Автор описывает его пребывание в психиатрической больнице.
Галабурда Кирилл
Моя Игрень
Зимою 2015 года меня, безработного, служба занятости направила на собеседование. Метеослужба готова была меня взять. Но проблема, что нет у меня военного билета. Подождать улаживания вопроса метеослужба согласилась. Но военкомат обязал обследоваться на медкомиссии. Время шло. Внезапно попался психиатру Жовтневого РВК. Которая настояла, чтоб обследовался в Днепропетровской клинической психиатрической больнице на Ксеньевке. Это займёт у меня 21 день. Еду за город.
Обстановка
Ксеньевка была посёлком. По мне, больше похоже на парк. Пустые рисованые стены, вылинявшие корпуса, красные пищеблоки, церквище, мохнатые трубы, деревья, деревья, деревья. Местные носят еду вёдрами, забегают ещё на ближайшие торговые точки. Дохожу до 1 отделения. Не зайти. Надо звонить.
Внутри вестибюль. Больные тут общаются со своими посетителями, поедая передачи. У входа медсестра. Не войти, не выйти без оной. Входную дверь открывает. В её кармане дверная ручка. Кому надо внутрь, она ручку достаёт и впускает. Далее коридорчик. Становится страшно: выбежать уже не смогу. Идти надо мимо кабинетов. Это чтобы психиатры видели, кто в(ы)ходит. Следующая дверь — аналогичная. Теперь я заперт. Внутри тёмного коридора, по которому туда-сюда ходят они. Это вроде купейного спального вагона. Только в разы больше. Вместо купе — палаты. Коридору приросток — это столовая. За решёткой. Ковры, диваны, телевизор. И толпы гуляющих.
Телефон отобрали. Что ни случится, на помощь уже не позовёшь. Правда, кое-кому телефоны разрешены. Обследуемым. Меня вызывают общаться в определённое время на телефоне стационарном. И слышно меня не только собеседнику.
Палаты заурядные, больничные. Лишь окна зарешечены. А в окне — мрак. Хуже всего, что неодинок.
Жизнь общественная делает обычные вещи проблемой. Соседи храпят, едят. Нельзя пукнуть и ноздри ковырять. Люди друг друга раздражают.
Курилка — предбанник, у которого решётка на двери. Говорят, якобы накурено достаточно, чтобы сигаретами не пользоваться. Грязно, словно при ремонте. Свечение лампочки тоже грязное.
Туалет и ванная за дверьми стеклёными. Однажды, проходя коридором, я видел обнажённого толстяка, принимающего душ. Какающему приходится сталкиваться с писяющими, курящими. А то с рычащими соседями. Унитаз один. А рядом очки. Окно распахнуто — сиди мёрзни.
Где надо глаз, и вовсе двери нет. Палата для буйных. Все связаны. Блеют и стонут, и ругаются, каждую пятую минуту — стук. Медсёстры между кроватями снуют. У палаты в коридоре диван. С этого дивана медсёстры наблюдают. Круглосуточно. Зрелище страшное, жалкое.
Портреты
Персонал
Психиатры по телевидению, что проститутки. Приходите, забота у нас и уход. Насильно не держим. Держат, ещё как!
Психиатры самые разные. Любого пола, возраста, телосложения. Одна психиатресса годна на подиум. Другие постарше — люди заурядные. Пару раз обращал я внимание: психиатры смотрели на меня злобно. Настолько, словно готовы были растерзать. Пару раз ещё симулировали (неубедительно) заинтересованность мною. Моя заведующая, Викторовна, внешне, харатером — Анна Маньяни. Только худощавее, спокойнее, вымотаннее.
Медсёстры степени привлекательности разной. Белокурая кукла на ночь оставаться не рискует (сделал ей однажды комплимент). Худая губастая миксина кажется сонной. Страшноватая толстуха суетится, кидается фразами. Женщина среднего возраста замахивается на больного. Злая немая старушечья туша подслушивает у меня телефонные звонки. Старая клизма со свиными глазками выведена — больного стукнула.
Раньше думал, якобы персонал издевается. Терзает, унижает умалишённого ради собственного наслаждения. Оказывается, персоналу наплевать. Медсестре бы только дождаться конца смены. Благополучие дороже достоинства больного. Это не жестокость, это безразличие.
Обследуемые
1 отделение ДОКПБ — "острое". Но притом ещё содержатся (претенденты в) АТОшники. Не спроста. А для насилия. Для запугивания, связывания, принуждения больных. Обследуемые, запертые в Игрени, всё равно кичатся здоровьем. Душевнобольных они презирают.
Играют идиотские шуточки. На потеху солдатне больные делают упражнения с отжиманиями. Связанных обязывают орать: "Путин — хуйло!" Это называется "растим патриотов".
Викторовна меня сразу предупреждала: "Люди служивые — неординарных они не любят. Будут обижать, переселим".
Ковтун — это фамилия. Поэтому прозвище Колдун. Общительный и дружелюбный. Лицо как утёночье. Примиритель.
Дмитрий Мальчишка. Худой и бородатый, и болтливый. Типаж еврейский. Ритмы говора, как отдельные фасолины по столу. Замечания глуповатые. Якобы разведывал: и действительно, подозрения не вызовет. Поскольку за себя не постоит.
Пацифист. Молодой. Тучноватый, однако стройный. Патлач. Ради пацифизма не соглашается в армию. Рисуется миротворцем, однако рожа недобрая. Высказывания банальны, неуместны. Сидя на койке, "рисует". Рисунки не впечатляют.