— Может, ты думаешь, что Грация была святой? В ее постели побывали Сэм Барроу, мой Герман и еще один актер, который снимался в фильме по ее сценарию.

Я подумал о Грации, которая сейчас лежала в своей постели под наблюдением медицинской сестры. Стоило ли слушать болтовню этой проститутки? Я не должен ей верить!

— Ну, хорошо, а что там с наркотиками? — невинно спросил я.

В ее злобных глазах впервые мелькнул страх, я решил не упустить этот момент и выжать из нее хоть что-нибудь. Я замахнулся.

— Не нужно! — Лиза отпрянула. — Не бей меня!

— Ах, тебе это не нравится? А что нравится? Нежиться в объятиях своей подружки или развлекаться с девками, вроде Мелисы Нельсон? Ведь мужчины для тебя…

Но Лиза не дала мне закончить фразу, неожиданно обняв за шею. Пряный запах ее духов и тела затуманил мое сознание.

— Это для того, чтобы ты так не думал, — пробормотала она, прижимаясь все крепче и гладя меня по затылку.

— Ну, а как с ответами на мои вопросы? — прошептал я.

— Зачем сейчас об этом? Можно подумать, ты собираешься устроить судьбу Грации. Твоя истина никому не нужна. Ты и сам расстроишься, когда узнаешь ее. А может быть, ты влюблен в эту стерву?

— Тебе этого не понять, — начал я. — Меня позвал друг, он нуждался в помощи. Мой друг, с которым мы бок о бок вышли из ада Корейской войны. А вы его пришили.

— Ты не должен говорить так…

— А как я должен говорить? Ну как? Может, ты знаешь имя убийцы? Тогда назови его.

Этот диалог мы вели, тесно прижавшись друг к другу. Я чувствовал тепло Лизиного тела, оно уже начало волновать меня. Кровь ударила мне в голову, сделалось жарко, И все же я чувствовал, что Лиза старается развернуть меня так, чтобы я встал к окну спиной. Она еще крепче обняла меня и впилась в губы липким поцелуем.

Я сжал ее в объятиях, слегка приподнял и неожиданно резко повернул к окну. Ее ноги еще не коснулись пола, а тело как-то странно обвисло у меня в руках. Глаза закатились. Неужели она потеряла сознание? — мелькнуло у меня в мозгу. Но даже если она действительно без чувств, то уж не от страсти.

Прижав к себе Лизу, я ждал, когда она придет в себя, но ее тело сделалось таким тяжелым, что мне пришлось опустить его на пол. И тут я почувствовал, как на руки мне течет что-то теплое. Кровь! Внимательно посмотрев на Лизу, я заметил, как из-под волос у нее стекает струйка крови, а чуть выше шеи зияет круглое отверстие…

Через мгновение я стоял у окна, сжимая пистолет, и успел заметить, как через сад от дома убегает высокий мужчина с гривой светлых волос.

— Герман, стой, или я стреляю!

Но убегающий мчался, как рассвирепевший кабан, не разбирая дороги. Еще несколько прыжков, и он доберется до высоких кустов роз, за которыми сможет укрыться. Я выстрелил в потолок, одним махом перескочил через подоконник и бросился в погоню.

После моего выстрела беглец остановился как вкопанный.

Подбегая, я крикнул:

— Не оборачивайся!

Метрах в пяти от него я остановился, чтобы перевести дух. Он тоже стоял, тяжело опустив руки. После недолгого молчания, он спросил:

— Ну что, ублюдок, добился своего?

Я сделал два шага и ударил его ботинком в копчик. Удар не смертельный, но очень болезненный. Он завертелся волчком, а потом повалился на землю, осыпая меня проклятиями.

— Это всего лишь для того, чтобы ты был повежливей с незнакомыми людьми. Может, с этой гривой ты кажешься себе львом? Да твоими патлами только тюремные параши чистить! За что ты убил Лизу? Ведь она собиралась заговорить!

— Это не я ее…

Но не успел он договорить, как я носком правой ноги ударил его в бок. Хрустнули сломанные ребра, Герман покатился по земле.

— Не ты? А зачем же убегал в таком случае? Задыхаясь, с лицом, искаженным болью, он сказал:

— Я только слышал, как вы разговаривали, а потом увидел кровь у нее на спине и понял, что она мертва. Тогда я совсем потерял голову и бросился бежать.

— Ты думаешь, что полиция поверит в этот бред?

— Но это правда, клянусь!

Я снова ударил Германа по ребрам. На этот раз он от боли потерял сознание. Я подошел ближе и стал рассматривать его физиономию. Теперь мне сделалось понятно, почему он нравился Лизе. Герман открыл глаза, поразившие меня голубизной, сквозь яркие полные губы блестел жемчуг зубов. Профиль у него был как на медали за взятие Пхеньяна. Заметив, что он пришел в себя, я продолжил допрос.

— Если не ты, то кто?

Герман задрожал. Я видел, как он кусает губы, борясь с искушением говорить.

— Даю тебе пять секунд…

Но я не оценил возможностей моего противника. Молнией метнувшись над землей, он из лежачего положения ударил меня по бедру, к счастью, с наружной стороны, иначе я не имел бы счастья рассказывать всю эту историю. Удар был неожиданным и таким сильным, что меня буквально швырнуло на землю. Через мгновение я уже стоял на коленях с пистолетом в руке, но Герман вторым ударом, как молотом, вышиб у меня не только пистолет, но и возможность всякого сопротивления. От его третьего удара в грудь с лета я бездыханно распростерся на земле и приготовился к худшему.