Стоя рядом с ней, я думал о трупе Джорджа в соседней комнате.

– Послушайте, Мара, а что заставило вашего мужа скрыться?.. Кстати, как его зовут?

– Сэм. Сэм Берроу. Но я совершенно не понимаю, почему он скрылся. Хотя, – она пожала плечами, – он всегда был со странностями.

Я подошел поближе.

– Я сказал «скрыться». Почему же вы говорите «был»?

– Я не знаю… Он…

Наш разговор был прерван появлением Глории. Ее и без того бледное лицо стало зеленым. По всему был видно, что она смертельно напугана. Она нервно потирала рука о руку.

– Вы так взволнованы. Что еще случилось?

Глория со страхом смотрела на меня.

– Я ничего не поняла. Видимо, голос изменили.

– Или накрыли микрофон платком, – подсказал я. – Но вам что-то все же передали. Постарайтесь вспомнить слово в слово.

– Только это: «Теперь твоя очередь. Ты сдохнешь и будешь точно такой же, как муж». – Она задрожала.

– И больше ничего?

– Нет, ничего… Ах, да! – Она сделала паузу, затем сказала: – Вот еще что: «Помни о крокодилах». – В ее глазах читались страх и полнейшее недоумение.

– Что еще за крокодилы?

– Понятия не имею.

– И все же, неужели это вам ничего не говорит?

– Ни… ничего, – она упала на диван и громко разрыдалась.

Я подошел к ней и положил руку на плечо.

– Успокойтесь, Глория. Не надо так расстраиваться. Вначале вы показались мне такой выдержанной женщиной. Почему же теперь так расклеились? Не надо преждевременно впадать в панику. Я найду убийцу вашего мужа, можете не сомневаться. Я хочу поговорить с вами. Но, пожалуйста, постарайтесь воздержаться от слез. Вы в состоянии отвечать?

Рыдая, Глория придвинулась поближе ко мне, и я почувствовал ее горячее дыхание на своем лице. Я обнял ее за плечи, начав поглаживать по голове. Я чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в не совсем привычной для меня роли утешителя жены лучшего друга. Мара стояла возле двери, ожидая приказов хозяйки.

Я повернулся к ней.

– Мы поговорим позже. А пока займитесь какими-либо делами.

Не произнеся ни слова, она повернулась и исчезла.

– Это ваша единственная прислуга, не считая пропавшего Сэма? – спросил я Глорию, которая вытирала глаза микроскопическим носовым платком.

– Нет. Есть еще кухарка Амалия Драймонд и садовник Герман Грант. Но он тоже… вместе с Сэмом…

– Я их найду. Позже я переговорю с Марой. Если вам не трудно, расскажите, как умер Джордж.

– Да, собственно, и рассказывать нечего. Я была на работе. Мара услышала, как он закричал нечеловеческим голосом, примчалась к нему в комнату… И нашла таким, каким вы его видели.

– Вы спите в общей спальне или у вас своя комната?

– Своя. Он так хотел. Джордж говорил, что слишком долго был холостяком, поэтому уже не может спать спокойно еще с кем-то в комнате.

– С кем-то? Но ведь вы его жена…

– Видите ли, он был своеобразным человеком. Я мирилась с его странностями. Как вы сами понимаете. Корея во многом изменила Джорджа, оставила неизгладимый след в его душе.

– Да, это действительно так, – кивнул я, вспоминая все, что мы пережили на этой глупейшей войне. – Война на многих повлияла, и далеко не таким уж положительным образом.

– Я его хорошо понимала, а потому не противоречила ни в чем.

– Простите, вы его сильно любили?

На какую-то долю секунды она задумалась, потом ответила:

– Трудно сказать. Джордж был каким-то нелюдимым и относился к тому типу мужчин, которые мне, в общем-то, не очень нравятся.

– И вы все же вышли за него замуж?

– Женщины чувствуют одиночество сильнее, чем мужчины, и поэтому иногда вступают в трудно объяснимые для себя и других браки. Да, наш союз удачным никак не назовешь, но это стало ясно лишь после того, когда мы уже прожили вместе достаточно долго.

– В последнее время он не говорил вам, что ему угрожают?

Она с недоумением посмотрела на меня.

– Он вам говорил о возможном покушении на него? – уточнил я.

– Нет. Как-то, правда, упомянул, что получает письма с угрозами. Упоминал и о телефонных звонках…

– Кто мог быть заинтересован в его смерти?

– Никто.

Я сделал паузу и посмотрел ей прямо в глаза.

– Даже вы, Глория?

Она вздрогнула, ее глаза расширились от удивления. Не возмущения, не оскорбления, а именно – от удивления. Она готова была что-то сказать. Не очень приятное для меня, надо полагать.