Мне это показалось непонятным, и, наверное, недоумение выразилось на моем лице. Миледи соблаговолила объясниться.

– Я боюсь, что мои нервы несколько расстроены, – сказала она. – В этом лондонском полицейском есть что-то, внушающее мне отвращение, – не знаю почему. Я предчувствую, что он внесет расстройство и несчастье в мой дом. Очень глупо и очень несвойственно мне, но это так.

Я не знал, что ей ответить на это. Чем больше я наблюдал сыщика Каффа, тем больше он мне нравился. Миледи, высказавшись передо мной, тотчас взяла себя в руки; как я уже говорил вам, она была по природе женщиной высокого мужества.

– Если необходимо увидеться с ним, делать нечего, – сказала она, – но я не могу решиться говорить с ним наедине. Приведите его сюда, Габриэль, и оставайтесь здесь все время, пока останется он.

В первый раз, с того самого времени, когда моя госпожа еще была молодой девушкой, видел я, чтобы она поддавалась каким-то фантазиям. Я воротился в будуар. Мистер Фрэнклин вышел в сад к мистеру Годфри, время отъезда которого приближалось. Сыщик Кафф и я прошли прямо в комнату моей барыни.

Уверяю вас, миледи чуточку побледнела, когда увидела его. Однако ничем другим она не выдала своего настроения и спросила сыщика, не имеет ли он чего-либо против моего присутствия в комнате. По доброте своей она прибавила, что я не только ее старый слуга, но надежный советчик, и что во всем, относящемся к домашним делам, она привыкла со мной советоваться. Сыщик вежливо ответил, что смотрит на мое присутствие, как на помощь, потому что он должен сказать кое-что о слугах вообще, и нашел уже мою опытность в этом отношении полезной для себя.

Миледи указала на два стула, и мы немедленно уселись для совещания.

– Я уже составил свое мнение об этом деле, – начал сыщик Кафф. – Прошу у вас, миледи, позволения оставить его пока при себе. А сейчас я должен упомянуть о том, что нашел наверху, в гостиной мисс Вериндер, и чем решил – с вашего позволения, миледи, – заняться прежде всего.

Он рассказал о пятне на двери и о сделанном им выводе, который только что, лишь в менее почтительных выражениях, сообщил инспектору Сигрэву.

– Одно несомненно, – добавил он в заключение, – алмаз пропал из ящика шкафчика. Несомненно также и другое: следы дверной краски должны находиться на одежде, принадлежащей кому-нибудь в этом доме. Мы должны отыскать эту одежду, прежде чем сделаем еще один шаг вперед.

– Это приведет, вероятно, к открытию вора? – спросила моя госпожа.

– Извините, миледи, – я не говорю, что алмаз украден. Я только говорю сейчас, что алмаз пропал. Если найдется запачканная одежда, то это может повести к отысканию алмаза.

Миледи посмотрела на меня.

– Понятно ли вам это? – спросила она.

– Сыщик Кафф понимает, миледи, – ответил я.

– Каким же образом вы собираетесь отыскать запачканное платье? – спросила моя госпожа, опять обращаясь к сыщику. – Стыдно сказать, но сундуки и комнаты моих добрых слуг, много лет живущих у меня, уже были обысканы первым следователем. Я не могу и не хочу позволить оскорблять их вторично!

(Вот это так госпожа! Вот это так женщина, единственная на десять тысяч!)

– Об этом-то я и хотел поговорить с вашей милостью, – отозвался сыщик. – Первый следователь причинил много вреда следствию, дав понять слугам, что он подозревает их. Если я дам им повод думать, что их подозревают во второй раз, неизвестно, какие еще препятствия будут они нам чинить, особенно женщины. А между тем сундуки их должны быть обысканы опять – по той простой причине, что тогда искали алмаз, а теперь будут искать запачканное платье. Я совершенно согласен с вами, миледи, что следует пощадить чувства слуг. Но я также совершенно убежден, что гардероб слуг должен быть обыскан.

Мы были, по-видимому, в тупике. Миледи высказала это в выражениях более изысканных, чем я.

– Мне пришел в голову план, разрешающий это затруднение, – сказал сыщик Кафф. – Если вы, миледи, согласитесь на него, я намерен объяснить слугам, в чем дело…

– Женщины сейчас же вообразят, что их опять подозревают, – прервал я его.

– Не вообразят, мистер Беттередж, – ответил сыщик, – не вообразят, если я скажу им, что буду обыскивать гардероб всех тех, – начиная с миледи, – кто ночевал в доме в среду. Это простая формальность, – прибавил он, взглянув искоса на мою госпожу, – но служанки поймут дело так, что их ставят наравне с господами, и, вместо того чтобы мешать следствию, сочтут за честь содействовать ему.

Я должен был признать, что он прав. Миледи, когда прошло ее изумление, также это признала.

– Вы уверены, что такой обыск нужен? – спросила она.

– Это кратчайший путь к цели из всех, какие я вижу, миледи.

Госпожа моя встала, чтобы позвонить горничной.

– Вы будете говорить со слугами, держа в руках ключи от моего гардероба.

Сыщик Кафф остановил ее неожиданным вопросом:

– Не лучше ли нам прежде убедиться в согласии на это других дам и джентльменов, находящихся в доме?