Чейз Джеймс Х
Кинжал и пудреница
Джеймс Х. ЧЕЙЗ
КИНЖАЛ И ПУДРЕНИЦА
Глава 1
Крысиная нора, которую мне сдали под бюро, находилась на шестом этаже обветшалого дома, в тупике, упирающемся в Сан-Луи Бич. Кошачьи концерты, шум уличного движения, вопли ребятишек, ругань в пристройках на другой стороне, которые сдавались внаем по дешевке, врывались в открытое окно общим гамом. Это место было столь же предназначено для жилья и умственных занятий, сколь уроки хорошего тона - проститутке из низкопробного кабака. Именно поэтому я проделывал почти всю умственную работу ночью и уже пять дней оставался в бюро один, напрягая клетки моего мозга в поисках способа выбраться из создавшейся ситуации.
Я проиграл и, сознавая это, тем не менее не находил выхода из положения, в котором очутился. И все же моему серому веществу понадобилась хорошая взбучка, прежде чем я пришел к заключению поставить на всем этом точку. Я принял это решение теплой июльской ночью, ровно в 23.10, спустя полтора года после прибытия в Сан-Луи Бич. Такое событие обязательно нужно было спрыснуть. Когда я рассматривал бутылку на свет, чтобы окончательно убедиться в полном отсутствии наличия, я вдруг услышал на лестнице шаги.
Другие бюро на моем этаже и лестнице были закрыты на ночь. Я и мыши были единственными обитателями дома в этот час. Услышав скрип половиц, мы бросились врассыпную.
У меня в конторе за весь прошлый месяц побывали только полицейские. Казалось невероятным, что главный инспектор Редферн может прийти в такой час, но кто его знает? От Редферна можно было ожидать все, что угодно, когда речь идет о способе, как избавиться от меня. Он внушал мне такую же симпатию, как гремучая змея - кролику, и вышвырнуть меня из города в течение суток было бы в его манере.
Шаги приближались. Они не были торопливыми, скорее размеренными. Я выхватил окурок сигареты из кармана жилета и закурил. Это был мой последний окурок, и я берег его для исключительных случаев, вроде этого, В коридоре горела лампа, и свет ее отражался в матовом стекле входной двери. Лампа с высоты бюро бросала круг света на стол, но дальше все тонуло во мраке. Стекло стало темным, когда шаги, раздававшиеся в коридоре, замерли возле моей комнаты.
Тень была огромной: плечи шире стекла в дверном проеме, на тыквообразной голове - шляпа эпохи плаща и кинжала, напоминавшая времена, когда я еще под стол пешком ходил. По стеклу поскребли ногтем, затем ручка повернулась и дверь открылась. Я направил свет настольной лампы на непрошеного гостя.
Человек, как я и предполагал, был огромен, словно двухтонный грузовик. Его лицо было круглое, как мяч, а кожа упругая и розовая. Черные усики извивались под носом, подобно щупальцам осьминога. Маленькие глазки смотрели на меня из-под жирных складок черносливинами в сахарной пудре. Он страдал от характерной для толстяков одышки. Верх широкополой шляпы касался дверного проема, и ему пришлось наклониться, чтобы пройти в помещение. Его длинное, хорошо сшитое пальто было отделано каракулевым воротником, а на ногах красовались безукоризненно начищенные туфли на толстой подошве.
– Мистер Джексон?– у него был резкий и хриплый голос, непохожий на голос, который ожидаешь услышать от подобной туши.
Я поднял голову.
– Мистер Флойд Джексон?– еще раз переспросил он. Я подтвердил кивком головы.
– О'кей!– восклицание донеслось до меня сквозь слабое придыхание.
Потом он вошел в комнату и закрыл дверь.
– Вот моя визитка, мистер Джексон.
Он бросил карточку на стол. Он, я и стол занимали весь объем комнаты, и воздуха оставалось ровно столько, чтобы не задохнуться. Я взглянул на карточку. На ней ничего не было написано, кроме имени. Ни адреса, ни профессии, ничего, что указывало бы на личность. Всего два слова: "Корнелиус Герман". Пока я рассматривал карточку, он подтащил к столу стул и сел. Это был хороший, солидный стул, сделанный на века, но и он прогнулся, когда тип разместил на необширное седалище. Сидя, он занимал гораздо меньше места, и воздух в комнате снова начал циркулировать. Он положил огромные руки на трость. Бриллиант, чуть меньше дверной ручки, искрился на его мизинце, притягивая мой взгляд. Может быть, Корнелиус Герман и был проходимцем, но деньги у него водились. Я это чуял, а мое обоняние никогда не подводило, когда дело касалось денег.
– Я наводил о вас справки, мистер Джексон, - сказал он, в то время как его маленькие глазки тщательно изучали мое лицо.– Вы довольно забавный субъект.
Главный инспектор Редферн во время своего последнего визита сказал примерно то же самое, но в более грубых выражениях.
Я ничего не предпринимал. Ждал и гадал, что же он, собственно, еще скажет.
– Мне сказали, что вы пройдоха и хитрец, - продолжал он.– Большой, большой хитрец, но тихоня. Вы проницательны и не слишком щепетильны, но у вас есть смелость, апломб и жесткость.– Он посмотрел на свой перстень, потом на меня и усмехнулся.
Наперекор здравому смыслу комната вдруг повисла на немыслимой высоте, и ее обступили тишина и пустота ночи. Я поймал себя на мысли, что мой гость напоминает кобру, которая свернулась в кольцо и только выбирает время для броска.
– Года полтора, кажется, вы в нашем городе, - сказал он после непродолжительной паузы.– До этого вы работали в Нью-Йорке детективом в страховом агентстве. У этой профессии достаточно возможностей для шантажа. Может быть, именно поэтому вас попросили подать в отставку... Не знаю. Прямых доказательств не было, просто администрацию удивило, что вы живете на широкую ногу, несоразмерно вашему скромному заработку. Это навело их на определенные размышления. В области страхования трудятся весьма осторожные люди.