Победители, задыхаясь, стояли над поверженным врагом.

– Мы должны бежать, – почему-то шепотом сказал Кен. – Скорей отсюда.

Джонни еще раз злобно пнул Такса, а потом наклонился и вынул у него из кармана автоматический пистолет.

– Идемте же, – торопил Кен. Следом за ним Джонни поднялся по трапу и вышел на палубу.

Часы в машине Адаме показывали 11.20, когда он остановился у двадцать пятого дома по Лессингтон-авеню.

После отъезда из госпиталя он не произнес ни слова, и Ватсон, не смея расспрашивать, напрасно ждал объяснений.

Адаме вышел из машины, Ватсон последовал за ним. Они поднялись по лестнице и остановились у квартиры Рафаила Свитинга. Прежде чем позвонить, Адаме предупредил Вате она:

– Этот тип сделает заявление, а вы запишите все, что он скажет.

– Понятно, – согласился Ватсон, впрочем, ничего не понимая.

Адаме вдавил кнопку звонка, и в квартире раздалось слабое треньканье.

После продолжительного молчания, дверь осторожно отворилась и, Свитинг, прижимая к глазу салфетку, искоса взглянул на детективов. Увидев Адамса, он съежился и отступил в квартиру.

Полицейские вошли следом.

– Так вот где вы теперь скрываетесь? – проговорил Адаме. – Как идут дела, Рафаил?

– Послушайте, лейтенант, – степенно начал Свитинг. – Я завязал с прошлым и теперь веду честную жизнь. Но может ли человек жить нормально, если к нему в квартиру постоянно являются полицейские?

– Мне хотелось бы знать, – мягко поинтересовался Адаме, усаживаясь на стул, – как процветает твой бизнес? Многих ли ты сейчас шантажируешь?

– Не знаю, что вы имеете в виду, – пожал плечами Свитинг. – Я уже давно ничем таким не занимаюсь.

– Вот как? Тогда что же у тебя с глазом? Это ты получил вместо того, что хотел?

– Несчастный случай, – стоял на своем Рафаил. – Оставьте же меня в покое, лейтенант, и дайте жить честным трудом.

– Но это нелегко, не так ли? – спросил Адаме, закуривая. – Может быть, хочешь вернуться в тюрьму годика на два?

– У вас на меня ничего нет, и вы прекрасно это знаете.

– Ты уверен, Рафаил? Напрасно. Но я оставлю тебя в покое, если сделаешь, что я велю. Мне нужны кое-какие сведения.

Свитинг сел. Что за день! У него болел глаз, и он чувствовал себя усталым и несчастным. Он тоскливо посмотрел на кровать, где свернувшись клубочком, дремал Лео, и вздохнул.

– Что вы хотите узнать, лейтенант?

– То, что произошло вчера вечером. Ты сказал Доновану, что ничего не видел и не слышал, но это ложь. А мне ты скажешь правду.

– Вы – совсем другое дело. Я всегда готов разговаривать с вами, на всех остальных мне просто плевать. Адаме взглянул на Ватсона и протянул ему блокнот.

– Пишите! – коротко приказал он. – Давай, говори все. Я знаю подробности, так что не вздумай вилять. Рассказывай с того момента, как увидел Холанда на лестнице.

Свитинг побледнел.

– А! Так вы его задержали, лейтенант? Но только не верьте, что бы вам этот тип не болтал. Я уверен, что он жалуется, будто бы я шантажировал его.

– Он сказал, что дал тебе в глаз. А теперь – говори. И Свитинг стал говорить.

Получасом позднее Адаме закурил четвертую сигарету, потянулся и зевнул, тряхнув головой.

– Да, все это похоже на правду. Ты уверен, что не видел типа, который покинул квартиру Карсон до ухода Холанда?

– Не видел, – жалобно сказал Свитинг. Он отдал свои сведения даром, а их стоимость была так велика!

– Ладно. Ты все записал? – спросил он, обращаясь к Ватсону.

– Да, сэр.

– Рафаил, подпиши на каждой странице, – приказал Адаме, – и вы, Ватсон, тоже.

Когда с подписями было покончено, Адаме забрал блокнот.

– Можете идти домой, – разрешил он Ватсону, – и постарайтесь, чтобы ни одна живая душа не узнала об этом.

Когда Ватсон ушел, Адаме закурил пятую сигарету и, удобнее устроившись на стуле, стал задумчиво рассматривать Свитинга.

– А что ты, Рафаил, думаешь обо всем этом?

– Ничего, лейтенант, – уклончиво ответил Свитинг, нежно прикладывая к глазу салфетку.

– Послушай, – Адаме вытянул ноги. – А если я скажу, что эту курочку ухлопал Джонни Доман, как ты на это посмотришь?

Свитинг казался удивленным.

– Джонни? Убить ее? Он не мог. Он с ней окончательно порвал. В последний раз, когда мы играли на бильярде, он клялся мне, что Фей его нисколько не интересует.