Странное спокойствие охватило его. Фаолан не знал ни слова «малькад», ни его значения, но ясно чувствовал, что увечье и спиральная отметина – отнюдь не проклятие, как, впрочем, и не благословение. Это часть чего-то куда более грандиозного, часть великого плана, часть бесконечной, вьющейся спиралью гармонии.

На землю опускалась ночь, и Фаолан поднял лапу к встающей над горизонтом новой луне. С обеих ее сторон парили низкие вытянутые облака, так что серебристый серпик казался огромной светящейся птицей, нависшей над лесом.

Чем больше темнело небо, тем больше на нем появлялось звезд, и он тихо наблюдал за их перемещением. Ему казалось, что движения звезд на небе сродни бегу волков по равнине. Они двигались не поодиночке, а сообща и слаженно, словно были частью единого целого. И небо вращалось вокруг земли, которая, наверное, тоже всего лишь звезда, вращающаяся вокруг чего-то еще большего. «Все вращается, как линии на моей лапе, – подумал Фаолан. – Я тоже часть всего».

Фаолан шел уже несколько дней. Луна, бывшая тонким серпом, когда он выходил из Пещеры Древних Времен, постепенно превратилась в большой светлый диск. Других волков по дороге не встретилось, даже их воя не было слышно. Дневную жару Фаолан часто пережидал у реки, лежа на холодных прибрежных камнях, а ближе к вечеру купался и ловил рыбу. Но ему все больше хотелось настоящего мяса.

Тянувшийся вдоль речного русла лес понемногу редел, и однажды волк, свернув на незаметную боковую тропку, оказался на огромной равнине, уходившей за горизонт. Стояли сумерки, все вокруг укутывала лиловатая дымка. В следующую секунду вместе с ветерком донесся странный, резкий сухой звук, и Фаолан навострил уши – нечто подобное он уже слышал, когда странствовал вместе с Гром-Сердцем. Карибу! Да, именно так во время ходьбы щелкали суставы их ног. А в это время года олени как раз отправляются к местам спаривания.

Пасть Фаолана невольно наполнилась слюной. Конечно, вкус оленьего мяса был ему прекрасно знаком, но до сих пор рядом всегда находилась Гром-Сердце, готовая прийти на помощь и загнать карибу в ловушку. Стратегия, неплохо показавшая себя в прошлом, сейчас оказывалась бесполезной.

Конечно, не так давно он убил кугуара, но дикий кот был один, а оленей – целое стадо. Значит, нужно выбрать животное послабее и попробовать отогнать его от остальных. Фаолану вдруг снова вспомнилась картина на стенах Пещеры Древних Времен – серебристая лента бирргиса, парящая над равниной, устремленная к единой цели. Принесенный ветром упоительный аромат добычи щекотал ноздри волка, пробуждая дремлющие инстинкты, и он понял, что справится даже в одиночку.

Фаолан начал подкрадываться к источнику будоражащего запаха, стараясь держаться с подветренной стороны. Под лапами он все сильнее и сильнее ощущал вибрации от ударов тысяч копыт, а вскоре разглядел и само стадо, спускавшееся со скалистого холма в центр равнины, в неглубокую низину. Конечно, это не горное ущелье, но даже такое преимущество упускать было бы глупо.

Фаолан продолжал двигаться чуть выше стада, по-прежнему держась против ветра. Отсюда он мог спокойно наблюдать за оленями и понять, кто из них слабее остальных. Сейчас волк бежал быстрее, чем несколько месяцев назад; зимний подшерсток вылинял, и движения стали легче и стремительней. Не снижая скорости, он вспрыгнул на невысокую каменную гряду и теперь несся по ее гребню, не сводя глаз со стада. В ожидании добычи над головой уже кружили два ворона, и Фаолан забеспокоился: ему вовсе не хотелось выдавать свое присутствие. Но стадо не обращало на воронов внимания и упрямо, как катящая волны река, шло вперед.

Чуть в стороне от основной массы карибу волк разглядел старую олениху, двигавшуюся с заметным трудом. Вот и добыча. Он уже осторожно крался вниз по склону гряды, когда ветер неожиданно переменился, и олени тут же убыстрили шаг – Фаолан понял это по участившемуся щелканью их суставов, теперь сливавшемуся в неразличимый шум. «Они меня учуяли», – подумал он. Старая олениха попыталась пробить себе дорогу в центр стада – видимо, она не такая уж немощная, как ему показалось, – но более молодые собратья, устремившиеся вперед с удвоенной скоростью, бесцеремонно ее отталкивали.

Фаолан сдерживался изо всех сил. «Не сейчас, – уговаривал он себя. – Нужно держать шаг. Нужно действовать так, словно я не один, словно нас целая стая». Волк инстинктивно знал, что в бирргисе самыми быстрыми были самки, всегда возглавлявшие строй. Однако сейчас он один заменял собой всех, поэтому нужно было правильно оценивать не только скорость оленей, но и свои собственные силы.

Добравшись до низины, олениха решила отделиться от остальных – наверное, понимала, что по довольно крутому склону ей не спуститься. Развернувшись, она почти галопом стала удаляться от стада. Фаолан тоже резко сменил направление и устремился следом.

На ровной местности у карибу словно открылось второе дыхание. Она бежала с удивительной для такой старой самки энергией, однако ее хриплое дыхание волк уже отчетливо слышал. Долго она так не протянет. «Или все-таки протянет?» – мелькнуло у него в голове.

Прошло уже довольно много времени, с тех пор как началось это преследование. Звезды успели подняться на темный купол ночи и опуститься с другой его стороны, луна зависла над далеким горизонтом, но олениха и не думала сбавлять темп. «Я не один», – успокаивал себя Фаолан, вызывая в памяти серебристую ленту волков, в едином порыве стремящихся к далекой цели. В строю у каждого из них – неважно, переходили ли они с места на место или охотились, – существовала четко определенная роль. В пещере, внимательно всматриваясь в рисунки на стенах и изучая их, Фаолан порой начинал чувствовать себя будто бы частью бирргиса; сейчас же присутствие рядом других членов строя он воспринимал практически как реальность. Волки вытягивались в длинную цепочку, посылали друг другу сигналы, и Фаолан был в этом воображаемом бирргисе равным среди равных.