Гость его чуть устало и несколько болезненно поморщился.

– Не понимаю Вас, - голос Рафаила был глухим и мягким.
– Чтобы уничтожить этих несчастных, вам нет нужды собирать их вместе. Спасать же людские души ангелу смерти несвойственно. Чего вы хотите, Эфронимус? Позабавиться? И почему в Меровинге?

– Их число за века уменьшилось, вы заметили, да?
– словно не слыша, спросил Эфронимус. Рафаил молча кивнул.
– Сколько поумирало в детстве, сколькие не давали потомства, кончали с собой, сходили с ума! Но эта чёртова дюжина, вы понимаете, поросль особая: последыши, появившиеся на скрещениях проклятых родов. Их демоническая мощь огромна. Вместе они могли бы...

Его прервал мягкий, негромкий смех Рафаила.

– Не смешите, Эфронимус. Сила дьявола была бы непомерна, обладай его адепты умением смирять гордыню и ладить друг с другом... Но смирившись хотя бы друг перед другом, они уже не будут адептами дьявола. Они не объединимы. В принципе.

– Да, они попытаются перегрызть друг другу глотки. Но ведь будут и другие варианты.

– Безусловно, но чего вы добиваетесь?

– Помните ведьму из Шаду, Рафаил? Вы говорили тогда о милости Божьей к падшим...
– Рафаил снова молча кивнул.
– Ни вы, ни я не распоряжаемся Его милостью. Но вы говорили о её безграничности... Она распространяется и на этих, не правда ли?

Рафаил ещё раз несколько утомлённо кивнул. Да, конечно. Эфронимус с насмешкой взглянул на него. Голос его, глубокий и резкий, напоминал вороний грай.

– Я замечал, кстати, что вы не оставляли их без внимания. Стоило мне осиротить одного, чтобы препроводить его в приют...

– ...к вашему выродку и растлителю Ленажу...- кивая, подхватил гость.

– ...да-да... как вы утянули его у меня из-под носа к своему упрямому и тупому ортодоксу Максимилиану. Как будто это что-то решало! И, заметьте, дорогой Рафаил, - неожиданно усмехнулся он, - народец-то пообветшал. Как припомню ваших Бонавентуру, Аквино, Алигьери, Империали! Я не люблю людей, но эти подлинно были Люди, приходится признать. Нынешняя же поросль ничтожна. Однако, вы пытаетесь бороться и за неё. Я заметил, вы не сидели сложа руки и, едва я проявлял заботу о ком-нибудь из наших нынешних подопечных, норовили вмешаться.

– Если о них 'проявляли заботу' вы, то почему этого не должен был делать я?
– мягко возразил его собеседник.

– Так вот, - снова, словно не расслышав, продолжал Эфронимус, - на каждом из них - печать дьявола, и с каждым из них, как вы утверждаете, милость Божья. И каждый - свободен, ну, то есть, он человек...
– презрительно усмехнулся брюнет, - разве не великолепное развлечение - наблюдать за ними?

Тот, кого он называл Рафаилом, тяжело вздохнул, пожал плечами и промолчал.

– Каждый из них обладает особым чёрным даром, свойственным только ему. И все они - погибшие души.

Рафаил покачал головой и улыбнулся.

– Каждый свободен спастись.

– Вы в этом уверены?

– Уверенность - это по вашей части, Эфронимус.

Часть 1. Сентябрьское полнолуние. Луна в Деве.

Глава 1. Замок Меровинг. Чертова дюжина.

'При виде сети стрельчатых окон

Душой я как бы к небу вознесён'.

И. В. Гёте 'Фауст'.

На массивном мраморном лестничном пролёте появился высокий худой брюнет лет сорока, в лице которого при желании можно было найти сходство как с Эразмом Роттердамским, так и с Джироламо Савонаролой. Он легко, совсем по-юношески, сбежал по ступеням и приблизился к группе молодых людей и девушек, только что прибывших в замок и толпящихся у Конюшенного двора. Лаконично и сухо представился, при этом ни у кого не возникло желание хоть чем-то поинтересоваться. Подошедшего разглядывали несколько испуганно, морщась ещё и от его необычного голоса, грудного, глубокого, хриплого, сильно резонирующего под сводами портала.

– Я - Эфра'uм Вил, ваш куратор, господа. Я запишу ваши имена и провожу в комнаты.

В ночные часы замок Меровинг, где располагался университет, выглядел почти сказочно. Днём он производил меньшее впечатление. Увитые виноградом витражи порталов и ниши крохотных балкончиков казались романтичными осколками старины, хотя подлинные её знатоки морщились и что-то бормотали об эклектике.

Сирр'aх Р'uммон, высокий смуглый двадцатичетырехлетний брюнет, равнодушный к тонкостям архитектуры, приехавший и записавшийся первым, теперь внимательно оглядывал прибывающих. Его пристальный взгляд сразу притянули, заставив выделить их из толпы, двое: стройный голубоглазый красавец, назвавшийся куратору Мор'uсом де Невером, и грациозная блондинка, которую он называл Эстель. Риммону девица показалась очень хорошенькой, а вот французишка одобрения не вызвал. В Лозанне таких называли 'сахарными леденцами'. Разве это мужчина, помилуйте? Херувимчик какой-то.

В эту минуту красавца окликнули. Рослый юноша со странными желтоватыми глазами приветствовал его небрежным полупоклоном. 'Дорогой Морис, здравствуйте'. 'Рад видеть Вас, Нерг'aл'. Красавец немного натянуто улыбнулся и представил его блондинке. 'Фенриц фон Нергал', 'Эстелла ди Фьез'oле'. Девушка зарделась и кокетливо улыбнулась. Знакомый француза поинтересовался, итальянка или испанка его новая знакомая? Оказалось, итальянка, но мать её - француженка.

Сиррах продолжал оглядывать тех, с кем ему предстояло провести ближайшие годы. Субтильный юноша, похожий на эль-грековских идальго. В тёмных глазах застыли испуг и вызов одновременно. Представился куратору как Эммануэль Р'uгель. Говорит по-французски с явным южным выговором. Испанец? Итальянец? Или все-таки француз? Белокурая красотка обратилась к нему по-итальянски и он, чуть смутившись, вежливо и тихо ответил. Значит, все-таки итальяшка? Но почему фамилия испанская?...