Второй этаж абсолютно пуст. Последняя дверь справа – в комнату Ксении, поворот направо и вот она - небольшая каминная, где семейство Полонских собиралось в холодные вечера. Яков Михайлович садился в огромное кресло, закуривал трубку и наблюдал, как блики огня из камина скользят по холсту великого Марка Жоса.

А забавный ему подарок на День Рождения – кража любимой картины «День Рождения».

Сейчас здесь царил полумрак, в котором знаменитое полотно выглядело уже не просто отталкивающе, а даже зловеще. Глаза сидящих за столом словно недобро следили за мной, лица меняли выражения, позы становись более вынужденными, неестественными.

Ладно, это всего лишь из-за освещения.

Однако кончики пальцев предательски подрагивали, когда я взялась за рамку и одним духом стянула холст с гвоздя. Никакого рева сигнализации не раздалось, но два провода, прикреплённые к самому центру картины сзади, помешали полностью снять полотно со стены. Олег Сергеевич сказал, что если сигнализация отключена, то с ними можно не церемониться, поэтому я обрезала провода под корень складным ножиком, который достала из корсета.

Опустила картину на пол – уж слишком тяжела она была вместе с рамкой. На то, чтобы точными и аккуратными движениями избавиться от рамки, не повредив само полотно, ушло ровно три минуты. Чтобы по-особому сложить ставший легким холст и спрятать в специальном чехле, прикреплённом к моей правой ноге – и того меньше.

Затем я достала из-за шкафа припрятанную во время сегодняшней уборки копию «Дня Рождения», нарисованную одним знакомым. Трачу ещё четыре минуты, чтобы кое-как вставить дубликат в рамку. Так себе копия, если честно, даже дилетант, приглядевшись, поймет, что картина не кисти великого Жоса.

Но это лучше, чем вызывающая пустота на месте, где раньше висело драгоценное полотно. К тому же, когда сигнализацию включат, она все равно сработает – провода-то обрезаны. Но чем черт не шутит, возможно, маленький трюк с копией поможет выиграть время.

Я посмотрела на миниатюрные наручные часы.

Осталось незаметно выскользнуть из дома. Это не так уж и сложно – судя по доносившейся с первого этажа музыке, веселье в самом разгаре. Кирик на резвой девятке уже ждет меня у задней калитки, открывающейся при помощи кода. Код периодически меняется, но я каждый раз его узнаю. Прислуга нередко пользуется этой калиткой, когда нужно дойти до поселка – там почта, банк, магазин...

Через сорок пять минут я уже должна сесть на поезд, следующий до Питера. Времени маловато, но успею. Просто не могу не успеть.

Быстрым шагом я пересекла комнату… и лицом к лицу столкнулась с Ксенией Полонской.

Совсем как сегодня утром… Девчонка направлялась в свою комнату, услышала что-то в каминной, заглянула… Только вот ни малейшего шума я не произвела… Но и она двигалась тихо, и даже свет не включила… Или специально выслеживала… Неужели все пропало? Да нет, сейчас отбрешусь как-нибудь…

Однако не успела я и рта раскрыть, как Полонская, глядя мне прямо в глаза, закричала визгливым голосом:

– Папа! Папа! Андрей! Степан Семёныч!

И так некстати в этот момент музыка внизу смолкла: крики отчетливо раздались в доме. Степан Семёныч, начальник охраны, вместе с Андреем возникли буквально через две минуты. Запыхавшиеся, они так перепугались, что сначала даже не увидели меня. Принялись тормошить маленькую мерзавку, спрашивать, все ли с ней в порядке.

– Со мной все в порядке, - звонко сказала Ксения. – А вот с твоей, Андрей, драгоценной Райкой нет! Платье ей поднимите! Она украла папину картину! – торжествующе закончила девчонка.

Андрей перевёл взгляд на меня.

– Но это же неправда, Рая? Скажи же, что это неправда. Ты ошиблась, Ксеня! Конечно, ты ошиблась. Вот и картина висит на своем месте…

– Это не Марк Жос, - послышался голос Якова Михайловича Полонского, который тоже поднялся на второй этаж.

Хозяин дома подошел ко мне и бесцеремонно дернул подол платья, выставив на всеобщее обозрение мои ноги в чулках. К правой был прикреплён телесного цвета чехол с картиной.

Тогда я поняла, что все кончено.

– Как ты могла, Раиса? – пораженно прошептал Андрей, не в силах оторвать взгляд от моих ног. – Мы ведь так хорошо к тебе относились. Как ты могла так притворяться?

Я хотела сказать ему «извините», но слова застряли в горле. Разве за то, что я собиралась сотворить, извиняются?