ну да ладно. Я ничего не могу с этим поделать, так почему бы не притвориться, что он никогда не издевался над женщиной, пока собирался на мне жениться, а потом ожидал, что я буду ради него лжесвидетельствовать. – Я ничего не понимаю, – недоумевала я. – Не понимаю, как ты можешь думать, что все в порядке. Это ненормально. Барбаро отвел взгляд и вздохнул. – Если ты не можешь этого увидеть, что мне о тебе думать? – спросила я. – Ты попросту закрываешь глаза на все неприятное? В ночь убийства Ирины ты также отвел глаза? Кто-то увлекся, девушка мертва, жаль, конечно, но уже ничего не поделать. Так продолжим веселье. – Как ты можешь так обо мне думать? – потребовал он. – А почему не могу? – задала я встречный вопрос. – Мы знакомы двадцать четыре часа. Я встретила тебя, потому что убили девушку. Откуда мне знать, что не ты это сделал? – Я говорил тебе, что это не я. Я рассмеялась: – О, и никто никогда мне не лгал, поэтому я должна просто взять и принять твое заявление за чистую монету. – Ты никому не веришь, Елена? – Нет. Не верю, – честно призналась я. – Не знаю ни одного человека, который не солгал бы ради достижения собственных целей, сложись такая ситуация. – Очень печально, – заметил он ханжески. – Сочувствую тебе. – Я тебя умоляю, – отмахнулась я. – Ты занят в конном деле, водишься с этой компанией несметно богатых, пресыщенных, испорченных, аморальных, жаждущих власти. Жизнь – это игра с высокими ставками, в которой все средства хороши. Если только ты не Форест Гамп поло-мира, то прекрасно знаешь, что как минимум полдюжины человек перед обедом тебе солгали. Барбаро смотрел на тротуар, уперев руки в бедра. Казалось, ему больше нечего было сказать, или же он прикидывает, как направить сложившуюся ситуацию в нужное русло. – Я еду домой, – заявила я и начала от него отворачиваться. – Нет. Елена, не надо. – Он мягко обхватил мою руку выше локтя. – Не уходи. Прошу. – Ты же не думаешь, что я собираюсь туда вернуться. – Нет. Позволь мне отвезти тебя куда-нибудь поужинать, – упрашивал он, стоя слишком близко. – В какое-нибудь тихое место. Только мы вдвоем. Мои инстинкты встали по стойке смирно. Должно быть, через прикосновение Барбаро почувствовал мое напряжение, но времени, чтобы как-то отреагировать, у него не было. – Какая-то проблема? Лэндри. Чувство вины захлестнуло меня холодной волной еще до того, как я узнала его голос. Я понимала, для него все выглядело тем, чем в точности и было: интимным разговором между его бывшей любовницей и самым завидным, горячим поло-игроком в округе. – Нет. Все в порядке,- отозвалась я. – Детектив Лэндри, это Хуан Барба… – Мы встречались, – оборвал меня Лэндри с некой неприязнью, что подразумевало: он не впечатлен. – Убери руку, леди… – Леди не возражает, – заявил Барбаро. – Это так? – осведомился Лэндри. Я обернулась к нему, позабыв о своем виде. Его глаза округлились. – Это он с тобой сделал? – потребовал ответа Джеймс, тыча пальцем в Барбаро. Лэндри не услышал бы меня, даже если бы я попыталась ответить. Он уже повернулся к Барбаро как готовый к нападению пес. – Это ты с ней сотворил? Барбаро сделал солидный шаг назад и вскинул руки. – Нет! Его Лэндри тоже не слышал. Он продолжил агрессивно наступать. – Не знаю, что делают там, откуда ты притащился, Пако, но если ударишь женщину здесь, мы бросим твою задницу за решетку. – Лэндри, – позвала я, думая, что могла бы ударить его чем-то, чтобы вернуть из красной зоны. – Лэндри! Детектив Лэндри! Наконец он на меня посмотрел. – Я упала, – объяснила я. – Если какой-то парень такое со мной сотворит, думаешь, он останется в живых, чтобы рассказать сказку? Лэндри не хотел мне верить. Он хотел ударить Барбаро рукояткой пистолета. Он жестко посмотрел на меня, и я солгала ему в лицо: – Никто не причинил мне боли. Его взгляд переходил с меня на Барбаро и обратно, он не верил никому из нас. – Никто меня не бил. Лэндри бросил на меня взгляд копа. Он был зол. Я чувствовала, как от него пар валит. Если он решил поверить, что Барбаро на меня не нападал, то должен вернуться к первоначальному вопросу: почему испанец держал меня за руку, и я не возражала. Как ни крути, выйти сухой из воды не получалось. – Мне надо переговорить с вами, мисс Эстес, – сообщил он. – Об убийстве вашего конюха. – Елена? – спросил Барбаро. – Хочешь, я останусь с тобой? – Нет. Спасибо, Хуан. Все нормально. Тот хмуро глянул на Лэндри. Лэндри ответил ему свирепым взглядом. Мужчины. Я начала отступать к тротуару. – Предполагаю, вы хотите поговорить со мной в частном порядке, детектив Лэндри. Он не ответил, но прервал зрительный контакт с Барбаро и последовал за мной. – Никакой примеси тестостерона в ночном воздухе, – проговорила я. – Думаешь, это смешно? – ощетинился Лэндри. – Я не знаю, что «это». – Какого черта ты делаешь? – требовательно спросил он, останавливая меня за руку. Я посмотрела на то место, где он ее сжал. – Держи руки подальше от леди, детектив. Он отпустил, но не извинился. Такое понятие ему неведомо. – Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Беседовала со знакомым. – Знакомым? С каких пор? – С тех, что это не твое чертово дело. – Это мое дело, если длится больше двух дней. Я буквально задохнулась от возмущения, замечание было подлым приемом. – Почему бы просто не назвать меня шлюхой в лицо? – предложила я. – Два дня назад ты думал, что мы должны вмести идти по жизни. Сейчас полагаешь, что я все это время путалась с игроком в поло на стороне. Какой же ты козел. – Я это уже вчера от тебя слышал. – О? С тех пор что-то изменилось? Он начал было говорить, но осекся, отступил и предпринял еще одну попытку. Я просто смотрела на него и качала головой. – Я не хочу, чтобы ты водилась с этой компанией, Елена, – признался Лэндри. – Это небезопасно. – Учитывая, что ты только что обо мне сказал, какая тебе разница? – поинтересовалась я. – Почему бы просто не оставить меня в покое? Я знаю, что делаю. – Не важно. Их много, ты одна. – Думаешь, они собираются утащить меня как стая шакалов? – осведомилась я. Не то чтобы эта мысль меня не посещала, когда Барбаро звал в одиночку с ним куда-нибудь отправиться. – Знаешь что-то, чего не знаю я? – Я много чего знаю, – уклончиво ответил Лэндри. Я заглянула за его плечо. Испанец торчал у входа, наблюдая и ожидая. Он не мог нас слышать, но я уверена, прочитал по языку наших тел, что мы с Лэндри кто угодно, но не друзья. Хорошо. Я не хотела, чтобы алиби-клуб думал, будто я все еще работаю на офис шерифа; то, что они обо мне узнали и так достаточно плохо. – Да ну? – спросила я Лэндри. – Знаешь, что эти ребята друг за друга горой в любой ситуации? Знаешь, что их попойки обычно заканчиваются без одежды, и – между прочим, это я не по личному опыту говорю – проходят настолько жестко, что ты даже представить себе не можешь. Знаешь, что они называют себя алиби-клубом? – Алиби-клубом? Очко в мою пользу. Лэндри не знал. Мне удалось его обскакать. У меня все еще сохранилась эта жилка: взять дело в свои руки, найти доказательства раньше остальных. Однажды коп… Я снова глянула мимо Лэндри, Барбаро как раз вернулся в здание. – Кто тебе рассказал? – Лизбет Перкинс. Той ночью в «Игроках» она поругалась с Ириной, потому что не хотела, чтобы та осталась веселиться дальше. – Но Маркова не послушалась, – пробормотал Лэндри. Он отвернулся, размышляя, перекладывая в голове кусочки головоломки. Эти внешние признаки мне знакомы. – Что тебе известно? – спросила я. Лэндри не ответил. – Что тебе известно? – Я повторила вопрос, понимая, что он не собирается мне ничего рассказывать. «Вскрытие», – подумала я. – Ты знаешь, что с ней произошло, – предположила я. – Знаешь, как она умерла, что с ней сделал убийца. Тебе известно был ли там один убийца или больше. Лэндри молчал. – Она была моей подругой, Лэндри. Он состроил гримасу. – Не называй ее своей подругой. Ты только и делала, что жаловалась на ее отношение. – И что с того? Я и на твое отношение жаловалась, когда еще считала тебя своим другом. Я так понимаю, это осталось в прошлом, и мне не следует ждать, что ты чем-нибудь поделишься. Лэндри пожал плечами. – Мне ты тоже далеко не все рассказала. – О чем? Я передала тебе все, что знаю, что удалось выяснить. – Ты не рассказала мне о себе и Беннете Уокере, – заметил он. – Почему бы это? Ты знала, что рано или поздно я все разузнаю. – Не рассказала, потому что это к делу не относится. Двадцать лет прошло. – Держу пари, для тебя это важно. – Что это значит? – Это значит: ты думаешь, что Беннет прикончил Ирину. – Откуда тебе знать, что я думаю, – возмутилась я. – Все более и более очевидно: о том, что имеет для меня значение, ты не знаешь ничего. – Может, если бы ты предложила… – Зачем? – требовательно спросила я. – Зачем мне это делать? Для чего чем-то с тобой делиться? Почему я должна доверять тебе, Джеймс? Ты продемонстрировал мне, что возьмешь все, чем я с тобой делилась и используешь против меня. Если я что и усвоила, будучи дочерью Эдварда Эстеса, так то, что нельзя никому ничего рассказывать. У меня есть право хранить молчание. Он коснулся моей руки, когда я собралась уйти. Отшатнувшись от него, я продолжила идти. Желая выскочить из своей жизни и шагнуть в другую, где у меня не будет прошлого, никто ничего обо мне не будет знать, и я смогу стать тем, кем захочу. Какая приятная фантазия. Если бы я только могла все это бросить. Но я не знала, как стать кем-то другим, и не знала, что делать, кроме как продолжать идти своей дорогой. Глава 25 Как только Елена направилась к своей машине, подъехал Вайс и припарковался по другую сторону дороги. – Вон наша проблема идет, – съязвил он, вылезая из автомобиля. – Заткнись, – отрезал Лэндри и пошел к зданию. Ему хотелось выпить и закурить, и найти силы отключить свои чувства как социопат. Жизнь стала бы намного легче, лишись она эмоций: не надо тратить энергию на чрезмерную реакцию, гнев, сожаление. Если все будет продолжаться в том же духе, он раньше времени загонит себя в могилу. – Они не собираются сотрудничать, – заявил Вайс. – Эти парни из тех, кто отстегивает адвокатам по три сотни в час, просто потому, что те хорошо смотрятся в костюмах от Брукс Бразерс. – Ну, вызовут они своих псов, – рявкнул Лэндри, – что с того? – Я просто говорю. – Я и не жду, что они станут сотрудничать. Хочу немного увеличить напряжение. Отказ от ДНК-теста лишь выставит их виновными. – В получении группового тарифа на минет, – добавил Вайс. – До раскрытия этого убийства нам еще очень далеко. – Они называют себя алиби-клубом, – сообщил Лэндри. – Алиби-клубом? Где ты это слышал? – От девчонки Перкинс, – ответил Лэндри, что было не совсем ложью. – Она рассказала, что на их вечеринках некоторые вещи выходили из-под контроля. – Перкинс была там в субботу ночью? Я думал, она ушла. – Она пыталась уговорить Маркову не оставаться. Вайс остановился и посмотрел на него. – Когда она все это тебе рассказала? Утром тебе едва удалось из нее имя вытянуть. – Может, ей просто не понравился ты, Вайс, – предположил Джеймс. – Отвали. – Пойдем, покончим с этим, – позвал Лэндри и вошел в бар «Седьмой чаккер». Заведению «У Магды» было до него далеко. Красивый, отделанный под старину бар, на стене плазменный экран, транслирующий поло-матч, официантка, которая не выглядела так, словно дважды в день нуждалась в бритье. Он прошел прямо к столу, где сидели Броуди, Уокер и Барбаро. Вайс занял столик Себастьяна Фостера. Лэндри сурово посмотрел на Барбаро. Не пристало парню быть таким красивым. Мысленный образ, как испанец касался Елены, вызвал прилив обжигающей злости. – Приношу извинения за недоразумение, мистер Барбаро, – не очень искренне произнес Лэндри. – Когда дело касается мужчин, причиняющим вред женщинам, мне как на любимую мозоль наступают. От этого убийства я весь на нервах. – Понятно, – в тон ему ответил Барбаро. – Вы друг мисс Эстес? – Я бы не сказал, скорее нет. Она обнаружила тело Ирины Марковой. – Она была детективом, – сообщил Джим Броуди. – Вам двоим есть, что вспомнить. – Нет, – ответил Лэндри. – Нечего. Уверен, мистер Уокер осведомлен о мисс Эстес больше меня. И без того мрачный Беннет Уокер нахмурился. Испорченный богатый ребенок за сорок. Будь они детьми на игровой площадке, Лэндри надрал бы ему задницу. Он удивлялся, что в свое время Елена запала на этого парня и даже решила за него выйти, посчитав это хорошей идеей. С другой стороны, он не мог представить, чтобы Елена вообще за кого-то выходила замуж. Она была такой недоверчивой, такой циничной. Беннет Уокер, должно быть, внес в это большой вклад. – Что привело вас сюда, детектив? – спросил Броуди. Он приподнялся в кресле, ну просто радушный хозяин, половинка сигары торчала из уголка его рта. – Мы не похожи на членов клуба? – поинтересовался Лэндри. Он глянул на Вайса, тот пожал плечами. – Не обижайтесь, мальчики, – ответил Броуди, – но если у каждого из вас семизначный или более банковский счет, вам один черт надо иметь еще одну работу. – Мы пытаемся отсеять некоторых людей из списка возможных подозреваемых, – сообщил Вайс. – Вы можете вычеркнуть из него всех нас, – предложил Броуди. – Я думал, утром мы все прояснили. – Не то, чтобы мы вам не доверяли, – ответил Лэндри. – Но это век криминалистики. Мы собираем образцы ДНК у мужчин, с которыми Ирина Маркова проводила время в ночь исчезновения. Просто небольшой соскоб с внутренней поверхности щеки. Ничего страшного. Броуди вскинул брови. – Образцы ДНК? А вот для меня звучит, как слишком большое дело. – Это в целях отсеивания, – пояснил Вайс. – Если вы ничего не делали с девушкой, то никакой проблемы нет. – А вот для моего адвоката, это будет проблемой, – вставил Уокер, поднявшись со стула и намереваясь прервать беседу. – С чего бы это? – осведомился Лэндри. – Потому что однажды вас уже считали подозреваемым в сексуальном нападении? – Из-за подобного отношения, – ответил Уокер, тыча в него пальцем. – Меня никогда ни в чем не обвиняли. И у меня нет никакого желания, чтобы мое имя склоняли на все лады в связи с этим убийством. – Поздновато спохватились, – заметил Лэндри. – В ночь убийства вас видели в компании Ирины Марковой. Удивлюсь, если это не появится в одиннадцатичасовых новостях. Вы могли бы позвонить домой и предложить жене лечь пораньше. Уокер буквально писал кипятком. Лэндри видел пульсирующую артерию на его шее. – Вы слили эту информацию прессе? – У меня есть дела поважнее, – отмахнулся Лэндри. – Средства массовой информации сами очень хорошо раскапывают компроматы. Вам уже следует знать, как это работает. Уокер обратился к Броуди: – Я не потерплю подобных нападок, а ты? – Нет, конечно, нет. Я собираюсь обедать, – равнодушно ответил Броуди. – Детектив Лэндри, если хотите получить предписание суда, валяйте. Потом можете поговорить с моим адвокатом. – Это и меня касается, – заметил Уокер. – Я слишком хорошо знаю, как подделывают улики, чтобы сделать кого-то виновным. Лэндри пожал плечами: – Как пожелаете. Но с учетом вашего прошлого, отказываясь от теста, вы выглядите чертовски виновным, кем, возможно, являетесь на самом деле. Потом не приходите ко мне плакаться, когда новость появится во всех газетах. Лицо Уокера покраснело, на лбу выступили бисеринки пота. Он привык получать, что хотел. Определенно тогда, в прошлом, когда он проходил по делу об изнасиловании и нападении, его приняли обратно в лоно неприлично богатых. У него были деньги, а у его жертвы – нет. В глазах жителей Палм-Бич этот факт делал его мишенью, а ее – лгуньей, желающей содрать с него денег за молчание. Лэндри припомнил все, что удалось собрать по делу. Он не думал как миллиардер, он думал как коп. И коп вынес заключение: Уокер виновен и легко откупился от тюрьмы, словно сыграл в «Монополию». Уокеру хотелось его ударить. Лэндри это чувствовал, видел в глазах мужчины. Джеймс нашел его реакцию забавной и улыбнулся. – Хотите за это дать мне под зад? – спросил Лэндри. – Валяйте. Буду несказанно счастлив привлечь вас за нападение на офицера полиции. Вмешался Броуди: – Беннет, идем. Шеф-повар ждет нас. Остальные застыли в напряженном ожидании. Никто не сказал ни слова, все ждали ответа от Беннета. Уокер молчал, и тогда Пол Кеннер, бывший бейсболист, встал и хлопнул того по плечу. – Идем, приятель, стейки уже зовут меня по имени. – Он прошел мимо Уокера и медленно направился к двери в дальнем конце комнаты. Уокер продолжал таращиться на Лэндри. – Шериф услышит о вашем поведении от моего адвоката. Лэндри рассмеялся: – Вы сейчас не на Острове. Это реальный мир. Когда я делаю свою работу, вы не можете мне угрожать или пытаться откупиться. Если вы в списке, то вы в списке, мистер Уокер. Вы возможный подозреваемый, как и остальные. И подобное поведение только продвигает ваше имя в начало списка подозреваемых. Богатому мальчику нечего было ответить. Лэндри просто стоял там. Он простоит так всю ночь, ожидая, что Беннет пойдет на попятную и сдастся. Он не должен, но может. Беннет прошел вместе с Кеннером и Броуди к двери, которая, очевидно, вела в тайную столовую исключительно для членов клуба. Остальные последовали за ними. – Я думал, что этот не в группе, – заметил Вайс. Лэндри наблюдал за тем, как Барбаро направился к выходу. – Возможно, а может, и нет. Они последовали за испанцем. Барбаро повернул за угол и прошел по тротуару в сторону мужского туалета, но внезапно остановился и обернулся к ним. – Я пройду ваш тест, детектив, – обратился он к Лэндри. – Мне нечего скрывать. – А как же ваши друзья? – Испорченные богатые люди. Как я уже говорил сегодня ранее: богачи не такие как мы с вами. У них есть определенные ожидания, как к ним должны относиться. – Они заноза в заднице, – прямо заявил Лэндри. Вайс достал пластиковый контейнер и стерильный тампон. – Вы согласны провести процедуру прямо здесь? – уточнил он. – Вам не требуется присутствие адвоката? Вы не думаете, что мы собираемся химичить с материалом? Не собираетесь подавать на нас в суд за нарушение ваших гражданских прав? – Мне нечего скрывать, детектив. Ни по одному из перечисленных вами пунктов не придется хлопотать, потому что вы не обнаружите мою ДНК среди имеющихся у вас образцов. Процедура заняла несколько секунд. Тампон в рот, соскоб с внутренней поверхности щеки, тампон в контейнер, готово. Когда все было сделано, Барбаро развернулся и направился обратно в здание. Вайс обратился к Лэндри: – Ну и как тебе это нравится? – Я был бы более счастлив, будь у нас образец Уокера. – У тебя что, вроде стояка на этого парня? – удивился Вайс. – В чем дело? – Двадцать лет назад он отправился под суд по обвинению в нападении и изнасиловании. Дело развалилось, и его отпустили, – объяснил Лэндри. – Этакий Уильям Кеннеди Смит [2] . Богатый парень из известной семьи, а у жертвы ломаного гроша за душой не было. – Его слово против ее слова. – В конце концов она так ничего и не сказала. Внезапно отказалась давать против него показания. [2] Уильям Кеннеди Смит – представитель клана Кеннеди. В 1991 году был обвинен в изнасиловании женщины на пляже. Суд признал, что потерпевшая сама согласилась на интимную связь. – Уокер от нее откупился. – Это лишь мои предположения. – С тех пор прошло двадцать лет. – Тигры не меняют свой окрас, – возразил Лэндри. – Особенно если однажды вышли сухими из воды. – И за все эти годы его ни разу не поймали. – Кто знает? Может, он стал открыто платить за грубый секс. Возможно, поколачивает жену, но за пределы семьи это не выходит. Не знаю, – произнес Лэндри. – Но я абсолютно уверен: он ведет себя так, словно ему есть, что скрывать. К тому же я видел снимок, где он сидел с Ириной Марковой в ночь ее исчезновения. – Мне ни один из них не нравится, – поделился Вайс. – Думаю, они лгут чаще, чем дышат. Строят из себя невесть что и требуют к себе особого отношения, как будто их дерьмо не воняет. Да их всех надо за решетку отправить только потому, что они такие придурки. Пусть там попробуют свои права покачать. Вайс поехал с образцом в лабораторию. Лэндри последовал за ним, но направился в убойный отдел. Усевшись за свой письменный стол – из коллекции уродливых старомодных парт цвета бронзы, от которых отказались школьные учителя – он надел очки для чтения, нажал пару клавиш и вернул экран компьютера к жизни. Он вывел на экран газетные статьи об аресте и судебном процессе Беннета Уокера и снова внимательно просмотрел. Когда утром Лэндри первый раз откопал эту грязь, реакция, что Елена ничего ему не рассказала, была сильной. Он не чувствовал уверенности, что может точно назвать свои эмоции: злость, возможно, душевная боль. Лэндри не нравилось быть вычеркнутым из ее жизни. Забавно, но когда они начали встречаться, ни один из них не рассказывал о своей прошлой жизни. Лэндри это никогда не волновало. Он об этом даже не задумывался. Какой смысл в обсуждении событий двадцати и тридцатилетней давности? Теперь он чувствовал, что Елена намеренно держалась от него на расстоянии. Сначала сделал, потом подумал. У Елены было полное право спустить на него собак. Он вел себя как придурок. Джеймс снова перечитал статьи о Беннете Уокере, только теперь между строк. В те времена Лэндри не жил во Флориде. Он был в курсе дела из случайных выпусков новостей, но и то немногое, что знал, уже забыл. Копание в деталях преподнесло сюрпризы, не последним из которых оказался тот факт, что когда-то Елена собиралась за Уокера замуж. Адвокатом защиты был Эдвард Эстес, отец Елены. Человек, известный тем, что искаженными фактами сбивал присяжных с толку и вводил их в заблуждение, таким способом освобождая своих клиентов, какими бы отъявленными преступниками они не были. В деле Уокера Эстес опирался на «проверенные» факты, доказывающие вину самой жертвы. Девушка вела распутный образ жизни, любила жесткий секс, в семнадцать лет сделала аборт. Она соблазнила Беннета Уокера. Напросилась на неприятности. И выдвинула против него обвинения только для того, чтобы вытрясти деньги. Лэндри посмотрел на фотографию жертвы, доставленную в госпиталь на второй день после нападения. Она выглядела так, словно попала под грузовик. Никто не попросит настолько грубого секса. Эта девушка была самой настоящей жертвой. Он мог лишь представлять, как Елена отреагировала на план сражения отца. Она – человек, верящий в справедливость. Ее отец верил в победу. Елена давала обвинительные показания против своего, тогда еще, жениха, который должен был придерживаться версии дорогого старого папочки. Собственная дочь саботировала громкое дело, разрушив алиби его клиента, что тот якобы был с ней во время нападения. В прессу просочились истории, будто Елена не более чем отвергнутая женщина, жаждущая мести, что у нее имелось богатое прошлое любительницы шумных загулов, и, возможно, она эмоционально нестабильна. Лэндри не задумывался, откуда пошли это истории. Их распускал лагерь Беннета Уокера, а главным в этом лагере был Эдвард Эстес. Ее собственный отец действовал против нее ради победы в деле. – Почему я должна тебе верить, Джеймс? Ее жених оказался насильником, а отец предателем во имя достижения собственных целей. Почему она вообще должна кому-то верить? Она не должна. Она и не верит. Включая его. Глава 26 Как я и предполагала, он ждал меня на въезде в Палм-Бич-Пойнт. Алексей Кулак. Свет моих фар выхватил из темноты стоявшего возле своей машины русского. С тех пор, как я видела его в последний раз, Кулак взял себя в руки. Выглядел аккуратным, даже щеголеватым, в пошитом на заказ коричневом костюме. Побрился и причесался. Алексей Кулак походил на бизнесмена в ожидании автослесаря, чтобы тот осмотрел и заменил пробитую покрышку. Нетерпеливого бизнесмена. Я съехала на обочину, припарковалась и запустила руку в скрытую панель в дверце машины. По крайней мере, на этот раз я лучше подготовилась. Вышла из машины и направилась к нему, свободно опустив руки вдоль тела. – Мистер Кулак, – поздоровалась я, останавливаясь вне пределов его досягаемости. – Что ты выяснила? – спросил он, опуская светские условности. – Ничего. – Ничего? Не говори мне «ничего», – рявкнул он. – Тогда что ты хочешь, чтобы я сказала? Мне следовало состряпать какую-нибудь историю? – У тебя язык хорошо подвешен. – Ну, тогда уволь меня. Я завалила собеседование на эту работу. Я вышла из света фар, продолжая стоять к ним спиной, что позволяло четко видеть Кулака, но блики и моя тень мешали ему смотреть на меня. Моя наглость его не впечатлила. – Вам известно, как я увольняю людей, мисс Эстес? – тихим голосом спросил он. – Большой чан и сто пятьдесят литров кислоты? Он улыбнулся как акула, выглядев при этом таким же смертельно опасным. – Хороший вариант. Возможно, мне следует добавить его в свой репертуар. Хочешь первой его опробовать? – Нет, – спокойно ответила я. – Ты хочешь узнать, кто убил Ирину? – Да. – Тогда позволь мне делать свое дело. – Ты полдня провела с этими людьми. – Верно. Ты хотел, чтобы за выпивкой я спросила у этой компании, а не убил ли Ирину кто-нибудь из них? И один тут же встал и признался: «Ну да, это я ее убил, а почему ты спрашиваешь?» Не это он хотел от меня услышать. Кулак сделал два агрессивных шага в мою сторону и занес мощную руку, чтобы ударить меня или схватить. Я выдернула свой девятимиллиметровый из-за пояса и впечатала ему прямо промеж глаз, остановив наступление. – Не трогай меня, мать твою, – произнесла я совсем другим тоном. Мой гнев заставил Кулака сделать шаг назад, затем еще один. Я двигалась вместе с ним, не теряя контакта между его лбом и дулом пистолета. Кулак пятился, пока не прижался к своей машине. Его глаза были широко раскрыты от удивления или страха, а возможно того и другого вместе. – Ты никогда не тронешь меня снова, – заявила я, адреналин гудел во мне как наркотик. – Я, мать твою, убью тебя на этом самом месте. Ни секунды не сомневайся, что я так и сделаю. Убью тебя, встану на труп и буду выть на луну. Кулак дышал неглубоко и часто. Он не думал, что я блефую. Хорошо. Пусть знает, что он не единственный непредсказуемый партнер в этой странной сделке. Я отступила и опустила пистолет. К воротам приближалась машина. Водитель открыл их с помощью пульта управления и, даже не взглянув на нас, проехал мимо. – Кого из них ты подозреваешь? – спросил Кулак. – У меня нет любимчика, и я не экстрасенс. Мне нужна зацепка, свидетель, необходимо поймать кого-то на лжи, – ответила я. – Если тебе нужно более быстрое решение, почему не прикажешь парочке своих приспешников выбить признание из каждого по очереди? Кулак замешкался, глядя куда-то мимо меня. «Странно», – подумала я. – Это мое дело, – проговорил он. – Мое личное дело. Алексей Кулак – босс в своем мире. Он мог щелкнуть пальцами, и никто никогда не увидел бы Джима Броуди или Беннета Уокера, или всю их компанию. Я пожала плечами. – Убей их всех и пусть Бог сам разбирается. – Ты бы поступила именно так? – Нет, – призналась я. – Я займусь делом тихо, спокойно. Буду собирать доказательства и беседовать с ее друзьями. Поговорю с каждым, кто мог видеть ее той ночью, неважно, насколько мала вероятность, что у них есть ответ. К тому времени, как выйду на убийцу, у меня не останется ни одного сомнения, в том кто ее убил. И никакой пощады для этого человека. – Вот, что я сделаю, – заключила я. – Вот, чем я сейчас занимаюсь. Хочешь выбрать другой способ, дело твое. Кулак вздохнул и прислонился к своей машине, его широкие плечи поникли. Он потер руками лицо. Опустил голову. – Эта боль, – произнес он, потирая кулаком грудь. – Она не прекращается. Я хочу кричать, пока она не уйдет. Это как огонь, он горит и горит, и я не могу от него избавиться. Просто схожу с ума. Я в самом деле сочувствовала ему. Какой странный момент. Передо мной стоял человек столь безжалостный, что вероятно начинал день с поедания глазных яблок врагов и предателей, и все же он был лишь человеком, испытывающим скорбь и боль. – В тебя словно вселился демон, – проговорила я. – Ты не можешь от него убежать. Не можешь скрыться. Негде спрятаться. Кулак посмотрел на меня, и по его лицу потекли слезы, которые он старался стереть. – Тебе знакома эта боль? – Я знаю, каково это: так сильно хотеть изменить прошлое, что готов вывернуться наизнанку ради этого, – тихо произнесла я, думая о дне, когда Гектор Рамирес получил в лицо пулю со срезанной головкой, вынесшую заднюю часть черепа и оставившую его жену вдовой, а детей сиротами. По моей вине. Мне знакома эта боль. Боль от чувства вины. И я знала все о боли потери. Не потому, что мои мечты развеялись как дым, а потому, что их вырвали и растоптали у меня на глазах. Я не позволяла лицам всплывать в моей голове. Боль все равно придет, просто войдет как старый друг в переднюю дверь без стука. – Не мешайте мне выполнять свою работу, мистер Кулак, – посоветовала я. – Потом вы сможете выполнить свою. Не дожидаясь его ответа, я пошла обратно к машине, развернулась в обратном направлении и поехала в сторону Веллингтона. Я поговорю с каждым, кто мог ее видеть той ночью, неважно, насколько мала вероятность, что у них есть ответ. Мои собственные слова всплыли в голове вместе с видением странной женщины, прошлой ночью подошедшей к нам с Барбаро на стоянке у «Игроков». … неважно, насколько мала вероятность… Глава 27 Попутно заскочив в «Бургер Кинг», я купила немного еды, чтобы перекусить, и покатила дальше по набережной Гринвич в сторону Южного побережья. Въехала на нижнюю стоянку «Игроков» и некоторое время просидела там, пытаясь проглотить пару кусков бутерброда с курицей. Есть не хотелось. Я предпочла бы выпить. День был длинным и напряженным, и уже опускалась ночь. В голове вертелись обрывки воспоминаний о Лэндри, Барбаро и Беннете Уокере. Я видела, как Билли Квинт искоса глядел на меня из своего инвалидного кресла. Видела холодные тусклые глаза Беннета Уокера, когда он пялился на официантку в «Седьмом чаккере», и его взгляд, когда он сказал мне: «Удивлён, что ты не пошла в детективы по расследованию сексуальных преступлений» – подкалывая меня и получая от этого удовольствие. На самом деле я ушла из отдела преступлений на сексуальной почве после того, как получила значок детектива. Это не заняло много времени. Капитан назвал меня чрезмерно усердной, отправил на психиатрическую экспертизу и перевел в отдел по борьбе с наркотиками, где каждый был немного не в себе и чересчур фанатично относился к своему делу, что не считалось такой уж добродетелью. По секрету говоря, перевод в другой отдел принес облегчение, останься я на прежнем месте, рано или поздно убила бы какого-нибудь подозреваемого из-за собственной ярости и душевной боли. Ярость и боль. Мои эмоции метались между ними как мячик в пинг-понге. Если бы я подумала об этом подольше, то осознала бы, насколько истощена, в какой бардак на тот момент превратилась моя жизнь, что не вижу изменений к лучшему. И дальше будет только хуже. Между тем, я взяла пакет с едой из «Бургер Кинга» и поставила на капот, чтобы в машине не осталось мерзкой вони от остывшего недоеденного фастфуда, когда позже вернусь обратно. Я оглядела стоянку, немного прошлась по ней, напряженно всматриваясь в ночь: туда, где медленно гасли неоновые фонари, и дорожное покрытие уступало место траве и деревьям. Меня одолевало неприятное ощущение, что чей-то взгляд следит за мной, хотя я никого не видела. Может, увижу позже. Приблизившись к передней части клуба, я вытащила из сумочки снимок с Ириной и Лизбет и подошла к парковщику за стойкой. Высокий и нескладный парень напоминал прыщавого гуся. Его глаза расширились, как только он глянул на мою распухшую губу. – Видел бы ты того парня, – заметила я. – Че? Вот оно будущее Америки. – Ты работал в ночь субботы? – Нет. – А знаешь кого-нибудь, кто работал? – Угу… Он выдержал такую долгую паузу, что я подумала было: не напал ли на него столбняк. – … Джефф. Тот о ком мы говорили, показался из-за белого лексуса, засовывая чаевые в карман мешковатых черных брюк. – Что Джефф? – спросил он. – Работал в субботнюю ночь, – ответила я. Джефф одарил друга таким взглядом, как будто тот настучал на него классной руководительнице. Он был сантиметров на двадцать ниже товарища, с оранжевыми волосами и хохолком на голове. – Ага, – так неохотно ответил Джефф, словно предпочел бы мне солгать. Мелкий гаденыш. – Ты видел эту девушку? – спросила я. Сложив фотографию пополам и спрятав Лизбет, я постучала пальцем по изображению Ирины. Он едва взглянул на снимок. – Нет, не думаю. – Может, стоит еще раз посмотреть? – предложила я. – Чуть подольше наносекунды. Джефф снова посмотрел на фотографию. – Не знаю, возможно. – Не знаешь? – сурово спросила я. – Ты гей? В первый раз за все время он посмотрел мне в глаза, шокированный, что такая мысль пришла мне в голову. И в особенности из-за того, что это произошло перед его подручным, который тут же начал смеяться. – Нет! Я подняла фотографию: – Такая девушка приходит сюда в убойном наряде, виляя бедрами, выглядит на кучу баксов, которых тебе за всю жизнь не заработать, и ты не уверен, что видел ее? – Мы были очень заняты, – ответил Джефф, отводя от меня взгляд. – Это была именинная вечеринка, вроде мальчишника. Девушка вышла из этой двери, поздно. Праздник закончился. Остались только самые крепкие. Он мялся, как ребенок, попавшийся на том, что выбил бейсбольным мячом соседское ведьмино окно. – Знаешь, почему я задала тебе этот вопрос? – осведомилась я. Подъехал черный БМВ седьмой модели. – Мне надо работать. – Сейчас моя очередь, – запротестовал Гусь. – Сейчас его очередь, – поддержала я. – Надо делиться, Джеффри. Он хотел щелкнуть пальцами и исчезнуть. Я попробовала еще раз: – Знаешь, почему я спрашиваю: видел ли ты девушку той ночью? – Я не стала дожидаться очередного тупого ответа. – Потому что она мертва, Джефф. В субботу она приехала сюда и хорошо провела время. А когда ушла, кто-то схватил ее, задушил и выбросил тело в канал, чтобы оно там сгнило или досталось аллигаторам. Парень сделал вид, что его сейчас стошнит: – Ого. Ужас какой. – Так и есть. Память возвращается к тебе? Видел, как она уезжала отсюда в субботу ночью? Он какое-то время пялился на фотографию, затем оглянулся и нахмурился. – Нет, – повторил Джефф. – Я ее не видел. На подъездную дорожку въехал «порше». – Мне пора, – бросил он и удрал как пугливая лошадь. Я наблюдала за Джеффом, представляя, как он работал в субботу. Напряженный вечер, «деньги» входят и выходят в двери. Большие чаевые. Некто приплачивает ему за временную потерю памяти. Как говорится, только между нами парнями. Не обращая никакого внимания на возникшую напряженность, легкой походкой ко мне подошел Гусь и посмотрел на фотографию. – Эй, я ее знаю, – воскликнул он. – Она такая горячая штучка! – Ты здесь ее видел? – спросила я. – Да, она тут часто бывает. – С кем-то или одна? – С другими девушками. – С мужчиной ее когда-нибудь видел? – Конечно. – С кем? – Не знаю. Мне хотелось запустить руку ему в голову и вытащить интересующую меня информацию. – Давай попробует так, – предложила я. – Это всегда был один и тот же мужчина? Или разные? – Разные ребята. – Моложе, старше? – Старше. Старые богатые мужчины. – Я принесу фотографии, как думаешь, сможешь узнать кого-то из них? – Не знаю. Мое упрямство способно кирпичные стены пробивать. – У тебя есть сотовый, куда я смогу тебе позвонить? – Ага. Я вытащила из сумки маленький блокнот. – Какой у тебя номер? Гусь продиктовал. Я поблагодарила его и вошла в клуб, решив, что после такого испытания заслужила пару глотков. За барной стойкой снова стоял великолепный Кени Джексон. В радующей глаз черной разрисованной футболке, под которой перекатывались бицепсы, пока он смешивал «Космо», чтобы отослать заказ с официанткой. – Ну, Кени Джексон, – проговорила я, присаживаясь на ближайший к нему пустой стул. – Какие у тебя цели в жизни? Он поднял на меня взгляд и улыбнулся: – «Кетель уан» с тоником и большой долей лимонного сока? Я одарила его полуулыбкой: – Нет ничего более ценного и опасного, чем бармен с хорошей памятью. Кени расхохотался, закидывая в стакан несколько кубиков льда. – Я не опасен. Что произошло с твоей губой? – В «Уолмарте» была распродажа. Очень жизненно, правда? – Выглядит, как будто очень больно. – Ничего такого, что не вылечит глоток водки. – Я уже слышал эту историю раньше. – Все изливают душу своему бармену. Если рассматривать в качестве примера завсегдатаев этого заведения, то, наверное, ты слышал истории, от которых у среднестатистического человека глаза на лоб полезут. – Моя ценность в умении держать язык за зубами, – признался Кени, наливая водку в напиток. – Иначе я бы здесь не работал. – Ммм… – я задумалась, не водил ли он мазератти. Шантаж мог быть довольно выгодным приработком. – Мне кажется, что твои покровители ценят твою сдержанность достаточно, чтобы дополнительно тебя поощрять. – У меня есть несколько щедрых клиентов, – уклончиво ответил он, выжимая дольку лимона. Затем поставил передо мной напиток и отошел в другой конец бара, чтобы принять заказ. Я смотрела, как он с хлопк'oм открыл пару бутылок пива. – Возвращаюсь к своему первоначальному вопросу, – продолжила я, когда бармен снова подошел. – Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Кени? Кени пожал плечами, одновременно ополаскивая в раковине несколько бокалов. – Барменом. – Барменом? – Думаешь, с этим что-то не так? – Нет, просто удивлена,- призналась я – Хотя, ты молодой, чрезвычайно красивый обаятельный мужчина. Мог бы стать моделью, актером. Ничего не имею против твоей профессии, но сомневаюсь, что твои чаевые можно сравнить с гонорарами моделей Ральфа Лорена. – Поговори об этом с Хуаном Барбаро, – посоветовал Кени. – Я и так в порядке. – Ты случайно не хочешь стать звездой поло? Шпионом? Дорогостоящим жиголо? – Кенни улыбнулся и все женские сердца в зале пропустили удар. – Почему ты спрашиваешь? Я рассмеялась. – Я не для себя интересуюсь, но в Палм-Бич тебя ценили бы на вес золота. Кени сделал вид, что его передернуло. – Таких денег мне не надо. И я предпочитаю девушек младше пенсионного возраста. Кто бы мог его обвинить? Средний возраст жительниц Острова полз вверх с предельно допустимой скоростью. Пластическая хирургия набирала обороты. – Так проведи границу перед дверью своей спальни, – предложила я. – Ты хоть примерно представляешь, сколько эскорт зарабатывает за сезон? – Сопровождение пожилых леди на благотворительные балы не подходят под мое понимание хорошего времяпрепровождения, – ответил Кени. – Я получаю удовольствие от своего занятия, от людей, с которыми встречаюсь. Это весело. – Ты заводишь здесь много друзей, – заметила я. – О, да. Подошла официантка, подала ему заказ, а меня обдала оценивающим и неприязненным взглядом. Сучка. – Ты говорил, что знал Ирину. – Да, в некотором роде. – А кого-то из ее друзей знаешь? Подружек, которым она доверяла? Кени начал встряхивать мартини. На груди и предплечьях перекатывались мускулы. – Мое мнение: Ирина заводила знакомых и соперниц, а не друзей. Она не производит впечатления девушки, способной кому-то довериться. – Соперниц? – Девушки, вращающиеся в этой компании, все хотят одного и того же, и здесь столько мультимиллионеров и привлекательных игроков в поло, чтобы увиваться за ними. Он забавно посмотрел на меня: – Ты работала вместе с ней. Должна знать о ней больше меня. – Выясняется, что я совершенно ее не знала, – призналась я. – Что насчет Лизбет Перкинс? Она была ее подругой. – Девчоночья привязанность. – Лизбет лесбиянка? – Нет, – ответил Кени. – Это больше походило на поклонение кумиру. Ирина была гламурной, экзотичной, искушенной, уверенной в себе. Всем, чем не была Лизбет. – Ирина когда-нибудь приходила сюда с другом? – Не-а. – Он разлил напиток и добавил две оливки. – А когда-нибудь уходила отсюда с другом? – Не то, чтобы я видел, – ответил Кени, – но мое зрение становится хуже и хуже, чем ближе посетители к двери. – Вливание наличных как-то улучшит его? – Он покачал головой. – Вливание наличных вызывает эту проблему? – У меня есть и другие клиенты, – проговорил Кени и начал отворачиваться. Его левая рука упиралась в стойку. Я потянулась и схватила его за запястье. – Она мертва, Кени. Если тебе что-то известно, это стоит намного дороже крупных чаевых в обход бухгалтерии. Одно дело, когда ты закрываешь глаза на интрижку, и совсем другое – убийство. А Ирину убили. Если ты об этом что-то знаешь, но скрываешь от полиции, то становишься участником преступления. Тебе могут предъявить обвинение в соучастии постфактум. Он вырвал руку и нахмурился: – Я не знаю, кто убил Ирину. Если бы знал, сказал бы детективам. Еще заказывать будете? – Нет, спасибо. – Тогда с вас шесть пятьдесят. Кени отошел. Допив коктейль, я оставила десятку на барной стойке и вернулась в фойе. Я была разочарована. Люди вокруг меня обладали информацией, но не желали ею делиться. Эгоистичные, бессовестные ублюдки. Возможно, стоит подать Алексею Кулаку список с их именами. Я спустилась в ресторан и по пути в дамскую комнату заметила Шона, одиноко поедавшего свиную отбивную и изучающего журнал «ПОЛО». Он не оторвался от чтения, когда я подошла к столику. И когда села напротив него, тоже на меня не посмотрел. – Ты выглядишь одиноким, – произнесла я. – Я не расположен обзаводиться компанией, – ответил Шон. Меня затопило чувство вины. Думаю, я это заслужила. Я вздохнула и положила руки на стол. Мою мать оскорбило бы это зрелище. – Сожалею о сегодняшнем утре, – проговорила я. – Я не должна была намекать на то, что ты недостаточно меня поддерживаешь. Боже мой, да ты единственная поддержка, которая у меня была большую часть жизни. Ты знаешь, как много это для меня значит. Глаза начло жечь. Если бы не «происшествие», как любил говорить мой адвокат, появились бы слезы. Лицо Шона смягчилось, он потянулся через стол и накрыл ладонью мою руку. – Я люблю тебя, дорогая, – искренне признался Шон. – Я не хочу видеть, как ты открываешь дверь всем этим мучениям. Я ненавижу Беннета Уокера как минимум вполовину меньше, чем ты. Если он имеет отношение к убийству Ирины, хочу видеть его за решеткой. Но я не хочу, чтобы тебя снова потрепало, Эль. Я помню, как это было во время следствия над Беннетом, что он сделал с тобой. Уокер разбил мне сердце. В горле образовался комок размером с крабовую котлету. Пришлось отвести взгляд от Шона, чтобы взять себя в руки. Я уставилась на журнал, который он читал, но не могла сосредоточиться на тексте. – Да, – попыталась я отшутиться. – Сделал меня невротичкой, какой я и по сей день являюсь. Шон взял меня за подбородок и повернул лицо в сторону, пристально разглядывая мою губу. – Если останутся шрамы, у меня есть отличный врач, который все поправит. – Да? – Спросила я. – И где ты его прячешь? В одном из своих шкафов? – В Нью-Йорке, конечно. Он мне глаза делал. – Что? – Блефаропластика, – уточнил Шон, – Они берут… – Я знаю, что это значит. – Пять лет назад, – признался он. – Ты никогда не догадывалась, да? – Нет. Я просто всегда думала, что ты чудо природы. – Дорогая, даже чудеса природы нужно время от времени подправлять. Я засмеялась, глядя на стол. Его журнал снова приковал мое внимание. – Что читаешь? – Я не читаю. Просто смотрю картинки, – признался Шон. – Хочу одного из этих аргентинских поло-игроков раздетого донага, политого шоколадом и доставленного ко мне домой. – Можно? – спросила я, потянувшись за журналом. Шон подтолкнул его ко мне. – Тебе нужно заарканить одного из этих молодых жеребцов, Эль, – посоветовал Шон. – Забудь Лэндри. Он милый, но слишком замороченный. Возьми одного из этих парней и прокатись на нем, девочка. Я промолчала. Его голос едва доносился до моего слуха. Взяв журнал, я уставилась на обложку. В заголовке говорилось: «Веселье под солнцем»: Главные игроки-любители Флориды. На обложке красовалась совместная фотография с Себастьяном Фостером, Джимом Броуди, Полом Кеннером и Беннетом Уокером. – Я могу его взять? – поинтересовалась я. Шон нахмурился. – Зачем? Я уже встала со стула. Обошла стол, поцеловала его в щеку и покинула ресторан. Гусь торчал у парковочной стойки, глядя в никуда с раскрытым ртом. Он подпрыгнул, стоило мне заговорить: – Эй, парень, глянь на эту картинку, – произнесла я, сунув журнал ему под нос. – Узнаешь кого-то из этих мужчин? – Не знаю. – Вопрос без подвоха. Ты либо узнаешь их, либо нет. – Гусь посмотрел на меня, словно прикидывал, могу ли я что-то для него сделать. – Ну? Знаешь их? – добавила я, опережая очередное «не знаю». – Ага. – Парень указал пальцем на Джима Броуди. – Большую часть времени он водит «эскалэйд». Но у него есть еще три машины. Такие горячие тачки! «Ягуар», как в «Остин Пауэрс». Рос-кош-ный! – Гусь рассмеялся про себя. Пол Кеннер. Феррари. Беннет Уокер. – «Порше «Каррера». Я вытащила фотографию Ирины и поднесла к журналу. – Ты когда-нибудь видел, как эта девушка уходила отсюда с одним из этих мужчин? – Ага. – С кем? Он пожал плечами. – С этим. Я затаила дыхание, когда он поднял руку, поднес ее к обложке и коснулся ее своим пальцем. – «Порше «Каррера». Беннет Уокер. Глава 28 Меня начало трясти. Сердце билось так быстро, что следовало испугаться. Свидетель мог связать Ирину и Беннета Уокера, покидающих клуб вместе на его порше. – Когда? – спросила я. – Когда ты видел, как они вместе уходили? Гусь уронил руку и пожал плечами: – Не знаю. Может, неделю назад. «Не той ночью, когда она пропала», – дошло до меня. Этот парень не работал в субботу. Однако его заявление связало Ирину и Беннета, доказывая, что те проводили время вдвоем. Если «Слизняк» Джефф скрывал именно это, то Беннет Уокер – тот самый мужик, с которым Ирина уехала, и который купил молчание парнишки. – И этот тоже. Голос парковщика прервал мои размышления. – Что? – Этот, – повторил он, кончиком пальца указывая на страницу журнала. – «Эскалэйд». Джим Броуди. – У него куча девчонок, – поведал Гусь. – Не знаю почему. Он очень старый. – И очень богатый, – заметила я. Со стоянки вприпрыжку вернулся подозрительно насторожившийся «Слизняк» Джеф. – Так, Джеф, – начала я. – Твой друг рассказал, что видел, как эта девушка уходила с Джимом Броуди. – Нет, не видел, – возразил Джефф. – Он в ту ночь даже не работал. – Не в ночь субботы, – поправил высокий. – На прошлой неделе. Помнишь? Ты был здесь. Джеф вытаращился на приятеля: – Какой же ты, мать твою, тупой! Заткнись! Нельзя говорить о клиентах! – Знаешь, что, Джеф? – решительно вставила я. – Если одни из этих ребят последним видел девушку живой, то мы говорим не о клиенте. Мы говорим об убийце. И ты в клубе «Намек-понял-мальчики-есть-мальчики» не состоишь. Ты пособник и соучастник в тяжком убийстве. За это тебя в колонию для малолетних преступников не отправят. Можешь просить мать паковать чистое белье и большой тюбик вазелина, потому что отправишься сожительствовать с большими шишками. Не сходя с места, я вытащила из сумки мобильник и позвонила Лэндри. Я не была уверена: возьмет он трубку или нет. К его чести, взял. – Тут на стоянке «Игроков» сегодня ночью два швейцара работают, – без предисловий выложила я. – Ты должен как можно скорее с ними поговорить. У них имеется информация. Я повесила трубку. Мальчики стояли плечом к плечу, Матт и Джефф [3] , в буквальном смысле раскрыв рты. – В ближайшее время вы встретитесь с детективом Лэндри из офиса шерифа, – объявила я. – Прошу предать ему мои наилучшие пожелания. [3] Популярный американский комикс о разношерстной парочке хвастунов: один – коротышка, другой – каланча. Я оставила их паниковать, и пошла к своей машине. Стоило мне нажать на брелоке кнопку, разблокирующую двери, фары вспыхнули, и машина издала звук, немного напоминающий волчий вой. С капота кто-то соскочил и повернулся ко мне лицом. Не знаю, кто из нас больше испугался: я или своеобразный маленький персонаж, запустивший руку в пакет с едой из «Бургер Кинга», который я оставила на капоте. Мы стояли и пялились друг на друга. На женщине был надет тот же самый странный наряд, что и в прошлый раз: черный балахон, скрывающий все кроме лица, колпак с помпоном и туфли на платформе. Изменения претерпел лишь ее макияж. Сегодня ночью лицо покрывали темные цвета: как мне показалось синий и фиолетовый, но из-за плохого освещения стоянки я не была в этом уверена. Область вокруг левого глаза она обвела серебряным. От правого уголка рта к уголку правого глаза через всю щеку тянулись извилистые линии. – Ты гадкая! – выкрикнула женщина. – Я гадкая? Вообще-то, ты мой ужин ешь. Она скомкала пакет и спрятала за спину. – Нет, не ем. – У тебя есть имя? – спросила я. – Мое имя Безымянная, – ответила она. – Ты не сможешь его записать в мое личное дело. – Даже и не мечтала. Как мне тебя называть? Взгляд женщины метнулся влево, словно она прислушивалась к совету невидимого друга. – Можешь называть меня принцессой Синди Луллабелл. – Синди, – повторила я. – Меня зовут Елена. – Мне все равно, – без обиняков заявила чудачка. – Ты гадкая. Как остальные. – Какие остальные? Она покачала головой, помпон на макушке ее остроконечной шляпы болтался взад и вперед. – Что значит быть гадким, Синди? – поинтересовалась я. – Если я буду знать, то постараюсь так себя не вести. Принцесса Синди Луллабелл бросила пакет из «Бургер Кинга» на землю, повернувшись ко мне спиной, обхватила себя руками, будто ее обнял любовник, и начала извиваться. На мгновение она остановилась, посмотрела на меня поверх плеча и послала воздушный поцелуй. – Ты имеешь в виду целующихся людей? – спросила я. – Они внесут это в твое личное дело, даже если у тебя специальный пропуск. – Спасибо за предупреждение. Я могу кое-что тебе показать, Синди? Она настороженно на меня уставилась. – Всего лишь фотографию, – пояснила я. Синди снова посмотрела на своего невидимого советника. – Это какой-то фокус? – Нет. Просто хочу узнать, видела ли ты эту женщину. Я достала фотографию, надеясь, что света от неоновых фонарей будет достаточно, чтобы Синди смогла рассмотреть изображение. Она потянулась к своему помпону и включила фонарик. Изобретательная дамочка. Синди взяла у меня фотографию и изучила лица Ирины и Лизбет. – О, да, – проговорила она. – Они ОЧЕНЬ гадкие. Их не допустят до выпускного, и это попадет в их файлы. Я забрала снимок и указала на Ирину. – Ты видела ее здесь в ночь субботы? Синди немного подумала, советуясь с неким голосом, который слышала. Когда она снова ко мне повернулась, то поинтересовалась: – Суббота когда была? – Три дня назад. Той ночью здесь проходила шумная вечеринка. – Я не хожу на вечеринки, – отрезала Синди. – Там могут быть пьянство и всякая гадость. Мой советник говорит, что мне нужно идти. Большое спасибо. Ужин был замечательный. Спокойной ночи. Женщина сделала реверанс, затем сорвалась с места и перемахнула через ведущий к комплексу поло-клуба шлагбаум. Она удивительно шустро бегала в этих неуклюжих туфлях на толстой подошве. Я последовала за ней, не столько желая ее поймать, сколько проследить, куда она направлялась. Мне не хотелось ее пугать. Кто знает, какая информация скрыта в ее голове вместе с тараканами? Я перелезла через шлагбаум и трусцой устремилась за Синди. Она бежала впереди меня, прижав локти к бокам и размахивая руками, словно странный, пытавшийся взлететь подранок. Синди свернула к тупику, граничащему с малобюджетными домами. Понятие «малобюджетные» означало аренду всего-то в размере трех с половиной тысяч долларов в месяц за одну ванную и спальню. Когда я свернула в сторону, чтобы срезать путь по газону, то запнулась носком моих очаровательных балеток от Шанель и упала на четвереньки. Поднявшись, я огляделась, но принцессы Синди Луллабелл и след простыл. Проклятье. Поправив балетку, я побежала к тому месту тупика, где видела беглянку до падения. Передо мной тянулся ряд гаражей с двойными дверьми, оказавшихся запертыми. Заросли тропических растений и банановых деревьев создавали темный коридор, ведущий к крайнему жилому строению. Фонарика с собой я не захватила, но даже возьми я его, идти туда не захотела бы. Возможность вляпаться в неприятности была слишком велика, чтобы я держалась от этого места подальше. Пышная растительность служила пристанищем для крыс и мышей. Крысы и мыши привлекают змей. По другую сторону чащи тянулся канал. Канал – значит, аллигаторы. В моей голове пронеслось видение аллигатора, крутящегося в воде винтом и сжимающего в челюстях безжизненное тело Ирины. Я пошла вдоль домов со светящимися окнами, что по большей части позволяло мне видеть, куда я ступаю. Популярными в Палм-Бич поло и гольф сделали лошадники. Они и их многочисленные джек-рассел-терьеры, уэльские корги, вест-хайленды, лабрадоры, лабрадудели, кокер спаниели и все остальные известные человеку породы. Владельцы не всегда ответственно подходили к уборке за своими собаками. Я оглядывалась еще минут пятнадцать, проверила складские помещения. Попробовала открыть двери. Не повезло. Пошла вниз по улице к будке охраны у западного входа, выходящего на Южную Набережную. Охранница смотрел в крошечный телевизор. Я приблизилась к стеклянной двери и вежливо постучала. Женщина обернулась, уставилась на меня, но даже не пошевелилась, чтобы пригласить войти. Я потянула за дверную ручку сама и понадеялась, что сторожиха не выхватит пушку и не пристрелит меня. – Простите, – начала я. – Извините, что прерываю, но не видели ли, как несколько минут назад здесь кто-нибудь пробегал? Человек в черном, с колпаком на голове, в туфлях на высокой платформе? – Чокнутая? – спросила женщина, возмущенная тем, что я задала ей вопрос. – Да. – Нет, ее не видела. Охранница оказалась размером с детеныша бегемота. Она громоздилась в своем кресле как Джабба Хатт [4] . – Вам о ней что-нибудь известно? [4] Персонаж из эпопеи «Звездные войны». – Нет. – Знаете, где она живет? – Нет. С чего мне это знать? Я выгляжу так, будто яшкаюсь с Чокнутой? – Не совсем. Но работая здесь, как мне кажется, вы в курсе всего, что твориться в округе. На ее именном жетоне значилось Д. Джонс. – Вы случайно не знаете ее имени, мисс Джонс? – Чокнутая, – нетерпеливо ответила женщина. – Ты что, глухая? – Не могу представить, что мать родила девочку, поглядела на нее и гордо заявила: «Назовем ее Чокнутой», а вы можете? Д. Джонс сделала недовольное лицо. – Нечего мне глаза колоть, – огрызнулась она. – Я могу это представить. Женщина оглядела меня, задерживаясь взглядом на распухшей губе и запачканных травой белых брюках. – Вы живете здесь, мэм? – Нет, не живу. – Тогда, что вы здесь делаете? Без уважительной причины вы здесь находиться не можете. Как вы попали на территорию? – Перелезла через ворота у «Игроков». – Это уголовное преступление, – заметила она и фамильярно перешла на «ты». – И почему ты бегаешь здесь в таком виде? Что тебе в таком виде надо от Чокнутой? Вся в траве и грязи, будто каталась по земле как животное. – Я споткнулась и упала. – Бежала за Чокнутой, – с отвращением произнесла женщина. Я опустила руки. – Не берите в голову. Спасибо вам за оказанную помощь. Д. Джонс фыркнула: – Никакой я тебе помощи не оказывала. – Вот именно, – согласилась я, но мое внимание было приковано не к ней, а к экрану телевизора, показывающему въезжающие и выезжающие через ворота автомобили. Гостям полагалось останавливаться у входа и сообщать, куда они направляются. Местные жители проезжали без проблем, специальный датчик считывал кодовые наклейки на их машинах и открывал ворота, когда те подъезжали, и все происходящее записывалось на пленку. Я задумалась, сколько жителей об этом знало. Барбаро рассказывал, что в ночь субботы они с Беннетом вломились в его дом в поло-клубе. Они должны были пройти через эти ворота или те, что на Форест-хилл бульвар. Если Ирина пришла с ними добровольно или приехала сама, пленка покажет. Выбившись из сил, я вернулась на стоянку к своей машине. Поехала домой, вошла в коттедж и упала вниз лицом на кровать, раздумывая о том, что делать дальше. Глава 29 Лэндри просматривал фотографии с мобильника Лизбет Перкинс, сделанные в ночь исчезновения Ирины Марковой. Он переслал изображения с телефона девушки на свой компьютер, что дало шанс увеличить их и лучше разглядеть. Его всегда волновала возможность увидеть жертв, застывших в счастливый момент их жизни. В это мгновение человек не думает о том, что скоро умрет, что кто-то насильно оборвет его жизнь. И чаще всего тот, кто жизнь отбирал, был знаком с жертвой. Что же это за чувство – смотреть в знакомое лицо и видеть надвигающуюся смерть. «Поразительно красивая девушка», – рассеяно думал Лэндри. С модельной внешностью, бойкая и самоуверенная. У нее впереди была целая жизнь, которую она могла бы прожить полноценно и насыщенно. Вайс сделал копию фотографии с парнем, который, по словам девчонки Перкинс, той ночью приставал к Ирине, и отправился на Клематис-стрит в центр восточной части Палм-Бич попытать счастья в установлении его имени. Лэндри считал поездку дохлым номером, но нужно проверить все. Он не мог представить, что какой-то парень последовал за Ириной обратно в Веллингтон, на вечеринку в «Игроки», а потом в следующее место, куда она направилась. Слишком хлопотно. В выходные дни клубы ломились от разгоряченных молодых девушек, напрашивающихся на неприятности, и парней, готовых эти неприятности предоставить. Вероятнее, что этот Брэд неприятный вкус отказа заглянцевал алкоголем и перешел к более сговорчивой «дырке». Фотографии с вечеринки Джима Броуди оказались намного интереснее. На них Ирина с мистером Дамским угодником Барбаро отплясывала нечто похожее на брачный танец; сидела между Джимом Броуди и Беннетом Уокером; танцевала с подружками. Также Ирина и Лизбет фотографировали самих себя, стоя бок обок и гримасничая как супермодели. Лэндри интересовал Хуан Барбаро. Частично потому, признался он самому себе, что его все еще бесило воспоминание о том, как испанец касался Елены, но больше по обоснованным причинам. Профессиональные спортсмены известны тем, что считают себя вправе иметь все желаемое, включая женщин – особенно женщин. Лэндри отослал несколько электронных запросов в ФБР и своему контакту в Интерполе с просьбой поделиться любой доступной информацией на испанца. Беннет Уокер интересовал Джеймса по очевидным причинам. Джим Броуди тоже. Праздновали его день рождения. Приготовила ли Ирина подарок? Отдалась ли она по собственному желанию? Или кто-то ей заплатил? Согласно заключению судмедэксперта, перед смертью Ирина была очень занятой девушкой, раздавая минеты направо и налево. До сих пор казалось, что она просто растворилась в воздухе. Никто не признавался, что видел, как Ирина Маркова покидала «Игроков». Лэндри не знал: покинула она клуб на собственном автомобиле или с одним из мужчин. Ее машину так и не обнаружили. Эти факты могли бы помочь в установлении места, где вечеринка продолжилась. Лэндри догадывался, что она происходила в доме Броуди, но одних подозрений мало для получения ордера на обыск… Звонок Елены в начале вечера отправил его обратно к «Игрокам» для того, чтобы допросить двух швейцаров, но один слинял еще до его приезда, а другой в субботу не работал. Паренек рассказал ему, что видел, как Ирина Маркова уезжала с разными мужчинами в их автомобилях, но сведения немногого стоили. Лэндри гадал, о чем мог поведать второй парнишка. Будь это великим откровением, Елена во время своего звонка так и сказала бы. Может, она подумала, что если Лэндри надавит на работавшего в ту ночь швейцара, тот достаточно напугается и расколется. Он записал имя второго парковщика и номер его телефона. Попробовал позвонить. Ответа не получил. Утром еще раз попробует. Лэндри был уверен, что один из людей Броуди о смерти девушки кое-что знал, но пока кто-нибудь не установит, что она покидала клуб – или ее видели позже – с одним из членов самопровозглашенного алиби-клуба, тот будет отсиживаться в норе. Лэндри прошелся по электронным письмам Ирины, большая часть которых была из России, поэтому пришлось их отложить, пока они с Вайсом не обратятся к старому священнику, чтобы тот их перевел. Он недолго рассматривал идею привлечь для этой работы кого-то из бара «У Магды», так как был уверен, что те ему солгут недорого возьмут. Если так случилось, что один русский убил другого, и мотив записан на русском языке в одном из электронных сообщений, никто из них и слова не вымолвит. Проверив телефонные записи девушки, Лэндри обнаружил, что она любила поболтать с подружками. Тоже мне открытие. Интересно то, что у нее имелся прямой выход на одних из самых богатых людей Палм-Бич. Для конюха девушка пользовалась слишком большой популярностью. Лэндри подумал о дорогой одежде в гардеробе Ирины. Если деньги на эти тряпки она получала не от своего приятеля из русской мафии, Алексея Кулака, тогда от кого? Эти ребята просто славились щедростью или являлись ее клиентами? У нее на них что-то имелось? Шантаж – хороший мотив для убийства. На Броуди и его шайку вероятно можно наскрести немало компромата. Мужчины, раздающие друг другу алиби, будто это их хобби, должны быть в чем-то виновны. Он еще раз просмотрел свои детальные записи, сделанные во время осмотра квартиры девушки. Ничего из ряда вон выходящего. Обычный спам. Пара счетов. Никаких откровенных фотографий Джима Броуди, раздетого догола, связанного как индейка, и при полном садо-мазо параде. Купон из магазина «На диване», счет из клиники и приглашение в оздоровительный клуб. Шрифт на больничном счете напоминал санскрит. Эта исписанная буквенно-цифровым кодом бумажка стоила Ирине семьдесят-пять долларов. Лэндри сделал пометку: утром позвонить в клинику. Он снял очки и потер руками лицо. Силы окончательно истощились. Время подать сигнал об окончании рабочего дня, немного поспать и вернуться отдохнувшим. Последнее, чего ему хотелось – отвечать на телефонный звонок. – Лэндри. – Детектив Лэндри, здесь мужчина просит встречи с вами. – Кто? – А, мистер Кулак. Алексей Кулак. Глава 30 – Мистер Кулак. – Лэндри протянул руку, русский ее пожал. Он был очень аккуратным мужчиной: аккуратный костюм, аккуратно причесанные волосы, идеальный узел на галстуке, как и у Лэндри двенадцать часов назад. – Детектив. Я пришел по поводу Ирины Марковой, – сообщил Кулак. – Сожалею о вашей потере. Тот кивнул и Лэндри указал ему на дверь: – Возьмем мою машину, чтобы добраться до морга. Ни один из них не заговорил, пока Лэндри вел машину от одной стоянки до другой. Он позвонил в дверь, и охранник их впустил. За долгие годы работы Лэндри так и не избавился от жуткого чувства, возникавшего во время ночного пребывания в морге. В коридорах было слишком тихо, на потолке горели тусклые светильники. Кулак шел позади Лэндри, уставившись прямо перед собой, лицо ничего не выражало. Мужчину сковало такое напряжение, что Лэндри это физически ощущал. – Вы можете взглянуть на тело через специальный монитор… – начал Лэндри. – Нет. – Хорошо. Подготовьтесь, тело вашей племянницы провело долгое время в воде, что нанесло некоторый… ущерб… ее лицу, из-за рыб и прочей живности. На челюсти Кулака заходили желваки, но выражение лица не изменилось. – Прошлой ночью судмедэксперт провел вскрытие. Вы увидите швы. Кулак снова стиснул зубы. Ночной сторож провел их в холодную комнату, где целая стена отводилась под выдвижные ящики для тел, хранившихся как старые налоговые декларации. Кулак стоял прямо, сложив руки на груди. Будь у него повязка на глазах, а в зубах сигарета, он выглядел бы так, словно ждал расстрела. Лэндри кивнул сторожу. При взгляде на труп Ирины Кулака тряхнуло как от мощного удара током. Он заглушил стон боли в горле. Тело пронизывала дрожь. На лбу выступил пот. Черты лица стали искажаться. Наконец отведя глаза в сторону, Кулак повернулся спиной, и страшный животный крик страдания и горя вырвался из его груди. Он упал на колени и спрятал лицо в ладонях. Этот мужчина считался одним из самых безжалостных боссов русской мафии в Южной Флориде. То, что он видел и что приказывал выполнять своим людям, было ужасающим. Кулак делал это, глазом не моргнув. И этот человек рухнул на пол и тихо плакал, спрятав лицо в ладонях. Даже Лэндри пришлось посочувствовать ему, независимо от того, каким черным и ничтожным он предпочитал видеть мир. Горе – общий знаменатель, стирающий все границы. Стоя в стороне, он дал Кулаку несколько минут. Когда тот начал приходить в себя, Лэндри произнес: – Вам придется дождаться утра, чтобы соблюсти порядок. Судмедэксперт отдаст тело, как только получит все результаты вскрытия. Они вышли из кабинета, и Кулак уселся на обтянутый искусственной кожей стул в смотровой комнате. Лэндри уселся сбоку. – У меня к вам несколько вопросов, – начал он. Кулак на него не реагировал. Лэндри поднажал: – Когда вы в последний раз разговаривали с Ириной? Тот не ответил, он лишь подавленно глядел в пустоту. – Вам известно хоть что-то о личной жизни Ирины? Можете рассказать мне о ее друзьях, мужчинах? – Я убью мужчину, который с ней это сотворил, – тихо проговорил Кулак. Лэндри не стал утруждаться, говоря, что за такое его могут отправить в тюрьму. Честно говоря, он не винил парня за подобные мысли. Если бы Лэндри правил миром, то устроил бы так, чтобы близкие жертвы могли войти в комнату с преступником и не выходить, пока с ним не покончат. – Мистер Кулак, у вас есть какие-то предположения, кто мог это совершить? Тот посмотрел на Лэндри с выражением, способным разрезать сталь. – Если бы я это знал, детектив, то уже вырывал бы бьющееся сердце из его груди. Закончив говорить, Кулак встал и пошел прочь. Лэндри не стал его останавливать. Глава 31 Всю свою жизнь Джефф Черри был гол как сокол, пока не устроился швейцаром в «Игроков». Он взялся за эту работу потому, что она сулила максимум денег за минимум усилий, плюс возможность посидеть за рулем таких автомобилей, о которых он мог только мечтать. Джефф довольно быстро сообразил, что с некоторых клиентов способен получать пять-десять баксов дополнительно, если будет достаточно усердно перед ними стелиться, отвешивать комплименты леди, предлагать вычистить пепельницы, пока владельцы машин будут ужинать. Чем больше внимания он уделял клиентам, тем больше те выражали свою благодарность. Однажды ночью джентльмен сунул ему двадцатку, чтобы Джефф отвернул голову в сторону и притворился, что не видел некую юную даму, не являвшуюся женой того, с кем уходила. Будучи предприимчивым парнем, Джефф завел небольшой, но приятный побочный бизнес: закрывать глаза на определенные вещи. Затем немного расширил дело, оказывая некоторые услуги, как доставка небольших доз легких наркотиков, пока клиенты веселились в клубе. Его успех основывался на осмотрительности и понимании, чего делать не следует. Например, беседовать с копами. Он улизнул, как только задающая вопросы сука с мобильником скрылась из вида. Сидя на стоянке у Городского торгового центра на Форест-хилл и Южной набережной, он сделал звонок со своего сотового. Клиент естественно не ответил. Никто из этих людей не собирался принимать вызов от швейцара. Джефф дождался сигнала и выпалил: – Привет, это Джефф из «Игроков». Со стоянки. Короче, эта женщина вызвала копов и сообщила им, что я могу что-то знать о мертвой девушке, типа с кем той ночью она ушла. И я слинял, потому что не хочу с ними разговаривать, но чую, что они будут меня искать. Я даже из "доджа" вылезти не могу. У меня слишком прибыльный бизнес, чтобы его бросать и врать копам – это не обычная услуга. Придется доплатить, я говорю. Короче, перезвони мне. Джефф оставил свой номер, закончил звонок и перевел дыхание. Ух-ты. Сколько будет стоить такая ложь? Штук десять? Двадцать? Зависит от того, прикинул Джефф, действительно ли клиент убил ту девушку. Такого он представить не мог. Эти люди богаты, а богачам незачем убивать других людей. Но им не захочется, чтобы кто-то подумал, будто это их рук дело, хотя на самом деле – нет. Такая услуга дорого обойдется. Штук пятьдесят? Больше? А если клиент все-таки убил девушку? В какую бредовую сумму это выйдет? Сто кусков? Джефф прошелся до заправочной станции, накупил полдесятка пончиков «Криспи Крим» и взял литр шоколадного молока, вернулся в машину и стал ждать звонка. Глава 32 – Она – проблема. – Эстес – детектив. – Была детективом, – поправил Барбаро. – Она расследует убийство девушки, со значком или без него, – возразил Броуди. Мужчины отложили незадавшийся ужин и собрались в доме Броуди, в игровой комнате, где антикварные бильярдные столы занимали б'oльшую часть пространства, а мягкие обтянутые красной бычьей кожей кресла были расставлены на столетних персидских коврах. Уокер, пошатываясь, наматывал круги взад-вперед. – Не хочу, чтобы она вертелась рядом со мной. – А чего ты хочешь, Бен? Вырубить ее? Уокер резко обернулся и заорал: – Да пошел ты! Просто пошел ты, Кеннер! Отвали от меня! – Ты сам проблема, – возразил Кеннер, размахивая рукой и расплескивая скотч. – Каждый раз, как открываешь рот, выставляешь себя полным придурком. – Она пыталась засадить меня за решетку, – закричал Уокер. – И снова попытается. Эта гребаная сука меня ненавидит! – Притормозите, – спокойно заметил Овада. – Откуда ей знать о продолжении вечеринки? – Что она может знать? – уточнил Кеннер. – Я видел, как днем она разговаривала с Лизбет, – вставил Броуди. Фостер скривился: – Лизбет? Да ее той ночью даже не было там. Ей-то что может быть известно? – Она бывала на других гулянках, – подметил Барбаро. Он взгромоздился на спинку стула, весь из себя несчастный и скучающий из-за своего вынужденного присутствия. – И что с того? – осведомился Кеннер. – Закон не запрещает весело проводить время. – Вопрос не в вечеринке, – возразил Броуди. – Ради Бога, копы хотят получить образцы ДНК. Что означает: у них есть с чем их сравнить. – Закон не запрещает взрослым людям заниматься сексом по обоюдному согласию. – Закон не запрещает и оружием владеть, – заметил Овада. – Но если накануне тебя видели с пистолетом в руке рядом с жертвой убийства, ты автоматически становишься подозреваемым. Уокер мрачно посмотрел на Броуди. – Она твой конюх. Уволь ее. Вышвырни отсюда. Пусть возвращается туда, откуда приехала. – И дать ей повод создать нам проблемы? – спросил Броуди. – Нет. Я держу друзей близко, а врагов еще ближе. – Тогда, держи ее при себе и внуши, чтобы не трепала языком, – потребовал Уокер. – Тупая сучка. Она вообще понимает, как ей повезло? Сколько телок из этого гребаного захолустного Мичигана мечтают о такой жизни как у нее? А она, неблагодарная, разевает свой рот перед тем, с кем только вчера познакомилась. Да пошло оно все на хрен. – Едва ли она единственная девушка, присутствовавшая на вечеринках, – заметил Барбаро. – Нет, – ответил ему Уокер. – Она единственная заговорившая. – Может, она думала, что получит свои пятнадцать минут славы, – предположил Овада. – О, зд'oрово, – воскликнул Уокер. – Теперь еще надо беспокоиться, что она обратиться к СМИ, и те вместе с детективами упадут нам на хвост. – Это последние новости, парни, – монотонным голосом произнес Фостер. – С копами и прессой уже решенный вопрос. Также ничего не поделать с этой дамочкой Эстес, или с Лизбет. Детективы отправились прямиком к нам. Девушка присутствовала на вечеринке в «Игроках». Это не секрет. Там ее могла видеть сотня людей. Так почему бы детективам нас не навестить? – И если мы с ними не сотрудничаем, то выглядим виновными, – добавил Броуди. – Не знаю как вы, а я не собираюсь отправляться в тюрьму только потому, что мне в день рождения сделали минет. – Что ты собираешься им сказать? – спросил Овада. – Да ни черта, – вставил Уокер. – Отрицать, отрицать, отрицать, – прогудел Фостер. – А что же еще? Сказать, что мы все с ней спали? Это ни у кого не вызовет подозрений. Броуди пристально посмотрел на Барбаро. – Ты совсем притих, Хуан. Барбаро пожал плечами. – Только те, кто участвовал в продолжении вечеринки, знают, что там происходило. И все они в этой комнате, за исключением одного человека. Здесь нечего обсуждать, как мне кажется. Все молчали. – Прошу меня извинить, джентльмены, – промолвил Барбаро, вставая со стула. – У меня завтра игра. Уверен, мистер Броуди предпочтет видеть меня отдохнувшим. Он покинул комнату, вышел из дома и остановился на переднем крыльце. Уокер от него не отставал. – Подкинуть тебя до дома, дружище? – спросил Барбаро. – Нет. Я в порядке. – Ты ее убил? Уокер вздрогнул, посмотрел на Барбаро и слишком поспешно отвел взгляд. – Нет! Я говорил тебе, нет. Она уже была мертва, когда я ее нашел. Барбаро только нахмурился и, глядя во двор, покачал головой. – Да что с тобой? – спросил Уокер. – Ты тоже был на вечеринке. Ты ее убивал? Ты позволил Елене озлобить себя, – продолжал он. – И этим меня бесишь. Я думал, ты мне друг. – Да. – Ты ничуть не лучше этой глупой маленькой сучки Лизбет. Знаком с Еленой всего двадцать четыре часа и считаешь ее лучше меня? Какой ты после этого друг? – требовал ответа Уокер, его голос становился все громче и громче. Барбаро поднял руки в примирительном жесте: – Тебе надо успокоиться… дружище. – Успокоиться? Да ты хоть представляешь, что будет с моей жизнью, если пресса пронюхает о моей связи с убитой? – распалялся Беннет. – Гребаный кошмар. Они откопают из моего прошлого все, что только возможно, раскрутят и сделают из меня Теда Банди. – И-и что с Нэнси? – машинально спросил он. – Все это несправедливо по отношению к ней. Барбаро выгнул бровь: – Почему-то я не очень верю в твое беспокойство о благе жены. – Тогда тоже иди на хрен, Хуан, – огрызнулся Уокер. – Не хочешь, чтобы твое имя связали с насильником? – Никто не говорил, что девушку насиловали. – Они это предполагают: ее изнасиловали и убили, причем именно я, потому… Уокер умолк, не договорив. – Что, уже делал это прежде? Барбаро шагнул в сторону, когда Беннет отчаянно замахнулся на него, потерял равновесие, скатился по каменным ступеням и, приземлившись с глухим ударом на газоне, застонал. Он с трудом поднялся на колени, губа была разбита и кровоточила. Спустившись вниз, Барбаро поставил ногу на плечо Уокера и толкнул того обратно на землю. – Посмотри на себя, – произнес он с отвращением, – Пьян, жалок. Что ты за мужчина? Беннет оперся на одно колено и тыльной стороной ладони утер кровь со рта. Сделал пару глубоких вдохов и взял себя в руки. – Мой тесть хочет, чтобы я баллотировался, – произнес он, вставая на ноги. – Представь себе. – Ты кажешься плохим выбором, – заметил Барбаро. – Это Америка, амиго. Всякое может произойти. Посмотри на Билла Клинтона. Этот парень волочился за каждой юбкой, но два срока пробыл президентом. – Его тоже связывали с убитой девушкой? – Знаешь, – резко ответил Беннет, – Суть клуба в том, что невинных в нем нет. Пока не понадобится алиби. – Нет, – возразил Барбаро. – Вообще-то, мне алиби не требуется. Я сам обеспечивал его много раз. И много раз был твоим алиби. – Тогда еще один разок тебя не убьет, – заявил Уокер. – Будем придерживаться нашей легенды. Мы ушли из «Игроков», отправились ко мне пропустить по стаканчику на сон грядущий. После вечеринки Ирину не видели. – А если детективы получат ордер, придут к тебе домой и найдут доказательства, что девушка там была? Уокер посмотрел на часы. – Они никогда не попадут за порог моего дома, – ответил он. – Для того и существуют адвокаты. Слегка пошатываясь, Беннет пошел к своей машине и умчался в ночь. Глава 33 Я уже давным-давно потеряла способность спать как все нормальные люди. Еще до несчастного случая, до того, как провела несколько лет на улице в роли детектива наркоотдела. Задолго до этих событий. Четыре или пять часов сна – редко непрерывного, редко спокойного и насыщенного замысловатыми сновидениями – стали для меня нормой. Посттравматическая постоянная боль сделала сон еще более трудным. К тому же я отказалась (по целому ряду причин: некоторых хороших, некоторых глупых) от всех лекарств, способных облегчить боль и позволить мне погрузиться в бессознательное состояние. Лечащий врач однажды сказал мне, что мой мозг решил отдыхать на первой, второй и пятой стадиях, необходимых для жизнедеятельности, а третью и четвертую посчитал лишней тратой времени. Моя собственная теория была менее трудолюбивой и более человечной: после стадии быстрого сна, все чего я хотела – убежать от того, что скрыто в моем подсознании. Какую теорию не возьми, у бессонницы всего одна положительная сторона – повышенная трудоспособность на фоне среднестатистических работяг. Я уселась за небольшой письменный стол в гостиной и принялась делать записи. Горела только пара ламп, из стерео системы доносились плавные сексуальные звуки трубы Криса Ботти, в бокале поблескивало каберне. Это мог быть приятный сценарий, если бы я не расследовала убийство знакомого человека. Предположим, Ирина ушла из «Игроков» с Беннетом или Джимом Броуди, куда в таком случае подевалась ее машина? Если она сама поехала продолжать веселье то, где автомобиль? Лэндри об этом не упоминал, что заставляло меня думать: он его еще не нашел. Я сделала заметку: машина? Убийца на машине жертвы вывез тело, а затем на ней же вернулся в город? Это было бы умно. Никаких следов пребывания Ирины в его собственной машине. Но могли остаться доказательства пребывания преступника в ее автомобиле. Разумно было бы спустить тачку в канал. И куда они отправились продолжать вечеринку? За город в «Звезду поло»? Или через пару гектаров ухоженных лужаек и полей для гольфа домой к Беннету в поло-клуб? Они много выпили. Быстрее и проще сделать второе. После закрытия винных магазинов копы часто рыскали в районе пересечения Южной Набережной и Набережных Гринвича в поисках легкой добычи. Выйти из клуба и, буквально, повернуть направо к западному въезду в поло-клуб – меньше шансов нарваться на патруль. Пометка: патруль, проверяющий нетрезвых водителей? Полицейский мог что-то видеть – машину Ирины, Ирину в чьей-то машине, – но никто не станет делиться этой информацией со мной. Я хотела знать, в какой части поло-клуба Палм-Бич жил Беннет. Дома в этом районе варьировались от жилищ для конюхов до кондоминиумов, таунхаусов, бунгало и особняков в полном смысле этого слова. У Беннета должен быть большой дом, потому что он может себе его позволить; это хорошая инвестиция; плюс, он избалован и привык иметь все самое лучшее. Потому что это означало уединение. Если вечеринку перенесли в дом Уокера, то гуляки проезжали через один из двух въездов в поло-клуб, и их прибытие и убытие будет запечатлено на пленке. Видеозапись, к которой у меня нет доступа. Но если я отыщу его дом, то смогу порасспрашивать соседей. Может кто-то из них пожалуется на субботнюю вечеринку. Сто процентов, что Шон точно знает, где живет Беннет. Я сделала пометку: Шон – адрес Беннета? Порылась в вещах Ирины, взятых из ее квартиры. Электронные письма, распечатанные с ее компьютера, по большей части были на русском языке. Некоторые являлись подтверждениями покупок в интернет-магазинах по конному снаряжению и ветеринарному снабжению – вещи, заказанные ею по заданию Шона. Пара писем от Лизбет Перкинс: одно с вопросом хочет ли Ирина пойти в караоке-бар с другими девушками, другое – где и когда они встретятся в субботу вечером. Эти электронные сообщения казались такими невинными в свете произошедшего той ночью. Девицы отправились в город, чтобы повеселиться, даже не представляя, что случиться позже. «Вечеринка обещает быть шумной. До скорого. Не могу дождаться!!!» – Лизбет подписала письмо целой серией желтых смайликов. «Очень молодая, чуть за двадцать, – думала я. – Только вырвалась с фермы. Сейчас ей выпал суровый урок, бедное дитя». Я вспоминала Молли Сибрайт, двенадцатилетнюю девочку, пришедшую ко мне год назад с просьбой отыскать ее пропавшую сестру. Молли часто казалась взрослее меня. Жизнь испытывает всех нас в разной степени и разными способами. Я была примерно в том же возрасте что и Лизбет, когда мой мир в прямом смысле перевернулся с ног на голову. Забавно и печально, что к тому моменту я уже верила в собственный цинизм. Мы с Беннетом собирались провести вечер вне дома. Но мне нездоровилось, и я отпросилась. Беннет был исключительно мил – принес цветы, подбадривал меня, уложив в постель, подоткнул одеяло. Он поехал на встречу с парой приятелей, выпить с ними и поужинать. Той ночью я засыпала с мыслями о том, как невероятно счастлива и наконец получила единственное, чего желала всю жизнь: кто-то действительно меня любил. На следующий день все изменилось. Судьба исподтишка нанесла сокрушительный удар. Я взяла цифровую камеру Ирины, позаимствованную из ее квартиры, подсоединила к компьютеру с помощью USB-кабеля и скачала все двадцать два изображения ее другой жизни, включая снимки, взятые с заставки компьютера. Вечеринки, поло-матчи, подружки на пляже. Имелась пара кадров мужественного бармена Кени Джексона, встряхивающего мартини и либидо за стойкой в «Игроках». Большой Джим Броуди в соломенной шляпе и плавках курит сигару, стоя на площадке у плавательного бассейна. Я бы целую жизнь потеряла, не увидев этого зрелища. Броуди в том же наряде обвивает рукой Лизбет в фиолетовом бикини, собравшей все силы, чтобы не отшатнуться от него и его большого волосатого живота. Она нацепила улыбку, которая легко сошла бы за гримасу боли при метеоризме. Кто-то «щелкнул» Ирину и Лизбет. Они сидели на шезлонге плечом к плечу, щека к щеке, и салютовали фотографу украшенными зонтиками коктейлями. Девушки смахивали на сестер: похожие светлые волосы, темные очки, медальоны на шеях и улыбки. Такие счастливые. Барбаро и несколько других поло-игроков в полном снаряжении о чем-то шутят у боковой линии игрового поля. Беннет Уокер, поднимающий бокал с шампанским. Беннет на поло-пони. Беннет у бассейна. Слишком много фотографий Уокера, подумала я. Несмотря на все годы, проведенные мной в пожелании ему физического уродства, он старился красиво, и мне пришлось это признать. Я кликнула на его купальное фото. Достигнув зрелости, Беннет набрал вес, но за счет мышц, а не жира. Как самец, он имел полное право задирать нос. Какая самка не пожелает иметь такое тело в своей постели? И какая соблазнительная охотница за мужьями откажется обратить внимание на деньги, идущие в придачу к основной цели? В кругах Беннета наличие жены не удержит таких женщин от попыток. Основываясь на том, что я узнала не так давно из профиля Ирины, который стал складываться за последние два дня, следовало признать, что обручальное кольцо ей самой не помешало бы. Ирина не могла конкурировать с финансовым и социальным влиянием родителей жены Уокера. Беннет был очень богатым и влиятельным человеком, но нет ничего, что богачи любили бы сильнее, чем еще большее количество денег. Больше денег, больше власти. Больше влияния, больше контроля над происходящим вокруг. Я поднялась со стула и стала бродить по комнате как неугомонная кошка, периодически останавливаясь, чтобы размять затекшие мышцы. Если Ирина отправилась дальше веселиться, то она знала, что собой представляют подобные вечеринки. Можно предположить, что у нее имелись твердые намерения стать добровольной участницей. Тогда почему для девушки все закончилось смертью? Грубый секс зашел слишком далеко? Или один из этих мужчин убил Ирину намеренно? Почему? В порыве? Она разозлила одного из них? Хотел ли Джим Броуди убить девушку в свой день рождения? Потерял ли Бенент Уокер самообладание, контроль? Я снова уселась за стол и сделала заметку: мотив? Какой мотив был у Беннета, когда тот избил и изнасиловал Марию Невин? Ни одного. До той ночи Уокер никогда с ней не встречался. У него не было причин специально нападать на эту девушку. Бармен из последнего клуба, посещенного Беннетом и его приятелями, дал показания, что Уокер находился в состоянии алкогольного опьянения, вел себя шумно и нагло. В своем заявлении полиции бармен утверждал, что приятели дразнили Беннета, что тот скоро женится и не сможет волочиться за юбками, на что Беннет отвечал: он может иметь любую женщину, какую захочет, и в любое время. Еще до суда парень отказался от своих слов и разбавил другие показания, так же, как разбавлял напитки по завышенным ценам в своем баре. Но даже если бы бармен придерживался своей истории, ничто не указывало на мотив произошедшего. Мария Невин с самого начало заявила полиции – и следовала этой версии до дня, когда должна была давать показания в суде – Беннет Уокер флиртовал с ней. Они танцевали, выпивали. Пошли прогуляться по пляжу, сели на мокрый песок, когда начался отлив, и стали обжиматься. Из-за сильного опьянения Беннету не удавалось поддерживать эрекцию. Он разозлился. Несколько раз сильно ударил девушку. Она пыталась вырваться, царапалась. Беннет прижал ее к земле, начал душить, что привело к возбуждению, и изнасиловал. С Ириной произошло то же самое? Я не желала видеть ни одной из этих картин в своей голове. Чтобы отвлечься, я принялась разбирать разбросанные на столе бумаги. Электронная почта Ирины. Кое-какие заметки о том, что бросилось в глаза во время осмотра ее квартиры. Название медицинской клиники. Я набрала его в «Гугле». Поисковая система вывела список веб-сайтов. Я кликнула на первую ссылку и зашла на сайт. «Клиника «Ландин»: Обслуживаем женщин Палм-Бич с 1987 года. Акушерство и гинекология». Я пометила себе: мотив. Глава 34 Когда Лизбет прикатила в «Звезду поло» на собеседование по поводу работы конюхом, она проезжала мимо особняка, в котором Джим Броуди жил три-четыре месяца в году (это был второй дом, место для отдыха), и говорила себе, что в один прекрасный день будет жить в таком же доме. Невероятно богатый, невероятно красивый, невероятно сексуальный мужчина выдернет ее из конюшни, и она станет как Джулия Робертс в «Красотке» – только ей не придется сначала работать проституткой. Как сильно она ошибалась. Лизбет получила работу, квартиру над стойлами, а также волшебный допуск в мир богатых и знаменитых. Все это произошло. Игроки в поло увлекались ею, потому что она была симпатичной и обладала прекрасной фигурой. Мистера Броуди она тоже зацепила, и неожиданно ее стали приглашать на вечеринки и оказывать внимание те самые мужчины, которые, как она мечтала, смогут забрать ее с собой. Однако ни один из них не влюбился в нее, и ей определенно дали почувствовать себя проституткой. Лизбет сидела на своей кровати, подтянув колени к груди, и глядела на вешалку с дорогой одеждой, купленной благодаря щедрости ее богатых друзей-джентльменов. Ей нравилось хорошо выглядеть. Она наслаждалась вечеринками. Как и Ирина. Когда снова навернулись слезы, Лизбет сильнее обхватила ноги и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Ее глаза почти полностью заплыли от непрекращающегося плача, но девушка была не в силах его прекратить. У Лизбет имелись и другие друзья, но Ирина была такой сильной, уверенной в себе. Вошла в мир богачей, словно родилась для него. Из-за ее внезапного отсутствия Лизбет чувствовала себя потерянной, оторванной от якоря. Сейчас она поняла, что единственная, кто знает все секреты и от этого становилось очень страшно. Ирина бы так не думала. Посмеялась бы над Лизбет. Подруге нравилось играть с огнем, брать власть в свои руки. Эти ее качества одновременно и восхищали, и возмущали Лизбет. Для Ирины все это было лишь игрой. Ничего не значащей. Лизбет желала когда-нибудь стать похожей на нее. Ирина единственная из них зажила бы в таком доме, как у Джима Броуди, с таким мужем, как Беннет Уокер, и приняла бы все как должное. В отличие от Лизбет, которая никогда не почувствует себя кем-то выше прилипалы, сельской простофили со среднего запада. Неудачницы на вторых ролях. От погружения в омут болезненных переживаний, ее спасли часы. Время ночной проверки, и сегодня ее очередь. На несколько минут Лизбет приложила к лицу холодную мокрую ткань, будто компресс действительно поможет. От одного взгляда на нее лошади начнут шарахаться в сторону. Голова напоминала шар, наполненный водой. По ночам стойла освещались слабо. Управляющий конюшни яростно следил, чтобы ничто не беспокоило отдыхавших лошадей. Лизбет переходила от одного стойла к другому, закладывала охапки сена, проверяла животным ноги, поправляла одеяла. Обычно она наслаждалась этим мирным занятием, но сегодня Лизбет нервничала, была измучена и не могла унять дрожь. Она ходила взад и вперед по проходу, ссутулившись как старуха. «Совсем одна», – не переставала думать Лизбет. Она чувствовала себя такой одинокой. Она знала, что ей нужно взять себя в руки. Лизбет думала уйти из «Звезды поло». Во время сезона хорошего конюха с руками оторвут. Но она боялась так поступить. Не хотела привлекать к себе внимания. Не хотела, чтобы мистер Броуди посчитал, будто она выступает против него. Лизбет размышляла, как бы повела себя Ирина, окажись она в подобной ситуации. Она вела бы себя так, словно ничего не произошло. Понимание этого заставило Лизбет почувствовать себя еще хуже. Покончив с рутиной, она вышла из конюшни и вгляделась в ночь. Лизбет привычно потерла медальон, чтобы успокоиться. Лунный свет лился на гладь пруда, который напоминал ртуть, расплывшуюся между конюшней и каналом рядом с дорогой. По мелководью на тонких длинных ногах бродила цапля. Птица не обращала никакого внимания на Лизбет. Совсем одна… Мешок оказался на ее голове так быстро, что девушка не успела среагировать. В одну секунду она смотрела на цаплю, а в другую уже не могла ни видеть, ни дышать. Нечто вроде шнура стянуло горло и перекрыло приток воздуха. Лизбет схватилась за удавку, пытаясь поддеть ее пальцами и ослабить. Хотела закричать и не смогла. Постаралась лягнуть человека за своей спиной, но он оторвал ее от земли и тряс как тряпичную куклу, пока Лизбет окончательно не потеряла ориентацию в пространстве. Ошеломленную, дезориентированную, напуганную девушку вырвало прямо в мешок, как только удавка ослабла. Мужчина потащил ее назад, Лизбет брыкалась, извивалась и размахивала руками как пойманный в ловушку дикий зверь. Шнур снова затянулся. Крепче. Крепче. Цветные вспышки замелькали перед ее глазами. «Я умру», – подумала Лизбет, теряя последние силы. Эта была ее последняя мысль. Глава 35 Что такое смерть? Куда уходит душа? Люди, возвратившиеся с того света благодаря реанимации, всегда рассказывали о ярком белом свете, ушедших ранее друзьях и родственниках, встречающих улыбками и раскрытыми объятиями. Лизбет не видела ничего. Тьма. Она протянула руки и ударилась о нечто твердое. Уперлась вверх всем весом, но сдвинуть не смогла. «Гроб», – подумала Лизбет и начала паниковать. Она не умерла, ее похоронили заживо. Девушка снова и снова била кулаками по крышке и плакала. Когда попыталась закричать, у нее ничего не вышло. Горло саднило и распухло, во рту пересохло так, что создавалось ощущение, будто язык увеличился вдвое и стал ватным. Лизбет попыталась стянуть мешок с головы, но не смогла. Понемногу до нее начало доходить, что она чувствовала движение. Когда собственный пульс перестал барабанить в ушах, удалось расслышать шорох шин по дорожному покрытию Она в багажнике машины. Когда Лизбет осознала этот факт, ее накрыла новая волна паники. Кто ее увез? Куда они собираются ее доставить? С какой целью? На все эти вопросы не было ответов. Автомобиль начал замедляться и остановился. Дверца машины открылась и захлопнулась. Лизбет ждала, что откроется крышка багажника, но этого не происходило. Ее сердце колотилось. Тело дрожало. Запах рвотных масс обжигал ноздри. Она напрягла слух в надежде расслышать голоса, но тщетно. Что с ней сейчас будет? Пожалеет ли она, что все еще жива? ПЛЮХ! ПЛЮХ! ПЛЮХ! Кто-то бросал в воду тяжелые предметы. Потом тишина. Багажник открылся, Лизбет грубо схватили, выволокли наружу и поставили на ноги, которые не слушались и напоминали веревки. Колени подогнулись, но похититель не дал ей упасть, держа за веревку, обвязанную вокруг шеи, словно она была собакой на поводке. Лизбет пыталась подняться на ноги, но он все еще полутащил ее с асфальта на траву. Земля была мягкой и влажной. – Нет, – выдавила она, слово походило на кваканье. – Нет. Нет! Лизбет ступила в воду, попыталась развернуться и сбежать. Похититель толкнул ее вперед. Вода уже доходила до лодыжек, до голени… Он собирался утопить ее. – Нет! Нет! Дикий визг раздался у нее в ушах. Бедняжка даже не поняла, что это кричала она сама. – Нет! Не убивай меня! Не убивай! Похититель молчал. – Прошу не убивай меня! …вода доходила до промежности, живота… Лизбет рыдала. Похититель молча продолжал толкать ее на глубину. Вода плескалась у самой груди. Он положил руку на голову пленницы и сунул ее под воду, удерживая там. Захлебываясь, ослепленная паникой Лизбет дико сражалась. Похититель выдернул ее на поверхность. Она отклонилась назад, спасаясь от попавшей внутрь мешка воды. Девушка нахлебалась воды и не могла вдохнуть, чтобы откашляться. Она вцепилась в ткань, штукатуркой прилипшей к лицу, и пыталась ее содрать. Он еще раз сунул жертву под воду. Наконец выдернув на поверхность, похититель вытащил ее на берег и бросил там как мешок с мусором. Лизбет закашлялась, подавилась и изрыгнула попавшую в легкие жидкость, наполняя те воздухом. Его вкус и запах были ужасными, словно из канализации. Девушке удалось встать на четвереньки, не смотря на то, что какая-то ее часть хотела продолжать лежать и не двигаться. Ее мозг разрывался от страха, паники и вопросов. Кто это с ней сделал? Он ее изнасилует? Убьет? Или сначала помучает? Все это время обидчик не вымолвил ни слова, что было страшнее чем, если бы он кричал не нее. Создавалось впечатление, что у него напрочь отсутствовали эмоции. Легкие болели, Лизбет опустилась на землю, чувствую себя слишком слабой, чтобы стоять на четвереньках, не говоря уже о том, чтобы встать и бежать. Она была полностью в его власти. Слева от нее что-то заворчало. «Не человек», – подумала девушка. Оно снова застонало. Животное. Раздался громкий шипящий звук. О Боже. Аллигатор. Приложив усилие, Лизбет снова встала на четвереньки и начала ползти, но она не видела и не знала, какой путь безопасен или приведет к большей угрозе. Ее вновь охватила паника: – О Боже. О Боже! В следующий момент ее, как марионетку, вздернули на ноги. Похититель мощным ударом впечатал свое предплечье поперек грудной клетки девушки и прижал ее к своему телу. Кончиком ножа он подцепил мешок, пронзил его, задев правую щеку жертвы, и разрезал ткань на две половины. Резкий свет фар ослеплял. Похититель повернул Лизбет кругом, чтобы она увидела, куда падал этот свет – на асфальтированный участок дороги, который заканчивался полосатым знаком, запрещающим проезд; на берег болота; на трех аллигаторов, расстелившихся на суше: двое на берегу, один на дороге шипел на автомобиль. Повсюду валялись пустые банки из-под ветчины, и Лизбет вспомнила громкий плеск, который слышала, пока лежала в багажнике. Приманка. Злоумышленник схватил мешок, зажав вместе с тканью волосы девушки, запрокинул ей голову назад и двинулся к аллигатору на дороге. Лизбет начала отбиваться, неистово стараясь вырваться из его хватки. Он сильнее потянул за волосы, продолжая подходить к рептилии. – Нет! Нет! Нет! Нет! – кричала она. Аллигатор раскрыл пасть и зашипел. Похититель остановился в десяти футах от хищника и впервые за все время заговорил, нашептывая в ухо Лизбет: – Вот что случается с девочками, которые слишком много болтают. Глава 36 – Знаете, почему вы здесь? Лэндри проигнорировал вопрос. Вайс ухмыльнулся: – Нам собираются объявить благодарность? Лейтенант Уильям Дуган окинул его пристальным взглядом. Высокий, загорелый, он производил впечатление властного человека. Начальник убойного отдела подбоченившись стоял за своим столом. Вайс глянул на Лэндри. – Наверное, нет. – Все сегодняшнее утро, – продолжил Дуган, – шериф и половина политиканов округа Палм-Бич подбирались к моей заднице. А вместе с ними прокурор штата и полдесятка защитников в дизайнерских костюмах, среди которых не последними были Берт Шапиро и Эдвард Эстес. – Эстес? – Вайс вздернул бровь и глянул на Лэндри. – Заткнись, Вайс, – рыкнул Лэндри. – Какого черта вы там делали? – потребовал Дуган. – Зачем сунулись к этим людям? – Они подозреваемые, – отрезал Лэндри. – Что еще нам делать? Отправить им пригласительные открытки к нам на разговор? Может, стоило наделать канапе и угостить всю честную компанию чаем? Вероятно, если бы мы очень попросили, один из них сделал бы чистосердечное признание. – Я скажу вам, чего вы делать не можете, – процедил Дуган. – Вы не можете вламываться в частный клуб и требовать у этих людей сдать образцы ДНК. О чем вы вообще думали, черт вас дери? – Требовать? – переспросил Лэндри и глянул на Вайса. – Прошлой ночью ты что-то требовал у этих кретинов? – Я нет. А ты? Лэндри перевел взгляд на своего лейтенанта. – Хватит на хрен ходить вокруг да около. О ком именно мы здесь толкуем? О Беннете Уокере? – В числе прочих. – Потому что я вам прямо скажу, он гнилой человек, – продолжил Лэндри. – Избалованный богатенький придурок, который считает, что ему позволена любая чертова выходка, включая избиение и изнасилование женщин. – С него сняли эти обвинения, – заметил Дуган. Лэндри закатил глаза. – О, тогда ладно, он невиновен, «ведь Иисус-то знает, что система правосудия никогда не лажает». – Можешь язвить, – отрезал Дуган. – Все это дерьмо собачье, – заявил Лэндри. – Хотите, чтобы мы ходили вокруг этих козлов на цыпочках потому, что у них есть деньги на еще более ублюдочных адвокатов? Дерьмо это все собачье. – Знаешь, что могут сделать с твоим делом те самые более ублюдочные адвокаты? – поинтересовался Дуган. – Если бы прошлой ночью Беннет Уокер сдал вам анализ ДНК, и тот совпал бы с образцом, найденным у жертвы, вы могли бы поцеловать эту улику на прощание. Эдвард Эстес так быстро отклонит ее в суде, что вы моргнуть не успеете. – Тогда чего вы от нас хотите? – спросил Вайс. – Чтобы мы позвонили в отдел подбора актеров и попросили подкинуть нам свежий урожай подозреваемых? Может, каких-нибудь наркодилеров? – Вы помимо этих мужчин кого-нибудь рассматривали? – Я проверил парня по имени Брэд Гарленд, – отчитался Вайс. – Той ночью он виделся с жертвой; та его отшила, он взбесился. – И? – И по дороге из одного ночного клуба в другой он вляпал свою машину в фонарный столб. Провел в отделении скорой помощи восемь часов и согласился обследоваться на наличие черепно-мозговой травмы. – Любой подтвердит, что последние часы Ирина Маркова провела с Джимом Броуди, Беннетом Уокером и всей этой собачьей шайкой, – сказал Лэндри. – Искать в другом месте – пустая трата времени. Хотите, чтобы мы только делали вид, что предпринимаем какие-то действия, поручите это кому-нибудь другому. У нас на руках реальные зацепки. Дуган нахмурился: – Вы серьезно считаете, что убийцей мог быть Уокер? – Абсолютно, – подтвердил Лэндри. – Между собой эти ребята зовутся алиби-клубом. Думают, что им все сойдет с рук. – Убийство – это тюремный срок, – заметил Дуган. – И что? Социопат есть социопат. Неважно, какого размера его банковский счет. – И все члены клуба покрывают убийцу? Лэндри пожал плечами. – Возможно, они все руку приложили. Нам известно, что жертва занималась оральным сексом с несколькими партнерами. Может, поэтому они и не стучат друг на друга, поскольку виновны все. – Иисусе, – пробормотал Дуган. – В СМИ начнется тот еще кордебалет. Сама мысль, что человек такого круга мог на такое пойти… Он отвернулся и посмотрел в окно, словно ожидал увидеть теснящихся на стоянке репортеров и фургоны новостных служб. – Никому ни слова, – приказал Дуган. – Хоть одна утечка из этого офиса – вы оба вылетите. Будете работать охранниками в «Уолмарте». – Работа моей мечты, – сострил Вайс. – Я серьезно. Ни слова. Вы еще с кем-то об алиби-клубе говорили? Где вы вообще о нем услышали? – От Лизбет Перкинс, – ответил Лэндри, придерживаясь лжи, которую прошлой ночью скормил Вайсу. – Девушка работает конюхом у Джима Броуди, а также одна из тех милых молоденьких штучек, что трутся около этой компании. Они с Марковой были лучшими подругами. Сомневаюсь, что Перкинс единственная знает о клубе. Для богатеев сплетни как полноконтактный спорт, и лишь вопрос времени, когда это дерьмо попадет в вентилятор. – То есть на данный момент связать погибшую хоть с одним из мужчин после ухода из «Игроков», вы не можете? Лэндри покачал головой. – Прошлой ночью я поехал поговорить с одним из швейцаров, но малец слинял до того, как я туда добрался. Может, он усаживал Маркову в чью-то машину. Вайс сегодня его выследит. – Это дело один хрен будет дерьмовым, – подытожил Дуган. Зазвонил мобильник Вайса. Дуган махнул ему, что тот свободен. Лэндри тоже повернулся, собираясь уйти. – Расскажи мне, как прошлой ночью здесь побывал Алексей Кулак. Лэндри пожал плечами. – Нечего рассказывать. Утверждает, будто Ирина Маркова – его племянница. Приходил взглянуть на тело и выяснить, какие нужны приготовления. – Глухой ночью? – А вы бы на месте Алексея Кулака заявились в полдень в офис шерифа? – Он подозреваемый? – осведомился Дуган. – Нет. – Почему нет? – Если Алексей Кулак кого-то порешит, то пойдет навернуть борща, или что там за чертовщину едят русские, – пояснил Лэндри. – Он не явится в морг, чтобы посмотреть на тело. Не упадет на колени, не зайдется рыданиями и обещаниями мести. – Вайс сообщил мне, что труп девушки обнаружила Елена Эстес. – Ага, и что? – Ты не счел нужным мне об этом доложить? – Все изложено в моем рапорте. – Который я пока не видел. – Я был немного занят, – огрызнулся Лэндри. – Кроме того, особой роли это не играет. Она занималась своим делами и случайно наткнулась на труп. – И жертва работала там же, где живет Эстес, – наседал Дуган. – Хотите, чтобы я перевел стрелки на нее? – усмехнулся Лэндри. – Тогда таблоидам гарантирована парочка сочных заголовков. Мы могли бы обставить все, как лесбийские разборки. Или вывернуть так, будто она убила девушку, чтобы подставить бывшего жениха и заставить его заплатить за давнее изнасилование, которое сошло ему с рук. И тогда ее отцу снова придется отмазывать засранца перед судом. Осталось только найти бэтбоя [5] и четырехсоткилограммового мужика, и тогда полный комплект для еженедельных мировых новостей готов. [5] Бэтбой «Bat Boy» – персонаж сфабрикованных историй американского таблоида The Weekly World News, наполовину человек и наполовину летучая мышь. Дуган потер лицо руками и застонал. – Все верно. Елена Эстес – дочь Эдварда Эстеса. – Ага. – Мне нужен ибупрофен. – С таким же успехом можно выпить, – посоветовал Лэндри, и как раз в этот момент зазвонил его телефон. – Она копается в этом деле? – спросил Дуган. – Только этого мне не хватало. Особенно из-за ее отца. Как ни крути, его задницу заденет. Лэндри проверил, кто звонит. Елена. – Рекомендую водку, – бросил Лэндри, пятясь к двери. – Она со всем справится. Глава 37 – Лэндри. Он ответил после третьего гудка. Я предпочла бы пообщаться с голосовой почтой. – Если вечеринку перенесли из «Игроков» в дом Уокера, то каждый, направлявшийся туда автомобиль должен остаться на пленке в будках охраны, что стоят на въездах в поло-клуб, – сообщила я без всяких предисловий. Мне было не до светских условностей. – Но мы не знаем, куда ее перенесли, – ответил Лэндри. – Управление поло-клуба ратует за неприкосновенность частной жизни. Они не будут сотрудничать без ордера. – Вот черт! – Мы над этим работаем, – заверил он, – и получим запись. Я сожалею о вчерашнем вечере. Мне потребовалось полминуты, чтобы переварить услышанное. – Я пересек черту, – продолжал Лэндри. – Неважно почему. – Да, – тихо ответила я. – Неважно. И повесила трубку. Не из злости, а потому что продолжать этот разговор не было никакого смысла. Перезвонить Лэндри не пытался. Я отправилась на конюшни «Звезды поло», чтобы разыскать Лизбет. – Она не работает, – ответил мне по-испански один из конюхов. – Сегодня ее никто не видел. – Она куда-то ушла? – спросила я. Он пожал плечами. – А машины ее нет? – Нет. Машина здесь. – Работник указал на стоявший в конце конюшни маленький красный спортивный «сатурн» с откидным верхом. Я поблагодарила его и отошла, чтобы взглянуть на автомобиль Лизбет. Куда она могла отправиться без машины? Идти на своих двоих до города, все равно, что в поход собраться. Вряд ли кто-то решится пойти пешком в такую даль. Прошлой ночью у нее выдалось жаркое свидание? Она спала с Беннетом или одним из его приятелей? Сомневаюсь. Общаясь с этими людьми, Лизбет завязла по самую макушку, и прекрасно это понимала. Подозреваю, что после исчезновения Ирины она не знала, как дальше себя вести, и как перестать быть одной из девушек, что путались с этой компанией. Вероятно, она напугана. Небезосновательно. Ее лучшая подруга убита. Не удивлюсь, если она бросила работу. И, как все лошадники Веллингтона во время сезона, я тут же прикинула, смогу ли переманить ее на место Ирины в конюшню Шона. Что еще больше расположит ко мне Джима Броуди. – Елена! Вот и он собственной персоной: в синей рубашке на пуговицах и бриджах, живот нависает над ремнем. – Доброе утро, надеюсь, – приветствовала я, разыгрывая тревогу. – Я пришла к вам. – Ну, вот он я, – ответил Броуди, как и всегда жизнерадостный. Я отошла от машины Лизбет и направилась к подъездной дорожке, где он стоял. – Хочу извиниться за прошлый вечер, – объяснила я. – Тебе не за что извиняться, – ответил Броуди. – Беннет перешел границы. – Тем не менее… – В то время я не был с ним знаком, – перебил Броуди. – Но знаю его уже в течение нескольких лет. Беннет может вести себя как настоящий придурок, но в глубине души он славный малый. Славный малый открыто изменял своей психически неуравновешенной жене с девушками вдвое младше себя. Вероятно, кто-то опустил планку приличий с тех пор, как я последний раз ее проверяла. – Нам просто не следует приближаться друг к другу ближе, чем на пятнадцать метров, – заключила я. – Слишком насыщенное прошлое. – Что ж, это не должно мешать остальным наслаждаться твоей компанией, – сказал Броуди. – Ты же на самом деле не думаешь, что Беннет как-то связан с убийством Ирины? Скажу тебе, что он эту девушку очень любил. – Любил? – Слово вылетело именно с той интонацией, с какой не следовало. Броуди не обиделся. Напротив, рассмеялся. – Наверное, слово не самое подходящее. Ирине нравилось развлекаться. Она была сильной натурой, знала, чего хочет. Из нее бы что-то получилось. Она была ненасытна. – Это не всегда хорошо, – заметила я, думая о счете из «Клиники «Ландин» и о том, что он означал. – Полагаю, все зависит от желаний каждого отдельного человека. Возможно, Ирина хотела слишком многого. Брови Броуди сдвинулись еще ниже. – Это не тот случай, – заверил он. – Знаешь, как говорят: ничто так не преуспевает, как избыточность. – Кому принадлежат эти слова? – спросил Броуди, подергивая бровью и подмигивая. Пытался сменить тему. – Оскару Уайльду, – ответила я. – Что-то для него все сложилось не лучшим образом. Он умер без крыши над головой. – Ну… – нахмурился Броуди, застигнутый врасплох резким возвращением к теме разговора. – Живи, пока не умрешь – вот мои слова, – поделилась я, с усилием разыгрывая счастливого человека. – Живи на полную катушку и все в таком духе. – Я обеими руками «за», – подхватил Броуди. – Именно так нам и стоит поступить. Вот какой урок мы можем извлечь из этой трагедии. – Предпочитаю сначала узнать, кто убил Ирину, и, надеюсь, что позже смогу позволить себе роскошь задуматься о морали данной истории, – возразила я. Ему это не понравилось. Насколько легче жилось бы Броуди, сумей он отвлечь меня блестящей побрякушкой или поездкой на Бермуды. С женщинами всегда такая проблема: стоит нам выйти из возраста румянца и хихиканья, и нас не так-то легко впечатлить. – В этом я тебе не помощник, – заявил Броуди, быстро теряя терпение. – На самом деле, мне вообще советовали не говорить о девушке. – Советовали? Кто? – Мой адвокат, – ответил он, глядя мне прямо в глаза. – Твой отец. Эта новость не должна была меня удивить, но все равно нанесла неприятный удар. Отец только что еще на один шаг углубился в мою жизнь. – Что ж, – проговорила я. – Этот совет вам дорого обошелся. Вам лучше ему последовать. – Чувствую, ты так никогда не делала, – заметил Броуди. – Нет, – призналась я. Мне тоже пришлось дорого заплатить. – Однако меня никогда не рассматривали в качестве подозреваемого в убийстве. – Я принял меры, чтобы со мной этого не произошло, – сказал Броуди. – Лучшая защита – нападение. Я не имею никакого отношения к гибели девушки и никому не позволю себя к ней приплетать. Интересно, чем вызван данный шаг. Лэндри или Вайс нажали на эту кнопку? Или средства массовой информации? Ищейки с каналов новостей скоро все разнюхают. Удивительно, что этого пока не случилось. Как только они прознают, что последним рядом с Ириной видели какого-то мужчину, то с цепи сорвутся, особенно, когда всплывет имя Беннета Уокера. И пока я стояла на подъездной дорожке «Звезды поло» рядом с Джимом Броуди, я прекрасно знала, как будут развиваться события. Знала, потому что сама позвонила. Никогда не поздно стать злым или мстительным. – Могу еще чем-нибудь помочь? – осведомился Броуди. – Я тебя не выгоняю, не думай, но меня ждут дела. – Нет, нет, – ответила я, оглядываясь на машину Лизбет. – Я ей кое-что привезла, – добавила я и подняла сумочку, привлекая к ней внимание Броуди. – Кое-какие фотографии Ирины, которые она, вероятно, захочет оставить на память. Знаю, что девушки были очень близки. – Не видел ее, – признался Броуди, оглядываясь вокруг. «Притворяется, что ищет Лизбет», – подумала я. – Вряд ли она здесь. – Вам это не кажется странным? – спросила я. – Ее машина на месте. – Наверное, куда-то с подружками умчалась, – отмахнулся Броуди и начал от меня отходить. – Вероятно, вы правы. Я поблагодарила его за потраченное время и пошла к своей машине. Броуди забрался в свой «эскалэйд». Вслед за ним я выехала за ворота, он повернул налево, я направо. Проехав около мили, я развернула машину и направилась обратно. Вошла в конюшню, отыскала того самого работника, с которым разговаривала ранее, и сообщила ему, что кое-что привезла Лизбет и хотела бы оставить под ее дверью. Знает ли он, где она живет? О, да, Лизбет живет наверху, прямо над конюшней. Нужно выйти наружу и подняться по лестнице, что располагается слева. Он мне покажет. Я сказала ему, что не стоит беспокоиться и поблагодарила. Пока я поднималась в квартиру, никто на меня внимания не обращал. С лестничной площадки я увидела, как вниз по дороге двигался всадник. По обе стороны от него были привязаны по три поло-пони, которых он вел на пробежку. С мойки меня заметить было нельзя. В другом направлении рос густой ряд деревьев и мешал просматривать конюшню со стороны большого дома. Я постучала в стеклянную вставку на двери и подождала. Постучала немного сильнее и снова подождала. Попробовала повернуть дверную ручку. Заперто. Сквозь стекло и прозрачную занавеску мне удалось разглядеть пространство маленькой квартиры. Кушетка, стул, телевизор с кучей хлама на нем, усыпанный журналами столик. Стойка для завтрака отделяла крохотную кухню от гостиной. В последний раз постучав по стеклу, я достала из сумки пару простых отмычек и сама пригласила себя войти. Глава 38 – У меня для вас новости, детектив Лэндри, – сообщила Мерседес Житан, высунув голову за дверь кабинета аутопсии. – Хорошие? – Зависит от вашей точки зрения, – ответила Житан. – Входите. Мы только что закончили с утопленницей. – Тот еще способ начать утро, – посочувствовал Лэндри. Житан сдернула шапочку, распустив гриву темных кудрявых волос, и бросила головной убор и перчатки в корзину. – Печальный. Молодая женщина, которую впереди ждала целая жизнь. – Такой была Ирина Маркова. Что расскажешь? – Пришли результаты токсикологической экспертизы. – Наркотики? – Экстази. В большом количестве. – Неудивительно, учитывая формат вечеринки, которую она посетила. Много экстази, много секса. – Девушка принимала активное участие. Никаких следов наркотиков для насильственного одурманивания. – Под ногтями что-нибудь нашли? – Вообще-то, да. Частицы ее собственной кожи, – ответила Житан. – Она определенно пыталась зацепить пальцами то, чем ее душили. - Мерседес изобразила действия жертвы. – Что-то еще? – Крошечные фрагменты волокон выделанной кожи. Думаю, ее удавили тонким кожаным ремешком или шнуром. Очевидно, чешуйки, извлеченные из раны на шее, из того же шнурка. – Но нет ничего, что дало бы ключ к убийце. – Извини, нет. Ты в тупике? – Нет, у меня есть парочка перспективных потенциальных клиентов, но моя жизнь была бы намного легче, если бы я мог сказать: «Ты убийца, и вот доказательства». – Моя жизнь стала бы намного легче, если бы Джордж Клуни увез меня на свою виллу в Италии, – размечталась Житан. – Ха-ха. Пойду я лучше со львами встречусь, – сказал Лэндри. – День обещает быть долгим и паршивым. – За сегодняшнее утро в мой офис поступило уже полдесятка звонков от репортеров и столько же от властей, все твердят, что мне не следует общаться с прессой. Подозреваю, твои перспективные потенциальные клиенты не совсем обычные подозреваемые. – Это еще мягко сказано. Большие бабки, высокое положение, занозы в заднице. – О-о-о… Всамделишный сочный скандал в Палм-Бич, – притворно разволновалась Житан. – Бери выше, Уильям Кеннеди Смит. Ты еще ничего не видела. – Ну, тогда вот тебе бонус в виде скандальной грязи и мотива: наша жертва была беременна. – Дерьмо, – прошептал Лэндри. Теперь не нужно разбираться со счетом из «Клиники «Ландин». – Выявили по анализам крови, – добавила Житан. – Нижняя часть туловища настолько повреждена аллигатором, что оттуда нечего взять для изучения. – Давай пока оставим эту информацию при себе, – предложил Лэндри. – Так я все еще смогу при случае припугнуть анализами ДНК. – Мой рот на замке. Лэндри поблагодарил Житан и вышел на солнечный свет. Стояла жара. Он расстегнул рукава рубашки и подкатал их, пока шел через стоянку Центра правосудия. Джеймс издалека разглядел фургоны новостных служб и репортеров, в поисках выгодного фона разбежавшихся подальше друг от друга. Дерьмо официально попало в вентилятор. Кто-то разнюхал или передал информацию о возможных подозреваемых в убийстве Ирины Марковой. Никакое другое крупное событие не могло вызвать такой ажиотаж. Джеймс сделал крюк и направился к своей машине, по-прежнему находясь достаточно далеко, чтобы привлечь чье-либо внимание. Он выехал с парковки и медленно повел машину вдоль рядов, двигаясь в сторону здания, чтобы рассмотреть происходящее поближе. В это время мимо проехал черный седан с водителем за рулем и мужчиной на заднем сиденье. Регистрационный номер гласил: ЭСТЭС ЭСК. Эдвард Эстэс. Отец Елены. Великий человек приехал. Сейчас начнется шоу. Зазвонил мобильник. – Лэндри. – Вайс. Мы нашли машину Ирины Марковой. «Одним зрителем на предстоящем шоу будет меньше», – подумал Лэндри, поворачивая налево и выезжая со стоянки. У него есть более важные дела, чем наблюдение за Эдвардом Эстэсом, отстреливающимся от репортеров. Такие дела, как доказательство, что клиент Эстеса – убийца. – Этот парень – помощник шерифа, – сообщил Вайс, стоило Лэндри выйти из машины. – Охранником тут подрабатывает. Узнал, что автомобиль в розыске, и вот он здесь. – Оперативно-следственную группу вызвал? – Уже едут. Ирина Маркова водила маленький спортивный «фольксваген «Джетта». Стекла подняты. Машина припаркована на стоянке перед торговым центром «Веллингтон Грин Молл» среди сотен других автомобилей. – Здесь есть камеры? – спросил Лэндри, оглядывая фонарные столбы. – Нет. – Ладно. Внутрь машины заглядывал? – Через окна, – ответил Вайс. – Ничего не трогал. Видимых следов крови или еще чего нет. На ковриках песок и грязь. И частичный след ноги. Еле заметный, но есть. – Ага, вижу, – согласился Лэндри. – Давай убедимся, что группа сфотографирует его прежде, чем прикоснется к коврику. – Как думаешь, есть шанс, что парень оставил нам какие-нибудь отпечатки? – Небольшой или нулевой, если он один из шайки Броуди. Эти ребята слишком умны, чтобы оставить «пальчики». Может, найдем пару волосков с головы. Лучше чем вообще ничего. Проклятье, пусть у них здесь будут камеры. Глава 39 Копыта двух бегущих лошадей выбивали дерн. Держась на расстоянии нескольких метров, то одна, то другая вырывалась вперед, в то время как всадники ударяли по мячу, снова его нагоняли, ударяли и нагоняли. Барбаро взмахнул клюшкой с небрежной видимой легкостью, противоречившей дальности полета мяча. Пас перешел Беннету Уокеру, просчитавшему угол броска и его длину. Он рванул лошадь назад и, извернувшись в седле, неуклюже послал мяч в положение «вне игры». Вполовину убавив скорость, Барбаро пришлось медленным галопом сделать круг и подобрать его. Ради тренировки испанец вытянул клюшку слева от себя и, наклонившись вперед ниже шеи лошади, повел мяч по своей линии и перебросил другу. Расчет Уокера вновь оказался неверным. Мяч пересек линию в пяти шагах впереди всадника. Беннет громко выругался, излишне сильно пришпорил лошадь и натянул поводья с такой силой, что передние ноги животного оторвались от земли, глаза закатились, а рот раскрылся. Барбаро подъехал к Уокеру и крепко ткнул того клюшкой. Беннет свирепо посмотрел в ответ: – Что еще за тычок?! – Кобыла не виновата в твоей дерьмовой игре! – выкрикнул Барбаро. – Нечего наказывать ее за собственные ошибки! Он обозвал Уокера несколькими испанскими словами и снова ткнул клюшкой. Разозленный Беннет замахнулся на Барбаро, но тот заблокировал выпад предплечьем, упершись в запястье Беннета и отводя его руку назад. – Хочешь со мной подраться? – выкрикнул Барбаро. – Да я тебе задницу надеру! Я не маленькая девочка, которую ты может поколотить. Они стояли лошадь к лошади. Прижавшие уши поло-пони толкались, наколенники мужчин постукивали друг о друга. Им необходимо покончить с этим на поле. Утреннее солнце было ярким и горячим, лошади и мужчины обливались п'oтом и тяжело дышали. Встреча планировалсь как тренировка: урок для Уокера, а для Барбаро шанс забить пару голов перед послеобеденным матчем – первым раундом в турнире с большими ставками, который в воскресенье завершится дружеской игрой перед трибуной на тысячу или более зрителей. Уокер бросил клюшку, глядя на своего друга и учителя. Он оглянулся назад на поле. В его дальнем конце группа топчущихся верхом на своих пони детишек собиралась к уроку. В пределах слышимости никого не было. Не повышая голоса, Беннет произнес: – Почему ты просто не подошел и не высказал это, Хуан? Несмотря на мои слова, ты думаешь, что ее убил я. Считаешь, что я слоняюсь по ночам и убиваю девушек. Барбаро выпрямился. Его лошадь немного успокоилась, но все еще нервничала, чувствуя исходящее напряжение. – Утром Броуди сказал, что мне нужен адвокат, и он нанял для меня одного – отца Елены. – Что ж, это уменьшит твои шансы ее трахнуть, – заметил Уокер. – Какая жалость. – Я отказался. – Тогда тебе нужно нанять кого-то другого. – Нет, я не буду никого нанимать, – ответил Барбаро. Уокер переварил услышанное, поглядел в конец поля на детей, повернулся обратно к Барбаро. – Если у всех нас будут адвокаты, а у тебя нет, сложится впечатление, что мы, в отличие от тебя, в чем-то замешаны. Копы решат, что смогут использовать тебя против нас. Барбаро промолчал. – Смогут? – переспросил Уокер. – Я не хочу в этом участвовать. Мне это отвратительно. – Ха! Отвратительно? Можно подумать, ты никогда не участвовал в подобном веселье. Иисусе, да ты поимел больше женщин, чем многие когда-либо видели в своей жизни. И кокаином ты баловался. И мне ни разу не казалось, что кто-то выкручивает тебе руки. – Никто и никогда из-за этого не умирал, – возразил Барбаро. – Смотри, – не сдавался Уокер, – ты часть этого. Думаешь, копы поверят в твою невинность? Найми чертового адвоката. Мы все вляпались, и все выкарабкаемся. Барбаро положил руки на луку седла и вздохнул, глядя на детей по другую сторону поля в шлемах больше их самих. Жизнь все еще казалась им солнечной и неизведанной, наполненной простотой и возможностями. – Когда я ее нашел, она была мертва, – продолжил Уокер. – Понятия не имею, что произошло. Я грохнулся в обморок, помнишь? – Ты последний из мужчин, кто с ней был, – ответил Барбаро. – Я помню это, как и то, что тебя это злило. Помню, как она высмеивала твой надутый вид, что только усугубило твое недовольство. – И следовательно ее убил я? – обидевшись, спросил Беннет, однако посмотреть в глаза Барбаро не решался. – Она была дрянью. Ну и что? Девка могла отсосать хром с бампера. Вот все, что меня волновало. Как и тебя. – Я с ней не спал, – возразил Барбаро. – Привез ее и ушел. Помнишь? Уокер сузил глаза: – Нет, не помню. Ты там был. Я тебя видел. Все видели. Можешь найти кого-нибудь, кто подтвердит обратное? Барбаро оставил его реплику без ответа. – Тогда кто ее убил? Все остальные к тому времени ушли. – Черт меня побери, если знаю. – Тогда почему не можешь смотреть мне в глаза, когда я говорю на эту тему, дружище? Беннет не ответил. – Если не знаешь, кто ее убил, – продолжил Барбаро, – возможно это оттого, что не помнишь, что сделал это сам? Ты последний с ней остался, а потом она оказалась мертва. Может, не знаешь, не твоих ли это рук дело? Возможно, думаешь, что твоих. Возможно, твоих. Беннет Уокер по-прежнему отказывался на него смотреть. – Ты задушил ее во время секса? – не отставал Барбаро. – Я знаю, ты любишь играть в эту опасную игру. Ты злился. Ты всегда зол с женщинами. Тебе нравится грубость… – Как и ей… – Откуда тебе знать, что ты ее не убил? Казалось, секунды тикали как в замедленной съемке. Наконец Уокер посмотрел в глаза Барбаро. Его собственные были плоскими и холодными, как у акулы. – Что это меняет? – спросил Беннет. – Девчонка мертва. Я не могу этого изменить. И в тюрьму из-за этого не собираюсь. Он развернул лошадь и покинул поле, оставив Барбаро в одиночестве. Глава 40 Я проскользнула в квартиру Лизбет и тихонько прикрыла за собой дверь. – Лизбет? Тишина. Значит, я могла свободно нарушить неприкосновенность ее частной жизни. Я не искала ничего конкретного. Мне, как бывшему копу, известно, что невнимательность может привести к тому, что очень многие вещи, которые в будущем, вероятно, пригодятся, могут остаться незамеченными. Для наркополицейского особенно важно уметь впитывать каждую деталь, быть в курсе всего происходящего, каким бы незначительным оно не показалось на первый взгляд. Этот навык не раз спасал мою жизнь и неоднократно спасал расследование. У Лизбет обнаружились обычные модные тряпки, пара поло-журналов с Барбаро на обложке и подборка таблоидов. Она пила много диетической колы, держала полную миску сваренных вкрутую яиц и ела много тунца – один только длинноперый тунец в родниковой воде. В морозильнике лежала бутылка «Столичной». Я не могла представить Лизбет любительницей водки. Скорее видела ее попивающей пинаколаду, маргариту, какой-нибудь напиток с кокетливым названием, сладкий и красочный. С другой стороны, девушка водила дружбу с Ириной, а та могла глушить водку как русский портовый грузчик. Возможно, бутылка припасена для нее. Как и большинство людей, Лизбет прицепила на дверь холодильника целую коллекцию фотографий. Многие снимки совпадали с теми, что нашлись в компьютере Ирины и в ее цифровой камере. Фотографии с вечеринок, поло-матчей, из ночных клубов. Подружки, поло-игроки (несколько снимков Барбаро и непрофессиональных игроков), компания Броуди. Всего несколько фотографий самой Лизбет. На одной она непринужденная, в шортах и футболке, держит поло-пони под уздцы. На другом очень гламурная, в маленьком черном платье и очках «Диор». Там же было фото с ней и Ириной, сидящими рядышком на шезлонгах у бассейна. То же самое, что я видела в цифровой камере Марковой. И еще один снимок их двоих, веселящихся у кромки игрового поля. На нескольких снимках была только Ирина. В профиль, разговаривает с кем-то за кадром. Сидит за столиком в бистро с бокалом вина в руке. На коленях какого-то мужчины, чье лицо скрывала прикрепленная сверху фотография. Я приподняла ее за уголок. Беннет Уокер. Опустила уголок обратно. Минуту я простояла в раздумьях. Так же, как у Ирины имелось слишком много фотографий Беннета, так Лизбет хранила слишком много изображений Ирины. – Девчоночья привязанность, – сказал Кени Джексон. Преклонение перед кумиром. У Ирины было все, чего была лишена Лизбет: искушенность, экзотичность, практичность, самонадеянность, авантюризм. Я прошлась взглядом от снимков Ирины до совместной фотографии Лизбет с Полом Кеннером и Себастьяном Фостером, фото с Барбаро и парой других игроков, и вернулась к изображению Ирины. Из кухни я двинулась в короткий коридор. Пол маленькой ванной комнаты был завален влажными полотенцами. Свернутые в клубок мокрая футболка и мешковатые шорты засунуты в мусорную корзину. От них несло болотом и рвотными массами. Спальня оказалась достаточно просторной, стены выкрашены в бледно-лиловый цвет. Кровать представляла собой клубок простыней. Корзина для бумаг переполнена скомканными салфетками. «Плакала», – подумала я. Лизбет потеряла лучшую подругу, потеряла себя. В лучшем случае, она напугана. Потому что знала больше, чем кому-либо говорила. Для девочки из Ниоткуда, штат Мичиган, это тяжелая ноша. У дальней стены стояла передвижная вешалка с краткой версией дизайнерского гардероба Ирины. На комоде лежала ее сумочка. Из содержимого только бумажник и мобильник. Куда она могла отправиться без бумажника? Разве девушки ее возраста не приматывают сотовый телефон липкой лентой к своей голове? Чувство тревоги охватило меня и потекло по спине как вода. Я повернулась лицом к двери. Дверца стенного шкафа была приоткрыта. Я отодвинула ее еще больше и обнаружила другие вещи, висевшие на плечиках и сваленные в кучу на полу. И глядевшую на меня из угла, полускрытую длинными одеждами и одеялом, пару кроваво-красных глаз. Я отскочила назад и выругалась, потом осознала свою реакцию и постаралась не растеряться. – Лизбет? Господи, что с тобой случилось? Я отодвинула одежду в сторону и присела на корточки, чтобы наши глаза находились на одном уровне. Она выглядела как персонаж из фильма ужасов. Белки глаз налились кровью, васильковый цвет радужки словно светился. Волосы спутаны в безумный клубок, из которого торчат сухие травинки и листья. Лицо опухло практически до неузнаваемости. – Лизбет? – снова спросила я. – Ты меня слышишь? Подумав, не мертва ли она, я потянулась к девушке. Она вздрогнула, как только я взялась за одеяло. – Давай, вылезай отсюда. Я предложила свою руку и Лизбет ее приняла. Пальцы девушки напоминали ледышки. Она начала плакать, как только я вывела ее из кладовки. Закутанная в длинный махровый халат Лизбет дрожала так сильно, что едва могла держаться на ногах. Она фактически рухнула на пол, свернулась в клубок и закашлялась – зашлась сильным, глубоким, хриплым кашлем. Я опустилась возле нее на колени. – Лизбет, тебя изнасиловали? – тупо спросила я. Она потрясла головой, но стала плакать еще сильней; из ее горла вырывались саднящие сиплые звуки. – Скажи мне правду. Лизбет снова потрясла головой и губами произнесла слово «нет». Я не верила ей. Девушку душили. Я отчетливо видела след от удавки на ее шее, где волосы сбились в сторону. Ее душили так сильно, что в глазах полопались кровеносные сосуды. – Я звоню в неотложку, – сообщила я. Лизбет вцепилась в мою руку. – Нет. Пожалуйста, – прокаркала она, заходясь в очередном приступе кашля. – Тогда я отвезу тебя сама. Тебе нужно в больницу. Девушка сжала мою руку так сильно, что позже там выступят синяки. Сдернув покрывало с кровати, я закутала в него Лизбет. Не знаю, что с ней случилось, но мне знакомы ее теперешние чувства: страх, стыд, неверие. Ей хотелось проснуться и убедиться, что все происходящее вокруг лишь ужасный кошмарный сон. Я нагнулась и погладила ее по волосам. Лизбет рывком попыталась сесть. – … так… страшно… – прошептала она. Она повалилась на меня, дрожа и рыдая, и я обняла ее. Просто держала, не знаю, как долго. Думала о том, сколько раз в молодости мне хотелось, чтобы кто-нибудь точно также меня поддержал. Как здорово было бы тогда иметь кого-то, предлагающего поддержку и безопасное место для падения. – Ты в безопасности, – тихо проговорила я. – Теперь в безопасности, Лизбет. Больше никто тебя не обидит. Пока мы вот так сидели во владениях Броуди, я надеялась на Бога, что мои слова окажутся правдой. – Кто это сделал? – спросила я. Девушка покачала головой. – Ты должна сказать мне, Лизбет. Сейчас он не может тебе навредить. – … не знаю… – ответила она и снова закашлялась. – Ты его не видела? Она не ответила, но отпрянула и, упав на четвереньки, кашляла до тех пор, пока не задохнулась и не зажала рукой рот. Я положила руку ей на спину и ждала, когда пройдет приступ. Когда девушка затихла, я сказала: – Я скоро вернусь, и мы поедем в госпиталь. Схватив с комода ее сумочку, я вошла в ванную комнату, выгребла мокрую одежду Лизбет из мусорного ведра и сунула в мешок для грязного белья, висевший на двери. Захватив вещи, я спустилась к машине, подогнала ее к конюшне и припарковала у лестницы. Пара работников следила за мной. Один бросил свои дела и пошел в другой конец конюшни. Я взяла ключи, вытащила из тайника пистолет и бегом поднялась по лестнице. Кто-то напал на эту девушку, зверски, жестоко. И шансы на то, что произошла случайность, учитывая все обстоятельства, практически нулевые. Лизбет входила в клуб Броуди, дружила с Ириной, люди видели, как она со мной разговаривала, и я была той, кому не следовало доверять. Броуди пытался выпроводить меня, убедить, что Лизбет уехала, даже когда мы стояли рядом с ее машиной. Мне нужно вытащить ее отсюда. Определенно Броуди сам на девушку не нападал, он не был настолько неосмотрительным, но нет причин полагать, что за эту услугу он не заплатил какому-нибудь работнику. Насколько мне было известно, кто бы ни напал на нее, вероятно, думал, что оставляет ее умирать. Бог-свидетель, Лизбет выглядела так, словно не должна была выжить. Когда я вернулась в ее комнату, Лизбет сидела у изножья кровати, свернувшись калачиком и упершись подбородком в колени. – Давай, Лизбет. Она не ответила, просто смотрела в пол. – Пошли! Девушка медленно покачала головой. – Нет, – прошептала она. – Оставь меня в покое. – Этому не бывать, Лизбет. Ты можешь подняться и пойти со мной, или я вытащу тебя за волосы. Вставай. Она тихо что-то проговорила, но я не расслышала. Она повторяла это снова и снова. Я должна умереть? Я должна была умереть? Я могла умереть? Не уверена, что правильно ее поняла. – Не знаю, что ты там бормочешь, – обратилась я к Лизбет. – Но в мою смену ничего подобного не случится. Я схватила Лизбет за плечо и направилась к двери, потянув ее следом. – Черт тебя дери, Лизбет. Поднимайся! – закричала я. Как раздувающийся все больше и больше шар меня начало наполнять сильное ощущение, что нам следует торопиться. Она снова заплакала и стала наваливаться на меня. – Прекрати! – рыкнула я. Я слышала голоса снаружи. Двое мужчин разговаривали по-испански. Выглянув в окно, я заметила их возле своей машины. Как и обещала, я накрутила на ладонь густые мокрые волосы Лизбет, вцепилась ногтями ей в череп и дернула в сторону двери. Девушка завопила, но заковыляла рядом со мной. Слезы заструились по ее распухшему лицу, когда я повела ее вниз по лестнице. Мужчины посмотрели в мою сторону. – Эй! Что ты с ней делаешь? – заорал один на меня. Он был коренастым, аккуратно одетым в джинсы и ковбойскую рубашку. Носил стэтсон и усы «фу манчу». «Управляющий конюшни», – заключила я. – Везу ее в госпиталь. – Она с тобой ехать не хочет. – Очень скверно, – ответила я. – Я не собираюсь оставлять ее умирать. А ты? – Думаю, тебе лучше ее отпустить, – заявил управляющий и сделал движение, пытаясь заблокировать пассажирскую дверь моей машины. – Думаю, тебе лучше убраться ко всем чертям с моей дороги. – Я звоню мистеру Броуди, – сообщил он, вынимая мобильник. – Правда? Звонишь мистеру Броуди? Так звони. А как насчет того, что я позвоню в офис шерифа? А они могут сделать звонок в иммиграционную службу. Как тебе? Услышав мой ответ, другой парень занервничал. – Что если я скажу детективам, будто это ты ее обработал? – спросила я. – Я ничего ей не делал, – заорал он. – Да? Кому копы поверят, как думаешь? Тебе или мне? Нервный сделал пару шагов в сторону от меня и Лизбет. Отступил еще на парочку, выгадывая момент и подкрадываясь к девушке. Его босс шагнул в другом направлении. Я завела руку за спину и обхватила рукоятку пистолета. – Назад! – выкрикнула я тому, кто подобрался ближе к Лизбет, вытаскивая оружие и направляя дуло ему в лицо. Глаза мужчины расширились. Боковым зрением я видела, как босс двинулся ко мне. Не выпуская Лизбет, я взмахнула рукой в противоположном направлении и наотмашь ударила управляющего пистолетом. Тот упал на колени и схватился за скулу, где прицел оставил порез. Нервный дал деру, как только я снова к нему повернулась. Помчался за подкреплением. Я дернула дверцу машины и затолкала Лизбет на пассажирское сиденье, затем подбежала к двери со стороны водителя, усевшись за руль, бросила пистолет и завела двигатель. Пыль клубилась, гравий летел из-под колес, пока БМВ объезжал конюшню. Лошадь, которую вели под уздцы в нашу сторону, встала на дыбы и шарахнулась вбок, сбивая с ног конюха. Тот крыл меня матом, пока я с грохотом проносилась мимо. Покрышки завизжали и задымились, когда я выехала с подъездной дорожки и утопила педаль в пол. Я промчалась мимо белого «эскалэйда», движущегося с другой стороны, так быстро, что признала в водителе Джима Броуди только спустя несколько сотен метров. Глава 41 Ненавижу больницы. Особенно кабинеты неотложной помощи. Никто из работающего там персонала никогда не верил, что твой случай экстренный. Никогда не верил истории о том, как ты здесь оказался. Никогда не верил, что ты на самом деле мог умереть, если, конечно, у тебя нет явного огнестрельного ранения, артериального кровотечения или открытой черепно-мозговой травмы. Когда я попала в отделение после встречи с грузовиком Билли Голема, протащившего меня по асфальту, в наличии имелись два из трех перечисленных признаков. Единственный случай в моей жизни, когда я появилась в этом месте и меня не отправили в комнату, где оставили томиться в течение нескольких часов или дольше, считая надоедливым ипохондриком. У Лизбет не было ничего из великой тройки. Они засунули ее в помещение, которое оказалось гардеробной для уборщиков, куда наряду с лишним имуществом втиснули больничную койку. Девушка сидела сжавшись в комок, все еще закутанная в банный халат. Я мерила шагами пространство и грызла заусенец на ногте. – Почему бы тебе не прилечь, Лизбет? – предложила я. – Постарайся немного отдохнуть. Когда придут детективы, у них будет к тебе много вопросов. И ты должна на них ответить. Пока мы ждали, мне удалось выудить у нее по крайней мере часть истории. Некий незнакомец набросил ей на голову мешок, душил ее, повез в глушь и топил в болотной воде, пока она практически не захлебнулась. Готова спорить: в Глубокой заднице штата Мичиган такого с людьми не случалось. Этот ребенок был травмирован так, как я еще не видела. В комнату вошла девушка в медицинской робе. Она посмотрела на меня как на испорченный кусок сыра, приблизилась к Лизбет и померила ей пульс, даже не удосужившись поздороваться. – Прошу прощения. Ты кто? – спросила я. Она бросила на меня неприязненный взгляд. – Медсестра? Врач? – допытывалась я. – Двенадцатилетка, решившая поиграть в переодевания? – Я доктор Вэстрел, – огрызнулась та. – Ну, конечно. Я должна была узнать это с помощью телепатии. Сдаюсь. Ты настоящий доктор, – наседала я, – или по-прежнему бережешь свои заклинания на счастье в укромном местечке, пока не подрастешь достаточно, чтобы самостоятельно перейти улицу до почтового ящика? – Я ординатор первого года, – заявила девушка, будто это возносило ее выше таких плебеев как я. – Тогда ответ Б: ты ненастоящий доктор. Она отвела голову Лизбет назад и посветила фонариком в ее кровавые глаза. – Это Лизбет Перкинс, – сообщила я. – Она человек. Прищуренный недобрый взгляд. – Тише, пожалуйста. Девушка прикладывала стетоскоп к груди Лизбет, а та кашляла и хрипела. – Кто-то пытался ее утопить, – поделилась я. Снова взгляд в мою сторону. – Она может говорить? – Почему бы тебе у нее не спросить? У Лизбет есть мозги, язык и все прочее. – Вы кто? – потребовала ответа детский врач. – Ее мать? – Друг, – ответила я. – Это тот, кто внимателен и неравнодушен к чужому благополучию. Объясняю, потому что уверена: у тебя, заносчивая сучка, друзей нет. Лэндри вошел в комнату и посмотрел на меня. – Заводишь друзей? – Детектив Лэндри, – ответила я. – Эта дамочка утверждает, что она доктор. Подозреваю, ее имя Бриттани, или Тиффани, или что-то оканчивающееся на «-ни». Вэстрел оставила Лизбет, развернулась и представилась предъявившему значок детективу. Потрясла его руку и вежливо улыбнулась как блестящий профессионал. Я закатила глаза. Затем она повернулась ко мне. – Мэм, вы должны сейчас же выйти. – Правда? – спросила я. – Думаю, ты должна поцеловать меня в задницу. Лэндри вмешался: – Доктор Вэстрел, должен попросить вас на данный момент удалиться. Вы можете продолжить осмотр мисс Перкинс после того, как мы со специальным агентом Эстес закончим опрашивать потерпевшую. Сузив глаза, я проследила, как врач прошла мимо меня к двери. Я повернулась в Лэндри. – Специальный агент? Да я по карьерной лестнице продвигаюсь. – Не бери в голову. – Ты не собираешься просить меня выйти? – Нет. – Тем лучше для тебя. Он подошел ко мне, поворачиваясь спиной к Лизбет. – Мы откопали машину Ирины, – тихо сообщил Лэндри. – Где? – На стоянке перед «Веллигтон грин молл». Над ней работают. У нас есть довольно неплохой отпечаток ноги на коврике. Руки чешутся сравнить его с отпечатком, обнаруженным у канала. – Пальчики? – Когда я уходил, не было. – Он дернул головой в направлении Лизбет. – Она что-то тебе рассказала? Я посвятила его во все, что знала. – Так что, кто бы ни убил Ирину, он сотворил это с Лизбет, чтобы ее заткнуть, – заключил Лэндри. – И эффект действует до сих пор. – Вайс трудится над получением доступа к сделанным с субботы на воскресенье видеозаписям из будок охранников в поло-клубе. Если доберемся до пленок той ночи, может, увидим, как тем вечером Беннет Уокер возвращался домой и на какой машине. Если это он. Лизбет снова закашлялась. Я подошла к ней, села на кушетку и положила ладонь на спину девушки. – Лизбет, детективу Лэндри нужно, чтобы ты рассказала все, что можешь о прошедшей ночи. А я пока постараюсь найти тебе настоящего доктора. Если только меня не вышвырнут отсюда, скоро вернусь. Девушку колотило, словно она до смерти замерзла. – Не ос-с-ставляй меня од-д-дну. Прошу. – Ты не останешься одна, – пообещала я. – Детектив Лэндри будет здесь или прямо за дверью, пока я не вернусь, хорошо? – Он хороший парень, – добавила я, мельком взглянув на Лэндри. – Может быть настоящим остолопом, но человек хороший. Лэндри последовал за мной в коридор. Я остановилась у двери. Он стоял ко мне так близко, что мы могли говорить шепотом. – Взяла под крыло еще одну беспризорницу? – спросил Лэндри, мягче, чем мне хотелось от него слышать. Упаси Боже того, кто обвинит меня в добродушии. – Мне жаль малышку. Пристрели меня. – Думаешь, они будут ее здесь держать? Я пожала плечами. – Это век регулируемого медицинского обслуживания. Подобные заведения обычно не тратят на пациента ни одной лишней секунды. – И что если они ее не оставят? – Заберу к себе домой, – без колебаний ответила я. – Она не может вернуться к Броуди. Лэндри нахмурился. – Мне не нравится, что ты ее забираешь с собой, Елена. Кто-то пытался ее убить. – Нет. Кто-то пытался ее напугать, – поправила я. – Если бы ее хотели убить, она была бы мертва. – Семантика, – парировал Лэндри. – Кто-то едва не убил ее. Она в опасности – ты в опасности. – Да, ну так знаешь что? Это не твоя проблема. Он уперся руками в бока и выдохнул. – Елена… – Не надо. Это дохлый номер. Оставь. Лэндри раскрыл рот, попытавшись что-то сказать, осекся и отвернулся, затем попытался снова и не смог. – Если у тебя нет ничего относящегося к делу, – заметила я, – мне надо найти этой девушке настоящего врача, вышедшего из пубертатного периода. – Они все запаслись адвокатами, – сообщил Лэндри. – Шайка Броуди. – Знаю. Нарвалась на Броуди этим утром. – Тогда тебе известно имя его адвоката. – Да. – И как ты к этому относишься? – Дерьмово, – ответила я, раздражаясь из-за того, что Лэндри поднял эту тему. – Я получила возможность заново пережить один из наихудших моментов своей жизни, который пресса перекопала как компостную кучу. И мой уважаемый папаша – на практике еще б'oльший ублюдок, чем я сама по определению – будет критиковать меня направо и налево и твердить на весь мир, что я психически ненормальная, жалкая и озлобленная женщина, способная на все, лишь бы посеять хаос в жизни человека, предавшего ее двадцать лет назад. Как бы ты себя чувствовал? Ему нечего было на это ответить. Лэндри вырос в обычной среднестатистической семье синих воротничков. Он не знал, каково чувствовать себя незнакомцем, не в своей тарелке в единственном доме, который когда-либо знал, быть преданным единственными людьми, на которых по идее следовало безоговорочно рассчитывать. Как бы ты себя чувствовал? Как я себя чувствовала? Обидно, что эти воспоминания все еще имели надо мной такую власть. Сработал пейджер Лэндри. Он проверил номер и нахмурился. – Тебе лучше выйти, чтобы ответить, – посоветовала я, обрадовавшись возможности избавиться от его присутствия. – Пока ты не расстроил работу всех кардиостимуляторов в этом здании. Лэндри прицепил пейджер обратно к поясу. – Я перезвоню тебе, когда что-то узнаю, – заверил он. «Оливковая ветвь», – подумала я. Или наживка. Или тонкая ниточка, чтобы оставаться на связи. – Ладно, – мягко ответила я. – Спасибо. Лэндри направился было прочь, но вернулся, обхватил ладонями мою голову и со сдерживаемым отчаянием поцеловал. – Пожалуйста, не дай себя убить, – попросил он. Удивленная и захваченная врасплох я стояла и смотрела, как он покидает отделение скорой помощи, и думала о том, что возможно оттолкнула одного из немногих людей, которые поддерживали меня, что бы ни произошло. Глава 42 Эдвард Эстэс был видным мужчиной: стройным, поджарым, элегантно одетым. Казалось, выражение его лица естественным образом хранило гримасу неодобрения. Алексей Кулак сидел в своем офисе в задней части бара «У Магды» и смотрел на Эдварда Эстеса по телевизору с проницательностью, которая могла напугать адвоката, знай он о ней. Эстес. Кровь Алексея вскипала сильнее всякий раз, когда он читал это имя внизу экрана. «Необычное имя», – думал он. Из многочисленных рассказов Ирины Кулак знал, что у Елены Эстэс было знатное происхождение. Она знакома со всеми мужчинами, с которыми путалась Ирина. И теперь их представительством занимался дорогостоящий адвокат с той же фамилией. Насколько близка к этой группе женщина, избранная им для поиска убийцы его Ирины? С каждой минутой он все больше убеждал себя, что она никогда не выдаст ему имя ублюдка. Будет врать ему. Врать, чтобы защитить собственный подвид. Раздался короткий стук в дверь, и Светлана Петрова просунула голову внутрь. – Я принесла тебе обед, – объявила она, скользнув в кабинет. «Каждое ее движение напоминает ползущую рептилию», – думал Алексей. В глазах Светланы всегда присутствовало это выражение: холодное, хитрое. Его мозг, уставший от горя, недосыпа и таблеток, принятых, чтобы не заснуть, накладывал поверх женщины образ Ирины. Высокой, элегантной, гордой. Ирины, стройной и грациозной, с большими внимательными глазами и губами, полными как спелые ягоды. Затем изображение растаяло, и он снова мог видеть только Светлану. Низкую, коренастую, расчетливую. Светлану с поросячьими глазками, кричащим макияжем, слишком тесной одеждой и начесом, чересчур высоким и хрустящим от лака. Женщина обошла письменный стол и уселась сверху. – Ты слишком грустный, Алексей, – заговорила Светлана. – Мучаешь себя. Это не твоя вина. Ирина поступила по-своему, и вот что вышло. Кулак сверлил ее взглядом, с каждой секундой ненавидя все больше. Светлана не достойна целовать ноги Ирины. Женщина так нагнулась вперед, что он мог видеть ее груди, прикрытые прозрачной блузкой. Светлана вытянула вперед маленькую короткопалую ладонь и прикоснулась к его щеке. – Позволь мне помочь тебе почувствовать себя лучше, Алексей, – прошептала она. – Позволь унести горе прочь, хотя бы на короткий срок. – Ты сказала, что принесла мне обед, – резко ответил он. Светлана улыбнулась своей лукавой змеиной улыбкой. – Конечно, так и сделала. Она закинула ноги на ручки его стула, откинулась назад и задрала юбку. Алексей изумленно смотрел, как Светлана потрогала себя и раскрыла. Ее киска была влажной и красной. Он мог почувствовать ее запах. Жар наполнил Алексей. Но не горячее желание секса. Жар ярости. – Ты гребаная потаскуха, – заорал Кулак, поднимаясь со стула. Он ударил женщину по губам тыльной стороной ладони с силой, сбросившей ее со стола. – Как ты смеешь, – кричал он, огибая стол. – Как смеешь опошлять мое горе! Ты, конченная шлюха! Ошеломленная, Светлана лежала на полу. Она смотрела, как Кулак приблизился и навис над ней, и попыталась встать на четвереньки, чтобы уползти прочь. Кулак схватил за перед прозрачной блузки, которая начала рваться, как только он потянул Светлану вверх, чтобы поставить на ноги. Женщина жестко приземлилась на заднее место и попыталась отодвинуться назад, но как только начала разворачиваться, врезалась в старую картотеку. В этот момент Кулак схватил ее за волосы и поставил на ноги. Светлана пыталась выговорить «нет», но ее нижняя челюсть безвольно отвисла, и выходили лишь звуки животного страха. – Посмела думать, что можешь занять ее место, ты, тупая грязная корова? Все еще держа Светлану за волосы, он сжал свободную руку в кулак и впечатал ее в грудь женщины со всей силой, на которую был способен – ударил раз, еще раз. Теперь она плакала, истерически, и пыталась вырваться. Нос женщины был сломан и кровоточил, и кровь текла ей прямо в рот. Алексей грубо швырнул ее на пол. Светлана сжалась в комок, полураздетая, тушь бежала вниз по ее лицу как две черные речки, делая женщину похожей на омерзительного клоуна. Она глянула в сторону двери, высматривая кого-то, кто придет и спасет ее, зная, что никто этого не сделает. Кулак снова ударил ее, и Светлана съежилась как побитая собака. – Мне следовало прикончить тебя! – кричал Алексей. – Следовало прикончить! И, возможно, он сделал бы это, не привлеки нечто на экране телевизора его внимание. Фотография мужчины, красивого, надменного. Под фотографией стояло имя: Беннет Уокер. А под ней изображение женщины. Намного моложе, чем сейчас, с буйной гривой темных волос. Под снимком значилось: Елена Эстес. Он перевел взгляд на Светлану и плюнул на нее. – Ты не стоишь моих усилий. У него есть более важные дела. Еще мгновение он вглядывался в экран. Изображение Ирины заполнило рамку под названием: УБИЙСТВО МАРКОВОЙ. Кулак вернулся к письменному столу, достал пистолет из ящика и ушел. Глава 43 – Получил ордер. Я в Палм-Бич Поло, – сообщил Вайс. – У нас есть видео, как машина девушки проезжает через западные ворота в 2:13 ночи. В воскресенье. – Ее саму в машине видно? – Запись не настолько хорошая. – А Уокер? – спросил Лэндри, чувствуя старое знакомое напряжение в животе. Он практически мог почуять запах крови Беннета Уокера. – Уокер и Барбаро в «порше» Уокера. «Эскалэйд» Броуди с пассажиром. Наверное, Овадой. Также пара других машин. Я послал помощника шерифа проверять регистрационные номера, но готов спорить, одна принадлежит Полу Кеннеру, другая – Себастьяну Фостеру. – Иисусе, – выдохнул Лэндри. Он стоял у самого края тротуара перед входом в отделение скорой помощи. Вернись он внутрь и попроси медсестру измерить ему пульс, пожалуй, уже лежал бы на каталке. У Лэндри были адреса всех мужчин из шайки Броуди. Двое из них жили в районе поло-клуба: Пол Кеннер и Беннет Уокер. – Отбывающих видели? – Броуди уехал через западные ворота в 3:30; машина Фостера, по моим предположениям, выехала вслед за ним. Ни Кеннера, ни Уокера. – А машина девушки? – Выехала через западные ворота в воскресенье ночью, поздно. – Водителя можешь разглядеть? – Нет. – Дерьмо, – выругался Лэндри. – Отправляйся к Уокеру домой и опроси соседей. Выясни, был ли кто из них в курсе вечеринки, происходившей там ближе к утру воскресенья. Кеннер тоже живет в поло-клубе. Если ничего не выгорит в одном месте, попробуй в другом. – Если нам удастся связать машины с одним из домов, я выбью ордер на обыск, – предложил Вайс. – А мне, тем временем, привезти Уокера и Кеннера на допрос? – Нет, – ответил Лэндри. – Подождем, пока не накопаем достаточно материала для ордера на арест. Тронем их сейчас, только адвокатов разозлим, что даст Дугану лишний повод сильнее надрать нам задницы. – Поговорю с Дуганом о том, чтобы посадить кого-то приглядывать за ними на расстоянии. – Верно. Нашли в машине какие-нибудь отпечатки пальцев? – Несколько частичных. – Лучше чем ничего. – Я ставлю на след ноги, – поделился Вайс. – Что там с девчонкой Перкинс? – Пока еще не беседовал с ней. Выглядит как персонаж из фильма ужасов. Напугана до чертиков, но уверяет, что не видела нападавшего. – Я думал, ты еще не брал у нее показаний. – Мне пора, – обронил Лэндри и закончил звонок. Не медля, он перезвонил Дугану и рассказал об изъятых у охранников видеозаписях. – У нас есть способ «заблокировать» паспорта этих ребят? – спросил Лэндри. – У них имеется доступ к частным самолетам. – Позвоню окружному прокурору, – ответил Дуган. – Полагаю, нет. Если у тебя недостаточно улик для ордера на арест, они вольны делать, что пожелают. – Может, упадем им на хвост? – И заставим Шапиро и Эстеса вопить о преследовании? – На расстоянии. Дуган колебался – Господи Иисусе, – рявкнул Лэндри. – Нам надо сказать «пожалуйста» и «спасибо», когда бросим им в лицо перчатку? Стоит попросить позволения у их адвокатов, прежде чем арестовывать их за убийство и скармливание девушки гребаным аллигаторам? Кто бы это ни был, он, мать вашу, преступник. И мне глубоко плевать на величину его банковского счета. – Ага, это очень социально-сознательно с твоей стороны, Джеймс. Но реальность, знакомая тебе не меньше, чем мне, такова, что высокое положение имеет свои привилегии. Жизнь несправедлива. Если кто-то старше шести лет еще не понял этого, то ему следует достать голову из задницы и оглядеться. – Значит, ответ «да», – заключил Лэндри. – Мне надо съездить домой, вытащить белые перчатки и светские манеры, прежде чем я арестую одного из этих козлов. – И когда придет время, Лэндри, все точки встанут над «i» и черточки пересекут «t» в обвинительном заключении, или же Эдвард Эстес прожует и выплюнет ваши ордера и ходатайства об отводе. Усек? – Четко и ясно. – И какое место во всем этом занимает другая Эстэс? – спросил Дуган. – Мне откуда знать? – У тебя есть выход на нее. Мне стоит об этом беспокоиться? Лэндри ответил не сразу, рассматривая последствия обоих вариантов ответа. Сообщи он Дугану, что Елена в госпитале с девчонкой Перкинс, Дуган попытается убрать ее с дороги, сдержать. «От греха подальше», – подумал Лэндри. Однако мешать Елене поступать по ее чертовому разумению – нелегкая задача. Если она решит, что за действиями Дугана стоит Лэндри – а Елена могла так подумать – последняя крупица доверия к нему, которая, возможно, все еще у нее оставалась, улетучится – вероятно, навсегда. И поскольку значок Елену больше не волновал, это было для нее делом чести. Ее вендетта, если Уокер действительно убил Ирину. Мог ли Лэндри отнять это у нее? Должен ли? – Лэндри? – Да. Я здесь. Телефон барахлит. Что ты сказал? – Журналисты роются в событиях двадцатилетней давности, – разъяснял Дуган. – Она имела отношение к Беннету Уокеру. Свидетельствовала против него в деле о нападении и изнасиловании. И теперь она опять в центре истории. Дочка Эдварда Эстэса. Это чертов кубик Рубика конфликта интересов. Ты знаешь, где она сейчас? – Нет, – ответил Лэндри. – Не знаю. – Послушай, мне нужно идти опрашивать девчонку Перкинс, – продолжил Лэндри. – Она в больнице. Кто-то выбил из нее все дерьмо прошлой ночью. – Ей известно кто? – спросил Дуган. – Ты будешь первым, кто узнает. Лэндри захлопнул телефон и вошел обратно в здание, чтобы взять показания у Лизбет Перкинс. Глава 44 Не только компетентная, но и сострадательная медсестра осмотрела Лизбет и взяла анализы для определения возможного изнасилования, но ничего не обнаружила. Лэндри позволил мне остаться, пока сам опрашивал девушку – как будто у него был выбор. Я слушала ее историю второй раз и думала, что Лизбет пережила один из самых ужасающих моментов в жизни, который я только могла представить: ослепленная, беспомощная, полностью во власти безжалостного, безликого демона. Физически с Лизбет все будет в порядке. Кровоизлияние в глазах в течение ближайших нескольких дней рассосется. Отек горла сойдет. Ей вкололи высокую дозу антибиотиков, чтобы убить любую инфекцию, которая могла попасть в легкие вместе с грязной, застоявшейся болотной водой. Психологически, она еще долго не оправится. Пока мы ехали из больницы на ферму, Лизбет молча сидела, уставившись в приборную панель, и вела себя так тихо, словно до сих пор не отошла от шока. Последнее, что ей хотелось услышать – чьи-то громкие крики радости и подбадривания по поводу ее чудесного спасения, которое в этот самый момент не казалось таким уж великим делом. Испытав на себе нечто подобное, я знала достаточно, чтобы держать рот на замке. Тот, кому не довелось пережить ничего страшнее насморка, всегда будет наготове с большой поздравительной открыткой, полной банальностей и житейской мудрости. Если бы мне давали один доллар каждый раз, когда мне хотелось заткнуть на хрен рот таким людям, я могла бы трижды купить и продать Дональда Трампа. Когда мы въехали на подъездную дорожку, Шон катался верхом на Д’Артаньяне. Он держался в седле как влитой и прекрасно чувствовал жеребца – годы тренировок с немецкими мастерами не прошли даром. Всадник и гнедой красавец, едва касавшийся копытами земли, пересекали арену быстрым галопом и казались единым целым. Как бы мне хотелось быть там вместе с Шоном. Внешний мир отступает, когда я сосредотачиваюсь на каждом шаге коня подо мной. В нашем виде спорта нет времени на посторонние мысли. В редкие моменты рассудок вовсе отключается, и ты остаешься с животным наедине. Общение – простой обмен чистой энергией. Процесс отсутствует напрочь; нет цели, плана, церемонии, противоборства и результата. Лишь замысел и воплощение. Как жаль, что остальная часть жизни редко проходит без осложнений. Я остановила машину перед коттеджем, обошла ее и открыла дверь для Лизбет – думаю, что в противном случае, та продолжала бы неподвижно сидеть, уставившись в пространство. – Пошли, детка, – позвала я. – Разместим тебя. Пришлось положить руку ей на плечо, чтобы двинуться дальше, иначе девушка просто остановилась бы и стала украшением лужайки. Войдя в дом, я отвела ее в гостевую комнату и показала, как работает душ. Пока она мылась, я приготовила для нее свои спортивные штаны и футболку, затем пошла на кухню и разогрела немного лапши. Елена Эстес – богиня домашнего уюта. Ни один из моих знакомых представить такого не мог (а так хотелось), но это было частью моей легко поддающейся воспитанию натуры. Это качество передалось мне не по наследству. Еще до того, как я появилась на свет, родная мать продала меня человеку, предложившему наивысшую цену. Оно также досталось мне не от Хелен – моей приемной матери. Полагаю, я всему научилась методом проб и ошибок. Представляя, какой мне хотелось и не хотелось стать, когда у меня будут собственные дети. Мы с Беннетом хотели троих. Мальчика, девочку и ребенка-награду. Я пребывала в восторге от этой идеи: выбирала имена и мысленно намечала, что мы будем делать вместе, как семья. В итоге ни брака, ни ребенка, ни семьи. Где-то после тридцати я с этим примирилась. У меня нашлось другое призвание. Я посвятила себя карьере. Никогда не была социальным существом и с давних пор довольствовалась собственной компанией. Это меня устраивало. Не нужно соответствовать чьим-либо идеалам совершенства или терпеть бесконечное разочарование. Я в состоянии найти удовлетворение в самой себе. Удовлетворение – или нечто очень близкое к нему, к чему я только могла приблизиться. Я привыкла быть настолько безответственной и спонтанной, эгоистичной и упрямой, насколько только могла пожелать. Меня всегда возмущало, когда приходилось поступаться своим временем, планами. Я не должна была уважать чужое расписание или чужие ожидания. Таковы мои плюсы и минусы. Однако случались времена – когда, например, двенадцатилетняя Молли Сибрайт пришла и доверилась мне; и вот теперь Лизбет, которая во многих отношениях наивнее, чем когда-либо была Молли – меня накрывала старая тоска, и я размышляла, как все по-разному могло обернуться для Елены Эстес, если бы только… Я никогда не позволяла этой тоске длиться долго. Слишком болезненная и пустая трата времени. Я поставила чашку с супом на поднос и понесла его в гостевую комнату, постучав, прежде чем войти. Свои вьющиеся волосы она закрутила во влажный узелок, но, по крайней мере, они были чистыми. Лизбет надела оставленную мной одежду и приняла полюбившуюся за день позу – уселась, упершись в спинку кровати и подтянув колени к подбородку. Пальцы теребили висящий на шее медальон. – Поешь немного, если сможешь, – предложила я, опуская поднос на прикроватную тумбочку. – Это успокоит горло. Меня саму на днях душили, так что я знаю, о чем говорю. Она взглянула на меня, не уверенная, что делать с тем, что я сказала. Я пожала плечами и присела на кровать. – Мир катится в ад, что тут скажешь? Лизбет закрыла глаза и покачала головой. – Я не знаю, как все случилось, – прошептала она. – Не понимаю. – Полагаю, людей не убивают, не избивают и не обращаются с ними как с дерьмом там, откуда ты приехала. Девушка меня не слушала. Она накрыла голову руками, будто та раскалывалась. – Это все моя вина, – пробормотала она. – Ты слишком высокого мнения о своей персоне, – возразила я. Смущенная и обиженная, Лизбет открыла глаза и посмотрела на меня в ожидании объяснений. – Считаешь, что у тебя есть власть управлять вселенной и всеми в ней живущими, – пояснила я. – Думаешь, если бы только смогла убедить Ирину не ходить на ту вечеринку… Нам обеим известно, что ничто не могло остановить Ирину. – Я умоляла ее не ходить туда. – Тогда ты сделала, все что могла. Девушка отвела взгляд и уставилась в окно. – Жаль, что… Жаль, что… – Если собираешься заявить «жаль, что я не умерла вместо нее», лучше помолчи. Это не твоя вина, просто иногда такое случается. Принимай свои провалы, когда они происходят. Жизнь скоро повернется к тебе другой стороной. – Я сделала неправильный выбор и погиб человек, который не должен был умирать, – добавила я. – Стояла прямо там и смотрела, как ему выстрелили в лицо. У него были близкие, а теперь из-за меня они остались одни. – Ты чувствуешь вину? – спросила Лизбет. – Да, ужасную. Но это не вернет его обратно, так какой в этом прок? Я много времени потратила, казня себя. Никто не вручил мне за это золотую звезду. Мир – не лучшее место. – Никто не любит мучеников, Лизбет, – внушала я ей. – Сейчас я пытаюсь вставать по утрам и быть достойным человеком, делать для себя что-то хорошее, кому-то помогать. Думаю, это лучший способ загладить мою вину. – Убереги себя от бесконечного самоедства, злоупотребления алкоголем и наркотиками, просто живи. Лизбет таращилась на меня, не зная, что ответить. – До чего противную мамашу я тут разыграла, – саркастически заметила я. – Донна Рид перевернулась бы в гробу. – Кто такая Донна Рид? Я глянула на девушку. – Чтобы это узнать, надо побывать в аду. Она не спросила меня почему, пытаясь избежать очередной проповеди от сумасшедшей леди средних лет. – Лизбет, я имею в виду: вину нужно искупить, а не барахтаться в ней. – Как? – Помоги мне выяснить, что произошло с Ириной. – Но я не пошла на продолжение вечеринки, – ответила девушка, отводя взгляд и упираясь им в стену, будто на ней, как на видимом только для Лизбет экране, память проигрывала события той ночи. – Куда все отправились из «Игроков»? – твердо спросила я. – И не говори мне, что не знаешь. Крупная слеза скатилась по щеке Лизбет. – Домой к Беннету, – прошептала она. Я не удивилась, но меня будто током в живот ударило. Условная реакция на звук его имени. Или в меня врезался заколоченный в ящик груз неприятных эмоциональных воспоминаний. И пусть по существу я услышала желаемое, все равно глубоко внутри почувствовала дурноту. – Насколько она была близка с Беннетом? – Не понимаю, что ты имеешь в виду. – Она была в него влюблена? – напрямик спросила я. Еще одна крупная слеза. – Нет, – ответила Лизбет, но в ее голосе прозвучала нотка неуверенности. – Она его не любила. – Они были любовниками, – объявила я, никак не заботясь о чувствах девушки. Сухой факт. Она кивнула. Еще две слезы. – У нее был план? – Не понимаю, что ты хочешь сказать, – повторила девушка. – Я слышала от нескольких человек, что Ирина охотилась за богатым мужем. Лизбет прерывисто выдохнула. Все это время она не смотрела на меня. – Лизбет, мне известно, что недавно Ирина посещала доктора в женской клинике. Она могла быть беременной? Еще больше слез. – Была? Почти незаметный кивок. – Она его не любила, – снова проговорила девушка. – Ты пытаешься меня в этом убедить, Лизбет? – осторожно спросила я. Смена тона должна была выбить ее из равновесия. – Или пытаешься убедить себя? Она не ответила. Я вздохнула и стала ждать, позволяя эмоциональному напряжению укрепиться в ней. Проиграла в памяти фотографии, на которые смотрела несколько последних дней. Лизбет с болезненной улыбкой и в фиолетовом бикини, стоявшая рядом с Джимом Броуди в купальных плавках. Сидящих у бассейна плечом к плечу, щека к щеке Лизбет и Ирину, у каждой в руке по коктейлю с зонтиком, салютуют фотографу, улыбаются. – Ты очень по ней скучаешь, – мягко проговорила я. Плечи девушки дрожали, пока та пыталась совладать с эмоциями. Я подумала о бутылке водки в ее морозильнике. Неуместной. Фотографиях на холодильнике. Слишком много Ирины. – Она была твоей лучшей подругой. Девушка сильно зажмурилась. – Лизбет? – спросила я и выдержала паузу. – Ирина тебе больше чем подруга? – Не поним-маю, что ты им-меешь в виду. – Ты была в нее влюблена? Теперь она посмотрела мне в лицо, шокированная, обиженная, виноватая. – Я не лесбиянка! Ирина – не лесбиянка! Я собрала достаточно информации, чтобы знать: Ирина могла быть кем угодно в любой момент времени. Никаких сомнений, что ее интересовали парни, но не удивлюсь, услышав, что она сворачивала на другую дорожку, когда ей было удобно. Не сложно представить, что во время этих вакханальных оргий алиби-клуба действо девушек с девушками являло собой нечто вроде популярного и зрелищного вида спорта, а Ирина всегда любила свет прожектора. – Тяжко тебе пришлось? – мягко спросила я. – Ты приехала сюда с мыслями, что устроишься на работу, будешь получать хорошие деньги, знакомиться с людьми, веселиться. Может, надеялась встретить любовь всей своей жизни, не знаю. Но получила нечто совершенно отличающееся от того, на что рассчитывала. – Тебя засосало в общество Броуди, затянуло с головой. Ты хороший ребенок, Лизбет. Ты ничего не знала об этом мире. Легкомысленном, поверхностном, аморальном. В некотором смысле, у тебя имелось более чистое представление о том, что правильно, а что нет. Ты приехала из нормального места, населенного нормальными людьми. Нет ничего нормального в том, как живут эти люди. Кругом игра, им позволено все, чего душа пожелает, пока это желание не пропадет. Потом они просто всё выбрасывают, будто это никогда и ничего для них не значило. С другой стороны, людям, которым приходится беспокоиться об оплате ипотечных кредитов и счетов за электричество, мир богатых кажется легким и прекрасным. Но любая жизнь имеет свою цену и подводные камни. А в образе жизни, где нет никаких границ, становится проблематично найти свое истинное я. Если все дается легко, нет способа понять истинную ценность. А если настоящей цены нет, то нет и способа измерить радость, успех или удовлетворение. Это мир Беннета Уокера. У него было все, о чем другие могут только мечтать, но он никогда не чувствовал удовлетворения. Он брал все, что можно, за исключением разве что человеческой жизни. А в мире, где ничто означает все что угодно, почему бы не взять и ее тоже, чтобы просто посмотреть, каково поиграть в Бога? Беннет всегда верил, что мир должен вращаться согласно его плану. Что если Ирина решила сорвать этот план? Что если вознамерилась получить желаемое, взяв верх над Беннетом? Что если объявила ему о своей беременности и ждала, что он женится на ней? Могу представить себе гнев, охвативший Беннета Уокера. – Думаешь, что-то могло произойти той ночью, Лизбет? – спросила я. – Вот почему ты так пыталась удержать Ирину от продолжения гуляний? – Я действительно устала, – прошептала она. – Хочу поспать. Я подумывала нажать на нее сильнее, но решила этого не делать. Эмоциональный заряд был хорошим стартом. Сон пока подождет. Вины из-за этого я не чувствовала. Лизбет жива, Ирина нет. Лизбет поправится. Лучшее, что я могу сделать для Ирины – отомстить. Если мне потребуется манипулировать, обманывать и использовать эту девушку, так тому и быть. – Один последний вопрос, – объявила я. – Ты когда-нибудь видела, чтобы Беннет Уокер – или кто-то еще из компании, если на то пошло – причинял Ирине физическую боль? Лизбет мне не ответила. Либо она притворялась, либо в самом деле заснула. Неважно. Мне не нужно от Лизбет Перкинс подтверждения тому, что Беннет Уокер способен поднять руку на женщину. Я знала не понаслышке. Глава 45 – Я знала, что он сомнительная личность, – ответила охранница. «Д. Джонс». Она брезгливо скривила губы и покачала головой, щурясь на фотографию Беннета Уокера. Дама была размером с небольшой морозильный шкаф. – Это как? – спросил Лэндри. – Потому что такие привлекательные мужики всегда вызывают сомнение, – ответила она, глядя на Лэндри как на идиота. – И он никогда не водил эту машину. Что он в ней делал? Мистер Важная персона всегда передвигается на своем «порше» или еще какой-нибудь из своих тачек. Ни на каком «фольксвагене» по округе не гоняет. Он и тот темноволосый иностранный парень. Оооо! Должна сказать, на второго мне смотреть нравится. – Вы уверены, что это был он? – спросил Вайс, коснувшись изображения Беннета Уокера концом шариковой ручки. – Уверены, что все происходило в ночь воскресенья? – Уверена ли я? – переспросила женщина, обижаясь на его очевидную тупость.- Уверена ли я? Это моя работа. Именно этим я и занимаюсь. Уверены, что вы детектив? – Я сам его периодически об этом спрашиваю, мисс Джонс, – с самым серьезным видом произнес Лэндри. Из нее вырвался смех, напоминавший пушечный выстрел. Массивная грудь вздымалась и опускалась, как пятиметровая морская волна. – У вас есть чувство юмора, – заявила она. – Нет, – ответил Лэндри. – Не совсем. Охранница повернулась обратно к Вайсу. – Дорогуша, я работаю здесь посреди проклятой ночи. Кто-то приходит, кто-то уходит, а я в курсе происходящего. Такое здесь считается волнительным событием. Думаете, я просто сижу и всю ночь делаю себе маникюр? Просто смотрю фильмы? – Вы были здесь в ночь субботы? – с нажимом спросил Лэндри. – Нет. В субботу у меня выходной. У меня есть собственная жизнь, знаете ли. Я не просто торчу здесь как телок на привязи. – Неважно, – нетерпеливо отмахнулся Вайс. – Мы получили пленки. Пойдем. Лэндри поблагодарил Д. Джонс и вышел из кабинки вслед за Вайсом, который уже был на полдороги к своей машине. – Ну? – спросил Вайс. – Этого должно хватить для ордера на обыск дома Уокера. Запись и свидетель, видевший его в машине убитой. Зазвонил телефон Лэндри. Елена. Подняв палец, он сделал Вайсу знак подождать и принял вызов. – Лэндри. – Вечеринка продолжилась в доме Беннета Уокера в поло-клубе. Лизбет мне рассказала. – Есть. Спасибо. Он хлопнул крышкой мобильника и сообщил Вайсу: – Вечеринка была в доме Уокера. Теперь у нас достаточно информации для ордера. Давай-ка надерем ему задницу. Глава 46 Зажав мобильник в руке, я мерила шагами гостиную и пыталась решить, что делать дальше. Можно пройтись по соседям Беннета в поло-клубе и поспрашивать, не видел ли кто, как он в ночь c субботы на воскресенье убивал девушку. Вот будет здорово. Так и вижу: охрана ведет меня к Лэндри, чтобы арестовать за вторжение в частные владения, пока тот занимается обыском дома Беннета. Как удобно. Ему не нужно, чтобы я опрашивала соседей. Лэндри возложит обязанность СВД (стучать в двери) на людей в форме, а сам будет следить за происходящим в доме. Согласно моим предположениям он попытается получить ордер на обыск. На его месте я старалась бы сделать именно это. Интересно, как далеко продвинется Лэндри, прежде чем мой отец вставит палки в колеса правосудия. Если на определенном этапе своей карьеры Лэндри еще не успел понять, то скоро обнаружит, что для таких людей как Беннет Уокер и Эдвард Эстес существует иной свод правил. Железная рука правосудия наденет лайковую перчатку. Люди, готовые вонзить иглу в руку любого другого убийцы, внезапно начнут отступать. Окружной прокурор станет более сговорчивым в вопросе заключения сделки. Тяжелые времена? Конечно, мистер Уокер – чей тесть оплачивал кампании практически каждого кандидата от республиканской партии в штате – не собирался задушить девушку. Вероятно, это несчастный случай. Возможно, срок в колонии с минимальной изоляцией и хорошим теннисным кортом в обмен на признание в непредумышленным убийстве… Однако о чем я думала? Отец никогда и мысли не допускал о признании вины. Он загонит всю Флориду на скандальное полномасштабное телешоу «Час суда». Запустит поглубже руку в карман Беннета и будет вызывать одного за другим свидетелей-экспертов. По сравнению с этим расходы штата на само судебное разбирательство покажутся мелочью. Прокурор будет просить по пять баксов за чернила и линованную бумагу на свой стол. Эдвард выложит по пять, а то и по десять тысяч долларов за каждого свидетеля с ученой степенью, чтобы те убедили жюри купить цент за доллар. По крайней мере, на этот раз жертва не сможет отречься от своих показаний за шестизначный откуп. Испытывая беспокойство, я отправилась взглянуть на Лизбет. Притворялась она или нет, когда я вышла из комнаты, девушка действительно крепко спала. Светильник на прикроватной тумбе отбрасывал на ее лицо янтарные блики. С рассыпанными на подушке густыми вьющимися волосами она выглядела лет на двенадцать. Маленькая девочка все еще мечтающая стать принцессой. Я вошла в комнату, укрыла Лизбет шерстяным пледом и коснулась ее лба, чтобы проверить нет ли признаков лихорадки. Елена Эстес: Матушка Земля. В моей руке завибрировал мобильник. Я вышла в коридор, чтобы ответить. – Елена? Это Хуан. Мне нужно с тобой поговорить. – Вот она я. Приступай. – Нет, нет. Не по телефону. Мне нужно с тобой увидеться. – Зачем? – Ты не облегчаешь мне задачу, – вздохнул он. – Что ж, я знаю, как ты любишь все эти штучки, но я не в настроении, Хуан. Лизбет Перкинс избили, душили и почти утопили. – Что? – переспросил он тоном, выражавшим истинный шок. – Лизбет? Когда это случилось? Как произошло? – Прошлым вечером. Она проводила ночную проверку, когда кто-то ее схватил. – Боже мой. – Пытаюсь решить, следует ли мне из-за этого расстроиться или просто пожать плечами, – саркастически проговорила я. – Особенно видя, что она не мертва, а только жалеет, что не умерла. Что думаешь? – Думаю, ты пытаешься донести до меня то, что я уже понял. Это признание заставило меня взять паузу. – Я много размышлял, копался в душе. – Славно знать, что она у тебя есть. – Полагаю, я это заслужил. – Полагаю, заслужил. Барбаро тяжело вздохнул и попытался собраться. – Прошу, Елена. Давай встретимся. Или я могу приехать к тебе. Как сама пожелаешь. Я предпочитала не приводить Барбаро в свой дом, где моя единственная свидетельница спала беспробудным сном. У меня не было никаких причин ему доверять. Как ни крути, один из шайки напал – или заплатил кому-то другому – на Лизбет. Я ничуть не сомневалась, что прошлой ночью, после того как стало известно о моей бывшей работе в полиции, они все вместе это обсуждали. Броуди знал, что я качала из Лизбет информацию. Как знал и Барбаро. Вместо того чтобы считаться со мной, они сделали проще и атаковали Лизбет. Легче завернуть кран, чем заставить ведро исчезнуть. – В чем дело? – В Беннете. Я промолчала. – Встреться со мной в ресторане «Игроков». Я хочу поговорить с тобой прежде, чем пойду к детективам. Пожалуйста, Елена, дай мне этот шанс. Он собирался заложить Беннета. Я не могла быть более потрясенной… чем полной надежды, чем настороженной. – Душа, обремененная совестью, – обронила я. – Слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. – Встреться со мной, прошу, – молил Барбаро. – Буду через двадцать минут, – ответила я и захлопнула мобильник. Глава 47 Пара фургонов служб новостей обосновалась на главной стоянке у «Игроков». Клубки кабелей размером с питонов извивались от микроавтобусов к местам самых выгодных натурных кадров, где под ослепляющим белым светом софитов, перед экранами на штативах-треногах стояли телеведущие, готовые выйти в эфир. Слухи об алибе-клубе и его членах вновь превратили убийство Ирины в новость «номер один». Последнее публичное место, где ее видели в субботней ночью – естественный выбор фона. Пока я наблюдала за происходящим, блондинка с очень серьезным выражением лица встала на исходную позицию и принялась за дело. Высокий нескладный парень работал у стойки швейцаров. Его волосы стояли дыбом. Сам он выглядел ошеломленным, что, учитывая слабо проворачивающиеся шестеренки в его мозгу, случалось постоянно. – Где твой приятель Джефф? – спросила я. – Не знаю, – ответил он, дыша чуть быстрее. – Опаздывает. Я знаю только одно – у нас реальная запарка. Парень поспешил открыть двери кремового «бентли». Я вошла в клуб, спустилась по лестнице и сообщила метрдотелю, что встречаюсь здесь с мистером Барбаро. Мы уже достаточно прошли вглубь обеденного зала, и я не могла изящно дать задний ход, когда увидела, к чему в действительности было приковано все внимание прессы: Беннет Уокер и мой отец обедали. Пиар-ход, являвшийся визитной карточкой моего отца, в этом весь он. Эдвард Эстес хотел показать публике Беннета – привлекательного, хорошо одетого, благонравного – ведущего серьезный разговор со своим привлекательным, хорошо одетым, высокоуважаемым адвокатом. Только отец мог заставить управляющих клубом пустить камеры в ресторан. Мои ноги буквально приросли к полу, я ничего не могла поделать и продолжала смотреть прямо на Эварда Эстеса и Беннета Уокера. Отец занимал внимание окружающих беседой и меня пока не замечал. Его волосы полностью поседели, лицо немного осунулось, но, несмотря на это, в моих глазах он выглядел как раньше – высокомерным, интеллигентным, и в своей стихии перед камерами. В этот момент меня одолевала смесь разнообразных и выбивающих из душевного равновесия эмоций. Как и в случае с Беннетом, я не хотела ничего чувствовать при встрече с отцом, первой за все эти годы. Но, конечно, этого не случилось. Эмоциональные воспоминания первых двадцати лет моей жизни захлестнули меня. Гнев, возмущение, вина, и то разрушительное чувство неполноценности, которое я всегда испытывала, когда он смотрел на меня холодным, неодобрительным взглядом. Взглядом, которым он посмотрел мне в глаза сейчас, сидя за столом с насильником и возможным убийцей, двадцать лет назад разбившим мой мир вдребезги. – Елена, – произнес отец с тем привычным тонким намеком на снисходительность, словно король снизошел до беседы с чернью. Глаза начало жечь, и я разозлилась на себя. Но у меня были всего лишь доли секунды, чтобы осознать: несколько камер и фотоаппаратов, намеревавшихся сделать из моего отца, т.е. Беннета Уокера, одиннадцатичасовые новости, качнулись в мою сторону, поняв, кто я такая. Я оказалась в ловушке. Можно уйти и выглядеть трусихой или остаться и сразиться с ними обоими. Принимая во внимание варианты, выбора в принципе не было. Пришлось погрузиться глубоко в себя, чтобы не потерять самообладание. До отца оставалось не больше пяти метров. Я сделала в его направлении шаг, другой. – Эдвард, – отозвалась я, в точности копируя его тон. И заметила, как он почти неуловимо стиснул зубы. Я перестала называть его отцом, когда мне исполнилось двенадцать – ненавистный ему вызов. Он не имел надо мной власти. Наказывал меня за неуважение снова и снова. Я ни разу не дрогнула. Единственное, что имело для меня значение – это лошади, но Эдвард не мог лишить меня общения с ними, потому что это плохо отразилось бы на нем самом и выставило тираном, кем он на самом деле являлся. Я посмотрела на Беннета и перевела взгляд обратно на отца. – Как в старые времена, – протянула я. – Беннет, разрушивший жизнь женщины; ты, оправдывающий его действия; и я на стороне правды. Эдвард разозлился на меня, но никогда не показал бы это на публике. Он поднялся со стула, как любой другой джентльмен на его месте, Беннет продолжал сидеть и дуться. – Будь осторожна, Елена, – очень тихо произнес отец. – Будь осторожна? – переспросила я так громко, чтобы все услышали. – С какой стати? Ты мне угрожаешь? – Ты же не хочешь высказывать ничего клеветнического, – продолжал он тихим голосом, каким мог бы разговаривать с малым ребенком. Я рассмеялась и послала ему сардоническую полуулыбку: – Это всего лишь клевета, если только она не окажется правдой. Затворы видеокамер и прочие устройства словно с ума посходили. Эдвард с печальным видом покачал головой. – Позор, что ты стала такой озлобленной. Великодушный монарх. Мать его за ногу. – Что тебя разочаровывает? – спокойно спросила я. – Я именно такая, какой ты меня сделал. Он изобразил вздох настрадавшегося родителя. – Тебе не следует расстраиваться, Елена. Это не пойдет тебе на пользу. Намекает на мою психическую нестабильность. – Что ж, отец, – произнесла я настолько ядовито, что ему никогда не захочется снова услышать это слово, – стоит мне подумать, что ты не можешь разочаровать меня больше, чем уже разочаровал, тебе удается отыскать новый способ. Мои поздравления. Я повернулась к нему спиной и пошла прочь. – Я передам от тебя наилучшие пожелания твоей матери, – бросил он вдогонку. – Если хочешь, чтобы я это сделал, конечно же. Я продолжала идти. Мне определенно плевать, что люди посчитают меня неблагодарным ребенком. Когда-то они думали обо мне гораздо худшие вещи. – Мисс Эстес! – Мисс Эстес! Я подняла руку, показывая, что не намерена общаться с прессой. Пытаться последовать за мной в дамскую комнату они не стали. Когда я осталась одна, головокружение ударило в полную силу, тело сотрясала дрожь, на коже выступил пот. Меня стошнило, я сполоснула рот, плеснула в лицо холодной водой. В зеркало я не смотрела, страшась увидеть в своих глазах уязвимость. Я возненавижу себя за это чувство. Еще раз прополоскав рот, я отыскала в сумочке мятные леденцы. Наконец выйдя в коридор, я оказалась в одиночестве. Шакалы побежали обратно к отцу в надежде отхватить от него кусок мяса. Когда я повернулась в сторону террасы, там стоял Барбаро и смотрел на меня. Мое зрение заволокло красной пеленой, я пошла прямо на него, приблизившись лицом к лицу. – Ты подлый сукин сын! – прошипела я, пытаясь сдержать собственный голос. – Дрянь, крысеныш, сукин сын! Ты меня подставил! – Нет! Елена, клянусь! – уверял он. Я послала Барбаро взгляд, полный такого отвращения, что тот вполне мог его убить. – Елена! Пожалуйста! – умолял он, хватая меня за руку, когда я от него отвернулась. Я вырвалась из его хватки. Кровь ревела у меня в ушах. Хлопнув боковой дверью, ведущей к наружной лестнице, я начала подниматься. Я знала, что он позади меня, и продолжала идти. – Я не знал, что они здесь, – оправдывался Барбаро, поспевая за мной. Я направилась к стоянке. – О, пожалуйста! Ничего лучше придумать не мог? – Это правда! Клянусь! Я бы так с тобой не поступил! – Почему нет? – спросила я, наконец останавливаясь и поворачиваясь к нему лицом. Сейчас мы находились на порядочном расстоянии от здания и частично скрыты деревьями. – Почему бы ты не стал так поступать, Хуан? Джим Броуди – твой хлеб с маслом. Я должна поверить, что ты не подставил бы меня, даже если бы он тебя попросил? Беннет – твой друг. Ты не помог бы ему, обратись он к тебе за помощью? Уже помог, и совершил поступок гораздо более вопиющий, чем застал меня врасплох. – Я не… – Или тебя мой отец подослал? – спросила я. – Уверена, ты его встречал. Наверное, катался на одной из его лодок вместе с Беном. Иисусе, да он, должно быть, твой адвокат тоже. – Я отказался, – возразил Барбаро. – Броуди предлагал, я отказался. – Так ты крыса, бегущая с тонущего корабля? В этом дело? Решил попытать счастья самостоятельно? – Я виноват лишь в том, что на многое закрывал глаза. – Да? Ну, так девушка умерла как раз в тот момент, когда ты отвернулся, – просветила я. – Этот факт делает того, кто отводит глаза в сторону, соучастником. – Меня там не было, – настаивал он. – Твоя новая байка? – Это не байка. Выслушай меня, – просил Барбаро. Он оглянулся через плечо, проверяя, нет ли поблизости камер и микрофонов. Никто нас не заметил. – Я не был там с Беннетом всю ночь, – заявил он. Я обуздала свой нрав и теперь изучала лицо Барбаро. Много лет пошло с тех пор, как я научилась вычислять лжеца, что удавалось мне очень хорошо. Если Барбаро пытался меня надуть, то он очень талантливый человек. – Где же ты был? – спросила я. – После вечеринки в клубе я отправился домой к Беннету, но там не остался. Не хотел в этом участвовать. – Участвовать в чем? – спросила я, пока в моем мозгу наперегонки возникали омерзительные и страшные варианты. Он оглянулся. – Я не бойскаут. В моей жизни было много вечеринок. Это не секрет. – Рожай уже, Христа ради, – рявкнула я. – Я большая девочка. А ты, как сам выразился, не бойскаут. Не трать мое время, притворяясь смущенным или пытаясь деликатно мне это выложить. Я долгое время работала в полиции. Что бы ты ни рассказал, меня не шокирует. – Ирина… была под кайфом, пьяная, – начал он. – Каждый находился под тем или другим. Ирина сказала Джиму Броуди, что хочет подарить ему на день рождения особенный подарок. Барбаро определенно чувствовал себя неловко от этих воспоминаний. Я ждала. – Ирина – единственная девушка, вернувшаяся той ночью в дом Беннета, – продолжал он. Меня замутило от возможного продолжения истории. Ирина, порывистая, накачанная стимуляторами, тщеславная, и полдесятка мужчин, у которых только одно на уме. – Она хотела… Я подняла руку, предупреждая какие-либо подробности, которыми Барбаро собирался поделиться. Детали разврата значения не имели. За исключением единственной вещи. – Кто ее убил? – спросила я. – Не знаю. Говорю тебе, я ушел. Вернулся сюда пешком, к своей машине. – Кто-нибудь видел, как ты покинул вечеринку? – Они были заняты другим. – Кто-нибудь видел, как ты добирался пешком? – Нет, но я видел Бет – Лизбет – когда шел к стоянке. – Попробуй еще раз, – одернула я. – Лизбет покинула клуб около часа ночи. Барбаро пожал плечами: – Думал, это она. Выглядела похожей на нее. Я сидел в машине. Она прошла мимо. Посмотрела на меня. Помню: подумал, как странно ее здесь видеть. Впрочем, я напился. Полагаю, что мог ошибиться. – Полагаю, мог. – Ты могла бы ее спросить, – предложил он. Я издала неопределенный звук. Вспомнила, как красивое лицо Барбаро смотрело на меня с обложки журнала на столике в квартире Лизбет. Припомнила его снимки с приятелями на холодильнике в кухне. Барбаро мог предположить, что Лизбет его поддержит потому, что он – это он, или потому, что она в него втрескалась. Или же он рассчитывал на ее молчание, так как знал, что прошлой ночью кто-то прошептал ей на ухо: «Вот что случается с девочками, которые много болтают». – И больше никого, – подытожила я. – Видел, как Чокнутая шныряла по округе, – ответил он. – Как ты достал ключи от машины? – спросила я. – Знаю, что ты пользуешься услугами швейцаров. Они к тому времени уже ушли. – Я отдавал им запасные ключи. Свои я держу при себе. – И никто тебя здесь не видел, – заключила я. – Нет. – У тебя нет никого, кто подтвердил бы твою историю. – Нет, – ответил он с растущим нетерпением из-за моей линии вопросов, тогда как сам пытался сделать доброе и благородное дело. Мне плевать. «Доброе» и «благородное» – два слова, с которыми его приятели имели лишь мимолетное знакомство. Я пожала плечами: – Просто задаю тебе те же вопросы, что будут задавать детективы. Он все-таки обиделся: – Жаль, что я не видел человек десять, но чего нет, того нет. Не знал, что позже мне понадобится алиби. – И это не имело бы значения, имей ты его, так? – спросила я. – Тебе всего лишь стоило поднять трубку, я права? Барбаро промолчал. Крыть ему нечем, и он это знал. – Кто ее убил? – Я повторила вопрос. – Я не знаю. – Предполагаешь, кто ее убил? Он потер руками лицо и сделал небольшой круг. – Мне звонил Беннет, – поделился Барбаро. – Незадолго до рассвета. – Ему нужно было алиби? – Да. Я сама помнила такой же звонок. Не телефонный вызов, личную просьбу. Двадцать лет назад. В четыре утра. Я десятый сон видела. Беннет сам пустил себя в мою квартиру. Звук работающего душа разбудил меня и привел в замешательство. Зачем Беннету пользовать гостевой ванной? Когда я отправилась задать ему этот вопрос, дверь оказалась закрытой и запертой на замок. По-прежнему чувствуя неловкость, я вернулась в постель. Спустя некоторое время он скользнул рядом со мной под простыни, теплый и обнаженный, и когда я заворочалась, сказал что был здесь уже несколько часов. – Нет, не был – прошептала я, странное предчувствие зашевелилось внутри меня. – Но ты ведь скажешь так ради меня, детка? Скажешь так ради меня… Мне стало дурно от этого воспоминания. – Позже он рассказал мне, что Ирина мертва, – продолжал Барбаро. – Была мертва, когда он нашел ее в своем бассейне. Сказал, что она должно быть утонула. – И ты ему поверил, – упрекнула я. – Я хотел ему верить. Он мой друг. Я не мог представить, что это не несчастный случай. – Если это был несчастный случай, почему он не позвонил 911? – Она умерла, – рассуждал Барбаро. – Он боялся скандала, ведь Беннет известный, богатый, влиятельный человек. Его жена ранимая женщина… – Интересно, он когда-нибудь вспоминал об этом, пока трахал двадцатилетних девушек, – заметила я. – Итак, поскольку Ирина была уже мертва, из-за трогательной заботы о немощной жене вы решили, что будет вполне приемлемо сбросить тело Ирины в канал. Где водные организмы покормились бы ее глазами и губами, а аллигатор утащил тело под корягу, чтобы то подгнило и к обеду дошло до готовности. Барбаро зажмурился, словно это могло предотвратить видение, которое я только что ему описала. Его голос немного дрожал: – Я не знал. Клянусь, не знал, что он с ней сделал, пока не услышал об этом в понедельник. – А была бы разница, если бы ты знал, Хуан? – спросила я. Покачав головой, я подняла руки, чтобы предупредить его ответ. – Не отвечай. Не утруждайся. Мгновение мы оба молчали. Барбаро уставился в одну точку, думая о чем-то, что мне неведомо. Я пристально смотрела в другом направлении, размышляя о том, какой яркой и многообещающей молодой женщиной могла стать Ирина, если бы не полдесятка мужчин, верящих, что правила приличного общества к ним не применимы. Она сделала глупый, беспечный выбор. То, что она заплатила за него своей жизнью, иначе как трагичным не назовешь. – Ирина думала, что Беннет на ней женится? – спросила я. Барбаро бросил на меня недоуменный взгляд. – С чего ей так думать? Она знала, что он женат. – Полагаю, Ирина, возможно, была беременна. Она имела виды на Беннета… Учитывая все обстоятельства, не думаю, будто ей пришло в голову, что его жена может стать препятствием. Ирина была молодой, красивой, яркой, волнующей, сексуальной. К несчастью, она не осознавала, что эти качества состоятельный мужчина ищет в любовнице, а не в жене. И ей недоставало двух вещей, которые имели значение для такого человека как Беннет Уокер: денег и связей. – Никогда не думал, что произойдет нечто подобное, – негромко проговорил Барбаро. – Да уж, – также тихо ответила я. – Все веселье и игра, пока кто-нибудь не лишится жизни. – Что теперь будет? – спросил он. – Поговоришь с Лэндри. Я вытащила из сумки мобильник, но поколебалась, прежде чем набрать номер Лэндри. – Ты мог позвонить ему сам, – сказала я. – Почему захотел сначала со мной поговорить? – Я поступил так из-за тебя, Елена, – ответил он, серьезно глядя на меня большими карими глазами. – Из-за сказанного тобой вчерашним вечером. Не таким человеком я хочу быть. «Какая прелестная реплика», – подумала я. Но я ему не верила. И не доверяла. – Я польщена, – без капли искренности ответила я, распахнула мобильник и позвонила Лэндри. Глава 48 – Что, черт подери, значит: мы должны позвонить его адвокату, прежде чем предъявим ордер на обыск? – Лэндри не мог поверить в это предписание. – Это, мать твою, невероятно! – Это вежливость, – ответил Дуган, тем же тоном, каким выдал бы: «Это неспецифический язвенный колит». – Вежливость?! С каких пор любезность является нашей работой? Дуган покосился на «костюм-тройку», стоявший возле его стола. «Черт возьми, да кто вообще носит костюмы-тройки», – подумал Лэндри. – Помощник окружного прокурора Полсон здесь и может тебя просветить, – ответил Дуган. Лэндри глянул на Полсона – мягкотелого, рыхлого парня в претенциозно маленьких круглых очках. – Сколько ордеров на обыск домов подозреваемых в убийстве вы предъявили? – Ну, я… – Я скажу вам сколько, – перебил Лэндри. – Нисколько. Ни одного. Поэтому, я просвещу вас, Полсон. Мы не посылаем письменных приглашений. Мы раскрываем свои карты, и у подозреваемых появляется время, чтобы спрятать концы в воду, избавиться от кое-каких вещей – например, улик. – Это не какой-то там подозреваемый в убийстве, – возразил Полсон. – Семья Уокеров хорошо известна во Флориде, также как и родители жены мистера Уокера. Лэндри уставился на Полсона, потом на Дугана: – Как вы можете верить этому парню? Как можете верить в это собачье дерьмо? Беннет Уокер вполне мог убить девушку и бросить ее тело аллигаторам. Вероятно, он напал и на другую девушку, чтобы заткнуть ей рот. Чихал я на то, кто он такой, и кто его родители… – А губернатор – нет, – вставил Полсон. Лэндри так разозлился, что не мог слово выдавить. Он вышел из кабинета Дугана и направился к своему столу, сгреб две фотографии из стопки документов по делу об убийстве Ирины Марковой и вернулся обратно. Держа в руках фотографии со вскрытия, Лэндри двинулся к Полсону: – Вот кого вы защищаете. Мужчину, который такое сотворил. Отпрянув от вида обезображенного лица, Полсон отступил на шаг назад. – Мы его не защищаем, – заспорил он. – Мы принимаем меры предосторожности. Никто не говорит поворачивать в другую сторону из-за того, кем является Беннет Уокер… Лэндри закатил глаза: – Именно… – Давай посмотрим на это так, Джеймс, – предложил Дуган. – Если Эдвард Эстес будет стоять прямо там, он не сможет обвинить тебя в подтасовке улик. – Почему нет? – спросил Лэндри. – Этот мужик – известный лжец, продавший собственную дочь, чтобы в прошлый раз вытащить Уокера. – Пиши все на видеопленку, – велел Дуган. – В том числе самого Эстеса. – Теперь нам придется ждать съемочную группу, – сказал Лэндри. – Хочешь, чтобы в режиссерское кресло сел Спилберг? Могу сделать несколько звонков. Или, черт возьми, может, с ним знакомы Уокеры. Мы могли бы спросить нашего подозреваемого. Дуган сердито глянул на Лэндри: – Завязывай. Нам известно, где прямо сейчас находится Уокер? Лэндри выразительно пожал плечами: – Мне откуда знать? Вы запретили пускать за ним «хвост». – Приставь людей к дому, – приказал Дуган. – Доставь все на место. Позвоним Эстесу в последнюю секунду. – Я поеду с вами, чтобы вручить ордер на обыск, – заявил Полсон. – Пока вы в деле, лучше о кофе позаботьтесь, – посоветовал Лэндри. – Я предпочитаю черный и два сахара. Или, наверное, эспрессо. Ночь предстоит долгая. Может, Уокеры позвонят в «Старбакс» и наймут их для обслуживания. Лэндри вышел из комнаты прежде, чем Дуган его выставил, и вернулся к своему столу. После крупного разговора с Уокером в «Седьмом чаккере» о том, как он бросит его за решетку, где всем будет плевать, кто такой Беннет Уокер и так далее, и тому подобное, Лэндри чувствовал себя идиотом. Конечно, все дело было в том, кто такой Уокер и с кем он знаком. С такими ребятами как Уокер мир вел другую игру – нечестную игру. Надев очки для чтения, Лэндри проверил электронные сообщения и попытался снова сосредоточиться. По скрытым отпечаткам – ничего, от Житан – ничего. Одно сообщение приковало его внимание. Он щелкнул по нему. Пришел ответ на запрос, сделанный Лэндри наобум прошлой ночью. Прочитав его, он нахмурился и перечитал еще раз. Вошел Вайс, очевидно пребывавший на седьмом небе от счастья: – У нас есть «предположительно возможное» совпадение отпечатка с места преступления и из машины. Ты получил ордер на обыск? – Ага, – не глядя на него, отозвался Лэндри. – Прямо сейчас надо приставить людей к дому Уокера. С нами будет некий мудак от прокурора штата, и мы дожидаемся пары видеооператоров. – Одна большая счастливая семья, – пропел Вайс. – Кто еще придет? Уокер? – И его адвокат. – Да ты гонишь! – Проявление вежливости от офиса шерифа округа Палм-Бич, – пояснил Лэндри. – А подадут ли после этого кофе с печенюшками? Лэндри промолчал. – Что ты там смотришь? Порно? – Глянь на это, – отозвался Лэндри, указывая на экран компьютера. – В 2001-м году Хуана Барбаро допрашивали в связи с изнасилованием и убийством в пригороде Лондона. – И? – Ничего. Допросили и отпустили. В 2003-м за это осудили и отправили за решетку какого-то мужика. Вайс вздернул брови. – Какое у него алиби на ночь субботы? – Он был с Уокером, – ответил Лэндри, – а Уокер с ним. – Удобно. – Ага. – Он единственный из шайки дал нам образец ДНК, – припомнил Вайс. – Должно быть, знает, что тот не совпадет. Конечно, это означает только то, что у него не было с ней незащищенного секса, а не то, что он не мог ее убить. – Тогда зачем Уокеру возиться с телом девушки, если не он ее убил? – спросил Лэндри. – Охрана ворот опознала в нем человека, который был с Ириной в машине. Никто не будет настолько хорошим другом, особенно такой парень как Беннет Уокер. У него на уме только его собственная персона. Гребаный социопат. Ждет, что за него будут лгать другие. Свою шею ради кого-то подставлять не станет. – Нам надо достать ботинки, – объявил Вайс. – Если сможем связать его с машиной и сброшенным в канал телом, он может сунуть голову промеж ног и поцеловать свою задницу на прощание. Поднимаясь со стула, Лэндри схватил мобильник. Ему пришло сообщение. – Это я. – Звонила Елена. – Беннет Уокер только что лишился своего алиби. Хуан Барбаро отказывается от своих показаний. – Каждый сам за себя, – пробормотал Лэндри, черкнув телефонный номер Барбаро. Вайсу он сказал: – Алиби-клуб только что лишился одного из членов. Барбаро отказался от своих показаний. Вайс истерично загоготал. – Как же я люблю, когда они начинают переводить стрелки друг на друга. Лэндри сдернул со спинки стула свой спортивный пиджак и спрятал в карман телефон. – Пойдем, пора начинать веселье. Глава 49 – Ты мне не веришь, – сказал Барбаро. – Не доверяю, – поправила я. – Парадокс. Если ты только что сказал мне правду, то признался, что ты лжец. – Я не хочу верить, что Беннет убил Ирину, – заявил он. – Зачем мне говорить, что его алиби – ложь, если это не правда? – Барбаро, я знаю тебя три дня, – ответила я. – Как я уже напоминала, мы встретились только потому, что убили девушку, и ты одна из вовлеченных сторон. Я не знаю о тебе ничего, кроме очевидных вещей. У тебя может быть собственный умысел. Все, что мне известно: ты оставляешь след из жертв везде, куда бы ни отправился. – Это смешно. – «Так ли?» – Но ты уверена, что Ирину убил Беннет, – заметил Барбаро. – Мне хочется верить, что это его рук дело. Хочу, чтобы он отправился в тюрьму и отсидел там остаток жизни, зная, что, в конце концов, ему не удастся избежать наказания, – ответила я. – Однако если мне так сильно этого хочется, я могу упустить истину, которую не захочу увидеть, и Ирина не добьется справедливости. Несколько молчаливых секунд Барбаро пристально смотрел на меня, будто пытался разгадать произведение современного искусства. Наконец, он заговорил: – Вижу, что ты одна из самых невероятных женщин, которых я когда-либо встречал. Ты вызываешь у меня желание стать лучше, Елена. – Ух, ты, – ответила я. – А мне, полагаю, надо стать о себе более высокого мнения? Он протянул руку и коснулся правой стороны моего лица, и, казалось, каждый кончик его пальцев посылал слабый электрический разряд. Я задумалась, осознает ли он насколько мощно его прикосновение, насколько силен этот животный магнетизм. Даже не совсем доверяя ему, я чувствовала теплую волну притяжения. – Он сильно тебя ранил, – прошептал Барбаро. Я не сказала ему, что Беннет не первый и не последний ранивший меня мужчина, или, что в моей жизни едва ли был мужчина, который этого не сделал. Или тех, кому этого пока не удалось сделать, я заблаговременно оттолкнула. Или, что он станет следующим членом этого клуба, если подойдет слишком близко. – Все возвращается на круги своя, – откликнулась я. – Я твердо верю в возмездие. Кончики его пальцев коснулись мягких волосков на моем затылке, и сквозь меня прошел холодок. – Я могу заставить тебя позабыть его, Елена, – проговорил Барбаро голосом мягким и теплым, опуская голову, пока не наклонился достаточно близко для поцелуя. – Уверена, ты мог бы заставить меня позабыть собственное имя, – отодвигаясь от него, ответила я, – но не сегодня. Отходя от Барбаро, я практически чувствовала спиной его взгляд. А потом еще долгое время ощущала на своей коже его прикосновение. Глава 50 – Сколько шума из-за этого звонка Эстесу, чтобы уведомить его в последнюю минуту, – заметил Вайс, подходя к входной двери маленького коттеджа Уокера: четыре сотни квадратных метров камня и мрамора, выглядевших так, словно их выкопали в Европе и установили в Южной Флориде, с садами и всем прочим. Черный «таун-кар» Эдварда Эстеса въехал на подъездную дорожку, и адвокат вылез с заднего сиденья. «Выражение лица напряженное, натянутое и раздраженное», – подумал Лэндри. – «Хорошо». – Черт, – выругался Лэндри. – Думал, он еще час назад прибудет, чтобы шампунем ковры почистить. – Это безобразие, – гневно рявкнул Эстес на помощника окружного прокурора. – Губернатор об этом услышит. – Уже услышал, мистер Эстес, – ответил Полсон. – Это детективы Лэндри и Вайс. Они проведут обыск. Эстес проигнорировал копов и полез в бумаги, которые держал Полсон. – Этот ордер юридически недействителен. Мне нужно позвонить судье Викмену, чтобы… – У вас есть ключи от этого дома, или мы сами войдем? – спросил Лэндри, ничуть не впечатленный Эдвардом Эстесом и его отношением. – Вы намерены осуществлять процессуальные действия с этим? – Эстес обратился к Полсону. – Этот ордер никуда не годится, и все что вы обнаружите при обыске – плод ядовитого дерева [6] . [6] Плоды ядовито дерева – доказательства, полученные с нарушением прав личности, гарантированных конституцией. Лэндри вздернул брови и посмотрел на Вайса: – Слышал? Кажется, мистер Эстес считает, что мы найдем здесь нечто, способное изобличить его клиента. – Я не это сказал, детектив. – Может, он знает то, что нам неизвестно, – предположил Вайс. – Ага, – согласился Лэндри. – Например, от скольких тел, о которых мы не знали, Беннет Уокер избавился за все эти годы. – Сделаете подобное заявление перед прессой, детектив, – пригрозил Эстес, – и можете присматривать новую профессию. Лэндри передернул плечами, как будто это его не волновало. – Профессиональная игра в покер, – предложил Вайс. – Деньги из ничего. – Я подумывал, а не стать ли мне адвокатом защиты, – поделился с ним Лэндри. – Насколько это может быть трудным? – Очень забавная комедийная сценка, детективы, – отозвался Эстес. – К сожалению, фиглярство, то качество, которое не может впечатлить присяжных. – Ну не знаю, – заметил Вайс, – а у большинства ваших парней, кажется, получается. Полсон прочистил горло. – Мистер Эстес, наш офис уведомил вас в порядке вежливости. Как вы можете прочесть в ордере, мы имеем достаточно оснований для обыска. Почему бы нам не продолжить, так мы завершили бы все без лишней суеты. – Я предпочел бы дождаться моего клиента, – ответил Эстес. – Где он? – спросил Вайс. – Отъехал, чтобы закопать орудие убийства? Эстес повернулся в его сторону: – Мистер Уокер – невиновный человек. Он должен считаться невиновным, пока не будет доказано обратное. У вас наблюдается явная предвзятость, детектив… – Не совсем, мистер Эстес, – оборвал Лэндри. – Мы просто следуем туда, куда нас ведут факты. – Какие факты? – потребовал Эстес. – Вы здесь для сбора компромата. – Мы можем доказать, что жертва была здесь в ночь смерти, – парировал Лэндри. – У нас есть свидетель, утверждающий, что он видел, как ваш клиент покидал территорию жилого комплекса на машине жертвы менее чем через двадцать четыре часа. Мы можем связать машину с тем местом, где обнаружили тело, и бьюсь об заклад, можем сопоставить ногу вашего клиента с ботинком, оставившим отпечаток и в машине, и на месте обнаружения тела. – У моего клиента на ночь исчезновения Ирины Марковой имеется весьма твердое алиби. – Мистер Барбаро отказался от своего раннего заявления, – сообщил Лэндри. Он предполагал, что Эдварда Эстеса нечасто кто-нибудь удивлял, но ему только что это удалось. Благодаря информации, полученной от Елены. Она была бы довольна. – Это новость для вас, не так ли, мистер Эстес? Адвокат не ответил. Он выхватил мобильник из внутреннего кармана пошитого на заказ костюма и, не говоря ни слова, отошел в сторону. Лэндри улыбнулся как акула. – Скажите своему клиенту, что Елена передает ему привет. Глава 51 Джефф Черри уже потратил свои деньги. Он знал одного парня, работавшего на автосвалке и переправившего в Россию много «бывших в употреблении» роскошных машин. Парень практически пообещал, что достанет ему за двадцать пять штук милый маленький мерседес с откидным верхом и с чистыми идентификационными номерами. Конечно, он мог положить наличные в банк или расплатиться с десятком или около того людей, которым задолжал, но какого черта. Он эти деньги отпахал. Ну да, там был определенный момент «в нужном месте – в нужное время», но с другой стороны, он обслуживал клиентов, держа язык за зубами. Управление информацией, как он это называл. Он выбрал общественное место для получения откупа, потому что дураком не был. Достаточно смотрел телевизор, чтобы знать такие вещи. Поэтому-то он и облюбовал стоянку перед крупным торговым центром. Припарковался на ближайшей к итальянскому ресторану стороне, потому что ему нравилась их пицца. Он не знал, приедет ли его клиент вовремя, значит у него есть время перекусить. У него был план. Этот платеж будет Взносом №1 – молчать о русской девушке с той субботней ночи. Затем он перейдет к Взносу № 2 – самой важной части информации, которой располагал. Он придерживал ее долго, почти год, и сейчас набрался мужества обналичить. С заполнившими его ноздри ароматами томатного соуса и итальянской колбасы, и с мыслями о новой тачке в голове, он уселся, чтобы перекусить. Глава 52 Беннет Уокер в раздумьях колесил по округе, его голова шла кругом от вопросов: как ему поступить, что произошло, что должно произойти. Он представлял сценарии, где и когда все может пойти под откос. Нужно оставаться спокойным. Опыт подсказывал, что паниковать нельзя. Пока у него голова на плечах, всегда можно выиграть. Он должен смотреть на происходящее как на выигрыш, а не выживание. Именно это много лет назад сказал ему Эдвард. Легче сказать, чем сделать. Со всех сторон давление. Пресса беснуется. Все внимание приковано к нему. И неважно, что он не единственный мужчина, которого в ту ночь видели с Ириной Марковой. Он был единственным мужчиной по фамилии Уокер, мужем женщины из семьи Уитакер, которого в прошлом привлекали к суду за изнасилование и нападение. За несколько часов его голосовая почта переполнилась звонками близких, друзей, знакомых, которые злились на него или разочаровались в нем. И все они будут задавать ему один и тот же вопрос: как, черт возьми, это могло произойти? У него нет ответа. Если бы Ирина Маркова не бросила ему вызов. Если бы не оказалась такой шлюхой. Если бы они не приняли так много экстази. Если бы он не напился… Если бы Елена не нашла тело… Он до сих пор не мог поверить, что это произошло. Из всех людей в мире… Никто не должен был оказаться на той дороге. Никто не должен был найти тело. Он не мог переварить тот факт, что этим человеком оказалась единственная женщина на свете, которая больше всех его ненавидела. Не найди Елена тело, ничего бы не случилось, все бы продолжали жить своей жизнью. Он не сделал бы того, что сделал с этой тупой сукой Лизбет. Он не стал бы делать то, что собирался. Он не преступник. Ничего из этого никогда не должно было произойти. – Подчищай хвосты, – говорил тогда Эдвард. – Ограничь и минимизируй последствия. Все зависит от того, что на руках у детективов, что они обнаружат в доме. От этой мысли ему стало дурно. До этого никогда не должно было дойти. У них ничего на него нет. Как они получили ордер? Придерживайся плана. Подчищай хвосты. Ограничь и минимизируй последствия. Вот почему Эдвард отправился к дому. Вот почему Беннет – нет. Эдвард перетянул внимание на себя, поднимая шум из-за ордера на обыск. Беннет остался, закончил ужин, выпил, поболтал со знакомыми, потом ушел. Поехал к Броуди в конюшню, где находился его собственный выводок пони, и сменил одежду для ужина на джинсы, футболку и старые ботинки «Бландстоун». У него есть работа. Он свернул с трассы на Веллингтон к Форест-Хилл. Его мутило. Воспоминания о событиях с субботы на воскресенье были разрозненными – ранним вечером картинка динамичная, яркая, искрящаяся; часы после клуба мрачные, темные. Он мог вспомнить секс – его запах, вкус. Помнил жар, ярость. Помнил свои руки на ее шее, непокорность в ее глазах. Помнил чувство ужаса в животе, когда увидел ее плавающее в бассейне тело. Должно быть, он ее убил. Она была мертва. Он не помнил. Он свернул с Форест-хилл на стоянку и заметил машину. Придерживайся плана. Подчищай хвосты. Ограничь и минимизируй последствия. Глава 53 Я наблюдала за происходящим сквозь заросли, отделявшие собственность Беннета от соседского двора. Дом позади меня был темным и пустым. Люди входили и выходили из коттеджа Беннета, вносили и выносили какие-то вещи. Моего отца дальше входной двери не пускали. Судя по языку его тела, он злился. Я могла легко представить, как ему удалось впрячься в это дело. Уокеры, Уитакеры, губернатор, мой отец. Все они имеют отношение к привилегиям. Наблюдая за тем, как полицейские ходили туда-сюда, я представляла дружков Беннета и Ирину, субботней ночью идущих по тротуару и исчезающих внутри дома. И все мрачные варианты того, что разыгралось в этом здании, кружились в моей голове как клубы токсичного газа. Не первый раз за свою жизнь я жалела, что меня усыновила не пара обычных бухгалтеров из среднего класса, я бы четыре года отучилась в государственном колледже, получила работу, нашла мужа, завела парочку детишек. Такие люди не знают то, что знаю я о темной стороне жизни. Я им завидовала. Поскольку мне нужно было сосредоточиться на чем-то реальном, я направилась к задней части владений Беннета и вгляделась сквозь ветви, чтобы мельком увидеть двор. Внутренний свет дома лился из французских окон на патио и водную гладь бассейна. Вокруг были расставлены шезлонги. Я подумала о фотографии Ирины и Лизбет, сидевших рядышком на одном из деревянных лежаков и выглядевших счастливыми и легкомысленными. Сидевших здесь, у этого бассейна, на этих шезлонгах. Вспомнила задний план снимка и полоски на подушках. Той ночью Лизбет пыталась отговорить Ирину идти сюда. Они спорили. «Я умоляла ее не ходить», – твердила Лизбет. «… он сказал мне, что Ирина умерла… что она была мертва, когда он нашел ее в своем бассейне…» – говорил Барбаро. Я задумалась, почему он изменил показания. В самом деле, почему? Я слишком цинична, чтобы поверить, будто у Барбаро внезапно проснулась совесть. Однако если все это лишь для того, чтобы отвести от себя стрелки, если он решил повесить убийство на Беннета и выгородить себя, зачем рассказывать деталь, которую не можешь контролировать? «Я видел Лизбет, когда пришел на стоянку…» Зачем это говорить? Если только дело не в упоении властью. Возможно, он знал, что может контролировать Лизбет, потому что видел: она слишком напугана, чтобы ослушаться его. Значит для него это игра, а сам он монстр. Я не могла в нем разглядеть чудовище, но я и в Беннете Уокере его не видела. Я бы сказала, что уже ничему не удивляюсь в этой жизни, но сейчас больше ни в чем не уверена. Возможно, это пришло со временем и плохим опытом – способность знать, что несмотря на все, что я видела, всегда могут произойти намного худшие вещи. И они произойдут. Глава 54 Беннет Уокер наполовину опустил окно, посмотрел на паренька в соседней машине и заявил: – Я не собираюсь делать это здесь. Меня с тобой видеть не должны. Он приподнял небольшой вещевой мешок с пассажирского сиденья. – В этой сумке двадцать пять тысяч долларов, как мы договаривались. Если хочешь их, иди и возьми. Паренек уставился на него, разинув рот. Лицо перемазано соусом от пиццы. По какой-то причине эта картинка с Уокером так и останется: туповатый мальчишка с соусом от пиццы на лице. Беннет медленно объехал постройки позади торгового центра и, поглядывая в зеркало заднего вида, повел машину к Южному берегу. Парнишка последовал за ним. Ну, конечно, он поехал. Жадный маленький засранец. Уокер взял вправо от Южного берега, проехал мимо «Игроков» и дважды повернул налево к служебному входу старого поло-стадиона. Заброшенный уже нескольких лет стадион кое-где просел и после урагана стоял в руинах, ожидая, когда время сровняет его с землей. Беннет проехал в дальний конец стадиона, припарковал машину и вышел. «Жуткое место», – подумал он. Не так, как в старые времена, когда конюшни были полны, а место наэлектризовано энергией, сопутствующей международному поло высшего класса. Горели устаревшие уличные фонари, но от них было мало толку – ни освещения, ни безопасности. Ощущение города-призрака они развеять не могли. Парнишка подъехал, припарковал машину позади Беннета и вылез. Ни один из них не заметил третьей машины, остановившейся на обочине с выключенными фарами. – Эй, приятель, – заговорил пацан слишком фамильярным тоном, словно обращался к сверстнику или даже другу. – Понимаю, ты не хочешь решать вопрос на виду у людей. Поверь, я не хочу усложнять для тебя это дело. Я оказываю услугу. Хочу, чтобы мои клиенты чувствовали себя комфортно. Беннет вылупился на него. – Ты о чем, мать твою, говоришь, тощий маленький засранец? Ты шантажист. Парнишка вскинул руки и состроил страдальческую мину: – Нет, нет, нет. Какое мерзкое слово. Это не совсем так. Ты выплачиваешь мне небольшое вознаграждение за кое-какую информацию, касающейся тебя. Это бизнес. Такой человек как ты, если хочет вести определенный образ жизни, должен защищать свое имя… Думай обо мне как о личном помощнике. – Я никак не хочу о тебе думать, – решительно заявил Беннет. – Давай с этим кончать. Он поставил сумку на багажник принадлежащего парню автомобиля и расстегнул молнию. – Двадцать пять тысяч. Я не собираюсь здесь торчать, пока ты будешь их пересчитывать. – Клево, мистер Уокер, – обрадовался пацан. – Я не хочу вас подставлять. Беннет обернулся и снова на него уставился. Невероятно. Что тут скажешь? – Теперь я уверен, вы понимаете, что это покрывает только ночь субботы? – спросил парнишка. – Что? – Информацию, касающейся только той ночи, – пояснил тот. – Есть еще один момент, который мы не обсудили. – Какой еще момент? Лицо пацана вновь приняло страдальческое выражение. – Ненавижу такое выкладывать. Действительно терпеть не могу. Однако в свете недавних событий… Беннет шагнул к парню, возвышаясь над ним. – О чем ты, черт возьми, говоришь? Опять руки пацана поднялись вверх. – Прошлый апрель. Конец сезона. Во время Суперкубка или как вы там его в поло называете. – Открытый чемпионат штатов? И что? – Ночь в «Игроках»… девушка… в вашей машине… – подсказывал парнишка. – Она была не очень счастлива… Внутри у Беннета все похолодело. Фанатка, юная поклонница поло… она подошла к нему… она этого хотела… они вышли на улицу… – Она плакала… – напомнил ему парень. – Вы сказали мне, что я ничего не видел. Он заплатил девке десять штук, чтобы ее заткнуть. В клубе она буквально вешалась на него. Никто не поверил бы ей – без свидетеля, который мог подтвердить ее версию. «Забавно», – думал Беннет. Тогда он мучительно соображал, что же делать дальше. Сейчас он просто действовал. Сунул руку в вещевой мешок, обхватил пальцами короткий ломик, вытащил и ударил Джеффа Черри со всей силой, вгоняя металл в череп. Голова парня треснула как яйцо. Кровь и ошметки мозга разлетелись в стороны, но не в таком количестве, как ожидал Беннет. Один жесткий удар наотмашь, вот и все. Он даже не потрудился высвободить ломик и врезать еще раз. Беннет отступил и просто стоял и смотрел, как пацан замертво упал на колени и завалился назад. Как все просто. Он открыл багажник в машине парня, положил тело внутрь вместе с несколькими полупустыми коробками из-под пиццы и многочисленными смятыми упаковками из-под пончиков. Достал из вещевого мешка несколько небольших пакетов с кокаином и разложил посреди остального мусора, убедившись, что немного наркотика осталось на пальцах парнишки. Закрыл багажник. Когда автомобиль и в конечном итоге тело обнаружат, несложно будет поверить, что во время провала сделки пацан оказался не на той стороне. Всем известно, что он снабжал клиентов «Игроков» легкими наркотиками. Джеффа Черри посчитают очередной потерей в борьбе с наркотиками. Контролируй ущерб. – Жаль, что ты так легко не отделаешься. От звука голоса Беннет вздрогнул и резко обернулся. Крепко сбитый, лощеный мужчина в коричневом костюме направил на него пистолет. – Спрашиваешь себя, кто я? – заговорил мужчина. У него был русский акцент. Осознание этого послало по телу Беннета мурашки, напоминавшие осколки стекла. – Я Алексей Кулак, – представился мужчина. – Я любил Ирину Маркову. Ты ее убил. И я пришел убить тебя. Как все просто. Глава 55 – Ботинок здесь нет, – сообщил Вайс. – Либо он их выбросил, либо прямо сейчас в них. Вайс и Лэндри стояли перед домом, взяв паузу, чтобы якобы прочистить мозги. Лэндри хотелось курить; адреналин работал на полную мощность. Но он запретил кому-либо смолить на расстоянии пятидесяти метров от места предполагаемого преступления. Лэндри не мог допустить, чтобы из-за порчи места преступления результаты обыска признали недействительными. Особенно учитывая, что адвокат защиты стоял прямо там и следил за каждым движением. – Вы ничего не найдете, потому что здесь нечего искать, – заявил Эдвард Эстес. – Нам известно, что в субботу ночью девушка была в этом доме, – отозвался Лэндри. – Здесь вы доказательств убийства не найдете, – настаивал Эстес. – Ага, вот почему придушить кого-то – умное решение, – вставил Вайс. – Ни тебе дымящейся пушки. Ни использованных гильз. Ни следов крови. – У вас якобы имеется свидетельство некого человека, что девушка когда-то сюда приходила, – продолжил Эстес. – Вы не предполагали, что у этого человека могут быть свои причины повесить это преступление на моего клиента? Собственная вина, например. – Зачем ему утруждаться? – Возможно, вам стоит обратиться с этим вопросом в Скотланд-Ярд. «Он свое домашнее задание выполнил», – подумал Лэндри, – «или кто-то сделал работу за него». Эстес знал о связи Барбаро с тем делом в Англии. Но если испанец убил Ирину, зачем ему менять легенду? Внезапно становиться свидетелем, сделавшим неожиданное заявление. Никто бы не разрушил алиби, которое они делили с Беннетом. «Может, он так ловил кайф», – подумал Лэндри. Убить девушку, свалить все на друга, смотреть фейерверк. Все его друзья – богатые, влиятельные люди. А богатые и влиятельные не идут в тюрьму за преступления, которых не совершали. С трудом верится, что их когда-либо сажали за совершенные преступления. – У вас нет ни клочка в качестве улики, доказывающей, что девушка была здесь, в этом доме, в ту самую ночь. Лэндри промолчал. Даже подвернись им улики: волосы, образцы физиологической жидкости, что угодно – они не смогут доказать, что их оставили в ночь убийства. Эстес со сворой телохранителей прошествует в зал суда – если дело все же до него дойдет – и посеет сомнения в умах присяжных. Им нужно что-то неопровержимое. То, что не могло оказаться в доме Беннета Уокера в ночь убийства, что-то принадлежащее лично Ирине. Лэндри не удивился бы, обнаружив, что Уокер записывал на видео свои сексуальные победы. Его эго как раз такого типа. Но даже с видеокассетой будет сложно доказать, когда велась съемка, только если определение времени и даты является встроенной функцией. Он думал о вещах Ирины, найденных в тот день у канала: небольшая, цилиндрической формы сумочка, золотистого цвета, инкрустированная стразами. Внутри вишнево-красный блеск для губ, пудра, золотая карточка Американ Экспресс, три двадцатки, два презерватива. Мобильника не было. Эстес продолжал бубнить. Обычное дерьмо адвоката защиты о намерениях его подзащитного подать на офис шерифа в суд за преследование и о том, как все мы будем носиться с извинениями вокруг Беннета и его большого эго. Лэндри вытащил из кармана телефон и позвонил Елене. Она ответила после первого гудка. – Елена. Это Лэндри, – начал он. – Твой отец – просто невероятный говнюк. Впервые за несколько часов Эдвард Эстес заткнул рот и подозрительно уставился на Лэндри. – Расскажи мне то, чего я не знаю, – отозвалась Елена. – Он еще не грозился разрушить твою карьеру? – Пару раз. Вайс считает, нам нужно заняться профессиональной игрой в покер. – Деньги из ничего. – Слушай, какой у Ирины номер телефона? – Елена продиктовала. Лэндри поблагодарил ее и закончил звонок. – Ну и чертовку вы вырастили, мистер Эстес, – бросил Лэндри. – Хотя у меня ощущение, что она такая, какая есть, вопреки, а не благодаря вам. Детектив развернулся и вошел обратно в дом, набирая номер, который дала Елена. Вайс шел следом. – Это выстрел на дальнюю дистанцию, – прикинул Вайс. – Каковы шансы, что батарея до сих пор жива? – На хрен шансы. – Я просто спросил. Беннет Уокер бредил властью, адреналином, победами. Такому мужчине нравится иметь напоминания о собственной доблести. Сувениры. Пока они шли через весь дом, Лэндри видел такие сувениры повсюду: фотографии Уокера, играющего в поло, катающегося на катере, на горных лыжах. Загорелый, привлекательный, с белозубой победной улыбкой от уха до уха, одна рука поднята в триумфальном жесте, а другой он обнимает горячую цыпочку, вручающую ему награду. Телефон на другом конце линии зазвонил и переключился на голосовую почту. Лэндри повторил набор. То же самое. Он вошел в хозяйскую спальню – практически не обставленное мебелью пространство в духе «модерн» резко контрастировало с традиционным европейским стилем дома. Поверх белых хлопковых простыней на постели лежало красное шелковое покрывало, но застелана она была давно и кое-как. Одежда свалена на стулья и брошена на пол. На ночном столике грязные стаканы, помещение провоняло потом и запахом секса. – Видимо горничная сюда заглядывает только, чтобы потрахаться, – констатировал Вайс. Лэндри шикнул на Вайса и сделал повторный набор. Звук был слабым. Приглушенным. Но он был. Лэндри не знал, что за мелодия играла; позже Елена ему расскажет, что это произведение Бетховена «К Элизе». Уокер засунул телефон между матрасом и пружинной сеткой у изголовья, под рукой, если перед сном захочется послушать колыбельную. Эдвард Эстес все еще продолжал пилить Полсона, когда Лэндри вышел через входную дверь. – Какого рода улика по вашему мнению будет убедительной, мистер Эстес? – осклабился Вайс. – Чтобы доказать, что в ночь убийства Ирина Маркова здесь была? Эстес даже не взглянул на детективов. Его взгляд уперся прямо в украшенный розовыми кристаллами мобильник, который Лэндри держал в руке, предварительно одетой в перчатку. – Как насчет голоса с того света? – поинтересовался Лэндри, нажимая кнопку для воспроизведения приветствия голосовой почты. – Это Ирина. Пожалуйста, оставьте сообщение… Глава 56 Я уже собиралась вернуться к машине, когда позвонил Лэндри и попросил номер мобильника Ирины. «Какой момент получился, прямо в духе Перри Мейсона, – подумала я. – Предъявить адвокату убийцы найденный телефон жертвы». Помимо очевидной уличающей значимости найденного в доме телефона, весьма вероятно, что в нем сохранились фотографии с вечеринки. Надеюсь, Лэндри правильно обыграл перед моим отцом этот победный момент. Пиф-паф, папочка. Еще один гвоздь в гроб Беннета. Наверное, Эдвард будет оплакивать заключение Уокера в тюрьму сильнее, чем когда-либо оплакивал мой уход из семьи. А почему нет? Беннет был сыном, которого моему отцу следовало породить самому: красивый, умный, безжалостный, бессовестный. Вылитый Эдвард. Вот что значила наша с Беннетом женитьба для моего отца – он получал Беннета в зятья. Мое счастье его совершенно не волновало. Я была лишь средством достижения цели. Ему стоило поблагодарить меня за то, что я ушла. Исчезнув из кадра, я позволила ему получить Беннета в полное распоряжение. Теперь Эдвард будет видеть любимчика только по приемным дням в тюрьме штата. При условии, что моему отцу не удастся его отмазать. Он в обязательном порядке подвергнет сомнению каждую мелочь в доказательной базе обвинения. Бросит тень на каждую деталь расследования. Даже не сомневаюсь, что отец попытается швырнуть меня под проезжающий автобус, решив, что я каким-то образом вмешивалась в дело. Как только подобная мысль пришла мне в голову, по спине пробежал холодок. Лэндри звонил мне с просьбой дать номер Ирины. Если это произошло на глазах у моего отца, то я почти слышала, как у него в голове проворачиваются шестеренки, и он решает расписать все как месть отверженной женщины. Он представит все таким образом, будто я сама подложила телефон в дом Беннета, и подсказала Лэндри, где его искать. Прежде чем все закончится, присяжные поверят в то, что я убила Ирину с единственной целью – подставить Беннета, или в приступе ярости из-за того, что приревновала Уокера к девушке-конюху, или девушку-конюха к нему. Эдвард уже поставил под сомнение мою психическую стабильность, так почему бы не усомниться в моей сексуальной ориентации? Выезжая с нижней стоянки, я заметила, как высокий, нескладный парнишка все также в одиночку обслуживал посетителей у входа. Его друг «Слизняк» Джефф вероятно отбыл, чтобы продать свою историю «Нейшнл Энкуайер» – «Я парковал машину убийцы». Автомобиля Барбаро нигде не было. Сидит ли он в данный момент в убойном отделе, рассказывая последнюю правдивую версию о случившемся в ночь гибели Ирины? – Я видел Бет, Лизбет… – сказал он тогда. Бет. Я задумалась. И. от Б…? Серебряное сердечко на браслете с подвесками. Нечто милое, невинное, трогательное. Меня это не касалось. Я просто переживала за Лизбет, вот и все. Она потеряла лучшую подругу. Чувствовала себя одинокой и напуганной. Я никогда не была столь невинной, как Лизбет до приезда в Южную Флориду, но мне известно каково чувствовать себя брошенной. Бог мой, Елена, тебе грозит стать женщиной с большим сердцем? Я, конечно же, наделась, что подобное не случится. Ничего хорошего от этого не жди. В доме Шона было темно. Авадон отправился на один из благотворительных приемов, посвященных какому-нибудь дежурному заболеванию модному в нынешнем сезоне. Я вошла в коттедж, размышляя, чем занять остаток вечера. Ответ на этот вопрос я получила, когда включила свет и увидела поджидавшего меня Алексея Кулака с пистолетом в руке. – Мы это уже проходили, разве нет? – спросила я. Кулак остался равнодушным. Он пошел навстречу, направляя пистолет мне в лицо и заставляя отступать, как я заставляла его пятиться прошлой ночью. Холодный поцелуй стали коснулся моего лба, когда я прижалась к стене. Кулак подошел так близко, что я могла почувствовать исходящий от него жар и запах пота. Его остекленевшие глаза были широко раскрыты. Зрачки – две маленькие черные точки. – Сейчас ты узнаешь, – проговорил Кулак низким голосом, – что происходит с женщинами, которые меня предают. Глава 57 – Понятия не имею, о чем ты говоришь, – заявила я, искренне испугавшись, потому что действительно не знала, о чем он твердит. Когда я лгала, всегда становилась намного агрессивнее. Кулак выглядел таким же сумасшедшим, как в свой первый визит. Существенное отличие заключалось в том, что той ночью его безумие было вызвано горем, а теперешняя ярость дополнительно подогревалась наркотиками. Обнаженные эмоции и химические реакции – гремучая смесь, от подобных комбинаций люди погибали ежедневно. Особенно, когда сосуд со смесью держал в руках пистолет. – Ты лживая шлюха, – произнес он, вжимая дуло в кожу чуть ниже моей левой скулы. – Я тебя видел. Видел по телевизору. – О чем ты? По телевизору? – Тебя и твоего любовника. Он убил мою Ирину. Ты бы его защищала. Ты никогда бы мне не рассказала. Я тяжело сглотнула и попыталась не трястись, когда посмотрела ему в глаза. – Алексей. Я не знаю, о чем ты говоришь. Ты должен мне поверить. – Я ничего не должен, – выпалил он. – Я делаю, что хочу. И я думаю, что хочу тебя убить. – Как я смогу тебе помочь, если ты меня убьешь? – Ты для меня бесполезна, лживая сука. – Кулак схватил меня за шею и повел через комнату к французским дверям, выходившими во дворик позади дома. Пока мы шли по коридору, ведущему в комнату для гостей, я думала о том, что он сделал с Лизбет. Она тоже была ему бесполезна. Он ее убил? Или она в постели, по-прежнему пребывает в блаженном неведении, не подозревая о смертельной опасности прямо за дверью? Кулак начал что-то бормотать по-русски и вытолкнул меня на улицу. Я заметила его машину, припаркованную у дальнего конца конюшни, подальше от подъездной дорожки. Если окажусь в его машине – меня можно считать покойницей. Я притворилась, что споткнулась, выбивая Кулака из равновесия, и ткнула локтем ему в кадык. Задыхаясь и хватаясь рукой за горло, русский опрокинулся назад. Я рванулась в сторону и побежала. Жжение почувствовалось почти одновременно со звуком выстрела. Пуля прошила плоть на моем правом предплечье как горячий острый нож. Я схватилась за руку как раз в тот момент, когда Кулак обхватил меня сзади и повалил, расплав на каменных плитах. Моя правая рука, зажатая подо мной, ничуть не смягчила падение. Дыхание перехватило, а перед глазами поплыли круги. Алексей встал, ухватился за шарф, повязанный на моей шее, чтобы скрыть оставленные его руками следы удушения, и рывком поднял меня на ноги. Почти волоком он потащил меня к своей машине. Не потому что я сопротивлялась, а потому что не могла бороться. Оглушенная, в полубессознательном состоянии, истекающая кровью, я бы с ним не справилась. Когда мы добрались до «мерседеса», Кулак открыл багажник и запихнул меня внутрь. В моем распоряжении была лишь секунда, чтобы осознать: там уже лежало одно тело. Беннета Уокера. Глава 58 Эдвард Эстес отказался строить предположения о местонахождении своего клиента. – Возможно, вы хотите ему позвонить, – заметил Лэндри тоном, наполненным великодушным сарказмом. – Предупредить об опасности. В качестве любезности со стороны офиса шерифа округа Палм-Бич. Он оставил Полсона разбираться с адвокатом. – Каждый коп в округе ищет машину Уокера, – сообщил Вайс, как только они отошли от дома. – Мы перекрыли аэропорты. – Как насчет водных путей? Уокер гоняет на катерах. Если доберется до пристани, смотается с побережья, только его и видели. – Я оповещу береговую охрану, – предложил Вайс. – Знаешь, Эстес собирается заявить, что телефон подкинули. – Он может заявлять все, что ему в голову взбредет. Обнаружение улики зафиксировано на пленке. В этой глухомани ни один присяжный не поверит, если бедный богатенький мальчик по второму разу затянет старую песню. Телефон Лэндри зазвонил. Дуган. – Я просто говорю, – заладил Вайс. – Завязывай, – оборвал Лэндри, захлопывая мобильник. – Поехали рушить алиби Уокера. Нас ждет Барбаро. Испанец ждал в комнате для допросов. Лэндри наблюдал за ним через одностороннее зеркало. Барбаро казался спокойным и расслабленным, не как человек, который собирается донести на своего лучшего друга, подозреваемого в убийстве. Он провел рукой по волосам, посмотрел на часы, рассеянно забарабанил пальцами по столу. Мужчина держался уверенно. Лэндри повернулся к Дугану: – Ваша штуковина работает? – Устройство, анализирующее уровень стресса по голосу имело полуметровое название, которое Лэндри никогда даже не пытался запомнить. Во время беседы оно вычленит голоса и определит: чувствует ли одна из сторон нервное напряжение, беспокойство, или нет. Своего рода детектор лжи для нищих и хорошее средство, если интервьюируемого легко разговорить. Лэндри подозревал, что в данном случае от аппарата будет немного пользы. – Прижми его лондонским делом, – посоветовал Дуган, регулируя головку переключателя устройства. – Вряд ли он этого ожидает… Лэндри кивнул, взял папку с записями по делу и вошел в комнату для допросов. – Мистер Барбаро. Спасибо, что пришли. Испанец ответил небольшим пренебрежительным движением руки. – Я почувствовал себя обязанным. – Кому? Секунду Барбаро изучающее смотрел на Лэндри, раздумывая про себя: – Ирине, конечно. – Вы не казались исполненным чувством долга, когда в первый раз давали показания, утверждая, что вы и мистер Уокер отключились у него дома и больше никогда не видели Ирину после того, как ушли из «Игроков». Почему же? Испанец вздохнул, как человек под грузом огромного разочарования: – Никогда не думал, что такое может произойти. Что мой близкий друг окажется способным убить девушку. – В самом деле? – уточнил Лэндри. – Странно, учитывая, что пару лет назад вы прошли практически через аналогичный опыт в Лондоне. Темные глаза испанца встретились с глазами Лэндри. – Тот опыт был совсем иным. – Молодая женщина изнасилована и убита. В чем разница? – Мужчина, обвиняемый в преступлении, не приходился мне другом. – Он отмазался. Тогда вы тоже знали, что он виновен? Барбаро пожал плечами: – Я не был удивлен. – Еще один состоятельный парень на поло-сцене, – продолжал Лэндри. – Спонсор, да. – Скотланд-Ярд пытался «пришить» дело вам. – Преследовать иностранного поло-игрока было гораздо проще, чем состоятельного члена британского общества. – Песня о том, что богатство дает привилегии. – Деньги – универсальное средство общения, не правда ли? – Итак, вы здесь, спустя годы, в Соединенных Штатах, играете в поло, не лезете в чужие дела, и, будь я проклят, если девушка, которую вы знали, не убита, – резюмировал Лэндри. – Вы, должно быть, подумали: «Какое охренительное совпадение». Знаю, сам так подумал. – Я пришел сюда по собственному желанию, детектив, – отозвался Барбаро. – Пришел сказать вам правду. – В отличие ото лжи, что рассказывали раньше. – Я свое поведение не оправдываю. – Хорошо. Что заставило вас передумать? – Меня обвинили в том, что у меня совести прибавилось. – Это правда? У вас ее действительно прибавилось? – Я здесь, не так ли? – Кто-нибудь может подтвердить вашу историю, что вы ушли с вечеринки в доме Уокера? – Думаю, я видел Лизбет Перкинс. Не знаю, видела ли она меня. – Лизбет Перкинс сообщила нам, что дома она отправилась в постель примерно после часа ночи. Почему же она не поведала нам, что видела вас позже? – Задайте этот вопрос ей. – Вам известно, что прошлой ночью на Лизбет напали и ей угрожали? – Да, я слышал. – Думаете, сейчас она окажется более склонной рассказать нам, что видела вас, чем перед избиением? – Ваш намек возмутителен, детектив, – процедил Барбаро, поднимаясь со стула. – Я пришел сюда, чтобы разъяснить истинные события той ночи. Если вы в этом не заинтересованы, я ухожу. – На обратном пути к своей машине вы больше никого не встречали? – осведомился Лэндри. – Никто вас не видел? – Я видел Чокнутую. – Какую чокнутую? – Чокнутую, – нетерпеливо повторил Барбаро. – Такое у нее прозвище. Она сумасшедшая женщина. Постоянно вертится возле стоянки клуба. – И эта Чокнутая – ваше алиби? Барбаро вздохнул: – Детектив, если бы я сочинял себе легенду, неужели думаете, что не придумал бы что-нибудь менее дурацкое? Лэндри уклонился от ответа. – Вы считаете, что Беннет Уокер убил Ирину Маркову? Барбаро внезапно потерял терпение: – Я считаю, детектив Лэндри, некоторым мужчинам, у которых слишком много всего, всегда мало. – Догадываюсь, мистер Барбаро, – поделился Лэндри, – вы тоже были одним из тех мужчин? В вашей жизни подобное уже случалось, вас подозревали, вы отрицали обвинения, приходили и соглашались на разговор, и один из ваших знакомых почти отправился в тюрьму. Возможно, так вы пытаетесь склонить чашу весов в пользу собственных интересов. – И возможно, – парировал Барбаро, – вам стоит пойти к черту. Как только он потянулся к двери, раздался стук, и Вайс, просунув голову внутрь, обратился к Лэндри: – Нашли машину Уокера – и мертвое тело. Глава 59 – Он нас убьет, – с ужасом в голосе причитал Беннет. – Он убьет нас, да? – Заткнись! – рявкнула я. В багажнике было темно, хоть глаз выколи. От паров горючего, кислого запаха пота и страха перехватывало дыхание. Я наполовину лежала на Беннете. Когда попыталась отодвинуться, то стукнулась головой о крышку багажника. – Он русский, – не умолкал Уокер, – Тот гангстер, о котором рассказывала Ирина. Он убивает людей. – Заткнись! – снова рявкнула я. Рана нестерпимо горела и продолжала кровоточить. – О, боже. Поверить не могу, что это происходит. – Заткнись! – заорала я и со всей силы пнула его коленом. – Заткнись! Захлопни свой гребаный рот! Да, он собирается нас убить! Он убьет тебя, но сначала помучает, а я буду смотреть, сукин ты сын! – Господи Иисусе, Елена! Ты так сильно меня ненавидишь? – Ничего меньшего ты не заслуживаешь за те жизни, которые разрушил. – О, господи, – повторил он. – Поверить не могу, что это происходит со мной. С ним. – Двигаться можешь? – спросила я. – Твои руки свободны? – Нет. Связаны за спиной. – Перевернись, – приказала я. – Попробую развязать веревку. – Это клейкая лента. – Перевернись! Беннет пытался двигаться, повернуться ко мне спиной. Я старалась поставить руки в нужное положение. Раненое предплечье пульсировало, как от ударов в большой барабан. Я могла шевелить пальцами, но они затекли и плохо слушались. Конец ленты найти не удалось. Попытавшись разодрать ее насквозь, я сломала ноготь. – Твою мать! «К черту Беннета», – подумала я. Выбраться он не поможет, потому что будет думать только о себе, и все кончится тем, что в ходе побега нас обоих убьют. Я начала шарить по багажнику в поисках чего-нибудь, что смогла бы использовать как оружие. Там было пусто. Машина резко свернула влево, потом вправо, на мгновение остановилась, пока что-то снаружи загремело и заскрежетало. Ворота. Затем автомобиль проехал вперед. Ворота со скрипом и шумом закрылись. Когда багажник открылся, первым я увидела дуло пистолета Кулака. Я задержала дыхание и ждала, пока тот спустит курок. – Вылезай, – скомандовал он. – Вылезай! Я выбралась наружу, голова немного кружилась, ноги пошатывались. Со связанными за спиной руками следом вылез Беннет и минуту простоял, сложившись вдвое. – Выпрямись! – велел Кулак. Беннет разок качнулся на мысках и рванул вперед, врезаясь в русского как таран. Оттолкнул его в сторону и побежал к воротам. Очень спокойно Кулак вернул равновесие, прицелился и выстрелил. Я с ужасом наблюдала, как правая нога Беннета подогнулась, и тот, вскрикнув, упал. Вдалеке звучали сирены патрульных машин, но жуткое предчувствие подсказывало мне, что сюда они не приедут. Мы оказались за запертыми воротами на автосвалке Алексея Кулака, во власти безумца. Глава 60 – Итак, кто этот парень? – поинтересовался Лэндри, освещая багажник автомобиля фонарем. – Джеффри Си Черри, – ответил полицейский, зачитывая информацию с водительского удостоверения жертвы. – Вест Палм-Бич; 06-20-88. У него наклейка сотрудника автомобильной стоянки «Игроков». – Боже, – пробормотал Вайс, тыкая в разбросанный вокруг тела мусор. – Если бы не ломик в его голове, подумал бы, что он умер от поедания этого дерьма. – Там пара десятидолларовых пакетов с коксом, – добавил полицейский. – Должно быть, сделка прошла неудачно. Лэндри глянул на «порше» Беннета Уокера. – Похоже на то. Но что здесь делал Беннет Уокер и где он сейчас? – И почему дилер не угнал машину? – вклинился Вайс. – Ключи на месте. Лэндри вынул из кармана шариковую ручку и приоткрыл небольшой вещевой мешок, лежавший на груди жертвы. Пара стопок однодолларовых купюр, увенчанных двадцаткой – и нечто похожее на остатки наркотика. – Хреново, – нахмурился Лэндри. – Все будто подстроено. Парнишка работал в «Игроках»… – Швейцаром, – вставил Вайс, заглядывая в открытую дверцу со стороны водителя. – У него тут табличка с именем. Лэндри отошел от машины и позвонил Елене и сразу попал на голосовую почту. Ему это не понравилось. Она бы ждала новостей о результатах обыска. Елена отправила его поговорить с парковщиками. Он догадывался, что это тот самый малый, сбежавший до его приезда. Стало быть, Елена знала парня. И Уокер был здесь. – У меня плохое предчувствие насчет всего этого, – поделился Лэндри. Вайс посветил фонариком на ломик, воткнутый в череп Джеффри Си Черри. – Представь, каково ему. Глава 61 Кулак оставил истекающего кровью Беннета лежать на земле и за поврежденную руку потащил меня в здание, впиваясь пальцем в рану всякий раз, как только я начинала замедлять шаг. Он завел меня в большое открытое гаражное помещение с гидроподъемниками и водостоками в бетонном полу. С потолочных металлических балок свисали лампы. С одной стороны гаража в ряд стояли побитые металлические шкафчики красного цвета с сетчатыми дверцами. Кулак поволок меня туда, распахнул один из шкафчиков, втолкнул внутрь спиной к стене, захлопнул дверцу и запер на замок. Я угодила в клетку. В буквальном смысле став невольным зрителем того ужаса, который Кулак мог передо мной разыграть. Клетка оказалась не намного выше меня, не намного шире и глубже. Я могла выставить руки перед собой, но у меня не было рычага или силы, чтобы толкнуть дверь. Казалось, прошло много времени, прежде чем Кулак вернулся. Я уже начала думать, что, он повел Беннета в другое место, чтобы пытать и убить. А я простою в этой клетке долгие часы, задаваясь вопросом, что же случится со мной, когда он наконец вернется. Потом я их услышала – Кулак орал на Беннета, чтобы тот шевелился, шорох шагов, кто-то упал, крики Кулака. Неуклюже раскинув ноги и руки, Беннет вошел в дверной проем и приземлился на пол недалеко от одного из водосборников. Кулак перешагнул через него, в руке пистолет. Алексей выглядел очень спокойным, даже расслабленным, словно отключил эмоции. – Снимай одежду, – приказал он. Беннет посмотрел на него снизу вверх. – Что? – Снимайте одежду, мистер Уокер. – Зачем? Кулак яростно ударил его ногой по ребрам, поступок странно расходился с его манерой поведения. – Снимайте одежду, мистер Уокер. Вам предстоит узнать, что значит быть уязвимым. Когда Беннет по-прежнему не пошевелился, Кулак нанес ему еще два удара: один в спину, другой по больной ноге. Морщась, Беннет попытался сесть. Его лицо блестело от пота, когда он срывал с себя футболку и джинсы. Ему с трудом удавалось двигать раненой ногой и сгибать колено. Казалось, на то, чтобы справиться с задачей у него ушла целая вечность. Все это время Алексей просто стоял рядом и ждал с пистолетом в руке. Он курил, бесстрастно наблюдая, как его жертва старается изо всех сил. После того как полностью разделся Беннет свернулся на бетоне в клубок и просто лежал, тяжело дыша. Он находился спиной ко мне, и я могла видеть входное отверстие на задней стороне его бедра – маленькая, с виду безобидная дырочка, дающая неверное представление о том, какой ущерб пуля наверняка нанесла внутри конечности. Кулак бросил окурок на пол и растоптал туфлей с крыловидным мыском. Извлек пару наручников, один защелкнул вокруг левого запястья Беннета, а другой вокруг металлического прута сливной решетки. Подошел к верстаку, отложил пистолет и выбрал на настенном стеллаже инструмент. Он делал выбор тщательно, подобно музыканту или скульптору. Это был болторез. Беннет наблюдал за русским. Я видела неподдельный ужас на его лице. Как животное, пытающееся спастись от хищника, Уокер отпрянул от Кулака так далеко, как мог – на жалкое короткое расстояние – пока не звякнули наручники, и он не натянул их, насколько позволял неподдающийся металлический стержень. – Почему ты убил мою Ирину? – Кулак задал ему вопрос с леденящим спокойствием. – Я не убивал, – отозвался Беннет. – Не убивал ее. Кулак подошел на шаг ближе и наступил на запястье Беннета, заставляя того зайтись криком. – Почему ты убил мою Ирину? – Я-я не убивал, – отчаянно твердил Беннет. – Я едва ее знал. Словно обрезал сорняки на лужайке, Кулак наклонился с болторезом к Уокеру и «откусил» ему фалангу левого указательного пальца. Горячий пот прошиб меня с головы до ног. Раздались жуткие вопли. Я на секунду зажмурилась, но тут же открыла глаза, чтобы как-то уменьшить головокружение. Беннет рыдал. Из культи текла кровь. Носком туфли Кулак спихнул обрубок в водосток. Отошел в сторону, закурил еще одну сигарету, выкурил ее наполовину. Затем вернулся к Беннету, присел на корточки и прижал раскаленный кончик сигареты к его изуродованному пальцу, прижигая рану. Уокер закричал. Звук прошел сквозь меня как лезвие бритвы. – Почему ты убил мою Ирину? – мягко повторил Кулак. – Я не знаю, – прохныкал Беннет. – Ты не знаешь? – Не могу вспомнить. – Ты погубил эту восхитительную девушку, – притворно изумился Кулак, – и она значила для тебя так мало, что ты даже не помнишь за что? – Я не знаю. Кулак посмотрел на окурок, затем невзначай наклонился, прижал раскаленный кончик к тонкой коже запястья Уокера и не отпускал. Тело Беннета неистово и судорожно дергалось. Испускаемые им крики были настолько животными, что в них не угадывалось ничего человеческого. Я пыталась отвернуться, но все еще видела его боковым зрением. Если закрою глаза, нахлынут головокружение и тошнота, и станет дурно. А мне важно не показывать слабость. Я это знала. Запах паленой плоти наполнил воздух, и я старалась подавить рвотные позывы. Кулак ждал, чтобы вопли стихли, а жертва, мирно затихнув, валялась в своем собственном дерьме. Но паника была для меня непозволительной роскошью. Русский мог учуять ее запах. Он ей кормился. Смаковал как хорошее вино. – Я ее любил, – признался Кулак. – Я сделал бы для нее все, что угодно. Сделаю для нее все, что угодно. Почему она захотела тебя, мистер Уокер? Ты слаб. Не такой мужчина должен быть рядом с такой женщиной, как Ирина. Она водила бы тебя за нос как лопуха с одной извилиной. Ты поэтому ее убил? Беннет затряс головой: – Нет. – Тогда почему? – не отступал Кулак, будто расспрашивал милого маленького ребенка. – Почему ты ее убил? – Я-я, должно быть, разозлился. – Да. – Она меня разозлила. – Да. И поэтому ты ее убил? – Богом клянусь, – скулил Уокер, – я не помню, как ее убивал. Я ничего не помню. Меня, должно быть, переклинило. Кулак указал на обрубок указательного пальца Беннета: – Довольно болезненно, да? Беннет кивнул. Он распластался на полу вниз животом, прижимаясь лицом к бетонному покрытию. – Позволь мне отвлечь тебя от этой боли, – предложил русский. Он поднялся, взял болторез и отхватил половину среднего пальца рядом с изувеченным. Мне хотелось заткнуть уши и заглушить крики, но я не могла так сильно согнуть раненую руку. Мне хотелось, чтобы меня вырвало. Хотелось плакать. Паника распухала в горле как воздушный шар. Кулак стоял и наблюдал за рыдающим пленником, смотрел, как из его искалеченной руки бежала кровь и капала в канализацию. – Мне жаль! – плакал Уокер. – Мне так жаль! Я не знаю, что произошло! Я слышала его слова. Смотрела на него, лежащего там. Много раз за всю жизнь я уверяла себя, что для Беннета нет на свете слишком тяжелого наказания. Но все о чем я в данный момент могла думать – убийца не он. Беннет Уокер мог распускать руки, но он также был, – как назвал его Алексей Кулак – слабаком. Он никогда бы не смог совершить то, что сейчас творил с ним русский, и не выблевать собственные кишки. Он на такое не способен. – Ты не знаешь, что произошло, – произнес Кулак. Затем развернулся и посмотрел на меня. – Если ты не знаешь, – продолжил он, – тогда, возможно, твоя любовница сможет нам рассказать. Глава 62 Лэндри припарковал машину в сорока метрах от подъездной дорожки фермы Шона Авадона. В главном доме было темно. Единственный свет виднелся в коттедже Елены, перед которым стояла ее машина. Входная дверь приоткрыта. Вытащив оружие, Джеймс пошел в сторону коттеджа. Французские двери распахнуты настежь. Лэндри скользнул внутрь. Единственный светильник горел в гостиной. Все выключено – и телевизор, и даже привычный джаз в стерео-системе. Он пробирался через дом, беспокойство росло. Гостевая спальня пуста. Комната Елены тоже. Зазвонил мобильник. – Лэндри. – Детектив? Русский акцент. Голос громкий и мужской. – Я звоню из «У Магды». – Да? «Бармен», – подумал Лэндри. Крупный лысый мужик с синими татуировками на черепе. – Вы хотите Кулака? Лэндри почти ответил «нет». Почти сказал, что Кулак его больше не интересует, но удержался. – Тот парень на новостях, – ломано продолжил бармен. – Тот, что они сказали, мог убить Ирину. – Беннет Уокер? – Он у Кулака. На автосвалке. – Почему ты мне это рассказываешь? – осведомился Лэндри. – Я говорю вам за Светлану, – ответил русский. – Мужчина у Кулака, и женщина. – Женщина? – переспросил Лэндри, мороз пробежал по его коже. Елена у Алексея Кулака. – Ты приезжай и возьми Кулака, – заявил бармен. – Скажи ему, тебя послала Светлана. Глава 63 – Он мне не любовник, – ответила я с бравадой, какую смогла наскрести. Если мне удастся дать отпор Кулаку, то смогу выгадать немного времени и найти способ его обезвредить или сбежать. Хвастливое заявление для женщины в клетке. – На что он мне? – продолжила я, когда русский подошел ближе. – Он для меня ничто. Кусок дерьма на тротуаре. – Я видел вас по телевизору, – отозвался тот. – Вы были любовниками. Твой отец – его адвокат. – У меня нет отца, – отрезала я. Нечто уродливое промелькнуло в его глазах. – Ты еще не усвоила, мисс Эстес, что я не люблю, когда мне лгут? – Ну, меня не особенно взволновало, что меня обозвали лгуньей, мистер Кулак. Поэтому, думаю, мы квиты. Он не знал, что со мной делать. – Эдвард Эстес, – пояснила я, – перестал быть моим отцом в день, когда захотел, чтобы я солгала под присягой и дала Беннету Уокеру алиби, зная, что он насильник. Кулак стоял прямо за шкафчиком, очень близко, и изучал меня как некий музейный экспонат. – Ты очень дерзкая для женщины в твоем положении. – Могу себе позволить, – ответила я. – Ты сделаешь, что пожелаешь. Я, по крайней мере, сохраню гордость. Он развернулся и посмотрел на Беннета, лежащего на полу и плачущего. – Ты мне не расскажешь, – произнес Кулак. – Ты знаешь, что это был он, но мне не расскажешь. Думаешь, я дурак. Я пришел к тебе за правдой, а ты сказала, что ничего не знаешь. – Потому что не знаю. Ты хотел правду. Я ее пока не нашла. Поверь мне, он последний человек на земле, кого мне захочется защищать. Он – в лучшем случае насильник, в худшем – убийца. Зачем мне из-за него рисковать жизнью? Беннет услышал мои слова. Он посмотрел на меня, умоляя: – Ради Бога, Елена! – Заткнись! – закричала я на него. – Ты именно такой и сам это знаешь. Русский с интересом переводил взгляд с меня на Беннета и обратно. – Хорошо, мисс Эстес, – заговорил он, отпирая клетку. – Ты убеждена, что он насильник и убийца. Докажи мне. Кулак открыл дверцу и вытащил меня из шкафчика за раненную руку. Черные круги плыли у меня перед глазами, ноги подкашивались. Он толкнул меня туда, где лежал и истекал кровью Беннет. Его кожа была белой как полотно и блестела от пота. Он впадал в шоковое состояние. Кулак еще раз ударил его ногой по ребрам. – Перевернись! На спину! – О, боже. О, боже, – стонал Беннет. Когда он лег на спину, из уголков его глаз бежали слезы. Кулак вложил мне в руки болторез, затем вытащил из кобуры на поясе пистолет 38-ого калибра и приставил к моей голове. – Хочешь справедливости, мисс Эстес? – спросил он. – Жаждешь мести? Я хочу отомстить. За Ирину. Воздай ему по справедливости, как того заслуживает насильник – кастрируй его. Глава 64 Болторез был тяжелым. Острые металлические щипцы зависли над гениталиями Уокера. Холодная сталь пистолета упиралась мне в висок. – Какая-то проблема, мисс Эстес? – шепнул Кулак. – Нет, – откликнулась я. – Я очень долго ждала этого момента. Беннет плакал, бормоча мое имя и повторяя «пожалуйста» снова и снова. – Просто… немного кружится голова, – промямлила я, качнувшись в сторону Кулака. – Сделай это, – приказал он. Я притворилась, будто безуспешно пытаюсь развести ручки болтореза. – У меня действительно нет сил, – пожаловалась я. – Сделай это! – выкрикнул он. – Сделай!!! Внезапно я упала на колени и двинула локтем в пах Кулаку. Когда русский согнулся пополам, я заехала ему ручками болтореза с такой силой, какую мне дал всплеск адреналина. Одна рукоятка ударила ему по лицу, разбив скулу, другая зацепила нижнюю челюсть. Его голова дернулась назад, рука с пистолетом взмахнула вверх. Оружие выстрелило, пуля пролетела через помещение и с громким хлопком попала во что-то металлическое. Кулак взмахнул пистолетом вниз, на меня. Я врезала ему болторезом по ноге, он упал на колени и снова выстрелил. Я старалась отползти назад, подальше от него, когда Кулак опять попытался в меня прицелиться. Ткнув его болторезом, мне удалось попасть ему по запястью. Пистолет снова выстрелил. Я нырнула вправо. Теперь русский кричал, в слепой ярости, бешено вращая глазами. – Кулак! Стоять! – Офис шерифа! – Не двигаться! – Брось пушку! Я услышала крики и выстрелы, которые незамедлительно последовали. Сверху на меня попа`iдали кровь и кусочки плоти. Тело Алексея Кулака дернулось и извернулось в мою сторону. Он выглядел удивленным. Шокированным. В следующее мгновение свет в его взгляде потух, ярость исчезла, и тело рухнуло поперек ног Беннета Уокера. Помогая себе одной рукой, я отползла в сторону. Меня била сильная дрожь, сердце бешено стучало, в ушах звенело. Я лежала на холодном бетонном полу. Не дальше чем в двух метрах на меня таращился Беннет Уокер. Его широко раскрытые глаза не мигали. Один из выстрелов Кулака попал ему в лоб. Беннет был мертв. Глава 65 Лэндри бежал через гараж и во все горло выкрикивал имя Елены, зная, что вероятно она не сможет его услышать. Выстрелы все еще гремели у него в ушах. Он едва слышал собственные мысли. – Елена! Елена! Она не шевелилась, глядя в пустые и безжизненные глаза Беннета Уокера. – Елена! В следующую секунду он был рядом, на коленях, наклонялся к ней, вытирая брызги крови и ошметки с ее лица, надеясь на Бога, чтобы ничего из этого не принадлежало ей. Его руки тряслись. – Ты ранена? – выкрикнул он, вглядываясь в ее лицо. – Ты ранена? Она моргнула, заметив его в первый раз. – О-он м-мертв, – прошептала она. Лэндри кивнул. Он осторожно приподнял ее и держал, прижимаясь щекой к ее макушке. Казалось, они просидели там долгое время, даже когда вокруг засновали помощники шерифа и члены следственной группы. Его сердце проскакало несколько километров, пока адреналин не пошел на спад. Он не мог припомнить, доводилось ли ему прежде испытывать подобный страх, как в момент, когда Алексей Кулак наставил пистолет на женщину, которую он теперь держал в руках. Какой же он идиот, что влюбился в дамочку, постоянно ввязывающуюся в подобные ситуации. Но ничего не поделаешь, и все что ему оставалось, это держать ее, гладить по волосам и нашептывать слова, которые, он был уверен, она не услышит. Не важно. Не имело значения даже то, что это были за слова. Важно лишь, что он их сказал. Глава 66 В этот раз мы с врачом скорой помощи пришли к согласию – она не хотела класть меня в больницу, а я не хотела оставаться. – Ради бога, ее же подстрелили, – прорычал Лэндри. Доктор, которая наверное была еще зародышем, когда я была в ее возрасте, выкатила на него глаза: – Это всего лишь поверхностная рана. – Да? – ощетинился Лэндри. – Сколько раз вас подстреливали, милочка? Это вам не хренов порез от бумаги. С рукой на перевязи я слезла с каталки и направилась к двери. – Елена… – Хочу домой, – просто ответила я, и вышла в коридор. – Я поеду с тобой, – заявил он. Я не стала спорить. Также, как не обратила внимание Лэндри на то, что без него не смогла бы добраться до дома. Не я пришла к Алексею Кулаку. Алексей Кулак пришел ко мне. Мне не хотелось, чтобы Лэндри выспрашивал зачем. – Лизбет там и… – Ее нет, – ответил он. Я остановилась и повернулась к нему лицом: – Что? – Ее там нет. Когда я подъехал, в доме никого не было. Полдюжины плохих вариантов развития событий пронеслись у меня в голове как кометы, худший из них: Кулак избавился от нее, пока ждал меня в засаде. – Мы должны ее найти, – выдохнула я. – Мы ее найдем. – Нет, – одернула я. – Ты не понимаешь. Мы должны ее найти. Она знает, что произошло. Лэндри прищурился: – Что значит, она знает, что произошло? Нам известно, что случилось. Уокер убил Ирину, потому что та была беременна. Она собиралась разрушить его жизнь. Он ее убил и избавился от тела. Я помотала головой. – Нет, я так не думаю. – Ты так не думаешь? Ты с первого дня твердила, что Уокер – убийца. – Не думаю, что это сделал он, Джеймс, – призналась я. – Я своими глазами видела, как Кулак его пытал. Русский хотел знать лишь ответ на вопрос «почему». Почему он ее убил? Беннет мог ответить только, что он не знает; не может вспомнить, как ее убивал. – И что? Кто мог догадаться, что русского ублюдка взбесят именно эти ответы? – Но они его взбесили, – подхватила я. – Будь у Беннета ответ, он бы его дал. Полагаю, он верил, что совершил это убийство. Думаю, проснулся воскресным утром, нашел мертвую девушку в своем бассейне, и убедил себя, что, должно быть, сам ее прикончил. – Он не мог дать ответ Кулаку, потому что его не имел. Так почему ты думаешь, что ответ найдется у Лизбет? «Догадка», – подумала я. – «Ощущение». Ощущение, медленно пустившее корни в моем подсознании, когда маленькие обрывки информации сложились воедино. – Когда Барбаро отказался от прежних показаний, – ответила я. – я спросила его, видел ли он кого-либо, кто мог бы подтвердить его слова. Барбаро заявил, что видел Лизбет. Когда он вернулся к своей машине у «Игроков», она шла через стоянку. Однако Лизбет говорила мне, что ушла домой задолго до этого времени. – Значит, Барбаро лжет, – подытожил Лэндри. Я помотала головой: – В этом нет смысла. Зачем ему лгать из-за такой ерунды? Почему бы просто не сказать, что его никто не видел? Доказать обратное невозможно. – И зачем о своем местонахождении солгала Лизбет? – рассудил Лэндри, когда картинка стала проясняться. – Если только ей есть, что скрывать. – Именно, – кивнула я. – Вчера я показывала совместный снимок Лизбет и Ирины одной ненормальной женщине, которая крутится у «Игроков» и поло-клуба. Спросила, видела ли она когда-либо Ирину. Она поглядела на обеих девушек и сказала, что они очень гадкие. Думаю, под «они» она подразумевала «вместе». – Считаешь, между Ириной и Лизбет что-то было? – поинтересовался Лэндри. – Думаю, да. Во всяком случае, Лизбет считала именно так. – Но зачем Лизбет убивать Ирину? – недоумевал Лэндри. Я на мгновение задумалась, прокручивая разбитые на мелкие кусочки воспоминания. Совместные фотографии Ирины и Лизбет, Лизбет такая счастливая и улыбающаяся – и снимки, на которых Лизбет немного в стороне и неуютно чувствует себя с мужчинами. «Слишком много изображений Ирины на ее холодильнике», – подумала я тогда. Я размышляла о том, как сильно Лизбет ругалась с Ириной из-за желания той продолжить гулянку. Думала о глубоком горе и сильнейшем чувстве вины. – Ирина ждала ребенка, – откликнулась я. – Она хотела богатого мужа-американца, а не наивную лесбиянку с фермы из западного захолустья, штат Мичиган. – Отвергнутые чувства, – резюмировал Лэндри. Стоило мне об этом подумать, как на меня накатило чувство глубокой печали. Со времен, когда убийства обрели мотивы, этот стал самых старым в истории человечества. Безответная любовь. Меня никогда не переставало удивлять, как эмоция, которой следовало быть такой же хорошей и яркой как радость, так часто оказывалась столь разрушительной. И неважно сколько раз жизнь преподает нам этот урок, мы продолжаем наступать на те же грабли. Глава 67 Луна ярко светила, пока Лизбет шла по грунтовой дороге. Она не знала, который час. Время не имело значения. Правда по ее ощущениям, она шла уже довольно долго. Ей никогда не доводилось бродить по дикой местности в одиночку. Подобная мысль напугала бы ее. Но не Ирину. Ирина посмеивалась бы над ее боязнью змей и аллигаторов и всю дорогу дразнила бы. Ирина знала, какое чувство свободы дарит способность не испытывать страх. Лизбет только начинала узнавать, что это означало. Она знала, куда идет, потому что за последние несколько дней местоположение в деталях описывалось наездниками и работниками конюшни, в выпусках новостей. Это своего рода паломничество – отправиться на место, где нашли Ирину, где ее тело было уничтожено. Для Лизбет это место было не менее святым, чем любое другое. Она поклонялась Ирине. Ирине – такой умной, такой искушенной, такой дерзкой, такой храброй. Она любила Ирину, как прежде никого не любила в своей жизни. Она нуждалась в Ирине. Ирина была ее старшей сестрой, ее лучшей подругой, ее… наставницей. Она олицетворяла все, чего не хватало самой Лизбет. Лизбет из кожи вон лезла, стараясь идти по стопам Ирины – быть непринужденной, легкомысленной, беззаботной и элегантной, смотреть жизни в лицо и насмешливо ухмыляться. Как прекрасно было бы, существуй они лишь вдвоем. «Забавно», – подумала она. По приезде в Южную Флориду у нее были совсем другие представления о том, чего она хочет от жизни. Она желала того, чего ее учили желать – мужа, семью – хотя из прошлого опыта с мужчинами она знала, что гарантий счастья нет, а любовь может нести с собой ненависть и страх. И жизнь преподавала ей этот урок снова… и снова… и снова. Ирина взяла ее под свое крыло. Ирина была ее единственной настоящей подругой и защитницей – или ей тогда так только казалось. Никогда в жизни Лизбет не была – или думала, что никогда не будет – с другой женщиной. Ее растили с верой, что это неправильно. Но с Ириной она ощущала близость, защищенность и, отставив чувство вины провинциальной девчонки в сторону, счастье. Лизбет остановилась у тропы, чтобы наклониться, прокашляться и попытаться наполнить ноющие легкие воздухом. На минутку присела отдохнуть на кипарисовый пень. Ночь стояла ясная и теплая. Бурлившая живностью, если человек соизволит присмотреться. Лизбет так и сделала. Слушала кваканье лягушек, пронзительные крики и клекот болотных птиц. Конечно, были неслышные и невидимые животные, таящие наибольшую опасность. Любовь – такая же тварь. И ревность. И душевная боль. Лизбет сидела на пне у маслянисто-черного канала и ждала, когда за ней придут. Глава 68 – Барбаро говорил мне, что той ночью Ирина не стеснялась своих планов насчет того, как собиралась развлекать мальчиков, – рассказывала я. – Лизбет умоляла Ирину не ходить, но та все равно пошла. – Думаешь, позже Лизбет вернулась, чтобы поговорить с Ириной начистоту? – поинтересовался Лэндри. – Тогда-то Барбаро ее и увидел. Он въехал на подъездную дорожку и остановился рядом с моей машиной неподалеку от коттеджа. Когда я вылезла из машины, мной овладело пугающее чувство, что нужно спешить. Охватившая меня усталость сгорела от нового притока адреналина. Лизбет где-то совсем одна. Меня не покидало ощущение, что она была одна уже очень долгое время. Я подумала о том, что источник моей симпатии к этой девушке заключался в том, что я видела в ней все те качества, которые жизнь давным-давно выжгла из меня самой. Войдя внутрь, я позвала ее по имени, хотя знала, что она не отзовется. Пусть после испытаний прошлой ночи Лизбет ужасно вымоталась, но провинциальное воспитание не позволило ей оставить комнату для гостей в беспорядке. Она заправила постель и взбила подушки. Записка была прижата весенне-зеленым бархатным валиком и написана счастливым, округлым, девчачьим почерком. Я прочла сообщение, и сердце замерло у меня в груди. Она благодарила меня за оказанную помощь. Благодарила за то, что я была Ирине хорошей подругой. Извинялась за все, что сделала неправильно, за каждый допущенный проступок, за все хорошее, чего не совершила. Записала имена и номера телефонов своих родителей в Мичигане. Попрощалась. Глава 69 Сейчас она ощущала такое спокойствие, такое умиротворение. Ей пришлось принять решение, но теперь, когда оно было принято, лишь оно имело для нее смысл. Елена сказала ей, что свою вину нужно отработать, не барахтаться в ней. В некотором смысле именно это она и делала. Отдавала Ирине долг. Той ночью она с нетерпением ждала вечеринки. Праздник обещал быть сплошным весельем. Они с Ириной будут танцевать, флиртовать, хлопать ресницами, а парни угощать их напитками, но Лизбет уже решила, что уйдет пораньше. Хватит с нее мистера Уокера и его друзей. Она больше не хотела вести такую жизнь. Но хотела Ирина. Или так она сказала той ночью, когда Лизбет объявила, что собирается домой. – Я хочу богатого мужа, Лизбет. Ты это знаешь. И тебе известно, кого именно я хочу. – Но Ирина, ты же знаешь, что он на тебе не женится… – Женится. Увидишь. Я беременна. Только что выяснила. Боль оказалась настолько острой, что у Лизбет перехватило дыхание. – Что? – Я беременна. Сегодня позже ему расскажу. – Ради Бога, Ирина, как ты можешь утверждать, что ребенок от него? Ты переспала с б'oльшим количеством парней, чем можешь сосчитать по-английски. В глазах Ирины вспыхнула злость: – Как ты смеешь говорить мне такое, Лизбет? Ты тоже с ними со всеми перетрахалась! – Уже нет. Я с ними покончила. – Что ж, тем лучше для тебя, мисс Божий одуванчик. А я не закончила. Беннет Уокер разведется со своей сумасшедшей женой и женится на мне. Я об этом позабочусь. – Но, Ирина, а как же мы? Я люблю тебя. Лизбет никогда не забудет выражение лица Ирины – странная, болезненная смесь жестокости и жалости. – Не будь дурой, Лизбет. Ночь напролет Лизбет прокручивала эту сцену в своей голове снова, снова и снова, и с каждым разом становилось только больнее. В своих фантазиях она видела в глазах Ирины сожаление, слышала грусть в ее голосе. Эти воспоминания Лизбет усердно старалась сохранить – Ирина знала, что они не могут быть вместе, и жестокость в ее отказе была замаскированным добротой. Лизбет отправилась домой и, плача и не находя себе места, мерила шагами свою крохотную квартирку. Жалея, что не сказала чего-то другого, выставила себя глупой и говорила как прилипала. Неважно, какие договоренности между ними были. Неважно, если у Ирины будет богатый муж-американец. Лизбет не понаслышке знала, что Беннет не возражал, когда они с Ириной были вместе. Что если он захочет посмотреть еще? «Господи, до чего же ты жалкая, Лизбет» – подумала она тогда. Но в следующую секунду до смерти испугалась, что совершила ошибку и не сможет быстро добраться до «Игроков», достаточно быстро, чтобы затянуть образовавшуюся в отношениях трещину. Когда Лизбет вернулась в клуб, все уже ушли домой к Беннету. У нее не было специального пропуска на территорию поло-клуба, где проживал Уокер, и вряд ли ей удалось бы убедить охранников полуправдой о том, кто она и почему здесь находится. Она оставила машину у «Игроков» и пошла пешком. Но той ночью Лизбет не входила в дом Беннета. Стоя в тени, она видела через высокие окна то, от чего ей стало дурно. Она сама бывала на подобных вечеринках, вытворяла то же, что Ирина, но каким-то образом, будучи сторонним наблюдателем, без звукового сопровождения, ей удалось увидеть более ясно, чем это действо являлось на самом деле. Деградацией. Только Ирина не видела происходящее с этой стороны. Она смеялась, была дикой, прекрасно, восхитительно обнаженной и гордой, брала все, что Беннет Уокер, Джим Броуди и их друзья давали ей, и молила о большем. Лизбет не знала этого человека. Этот человек никогда ее не любил. Затем жестокие слова пришли из ниоткуда. Как ты могла быть такой глупой, Лизбет? Такой наивной? Много, много раз в жизни ее хлестали словами как кнутами. С чего она вообще взяла, что кто-то может ее полюбить? Слезы полились ручьем, когда она уселась и стала ждать. Лизбет чувствовала себя, словно была сделана из осколков стекла. Она практически видела линии между разбитыми кусочками, когда в ярком лунном свете смотрела на запястье. Той ночью она очень долго просидела сжавшись напротив дома Беннета Уокера, все ее существо пульсировало от боли. Незадолго до рассвета Ирина вышла выкурить сигарету. Уселась на один из шезлонгов у бассейна, вытянув длинные ноги. – Я тебя не знаю, – произнесла Лизбет, вставая рядом с креслом. Она глядела вниз на незнакомку, которую представляла сказочной принцессой. – Как ты могла так поступить, Ирина? Как ты могла так со мной поступить? – Никто ничего с тобой не делал, Лизбет, – отозвалась Ирина. – Они все это делали со мной. Ирина рассмеялась над собственной шуткой. Резкий, циничный звук показался Лизбет таким же нестройным, как звон бьющих друг о друга крышек кастрюль. – Повзрослей, Лизбет, – добавила Ирина. Боль, которую не выразить словами. Лизбет зашла за шезлонг, скорчилась и зарыдала, закрыв лицо руками. – Я любила тебя, – без конца шептала она. – Я любила тебя. Я любила тебя… Боль все нарастала и нарастала, давление от нее угрожало раздавить легкие, сердце, голову. Ее руки медленно обогнули спинку шезлонга, и кончики пальцев легко провели по плечам Ирины. И затем, даже полностью не осознавая как, она схватилась за кожаный шнурок на шее Ирины с висевшим на нем медальоном, точно такое же украшение, как ее собственное. Они вместе купили их на конном шоу в Веллингтоне. И ее руки сжали шнурок. И боль раздулась. И Лизбет подумала: «Все, чего я от тебя когда-либо хотела, чтобы ты меня любила». Теперь она громко кричала, и звук, переполненный такой мукой и обнаженной болью, не походил на человеческий. Она оплакивала все, что потеряла – свое сердце, свою невинность. Оплакивала все, чего у нее никогда не будет – будущего, семьи, любви. И когда слезы прекратились, ничего не осталось. Она была пуста, доведена до предела. Время пришло. Абсолютно без всяких эмоций она разделась. Достала из кармана заимствованного пиджака маленький, очень острый нож, который также взяла на кухне Елены. Кончиком ножа вскрыла вену на левом запястье, и еще одну на правом. Ступила в черную воду канала и излила в нее свою жизнь каплю за каплей. Глава 70 Иногда наши лучшие намерения недостаточно хороши – ни для тех, кто нас окружает; ни для тех, кто нас любит; ни для нас самих. За рекордное время мы с Лэндри добрались до канала, где я нашла Ирину. Но рекордного времени оказалось недостаточно. Лэндри ударил по тормозам, мне кажется, мы выскочили из машины прежде, чем та полностью остановилась. Я бежала через небольшой брод на дальний берег так быстро, как могла. Туда, где яркий свет фар падал на маленький сверток взятой у меня одежды, которую Лизбет аккуратно сложила и оставила там, чтобы вещи могли найти. Я позвала ее по имени и повернулась, будто она могла материализоваться перед глазами. Лэндри поймал меня прежде, чем я повернулась слишком далеко и увидела слишком много. Он прижал меня к себе так сильно и держал так крепко, как только мог, пока я плакала единственным возможным для меня способом – своей душой. Глава 71 В некотором смысле, эти несколько зимних дней я чувствовала себя умершей. Части меня, которые я считала давно погибшими, были воскрешены и заново вычищены. В гибели Ирины я видела смерть мечтаний, которых не должно было быть. Жизнь, которую она хотела, причины, по которым она ее так жаждала, никогда не принесли бы ей счастья. Точно также, как я никогда бы не нашла счастья с Беннетом. В смерти Беннета я видела колесо правосудия, провернувшееся в назначенный им, а не мной, час. Прежняя ненависть и горечь, которую я испытывала к Беннету Уокеру все эти годы просто перестали существовать. Я не чувствовала себя счастливой. Не чувствовала облегчения. Не чувствовала себя отмщенной или торжествующей, или нечто в этом роде. Я лишь ощущала отсутствие чувств, и знала, что пройдет еще много времени, прежде чем я полностью пойму, к чему все это. В смерти Лизбет я видела слишком много, слишком близко, и увиденное ранило так сильно, что я могла лишь изредка доставать его из самого тайного уголка своего сердца и искоса бросать мимолетный взгляд, прежде чем убирала обратно. Лизбет была ребенком, которым я не была никогда. С открытым сердцем, которое я научилась так тщательно оберегать столько лет назад. И, возможно, поскольку я никогда не позволяла себе оплакивать потерю ребенка внутри себя, переживала ее смерть тяжелее всего. Гибель Лизбет оставила ощущение, что меня ранили так глубоко внутри, куда, я думала, ничто и никто никогда не доберется. Мне не нравилось ошибаться. Я позвонила родителям Лизбет в Мичиган и наплела небылицы об их милой дочери и несчастном случае. Им не нужно знать, как трагично складывалась ее жизнь в предшествовавшие смерти недели. Иногда правда бывает слишком жестокой, чтобы ее открывать. Правду Лизбет я оставила с ней. Через несколько недель шумиха вокруг перестрелки на автосвалке Алексея Кулака пойдет на спад. Ее нужно перетерпеть, как укус комара. Я не давала интервью, не оставляла комментариев. Отвергла предложение сняться в «фильме недели». Выкроила день и отправила Билли Квинту лодку без дыр. Когда вернулась, на ферме меня ждал Барбаро. – Мне за столькие вещи нужно попросить прощения, – начал он, придерживая дверцу, пока я выбиралась из машины. – Не у меня, – ответила я. – В конце ты принял правильное решение. – Слишком незначительное, слишком поздно. Я промолчала. – Как ты, Елена? – спросил Барбаро. Он не смотрел на мою руку на перевязи. Не это он имел в виду. Я передернула плечами. – Не узнала ничего нового, чего не знала прежде, – отмахнулась я. – Преимущество моей прожженности и цинизма. Трудно быть одновременно шокированной и разочарованной. – Я сожалею об этом, – заметил Барбаро. – Сожалею, что мы не смогли узнать друг друга в иное время, при иных обстоятельствах. – Насколько мне известно, это единственное время, которым мы располагаем, – откликнулась я. – Нам остается только разыграть полученный расклад. Он кивнул, вздохнул и отвернулся. – Я собираюсь на время вернуться в Испанию, – сообщил Барбаро. – А как же сезон? – Будет другой. Я только хотел с тобой попрощаться. И поблагодарить. – За что? Он устало и грустно улыбнулся и коснулся моей щеки. Я уверена, что нежно, хотя на самом деле не могла почувствовать его прикосновение. – За то, какая ты, – ответил он, – и за то, что помогла мне разглядеть, в кого я превратился. Когда вечером заехал Лэндри, солнце низко висело на западном небосклоне, пламенея оранжевым и пурпурным на низком горизонте. Я стояла у темной изгороди высотой в четыре доски, создавшей загон для хорошенькой кобылы Шона – Коко Шанель. Она щипала траву так деликатно, словно ела сэндвичи с огурцом на пикнике в саду. Лэндри подошел и встал рядом со мной. Минуту мы наблюдали за лошадью. – Как себя чувствуешь? – поинтересовался Джеймс. – Бывали дни получше, – отозвалась я. – Бывали и похуже. – Сегодня твой отец давал пресс-конференцию. Смотрела ее? – Должно быть, мое приглашение затерялось на почте. – Он пытается свалить все на русскую мафию. По его словам, Ирина была частью продуманной схемы, с помощью которой Алексей Кулак хотел подобраться к семье Уокеров. – Вот почему он заколачивает большие бабки. Кинодеятелям следует к нему обратиться. – Сожалею, что он во всем этом участвовал. – Я сожалею, что любой из нас в этом участвовал. – Ага. – Я сожалею, что он мой отец, и точка. Давай не будем о нем говорить, – предложила я. – Он лишь испортит чудный закат. Лэндри кивнул и приобнял меня за плечи. Как хорошо, что он касается меня, что он со мной, что, несмотря на свои многочисленные острые углы, когда потребуется Лэндри будет рядом. Из всех полученных мной за ту неделю уроков, этот для меня самый важный. Я подумывала расспросить его о том, что произойдет с оставшимися членами алиби-клуба, но сама знала ответ. Ничего. С Джимом Броуди и остальными ничего не случится. Помимо употребления незначительного количества легких наркотиков, они не совершили ничего противозаконного. Залягут на дно месяца на два, или даже на весь сезон. Но потом все пойдет как обычно. Просто так устроен мир. Будут ли еще подобные Ирины и Лизбет? Определенно. Но они пойдут по этому пути согласно собственной воле и заплатят положенную цену. Я не могу спасти всех, и не хочу. Меня ждет своя жизнь, которую нужно прожить. – Ты не подарок, Эстес, – наконец подал голос Лэндри. Я еле заметно улыбнулась. – Как и ты. – Да уж. – В таком случае мы друг друга стоим, а? – заметила я. Он улыбнулся и кивнул. Тогда я успокоилась и подняла на него глаза. – Я не знаю, чего хочу, Джеймс. Не знаю, что мне нужно. Он склонил мою голову к своему плечу и, прижавшись губами к моим волосам, поцеловал. – Неважно, – мягко произнес он. – Мы имеем то, что имеем, и я не выпущу это из рук. Вот что важно. И он прав.