— А оно не жестковато? — сказала она. — Китти Ки, бедняжке, пришлось удалить сразу несколько зубов. Ей поставили так называемый мост. Бедная девочка. Теперь может есть только мягкую пищу.

Она отнесла сандвичи Катерине, прилипшей к телику, потом вернулась на кухню, уселась за стол и принялась сокрушаться о жесткости мяса уже от собственного лица.

— Скажи спасибо, мой мальчик, что у тебя свои зубы, ну, если они у тебя свои. Я свой последний оставила в Крайстчерче. А вставные челюсти как-то не держатся. Верхняя все время падает. В аптеках можно купить специальный клей, называется «Дентисимент», но я его вечно съедаю. Очень жесткое, правда?

Мясо было не таким уж и жестким. Я вгрызался в него с остервенением, щедро поливая свои куски горчицей с хреном. Я пытался съесть всех и таким образом убрать их с дороги: отца, Лльва, Китти Ки, себя самого.

— Пожалуй, я больше не буду, радость моя, хотя ты приготовил прекрасно. Заварю себе чаю.

— Вино, кстати, некрепленое.

— Крепкое, правда? Хотя и хорошее, очень даже. Может быть, я от него засну. А то в последнее время я плохо сплю.

— А вы вообще хоть иногда обедаете нормально?

— Ну, ты же знаешь, как это бывает, мой мальчик. Если негде нормально поесть, так и обходишься просто закусками. Перекусишь по-быстрому, и нормально. Мне, знаешь ли, не понравилась мысль превратить одну спальню в столовую. В конце концов, спальня есть спальня.

— А почему вы не выбрали дом побольше?

— Ну, этот вроде как наше семейное достояние. Его купил мой кузен. Специально, чтобы сдавать в аренду.

Я смотрел на нее открыв рот.

— Это очень дурные манеры: открыть рот за столом и показывать, что ты ешь. Меня, моя радость, от этого прямо воротит.

— Ваш кузен?

— Он служил в министерстве по делам колоний, был не очень высокого чина, но получил рыцарский титул, когда вышел в отставку. Думал, арендная плата станет хорошей прибавкой к пенсии. Джим Мьюравей. С печенью у него стало совсем-совсем плохо.

— Сэр Джеймс…

— Да, верно. Но откуда ты знаешь?

— Боже правый, это ведь именно он… Что здесь, в этом доме? Что там, наверху?

— Только спальни.

— Но, черт возьми, это же тот самый дом, здесь должны быть…

— Доедай, солнышко.

Я вскочил на ноги, обжигая лодыжки о еще не остывшую духовку. В руке у меня был ключ.

— Это ключ не от этого дома, — сказала мисс Эммет. — Здесь стоит американский замок, автоматический. Честное слово, Майлс, иногда ты меня пугаешь. Как будто ты не в себе. Хотя, наверное, не стоило этого говорить, памятуя о твоем бедном отце. Я хотела сказать, это ведь не музей, верно? У меня есть, конечно, какие-то украшения для дома, но это не то, на что люди приходят смотреть. А теперь сядь, пожалуйста, и доешь что не доел.

Я застонал и уселся на место. Налил еще вина нам обоим. До этой минуты я не осмеливался даже помыслить о своем страхе, что работы Сиба Легеру, преданные забвению, распались на первоначальные физические элементы и отправились в мусоросжигатель или в морскую пучину, как и все остальные детриты этого мира. Вино укрепило мой голос, и я спросил:

— Когда вы въехали в этот дом, было здесь что-нибудь?

— Ничего, моя радость, кроме пауков. Огромных тропических пауков. Помню, одна паучиха несла на спине свои яйца. В саду, разумеется, есть сарай. Туда, как я понимаю, свалили весь старый хлам, который раньше был в доме.

Она раскраснелась от вина и даже пропела, сбиваясь, пару тактов из «Будешь ты летней моей королевой».

— Какой именно старый хлам?

— Там закрыто, но можешь в окно заглянуть, если что-нибудь разглядишь сквозь паутину. Хлам самый обыкновенный, просто старые вещи. Не понимаю, зачем хранить всякий мусор, пусть даже в саду. По сути, сад — это тоже часть дома; когда дом сдается, за сад тоже платят, только кусты вокруг так разрослись, что сарая в общем-то и не видно. Красная смородина, лавр. И еще сорняки. С глаз долой, из сердца вон. Боже, какое же крепкое это вино. А теперь ты куда собрался?

— Посмотреть на этот сарай.

Она пьяно расхохоталась.

— Как всегда, сделаешь все по-своему. Темно уже. Ты все равно ничего не увидишь. И внутрь не войдешь. Вот как ты войдешь?

Я потряс у нее перед носом ключом.

— Он подойдет. Обязательно подойдет. У вас есть фонарик? Лампа? Свеча?

— Ладно, пусть будет по-твоему. Свечи в серванте. Только пожар не устрой, хорошо?

Я открыл сервант и нашел пакетик изюма, две пустые бутылочки из-под соуса, пачку сахарной глазури, трубочку драже и бумажный пакет со свечами.