Глеб дернул здоровым плечом: согласился, не согласился, теперь-то зачем об этом рассуждать, поздно.

– Темир, ты как на складах выжить умудрился? За своего признали, не тронули?

– Эх, Чужак, Чужак… – И он тяжело вздохнул. – Ну что ж ты смерть-то свою торопишь? – И все же ответил: – Мог бы и сам догадаться – в схроне. Жаль только, пересидели мы там: когда выбрались, вы уже ушли.

– Как там люди говорят: перед смертью не надышишься? – И Гриша заржал, довольный, как будто вставил в разговор что-то умное и к месту.

– Чужак, на хрена ты вообще на это дело подписался? Жил бы себе последние денечки в поселении у Викентьева, Маринку бы шпилил в свое удовольствие. Она же без ума от тебя. Рассказывали мне, сколько раз к ней мужики подкатывали. «Нет, – отвечала она, – только Чужак в моем сердце». – Темир ухмылялся. – Или у другого своего кореша доживал, в Вылково у Прокопа Киреева. Да и самому тебе не раз поселение предлагали возглавить, что же тебе не сиделось-то на одном месте? Глядишь, тогда и не случилось бы ничего и были бы они тебе без надобности.

Он извлек из портсигара капсулу, уронил себе под ноги и старательно вдавил ее подошвой еще во влажную после ночного дождя землю, внимательно вглядываясь Чужинову в лицо.

– Казалось бы, Чалый, – не дождавшись никакой реакции, обратился он к Грише, – ну что такое одна капсула? А ведь для кого-то это целый день жизни. Представляешь? Целый день! А тут – раз! – и еще одного дня как не бывало. – И Темир повторил манипуляции уже со второй капсулой, после чего выпустил портсигар из рук.

– Ты мне вот что еще скажи: если весь такой правильный, тогда зачем всю нашу базу в Коде в один нож занулил? Крови вдруг захотелось? Сознайся, теперь-то что тебе терять! Это ведь именно ты туда наведался? Там же люди были, не твари, и тоже жить хотели. И нож-то у тебя какой-то стремный. – С пренебрежением им повертев, Темир отбросил его далеко в сторону.

– А я и не скрывал никогда, что там был. Только редко кто спрашивал. Я-то скажу, но поймешь ли ты? Вот смотри: жил себе человек, детишек растил, ипотеку платил или кредит за автомобиль. Мечтал о лучшей жизни. Жену очень любил. А может, и не очень, налево бегал – не суть. И однажды стал он вдруг тварью и сожрал всю свою семью. Виноват ли он? Как будто бы да. Теперь о тебе самом и таких, как ты. Вы же без всякой мутации тварями стали. Да и были ими всегда, только маскировались хорошо. Чувствуешь разницу?

Сказал и рефлекторно сжался в ожидании неминуемого взрыва боли – Темир замахнулся ногой, чтобы со всей силы впечатать ее в раненый бок Чужинова.

Не один тогда Глеб в Коду наведался, была с ним парочка надежных ребят. Правда, в сам поселок они не полезли, прикрывали его отход. Да и далеко не полностью он базу, как выразился Темир, «занулил», не успел. Возможно, на их счастье, возможно, на свое собственное, но попался ему тот дом, где оказалась Марина. На той троице, что в нем была, он и закончил свое «нуление» – самостоятельно девушке оттуда ни за что бы не выбраться. Благо успел достать тех, за кем, собственно, туда и заявился.

С катушек он съехал, когда увидел, что от Олега Гурова осталось, едва его признал. Потому и пошел в Коду – все концы именно туда вели. Хороший был Олег паренек, и как человек, и как напарник. Два года уже прошло, но до сих пор его жаль, хотя сколько друзей и просто хороших знакомых за это время погибнуть успело. И от зубов тварей, и от рук таких же, как вот этот Темир.

Темир все-таки сдержался, не ударил. Зло сплюнув, он сказал:

– Ладно, видел я, видел, что чумка с людьми делает. Как по земле они от боли катаются, как пристрелить умоляют. Ты ведь тоже так себя поведешь. Куда ты на хрен денешься? А мы с Чалым посмотрим, как легендарный Чужак, рыдая, умоляет, чтобы ему пулю в лоб пустили, от мук нестерпимых избавили. И других тоже позовем, пусть и они полюбуются. Будешь ведь умолять?

– Буду, Темир, буду. Куда же я денусь-то? – не стал отказываться Глеб. Затем посмотрел на небо. – Гроза скоро начнется.

– Гроза, говоришь? Ну да, небеса салют прощальный Чужаку решили устроить. Ладно, кончай его, Гриша. Нашумели мы тут, уходить пора.

В небе раздались первые громовые раскаты, и на лицо Глеба упала дождинка.

«Теплая-то какая», – подумал он.

– Темир, да он сейчас сам сдохнет: посмотри, сколько с него кровищи выбежало. Стоит ли на него патроны переводить?

Чужинов зло ощерился: «Что, Гриша, страшно? Рано или поздно обязательно наружу вылезет, что именно ты Чужака завалил. Причем не в бою, а вот так, раненого добил. Возможно, охоту за тобой и не устроят, но жить тебе тогда останется недолго. А сам-то ты, Темир, уж не по той ли самой причине ему приказал?»

И снова громыхнуло, перечеркнув полнебосклона ветвистой молнией.

– Темир, слышишь, что говорю? Он и сам… – Чалый внезапно осекся.

Глеб посмотрел на Гришу и увидел на его лице то самое изумление, которого не смог добиться Темир. Он перевел взгляд на Темира. Тот оседал, и на его лбу, чуть выше места, где сходятся брови, там, где индианки обычно рисуют свою бинди, виднелось входное отверстие от пули.