«Черт! Что этот гаденыш будет со мной делать – резать на куски?»

Антуан завертел головой, пытаясь определить, где именно находится его враг, но в комнате никого не было, и лишь покрытые пылью и грязью покупки, лежащие на столе возле массивного серебряного кофейника, свидетельствовали о том, что Фредерик Варен все-таки одержал над инспектором верх.

Но тут в дверях зашелестело шелковое платье. Антуан поднял глаза – и остолбенел.

– Добрый день, инспектор, – прожурчала Рене своим очаровательным мелодичным голосом. – Полагаю, холодный компресс вам не повредит.

После чего она подошла к Антуану и заботливо приложила к его голове полотенце, смоченное в холодной воде.

– Так он вас похитил? – пробормотал инспектор, глядя на молодую женщину и не веря своим глазам.

– Никто никого не похищал, господин Молине, – веско отозвалась его собеседница. – Кстати, насчет вас я в некотором роде была права. Вы не чайник, а кофейник. Во всяком случае, именно кофейник помог мне вас усмирить, пока вы всех тут не поубивали.

Ее глаза сверкали золотом, в голосе звенела жалящая ирония – она и держала себя иначе, чем Рене, и выражалась в иной манере, и эта метаморфоза сбивала Антуана с толку. Он никак не мог понять, с кем именно он имеет дело.

– Как вас зовут? – прошептал он наконец.

– Ну, допустим, Рене Фализ.

– Рене Фализ не существует, – задиристо отозвался Антуан, чувствуя себя в своей стихии. – Я навел справки.

– Вот как? Что еще вам удалось узнать?

– Что никакого Эжена Фализа, рантье из Парижа, тоже нет в природе.

– Ну, сейчас это вдвойне верно, – небрежно уронила Амалия, не переставая изучать своего собеседника. – В определенных кругах он был известен под кличкой Щеголь. Настоящая его фамилия, насколько я знаю, Сотэ. Искать его досье в полицейских архивах бессмысленно – он был не из тех, кто попадается.

– Что же вы делали в его компании, сударыня? – мрачно спросил Антуан.

– Дышала воздухом, – безмятежно ответила его собеседница. – Впрочем, все это не имеет отношения к делу. Скажите-ка мне, инспектор, откуда это у вас?

Антуан увидел в ее руке записную книжку с наклеенной на обложку лошадью.

– Сударыня, вы не имеете права… Это вещественное доказательство!

– Поскольку записная книжка уже у меня, разговаривать о каких-то правах бессмысленно. Это записи, которые делал ваш друг Жерар Кервелла?

Прежде чем ответить, Антуан долго молчал.

– Кто вы такая? – выдавил он из себя.

– Ну, я не сумасшедшая, если вы об этом. И я очень заинтересована в том, чтобы найти того, кого называют «бретонским демоном».

– Я тоже, ведь «бретонский демон» – Фредерик Варен, которого вы, по-видимому, защищаете, хотя я не могу понять почему.

В голосе Антуана звучала досада, которую он даже не пытался скрыть.

– Потому что у меня есть все основания думать, что он никого не убивал. Не считая трех человек на острове Дьявола, которые пытались убить меня, но там была совершенно другая ситуация.

– У вас есть доказательства? – спросил Антуан с вызовом.

– Есть. Например, в то время, когда были убиты доктор Ривоаль и его жена, и тогда, когда кто-то сбросил со скалы вашего друга, Фредерик Варен находился на острове Дьявола. Он не мог убить никого из этих людей.

– Вы готовы в этом поклясться?

– В суде? Да, разумеется. Однако у меня есть и другие доказательства его невиновности, на которые следствие почему-то не обратило внимания.

– Какие именно?

– Хотя бы то обстоятельство, что он не выносит вида крови. Когда меня ранили на острове, он чуть не упал в обморок.

– Когда он сейчас от души молотил меня, я что-то не заметил, чтобы вид моей крови его остановил, – ехидно заметил Антуан.

– В стычке с вами речь шла о его жизни и смерти, а в такой ситуации человек на многое способен. Конечно, вы можете мне не верить, но то, что на острове ему стало дурно, – чистая правда. Так что Фредерик не мог зарезать этих женщин, и вообще на несколько убийств у него было алиби. Например, он находился в Бресте, когда убийство случилось в Морлэ. В записной книжке вашего друга есть запись, что он уладил этот вопрос. Когда на процессе Фредерик упомянул об алиби, внезапно выяснилось, что в регистрационной книге постояльцев гостиницы «Красная лилия» в Бресте отсутствует одна страница – именно та, где должно было значиться его имя. Другое его алиби сначала подтвердила Кристина Пуарье, а потом отказалась от своих слов, заявив, что она ничего не помнит. Вскоре у Кристины объявились большие деньги, и она уехала в Париж, где открыла шляпную мастерскую. Вы ведь понимаете, инспектор, что именно я имею в виду?

– Мадемуазель Пуарье продала картины Варена, которые у нее были, – напомнил Антуан. – На эти деньги она и открыла мастерскую.

– Да неужели? И сколько ей заплатили?

– Три тысячи франков.

– О-о, – протянула Амалия. – Ну так я вас разочарую, инспектор. Три тысячи франков за картины начинающего художника – слишком много, но в то же время слишком мало, чтобы открыть магазин на Елисейских Полях и заполнить рекламой все модные журналы. И, само собой, щедрый покупатель картин пожелал остаться неизвестным, не так ли?